Ньют не раз задумывался о том, а что если бы Томас не ушел. Не успел, не смог, не важно. Просто остался бы на месте и продолжал пытаться вразумить его. Только Томми, нож и вспышка, проедающая мозг лучшего друга. Для него те моменты - когда паутина черных вен обплетала его руки и шею, когда было такое ощущение, что ты просто теряешь себя, когда казалось, что все, ты больше не можешь и настойчиво просишь убить, - туманны и неточны, воспринимаются словно через толщу воды. Он помнит взрывы, огонь, родное лицо и до боли любимый тихий голос, настойчиво продолжающий звать его, но пробуждающий лишь еще большее безумие. Его надо было всего лишь убить. Всего лишь воткнуть тот чертов нож ему в грудь и все закончилось бы. Томас должен был отпустить его, продолжить жить дальше. Но, к сожалению или счастью, тот просто не смог, не может сдаться, даже если на кону стоит его собственная жизнь.
Тишину палаты прерывает лишь мерный писк аппаратов и еле слышное дыхание, лежащего на кушетке парня. Кожа побледнела на несколько оттенков и, кажется, истончалась так, что дотронься - рассыпется прахом. Под глазами темные синяки, потрескавшиеся губы и бездумный взгляд в никуда. Ньют не может смотреть на то, что стало с его Томми. К чему привел его чертов выбор. Да, теперь на планете живо, ну, может, на пару десятков людей больше. Не иммунов. Но какая к чертям разница, если то самое солнце, за которым Ньют так долго следовал, потухло? Какая к чертям разница, если Томас по ночам беззвучно плачет, не стирая слез со щек, кутается в тонкое одеяло и бессовестно врет, что все нормально? Не нормально. Ранее теплые ладони ныне словно ледышки. И парень берет по очереди сначала левую, а затем и правую, и греет, греет, греет. Дышит, трет своими костлявыми пальцами, а затем прячет под одеяло. Томми молчит. Смотрит так долго, внимательно, с благодарностью, но все еще молчит, заставляя кусать до крови губы. У него просто нету сил.
От, теперь уже тонких рук, тянутся маленькие трубки, буквально тащившие жизнь из парня. Капля за каплей кровь перетекала в пакеты под тихий писк аппаратуры. Больше. Им все еще нужно больше. Да, кровь Томаса и есть тот самый ключ к разгадке, но на создание полноценного лекарства нужна была далеко не одна капля. И парень, черт возьми, согласился. Сам пришел к этой сволочи Пейдж, что на протяжении нескольких лет ставила на них опыты, мучила, убивала. Добровольно обрек себя на годы мучений. Ньют не понимает. Его дурачок Томми мог бы спастись. Спасти других ребят-иммунов, укатить в Тихую гавань и наконец-то зажить спокойной счастливой жизнью, где не было бы места ни вспышке, ни опасностям. Только лишь умиротворение и новая жизнь. Томас слишком самоотвержен. Когда-то он, наплевав на себя, выдал координаты всех лабораторий П.О.Р.О.К.а Правой руке, когда-то бросился за Минхо в львиное логово без всякого плана, а теперь просто отдал свою жизнь в руки почти-как-бы-врагов ради нескольких других. И, Ньют уверен, тот не пожалел ни раз. И будь у него шанс исправить хоть что-то, исправлять не стал бы.
Ньюту страшно. Он сидит рядом с Томми целыми днями. Почти не ест и не пьет. Наблюдает, всматриваясь в спокойное лицо и переговариваясь одними лишь взглядами. Им большего и не надо. Можно и так, без слов, они поймут, честно! Просто оставьте их вдвоем! И Томас улыбается. Еле заметно приподнимая уголки губ, улыбается, тихо фыркает и все так же с благодарностью продолжает смотреть на вечного гостя. Он словно кукла: холодный, неживой, сломленный. И Ньюту это слишком не нравится. Но кто он такой, чтобы забрать парня отсюда и обречь на смерть несколько еще не вылечившихся, но очень надеющихся на спасение, людей? Но иногда так плевать на все это хочется. Обречь людей на верную гибель? Да раз плюнуть! Лишь бы не видеть этот уставший взгляд из-под пушистых ресниц, вымученную улыбку, не слышать это тихое: "Не надо, Ньют".
Он медленно целует своего Томми в нос, щеки, глаза, покрывает мимолетными, осторожными и тихими поцелуями все лицо, не оставляя без внимания ни единый миллиметр кожи. Он улыбается. Потому что взгляд чуть оживает, словно на несколько мгновений, чуть сжимающие его ладони пальцы - теплеют, а сам парень тихо фыркает и улыбается в неглубокие поцелуи. Ньют ложится рядом, берет под одеялом холодные ладошки и трет, трет, трет. Пригревается под боком, утыкается носом куда-то в шею и дышит, дышит, дышит. И будто все, как и было раньше. Они молча смотрят друг другу в глаза, безмолвно общаясь. Они все понимают, честно. И Ньют понимает Томаса тоже. Потому что будь он на его месте, он бы поступил точно так же. Лишь бы спасти его.