Луи показал ему это место, когда они были подростками. О нём не знали ни деревенские ребята, ни прислуга, ни даже Доми. Луи предпочитал уединение и никому не рассказывал о месте, где мог на целый день исчезнуть для всех. Никому, кроме Ноя.
Луи торопливо снимал с себя одежду, вешая на широкие раскидистые ветви старого дерева, и уходил с высоты в изумрудную бездну. Ной припадал грудью и животом к траве, боязливо свешиваясь с края, и сердце пропускало удары при виде кругов, расползающихся по озёрной глади, но стоило показаться на поверхности тёмной макушке, припускало с удвоенной силой.
Ной упрямо не поддавался на уговоры сигануть с обрыва вниз. Даже если вместе. Даже держась за руки. Но для трусости не осталось места, когда водная поверхность неподвижно замерла, а Луи так и не показался в поле его зрения. Ной избавился от ботинок и одежды в считанные секунды, побросав свои вещи где придётся, и бросился вниз.
Страх вернулся лишь в тот момент, когда его тело ударилось о поверхность озера — холодную и твёрдую, словно стекло — и отпустил, стоило ей сомкнуться над головой. На смену ему пришло отрешённое спокойствие, с которым Ной наблюдал за тем, как лучи солнца, пробивающиеся сквозь толщу воды над его головой, становились всё более тусклыми.
Цепкие пальцы схватили Ноя за запястье, выдёргивая на поверхность. Вода, попавшая в ноздри и рот, больно царапала горло, драла изнутри носоглотку, заставляя заходиться приступом кашля, пеленой застилала глаза. Первым, что он увидел, сумев проморгаться и разлепить промокшие ресницы, были золотые глаза напротив.
У чудовища перед ним золотые глаза.
Сначала они, лишённые зрачков, больше похожи на два золотых диска. Существо, окутанное коконом тумана, медленно обретает очертания. Стоит лишь приглядеться, как становится понятно, что его силуэт соткан из этого чёрно-серого тумана, сбивающегося в клубы и становящегося густым и вязким, едва позволяя просачиваться лунному свету, падающему от пустого оконного проёма.
Фигура более двух метров высотой вырастает прямо перед глазами Ноя на том месте, где всего минуту назад не было ничего, кроме голой каменной стены, и обретает плоть. Эфемерное тело становится осязаемым, и больше ни единый, даже совсем слабый, отблеск света не пробивается сквозь него.
Ной не сомневается ни секунды: перед ним — то самое существо, которого боятся местные жители, прозвавшие его демоном, а горстка городских сумасшедших считает своим божеством, создав подобие культа поклонения.
Конечно же неутомимый доктор Ванитас пребывал в крайнем воодушевлении на протяжении всего пути, что они проделали сюда от самого Парижа. Утомленные долгой дорогой — пусть Ванитас и не желал признавать над собой власти усталости, порываясь немедленно развернуть бурную деятельность, он валился с ног, и даже Ной и Жанна настаивали на отдыхе — путники остановились на ночлег в заброшенном особняке у самого подножия горы. Отправиться на поиски возможного про́клятого решили на следующее же утро. Но кто мог подумать, что он найдёт их первым?
Кровь шумит в голове. Ною надо убраться отсюда. Надо сообщить всем остальным. Но в первую очередь надо разыскать своего кота. Однако Ной не в силах сдвинуться с места и оторвать взгляд от этих гипнотических золотых радужек без зрачков.
Чудовище довольно щурится, плавит в своём золоте, манит подойти ближе. Вместо белков глаз — угольно-чёрная пустота. Чёрные когтистые пальцы касаются щеки Ноя, но он не смеет отпрянуть и скинуть с себя наваждение.
Луи всегда чуть сощуривал глаза, когда улыбался, отчего его взгляд приобретал лукавое выражение.
— Вот видишь, совсем не страшно, — легкомысленно протянул Луи, пока Ной, весь дрожа ни то от холода, ни то от запоздалого страха, цеплялся пальцами за его хрупкие плечи.
— Дурак, — обиженно буркнул в ответ Ной. Он старательно прятал глаза, но взгляд Луи раз за разом находил его, проникая под прикрытые веки, просачиваясь, словно вода. — Зачем так пугать?
— Сам дурак, — без малейшей обиды парировал Луи, но эта чёртова улыбка слышалась даже в голосе, задевая сильнее слов своим уверенным спокойствием. — Я бы не утонул при всём желании. Да и ты тоже.
Пальцы Ноя продолжали мёртвой хваткой держаться за Луи, словно стоит отпустить — и тот вновь скроется под водой. Словно это не Луи только что спас его, а совсем наоборот. Мокрая ладонь коснулась горящей щеки.
