Беспокойство царило повсеместно, хотя солнечный диск едва прошел зенит и тепло пригревал августовский воздух. Из-за светло-серых крепостных стены, которые отбрасывали тень, находиться во внутреннем дворике было очень приятно. Он стал местом притяжения и новобранцев, и бывалых вояк. Подобно рою пчел, они не останавливались на месте и создавали невыносимый гул. Лязг оружия, томное дыхание и брань отталкиваясь от стен, наполняли все пространство вокруг. Напряжение можно было увидеть в каждой паре глаз, но оно было разным. У кого-то взгляд блестел от ярости, у кого-то от страха, но были совершенно иные очи. Они не выражали ничего кроме пустоты. Это были взоры людей, пропахших напалмом, людей, чья одежда уже не отстирывалась от крови.

Если выйти за пределы замка, то справа можно увидеть одиноко стоящее дерево. Ива низко склоняла свои ветви, почти доставая до нежных ростков разнотравья. Западную сторону ствола освещали косые лучики солнца. Они пригревали лицо девушки, лежавшей неподалеку. Вдали от штабного шума, Анна могла побыть наедине со своими мыслями. Их не ограничивала ни субординация, ни устав, ни рамки приличия. Предаваясь своим мечтам, она теряла счет времени. Вчера до поздней ночи девушка сидела в штабе вместе с остальными офицерами, выслушивая план завтрашней вылазки в тысячный раз. Времени на сон не осталось совсем, поэтому с раннего утра она раздавала распоряжения. Начиная от конюшни, заканчивая кухней, на которой нашла пару не регламентированных мешков с чаем и корицей. Девушка обошла весь замок еще до полудня и оставшееся время решила посвятить самой себе.

Она внимательно изучала облака. Эти пушистые комки небесной ваты отвлекали от предстоящей вылазки. Анна давно не боялась сражений и смерти, но каждый раз представляла смерти своих соратников. Эти мысли иногда пробивали скупую слезу. «Офицер не может плакать, тем более на людях», — твердила она себе. Оставаясь одна, разведчица могла позволить себе оплакать тех, кого потеряла и тех, кого может потерять. Подобно подолу платья, души родных и товарищей тянулись вслед за ней.

В детстве Нанна, как звала ее мать, заучивала названия деревень и городов, чтобы побывать в каждом из них. Теперь Анна учит имена павших, чтобы не забыть их. Но это умиротворение, витающее за стенами замка, дарило ей покой. Она желала насладиться им сполна. Офицер делала так каждый раз. Перед вылазкой или в долгом походе девушка искала место, способное подарить ей покой. Не важно, каким оно было, важно, что оно могло дать. Шум городской ярмарки или молчание речного берега стали самыми близкими ее друзьями. Она часто корила себя, что забывала лица товарищей, но не могла забыть «эти» места.

Из потока мыслей ее вывела прохладная тень, замершая на пригретом солнцем лице. Холодок стал переключателем между девушкой и офицером разведкорпуса. Даже мысли сменили окраску. Они превратились в стратегию по устранению названного гостя. Сформулировав план, она решила действовать.

— Отойди! Не загораживай источник света, — невнятно пробормотала девушка.

Тень продолжала лежать на ее лице, и лишь мгновенье погодя массивная фигура перестала препятствовать солнечному свету. Лучи вновь начали приятно греть лицо, которое слегка поморщилось от слепящего света. Но чей-то пристальный взгляд продолжал выжидающе смотреть.

— Что-то еще? — сказала она

Тон явно сменился: с невнятного бормотания до раздраженного шепота. Но через мгновение, девушка словно одернула себя и переспросила с невозмутимым спокойствием:

 — Ты что-то хотел меня спросить? — в этот раз слова были сказаны нарочито вежливо, без каких-либо эмоций.

Словно она зачитала устав, а не общалась к живому человеку. Но через секунду Анна сожалела о своем малодушии. Не желая показывать эмоций, девушка втянула себя в диалог, который мог затянуться на часы, тем самым лишив ее столь долгожданного отдыха.

— Я не пойму, как ты можешь быть такой инфантильной? — произнес бас.

