Кролик, кусающий пантеру

Когда Виви кусает его в первый раз, это совершенно не вызывает восторга. Она делает это внезапно, пока Ахин находится в своей животной форме: прикладывает свои зубы к его шее и мусолит складку кожи во рту, неприятно слюнявя шерсть. Это не больно, но приятных чувств тоже не оставляет. Возможно, Ахин сказал бы «противно», если бы это слово давно не исчезло из его лексикона.

Ахин тут же отпихивает Виви лапой, чтобы посмотреть на неё и понять, чего она опять удумала. Если это один из её странных способов кроличьей мести...

Он не успевает увидеть её лицо – Виви обхватывает его лапу своей маленькой человеческой ручкой и выпускает феромон.

Хо-хо, ну дождись у меня завтра, – думает Ахин, мгновенно начиная уплывать обратно в беспамятство. – Я...

Всё меняется утром, когда он оказывается перед зеркалом.

Неожиданно вид укуса на голой человеческой коже будоражит. То, что его оставила Виви будоражит вдвойне.

Когда он смотрел на укус, который сам оставил Виви, это не вызывало таких эмоций. Ну цапнул, ну да, извиняюсь, суровая необходимость обстоятельств.

Ахин бросает через зеркало быстрый взгляд на кровать – Виви спит в своём пушистом обличии, наполовину запутавшись в сорочке, – и прижимает укус пальцами. Деланно небрежно, как будто ему вовсе и не хочется и это – простое любопытство.

Укус Виви аккуратный, розовый, без синяков под черточками проколов, и совершенно не болючий, даже если на него надавить.

Почему-то бешено заходится сердце, и Ахин не успевает как-то это обдумать, потому что в дверь стучатся.

Иврин с какой-то глупой шуткой говорит с той стороны двери, что лучше бы молодому господину уже быть бодрым, потому что он пришёл с делами. Ахин хватает первую рубашку и быстро натягивает, застегивая ворот.

Пока что никому не стоит видеть.

В утренней суете ему превосходно удаётся вести себя как ни в чём не бывало. Общаться с Иврином, шутить над Виви.

Ему хочется понять, зачем Виви вообще это сделала, но она тоже ведёт себя так, будто ничего не произошло.

Ахина это почему-то раздражает, и он без зазрения совести начинает кошмарить крольчиху по какому-то совершенно глупому поводу. А потом аккуратно чмокает пушистую щёчку, потому что ну совершенно невозможно сердиться, когда этот крольчонок так мило жмурится от страха.

На встречу с дедушкой Ахин почти летит. Пружинистым и быстрым шагом пересекает имение, не замечая людей, едва глядя, куда наступает. Чудо, что не свалился с лестницы и ни в кого не врезался.

Укус под воротом так и зудит. «Пока что никому не стоит видеть»? Три раза «ха».

Смерть как хочется ослабить ворот, оттянуть вниз, сделать так, чтобы метку было видно. О ней хочется рассказать всем, показать, похвастаться, выплеснуть это бурлящее чувство на каждого, кто подойдёт ближе чем на десять шагов.

В комнату, где ждёт дедушка, Ахин входит спокойно, как будто ничего не произошло, как будто с ним всё в порядке.

Он начинает разговор сразу с предупреждения — почти с угрозы, выводя дедушку из себя. Мужчина начинает его распекать, сыплет знакомыми фразами, которые Ахин весело подхватывает и возвращает с изрядной долей яда в голосе. Между делом требует заменить гадкий горький чай на что-то послаще.

Это всё немного успокаивает, легкой беззлобной перепалкой удаётся отвлечься, и Ахин почти забывает о проклятии на его шее, но дедушка выдыхает раздражённо и вновь заговаривает о кролике, бросая между прочим: «Не переводи тему».

Отметка на шее начинает неистово гореть.

О, ну раз ты хочешь поболтать о Виви...

– Дедушка. Мне кое-что любопытно. Это довольно важно, – Ахин серьёзен неожиданно даже для самого себя. У него много чего крутится в голове с самого утра, но одна мысль пробивается наружу быстрее остальных. – Какой смысл в том, чтобы кусать чью-то шею?