— Посмотри на меня, Ной.
Глаза Луи — сплошные радужки без зрачков. Смотрят мимо Ноя и в то же время жадно вглядываются в его лицо.
От испуга Ной резко отшатывается в сторону и в ту же секунду выныривает из своих грёз, словно из холодной озёрной воды. Осознание оглушает подобно удару по голове. Конечно же, никакого Луи здесь нет, да и попросту не могло быть.
Всё, что Ной видит перед собой — бездушные пустые глаза чудовища, склонившегося к нему. Его лицо слишком близко. Ной не сразу понимает, что его собственные пальцы в отчаянном исступлении цепляются за существо.
— Не смей! — Ной резко толкает его в грудь, но пальцы погружаются в чёрную дымку, окутавшую становящийся зыбким силуэт, и срывается на крик. — Не смей использовать образ Луи для своих бесчестных трюков!
Ной стряхивает чужие прикосновения подобно пыли, осевшей на коже. Голос предательски дрожит, а вместе с ним мелкой дрожью колотит всё тело, как по пробуждению ото сна, в котором он снова потерял Луи.
Снаружи, из коридора, до чуткого слуха Ноя доносятся торопливые шаги по скрипучей лестнице, словно кто-то, поднимаясь снизу на второй этаж, перескакивает сразу по две ступеньки. Затем уверенный стук в дверь.
— Ной? — женский голос, зовущий его, принадлежит Жанне. — Что там у тебя происходит?
Он не успевает даже ответить, поскольку в тот же момент под ногами проносится белоснежный вихрь, вырвавшийся откуда-то из-под кровати. Мурр, убежавший от своего хозяина, стоило им заселиться в просторный и очень сильно обветшалый за годы без людского присмотра особняк, наконец обнаруживается.
— Мурр, нет! Стой! — но Ной лишь зря срывает голос.
На глазах у Ноя его кот запрыгивает в протянутые навстречу костлявые лапы чудовища. Должно быть, чары этой твари, почти что околдовавшей его, способны подчинять себе животных. Мурр никогда не боялся незнакомцев, находя единицы из них — как правило, девушек — достойными своего любопытства, предпочитая игнорировать большинство. Но впервые на памяти Ноя его свободолюбивый кот столь охотно идёт в чужие руки, жмурит глаза, стоит острым коготкам легонько пройтись вдоль шерсти, и так оглушительно громко урчит.
Ветхая деревянная дверь едва не слетает с петель, оказавшись резко распахнутой настежь. Жанна стоит на пороге, полная решимости. Тонкие брови сдвинуты к переносице, взгляд, направленный строго вперёд, горит алым пламенем, лихорадочный румянец розовеет на бледной коже. Она поправляет перчатку на своей руке, свидетельствуя о боевой готовности.
— Ной, забери кота и отойди в сторону. Немедленно, — командует Жанна ровным тоном, но в одном лишь голосе слышится предупреждение о последствиях неисполнения её указаний.
Всё происходит слишком быстро. Удар снова проходит сквозь эфемерное тело, но Ною удаётся использовать его как отвлекающий манёвр, чтобы высвободить Мурра. Кот шипит, ощерясь, и тотчас же вырывается из рук хозяина, бесшумно приземляясь на мягкие лапы.
Всего на долю секунды Ной встречается взглядом с монстром. Но вместо беспощадной золотой пустоты ему мерещится — конечно это неправда — знакомый взгляд, в одно и то же время полный лукавства и тоски. И родные глаза.
— В сторону, — почти рычит Жанна, молниеносно кидаясь в атаку.
Ной срывается с места в тот же миг, бросаясь наперерез. Ведьма Адского Пламени в своём праведном гневе подобна смертоносному оружию. Оказавшись в траектории полёта клинка, наносящего удар на поражение, не надеешься, что он вдруг остановится.
Боль рассекает кожу стальными когтями, пронзает осколками раздробленных рёбер, но лишь на какую-то пару мгновений.
Умирать оказывается не страшнее, чем прыгать в глубокое озеро с обрыва.
Луи становится последней мыслью, за которую цепляется угасающее сознание. Ной верит, что ему тоже не было страшно и почти не было больно.
Последний взгляд Луи отпечатался в памяти и в те первые страшные недели вставал перед глазами, стоило Ною их закрыть. Ни необъятного ужаса перед смертью, ни даже малейшего испуга — лишь спокойствие в золотых глазах и что-то ещё, чего Ной так и не понял за прошедшие пять лет. А теперь понимает.
«Скоро мы встретимся», — с облегчением думает Ной, но не находит в себе сил улыбнуться прежде, чем всё проваливается во тьму.