— Я какая угодно, но точно не инфантильная, — заявила офицер, слегка приподнимаясь на локтях.

Она желала увидеть лицо человека, столь нахально нарушившего ее покой. Голос казался знакомым, но опознать его вслепую не получилось. Разведчица увидела лицо светловолосого новобранца, который пару месяцев назад прибыл в замок. «Что этот шкаф хочет от меня?» — подумала она. Эту партию девушка решила выиграть. Несмотря на внушительные физические данные противника, она была уверена, что в словесной перепалке ей равных не было.

— Разве? А как назвать то, что ты без дела валяешься на траве, а не готовишься к следующей вылазке, — размеренным тоном сказал солдат. — Пока ты тут прохлаждаешься, там за стенами умирают твои товарищи.

Лицо юноши было каменным. Не дождавшись ответа, он уже было собирался уходить. Но в следующий миг раздался спокойный уставной голос:

— Ложись!

— Что? — помедлил парень.

— Это приказ старшего по званию. Невыполнение равно саботажу, ­– слегка помедлив, произнесла девушка, затем она мягко и мелодично продолжила, словно не желая спугнуть новобранца. — Доверься мне.

Медленно опускаясь, бывший кадет на секунду остановился. «Не хотелось бы испачкать форму», — подумал он. Куртка и белоснежная рубашка были идеально выглажены и пахли порошком. В отличие от формы девушки. Рубашка потеряла свой фарфоровый цвет, стала походить на лист бумаги, повидавший не одно десятилетие.

— Не переживай, уже завтра вся форма потеряет былой лоск и станет просто тряпками. Так, что ложись, — произнесла разведчица.

Солдат был шокирован:

— Ты умеешь читать мысли? — сконфуженно произнес он.

— Нет, конечно. У тебя на лице все написано.

Наконец парень лег на лужайку и стал выжидать дальнейших действий своей собеседницы. Она просто молчала и смотрела на небо. Прошла минута. На ее лице покоилась умиротворённая улыбка, в ней не было и тени усмешки или жеманства. Прошла еще минута. Мимо лиц военных пролетела бабочка. У нее были простые белые крылышки. Капустница спокойно бы слилась с рубашкой новобранца, если бы не черные пятнышки. Прошла еще минута. Бабочка начала летать вокруг девушки. Наверное, насекомое привлекал аромат её волос. Они пахли корицей. Этот терпко-сладкий аромат был едва уловим, но, заметив его, начинаешь чувствовать его повсеместно вокруг девушки. Прошла еще одна минута. Бабочка иррационально села на лицо молодому человеку. Он заметно напрягся. Ему захотелось смахнуть ее, но уже через секунду его периферийное зрение заметило движение. Девушка, которая без малого десять минут лежала почти неподвижно, села и медленно потянулась рукой к парню. Увидев это, он рефлекторно вскочил, будто готовясь к удару. Бабочка вспорхнула, стоило парню начать движение.

Два разведчика сидели, опираясь на руки, они молча смотрели друг на друга. Глаза новобранца разглядывали разведчицу. Они хаотично блуждали от бровей до губ, пытаясь выловить хоть одну эмоцию. Взгляд девушки же был неподвижным. Неизвестно сколько бы продолжалась эта немая сцена, если бы не раздался громкий хохот. Анна упала на спину и начала смеяться. Из-за нескончаемого смеха она схватилась за живот.

Порозовевший солдат непонимающе спросил:

— Что-то смешное?

— Боже… Я не могу… — задыхаясь от смеха, говорила она. — У меня…уже… щеки болят…

Прерывистое дыхание делало речь неразборчивой. Меньше чем через минуту неудержимый хохот сошел на нет. Разведчица продолжила смотреть

на небо. В ее глазах можно было увидеть размеренный ход облаков и бескрайнюю небесную гладь. Словно старое зеркало, её взор отражал всё: чужие горести и радости, смерть и жизнь, солнце и луну.

— Ты думаешь, я проступаю инфантильно, когда лежу на траве или хохочу до спазмов в животе? Пока все, как пчелы, тренируются и готовятся к завтрашнему походу, я бесцельно трачу время?