На лице мужчины полнейшее замешательство.

Ахин тут же понимает, что зря он это спросил, но отступать уже вроде некуда.

Вопрос высказан, а серьезного ответа он сейчас не получит, одно сплошное непонимание.

– Что ты опять пытаешься сказать?..

Да, явно не лучший момент.

Ахин делает лицо невинной задумчивости, и произносит:

– Думаю, тот кролик... собирается меня сожрать.

Слуга роняет поднос с чайником. У дедушки чай почти что идёт носом.

Ахин отпускает тормоза. Он оттягивает – наконец-то – ворот рубашки, показывая отметину.

– Кролик куснул меня за шею, – Ахин еле сдерживается, чтобы не прокричать это во весь голос, потому что восторг хлещет через край. Ещё немного — и польётся из ушей.

– Повтори-ка… – бормочет дедушка. Он не уверен, что понял правильно. – Мне уже столько лет, уши плоховато слышат…

– Я всего лишь корм, – с радостью отзывается Ахин, светя лучезарной улыбкой.

Мужчину начинает трясти. Мать уже наверняка бы приструнила Ахина, чтобы не доводил дедушку, но её здесь нет, так что…

– Это такой могущественный кролик, – продолжает юноша вдохновенно, в этот момент, кажется, переступая порог какой-то последней адекватности. Впрочем, он всегда был для окружающих балбесом, так что не велика беда потеря, – что, зайдя в мой кабинет как прошлый раз, лучше не обращать внимания на кровавые пятна~

Глупые слова льются из него потоком, Ахин несёт полнейший бред, даже не задумываясь ни на секунду, – не может, просто не может перестать трещать. Ему нужно выплеснуть это горящее чувство, иначе оно его точно сожжёт. Ничто в мире не смогло бы его сейчас заткнуть.

– Предупреждая о том, что вскоре съест меня, кролик меня даже по заду ударил, – о Бог Зверей, этим он тоже хочет похвастаться.

Вчера он чуть не выдал удивлённое, позорно-высокое кошачье «Мяу??», когда рука Виви с глухим шлепком приземлилась на его пушистую задницу. Его так встряхнуло – пробрало до самых подушечек лап, до кончиков ушей, до последней шерстинки на хвосте. Если бы в тот момент ему потребовалось встать, лапы бы точно его не удержали.

Ощущение, что там на коже тоже остался след от её ладони. Это лишь ощущение – там ничего не было утром, он проверял, – но оно никак не проходит.

Ахин чувствует, что надо уходить, пока он не наговорил ещё чего-нибудь. Например, как сильно он хочет повторения.

Он встаёт с места, пока дедушка трясётся то ли от злости, то ли потому что его сейчас удар хватит.

– На этом позвольте откланяться, – Ахин машет рукой на прощание. – Нужно подготовится к тому, чтобы стать кое-чьей едой.

Да, точно надо уносить ноги.

Вечером выясняется, что Виви укусила его случайно, во сне. Это вызывает лёгкую досаду, которую Ахин ловко прячет за шуткой про то, что крольчиха, похоже, всегда ищет, чего бы пожевать посреди ночи. Он может поклясться, что видит, как краснеет от возмущения мех на круглых розовых щёчках.

Ахин щеголяет отметиной ещё несколько дней, показывая её всем подряд. Хвастаться перед надоедливым львом, что это была Виви, — восхитительно, но смотреть на сгорающую от смущения крольчиху — восторг до слабеющих пальцев.

Второй раз Виви кусает его намеренно. Она сердится из-за какой-то мелочи, и её зубы впиваются в его предплечье. Ахин хохочет, внутренне умирая. Виви, которая хотела было извиниться за несдержанность – она даже в кроличьей форме никого никогда не кусала от злости! – хмурится и фыркает. Ну, не дождётся!

Оставшись один и оглядев наконец место укуса, Ахин с досадой цыкает – Виви приложила свои зубки к месту, закрытому рубашкой, так что на коже даже следов не осталось. Только лёгкая боль, которая скорее всего исчезнет уже к вечеру.