Парень зарделся еще сильнее. Над ним редко смеялись по-доброму, скорее, над ним насмехались. Но даже не это поразило его. Выбил его из колеи не хохот, а вопрос. Она спросила искренне, а не своим холодным размеренным или снисходительным тоном, который был свойственен каждому бывавшему в бою.

— Я не знаю, — ответил ей новобранец.

— Честно, не знаю. Но я уверен, что нужно быть готовым к завтрашнему походу.

— Знаешь, а ты и вправду смешной. Ты как я пару лет назад. Ждешь боя, готовишься к нему, предвкушаешь опасность. Воображаешь себя героем, а сам испугался безоружной девчонки, захотевшей взять бабочку в руки.

— Я не…– не успел договорить солдат.

— Испугался? Тогда почему ты вскочил?

Ты чувствуешь опасность везде, даже в стенах крепости. Ты здесь, будто не свой. Но посмотри на небо. Ему все равно, что происходит здесь — внизу. Лишь облака медленно плывут. Интересно, они когда-нибудь закончатся? Или они бесконечные?

— А какое мне дело до облаков? — пробубнил новобранец.

— И в правду, какое.… Попробуй закрыть глаза. Ты видишь всепоглощающую темноту. Возможно, полюбоваться небом, бабочкой или травой послезавтра мы больше не сможешь. Это темнота ждет каждого, кого-то завтра, кого-то через десять, двадцать, сто лет. После того, как она придет, она не исчезнет. Я хочу отвоевать у нее каждую минуту, секунду света. Вдруг она придет завтра?

Для парня словесная дуэль была проиграна. В качестве капитуляции, юноша лег на спину и молча всматривался в небо. Время шло. Он увидел все: и облако похожее на лошадь и травинку, пробивающуюся сквозь его пальцы, всемогущего муравья. Он слышал каждую ноту в песне птиц, каждый аккорд карканья вороны и лошадиный баритон. Солнечный диск, за которым следил солдат, стал опускаться за горизонт.

Он увидел все, но не заметил, как исчез коричный шлейф.

Цвет светила, сменившийся с золотого на алый, напомнил парню о времени, которое он провел вблизи горбатой ивы. Медленно поднявшись, он побрел в сторону замка. Через метра три он остановился. Мысль-молния прорезала его сознание: « Эта дьяволица

отвлекла меня от миссии. Придется ждать возвращения». Когда до стен оставалось меньше сотни шагов, он обратил внимание на тропинку. Она была ему незнакомой. Новобранец был уверен, что шел по ней на пути к дереву, вытоптанная трава казалась ему другой. Объяснить то, что он чувствовал, было невыполнимой задачей даже для поэтов.

Обратив свой взор к небу, солдат заметил, что солнце сменилось на острый серп месяца. Это неполная луна отличалась от той, которую он видел у себя на родине. Её серебристое свечение согревало. Быть может, дело в еще не остывшем воздухе, а может в предательской мысли о том, что этот чужой край может стать ему домом. Чтобы обдумать все, парню не хватило шагов и расстояния. Пройдя входные ворота, он вновь окунулся в гвалт и суету свойственную временному пристанищу военных.

***

На ужине тише не стало. Командование решило подбодрить новичков перед предстоящей вылазкой. Немного мяса, которое не входило в стандартный рацион, солдат раззадорило. Кто-то кичился тем, скольких титанов он прибьет завтра. Кто-то стремился утихомирить разбушевавшихся товарищей.

За офицерскими же столами было тихо. Они не ждали грядущего, неизбежность похода не пугала их. Безразличие. Вот что отличало опытных людей от юнцов.

— Увидимся послезавтра, — протянул хрипловатый голос старшего офицера.

«Послезавтра». Для них это слово значило много. Смотря на этих смеющихся ребят, нельзя сказать, кто не доживет до послезавтра. Старших чинов это тоже касалось. Смерть не выбирала по погонам, она вообще не выбирала.