В третий раз укус почти вырывает душу Ахина из его бренного тела.

Виви, снова разозлённая его подначками, оказывается за спиной Ахина как раз в момент, когда чаша её терпения переполняется. Она хватает его за плечи и впивается в шею: прямо над ключицей, ровно в скат мышцы, с которого так удачно соскользнул ворот халата.

Это угроза, это должна быть угроза — её зубы рядом с таким уязвимым местом, но внутри Ахина взрывается восторг. Его внутренне перетряхивает, как тогда, от шлепка, и тело не дёргается следом только чудом.

– Вот тебе, чёртов хищник! – продолжает шуметь Виви, хлопая его по плечу, и этот удар отзывается жгучим всплеском в свежей ране.

Виви притихает, с подозрением глядя на замолкнувшую пантеру. Она не видит его лица, и Ахин благодарен обстоятельствам за это, потому что он не знает, что сейчас оно выражает.

– Что такое? – озадаченно спрашивает крольчиха и наклоняется вперёд, нависая над Ахином, пытаясь заглянуть ему в глаза.

Её волосы сыпятся водопадом по обе стороны от головы и мгновенно закрывают почти весь свет, будто пряча их от остального мира. Ахин, не думая, запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Виви.

На мгновение, всего на короткое мгновение Виви видит его распахнутые в потрясении глаза.

Секунду спустя в них ничего, кроме сверкающего коварства и беспредельной наглости. Виви мгновенно начинает сомневаться, не показалось ли ей.

– А-а, – тянет Ахин со своей извечной улыбкой человека, уверенного, что ему всё сойдёт с рук, – похоже, кролик пристрастился к пантерятине. Не укусишь ещё разок?

Виви краснеет, сердито фырчит и убегает на другой конец комнаты.

Это почти безумие.

Ахин хочет, чтобы Виви всю свою злость выражала через укусы. О-о, он готов об этом молиться, ползая в ногах у статуи Бога Зверей, если это хоть как-то поможет.

Ахин хочет отметки Виви. Везде, где возможно. Любые, какие она только может сделать. Укусить, сжать пальцами до синяков, поцарапать – царапается она просто великолепно.

Ахин хочет прижимать их пальцами, вызывая лёгкую боль, хочет носить их под одеждой, чтобы при каждом маленьком движении ткань тёрлась о раздражённую кожу; хочет, чтобы в течение рабочего дня его взгляд случайно падал на отметины, мгновенно выкидывая все мысли из головы, как это уже происходит с ним каждый раз, когда он видит укусы Виви в отражении зеркала.

Это помешательство, и Ахину это было понятно уже после первого укуса.

У него и так было очень много чувств к этому пушистому розовому комку, новая одержимость делает этот коктейль взрывоопасным.

Ахин взвинчен. Хвост, не существующий в этом обличьи, но ощутимый ментально, хлещет по бокам, пока Ахин меряет кабинет шагами. Он старается вообще не думать обо всём этом, но когда мысли его всё-таки подло подстерегают и заполняют разум, избавится от них становится невозможно. Это даже не цельные размышления, это слипшийся комок хаотичных слов, чувств, желаний и обрывков разрушающих его идей, поверх которого розовым бантиком повязана одна только мысль.

Как мне сделать так, чтобы Виви кусалась?

Один из следующих укусов Ахин получает также вечером, когда они оба уже лежат в кровати и Ахин опять переходит границы шуток, сердя девушку.

Она рассерженно скалится и с боевым кличем бросается на его спину, зажимая зубами кожу под лопаткой. Она снова делает это через одежду, так что к утру ничего не останется. Досадно, и Ахин говорит что-то шутливое, чтобы только не цыкнуть разочарованно.

Скоро Виви отпускает его и ложится обратно на своё место, тут же отворачиваясь. Ахин смотрит на её спину.

– Виви. Почему ты меня кусаешь?

– Потому что ты замолкаешь наконец, – бурчит она, не оборачиваясь.

Так Виви думает, что нашла способ его утихомирить?

О Дьявол.

Теперь у него есть идея.