И снова имена. Сколько их? Считать их девушка точно не хотела. Возможно, она даже забыла несколько… «Сколько имен мне нужно будет выучить послезавтра? И смогу ли?» — мысль, которая дарила и рушила горькую надежду. Она не была самоубийцей, но мечта об избавлении часто тешила ее разум. «Умереть и не вспоминать имена» было бы самым легким и простым путем к свободе. Анна не была сильнейшей, как низкорослый командир, не имела светлого ума, как у главнокомандующего. Он умела лишь помнить и выживать. Если ее не станет, кто будет помнить имена и знать «те» места? Она должна оставить что-то после себя, кроме форменной нашивки и грязной рубашки. Что-то стоящее. То, что будут помнить и завтра, и через столетие.

«Я не инфантильная, я эгоистичная» — про себя произнесла девушка. Желание сражаться ради того, чтобы оставить след, а не ради человечества не входило в систему координат идеального солдата. А существовал ли идеальный солдат? Даже тот мальчишка, что кричал о тотальном уничтожении врага, горел собственной местью. Офицер никогда не была идеалисткой. В разведку пошла потому, что для безопасной полиции оказалась недостаточно хорошей, а гарнизон казался ей незначительным. Выбор без выбора определил ее судьбу.

Инструктор в училище пророчил ей смерть при первой же вылазке. Но он удивительным образом оказался не прав. Девушка пережила не то, что первую вылазку, даже злополучные экспедиции закончились для нее отнюдь не летальным исходом.

Лишь однажды смерть дышала ей в затылок. Во время одной ее отряд был полностью разгромлен.Открытая местность, загнанная лошадь, отсутствие газа и сигнального пистолета, и лишь продолговатый кинжал, который вряд ли был эффективен против титанов. На территории врага без поддержки она провела около четырех дней. Девушка знала, что главное передвигаться в ночи, когда монстры становились бездвижными. На пятые сутки, доскакав до небольшой быстротечной реки, она решила сделать дневной привал. Усталость заглушила инстинкт самосохранения. Привязав лошадь к ближайшей коряге, она опустилась на гальковый берег. Нагретые солнцем камни отдавали свое тепло, а прерывистое журчание воды стало колыбельной для посапывающей кобылы. Бессознательно девушка потянулась к гладким продолговатым камушкам. Взяв один в руку, она запустила его «блинчиком», но, не сделав ни одного скачка, галька пошла ко дну. За ней последовал еще один и еще. В детстве Нанне не удавалось соревноваться с ребятами в игре в «блинчики». Все попытки заканчивались на дне пруда, который был вблизи от родного городка.

Азарт затуманил ей глаза, и солдат не заметила, как враг подобрался слишком близко. Оказавшись в руке титана, она не сразу поняла, в чем дело. Паника еще не успела захватить ее разум. В голове была лишь одна мысль: «Я не умру, пока этот, чертов, камень не отскочит от воды!». Кто же знал, что камни отскакивают только от гладкой поверхности… Единственное, что могла придумать новобранец, это воткнуть кинжал в глазное яблоко. Анна видела тысячу раз, как мать точно также вводила иглу в мягкую ткань. Девочка могла наблюдать часами за ее монотонной работой. Линн Трик надеялась, что дочь пойдёт по ее стопам, но маленькая Нанна не могла усидеть на месте, чтобы прошить хоть один прямой шов. Оружие вошло в глаз легко, а затем моментально вышло из него. Монстр, не ожидавший подобного исхода событий, ослабил хватку. Это позволило девушке выбраться из кулака гиганта. Падение было не из приятных, резкая боль пронзила все тело. Хотелось остаться лежать. «Нельзя! Нельзя! Вставай!» — шептал инстинкт самосохранения. Девушка, собрав остатки силы воли в кулак, доковыляла до лошади. Животное не просто спало, кобыла умерла около этой реки. Безысходность заполнила легкие. По щеке покатилась слеза, но не скорби, а жалости к себе. Девушка не хотела умирать. Титан к тому времени уже восстановился. «Что делать? Ну же, думай», — с этой мыслью она повернулась к водоему. «Течение реки явно быстрее скорости этого титана», — и после солдат ни о чем не думала. Вода уносила ее прочь, постепенно наполняя легкие…

Тело дрейфовало где-то час, пока отряд разведкорпуса не выловил его. Они оказались там случайно. Но это спасло Анне жизнь. После того, как легкие освободились от воды, она постепенно приходила в себя. Сначала, спрашивали, кто она и как оказалась здесь. Простые разведчики не стали топить ее в вопросах. За них это сделало начальство. Все эти встречи были похожи на допрос. Многие сомневались в ее честности, кто-то, даже, подозревал в дезертирстве. Но все это было незначительным для нее, в память вгрызся момент несостоявшейся кончины. Девушка навсегда запомнила стальную хватку, обвивающую ее талию, и взгляд, неосознанный и пустой. После злополучного первого похода за стены, она перестала чувствовать дыхание собственной смерти.

Она видела все это, когда закрывала глаза. «Боже, какое бахвальство ты устроила сегодня. Пустота. Ага, кончено. Что ж ты этому блондину не рассказала про горы трупов и кровь, сочащуюся из глаза титана?», — говорила ей совесть.

Та безымянная лошадь стала первой в ее списке. При перечислении она так и говорит: «Лошадь, …» После офицер стала давать животным имена. Так они оставляют еще больший след в душе.

— Черт! Конь, –пробормотала про себя девушка.

— Что? — произнес капитан, сидящий по левую руку от нее. — Что происходит?

— Я не проверила Лиса. Нужно срочно дойти до конюшни. Я не усну, если

не удостоверюсь во всем лично, — затараторила в ответ девушка.

Поспешно встав из-за стола, она направилась во внутренний двор. Воздух и стены уже успели остыть, благодаря чему мурашки активно забегали по плечам. Рубашка не давала достаточного количества тепла, а куртка осталась внутри, и возвращаться за ней не было смысла. Ускорив шаг, она добралась до стойла своего боевого коня. Он отличался от той кобылы-спасительницы красотой и спокойствием. Более выносливый и крепкий конь был мечтой многих, но по счастливой случайности он достался ей. Девушка уже была офицером, зарекомендовавшим себя во многих вылазках и экспедициях. Но ей хотелось верить, что животное само ее выбрало. Она отчаянно хотела быть особенной. Анна часто смотрела Лису в глаза. Они не были пустыми, в них теплились мысли и чувства.

И вновь поток ее мыслей сбил знакомый басистый голос:

— Разрешите обратиться?

— Сегодня мы уже допустили пару вольностей. Если нарушать правила, то все. Чего ты хочешь? — спросила девушка, с привычным уставным холодом.

— Я хотел, — начал уверенно новобранец, но дальнейшая пауза выдала всю его робость.– Извиниться. Я был неправ, когда назвал тебя инфантильной. Это было… — он не мог подобрать слово. — Неуместно.

— Такие пустяки тебя волнуют? Нет, мне и вправду приятен твой порыв, но извиняться не стоит. Вид многих вещей отличается от их действительного смысла, — она не успела

продолжить, как ее перебили.

— Я НЕ ВИЖУ ТЕМНОТУ!

Ее будто ударили в солнечное сплетение. Задыхаясь от мыслей, она шепотом спросила:

— А что ты видишь?

— То, как расправляюсь с врагами человечества, то, как страдают мои близкие

— Я думаю, ее здесь никто не видел. Это же просто черная пустота, которую наполняют наши страхи и переживания, — голос ее дрожал, она не могла признать этой слабости. «У офицера нет скорби, нет печали, нет ничего, кроме пустоты». Но у девушки было все кроме нее, кроме пустоты.

— Спасибо, что показала мне небо. Никогда не думал, что оно такое…

— Какое? –подначивала его разведчица.

В очередной раз, проиграв битву с ней, парень решил оставить вопрос без ответа. Развернувшись, он пошел в сторону казарм.

— Эй, ты! Как тебя зовут? — окликнула его старшая по званию.

— Райнер Браун.

­– Анна Трик.… Увидимся послезавтра, Райнер Браун.

Она не стала смотреть вслед уходящей фигуры. Разведчица подумала:

«Не хотелось бы запоминать твое имя…»