Танджиро пятнадцать. У него клинок Ничирин за поясом, демон-сестра и стремление победить Мудзана, которого хватит с лихвой на всю организацию и даже больше.
Вся его жизнь теперь — череда сражений и потерь. Каждый день кто-то снова проливает свою кровь из-за демонов-людоедов, умирает на холодных улицах или же и вовсе становится таким же убийцей. Демонов много. Они скрываются в тени, точат свои гнилые острые зубы и длинные-длинные когти, шлифуют свои навыки техники демонической крови, готовясь к затяжной войне. Глаза горят холодным светом тусклых самоцветов, смотрят, выискивают во мраке, что расползается тварью по улицам безлюдным, своих жертв. Тьма струится по их ногам, карабкается по сильным спинам, цепляется за лохматые волосы и заливается внутрь через уши. Демоны дышат ровно, говор их прям и четок, словно тьма та самая изменяет их даже тут, вырезая и заменяя все что слабо, все что не дотягивает до уровня нужного. Вытачивает из простого смертного тела настоящего хищника, вершину пищевой цепи. Бриллиант в короне. Опасное совершенство об чьи грани можно запросто случайно перерезать себе глотку, а потом захлебываясь в предсмертных криках под аккомпанемент хлюпающей крови, сипеть, раздирая горло, молить уже и не о помощи, о пощаде.
Демоны улыбаются. Прячут злобный оскал в широких улыбках, растягивая их от уха до уха, клацают клыками желтыми и облизывают губы сухие. Голод контролирует их, надрывается в их головах и пляшет цветными пятнами перед глазами. В головах — реки крови, трупы, оторванные конечности и несбыточная мечта о чувстве сытости. Они пляшут перед глазами, в ритуальных танцах тьмой отображаясь на задворках сознания, побивая своими кулаками по черепной коробке. А демоны Двенадцати Лун еще и опаснее, страшнее. Они сдержаны. Смотрят хищно, хлопают пушистыми веерами-ресницами и облизывают тонкие сухие губы своими длинными языками, размазывая кровь и гниль душ людских. Они не бросаются в омут с головой, выжидают. Мрак ночной только руки разводит шире, приглашая детей ночи в свои холодные объятия, липкой жижей скользя по спине, стекая с чернющих когтей. И страшнострашнострашно попасться. Демоны кости обгладывают человеческие за пару секунд, кровь смакуют и размывают по ряду ровных зубов, пальцы облизывают, не оставляя ни капли без их внимания. Они смеются над наивными смертными грешниками и рубятрубятрубят сотни людских голов, отгрызая куски плоти с шеи еще живого человека.
Незуко, демон-сестра, совсем не такая. У нее длинные ухоженные волосы, зубы ровные и белые скрыты за пухлыми розовыми губами, растянутыми в доброжелательной улыбке, глаза свет излучают теплый, не мертвецкий, а когти стыдливо скрываются в пальцах, показываясь миру в виде аккуратных нормальных ногтей. Она не ест людей, не грезит ночами о реках крови и много-много спит. Она ходит под солнцем, нежится под его теплыми лучиками и собирает полевые цветы, сплетая их в душистые венки на голову. Их много. Больше, чем демонов. Для братика, странного мальчика-молнии и кабана, для доброго дедушки и грустного мужчины, потерявшего сына, для одинокого мальчика с холодным взглядом и той забавной девочки, что тискает ее за щеки. Дедушка добродушно посмеивается и сам приносит ей еще волшебных цветов. Количество венков в углу хижины, где они прячутся, продолжает расти, распространяя по дому нежный цветочный аромат.
Незуко спит. Мама ласково гладит ее по голове, перебирая отросшие шелковые волосы, тихо шепчет что-то на ухо, едва касаясь тонкими губами кожи. А шепот, вопреки всему, страшный. Не шипящий, без клацанья зубов фоном, но пробирающий до костей, заставляющий вздрогнуть все естество. Незуко страшно. Она почти плачет. Но Незуко сильная девочка. Она выбирается из мягких объятий матери, сбрасывает с плеч тяжелое пуховое одеяло сна и бежит к своему братику, с которым ее снова попытались разлучить.
Незуко бежит на звон и лязг сотен клинков.
Клинок Танджиро, вечно ломающийся в порыве битв, вновь рассыпался в пыль и крошечные осколки. Клинок Ничирин звенит, зовет хозяина, поблескивающий в свете зажженных на ночь уличных фонарей цветной крошкой разлетается по земле в разные стороны, мешаясь с пылью, обломками зданий и серым пеплом, тонет маленькими частичками в реках крови, забивается в щели. Обсидиановая крошка поет и кричит, стремится собраться в тонкое длинной лезвие и лечь идеально в маленькую крепкую руку. В местах скола пыль поблескивает и светится мягким серебряным светом, всплески золота вкраплениями разбавляют легкий туман. Клинок живой. Вопреки ветру, созданным атаками Мудзана и столпов, вопреки крови, что течет лишь все дальше и дальше, превращаясь из рек в озера, вопреки всему здравому смыслу, осколки продолжают звенеть ненавязчивым шумом в ушах, скрестись по земле и слетаться к хозяину, возвращая прежнюю форму. Он создан обрывать жизни несчастных демонов, оборвать жизнь первозданного зла. Чтобы черная-черная кровь стекала по темному лезвию, прах оставался в ножнах жутким напоминанием. Создан служить своему хозяину и слушаться беспрекословно. И крошки стремятсястремятсястремятся к ладони Танджиро, отбрасывая туманные серебряные блики с яркими золотыми всполохами на стены пустых серых домов.
Танджиро не дышит почти. Ребра поломаны после битвы с Высшей Луной, ноги зудят устало и отказываются тело поднимать обратно, ладони судорожно сжимаются, не чувствуя в руках родного клинка. Демоны. Везде демоны. Тысячи тысяч мертвых душ сейчас и столько же в будущем. Глаз страшно открыть. Второй выколот нещадно противником, заброшен куда подальше в воспоминания. Глазница болью острой пульсирует и кровь все льется и льется, расчерчивая неестественно бледные щеки тонкими полосами, будто лицо на части трескается. Будто сам Танджиро распадется, как его же клинок Ничирин, на сотни мелких осколков и сверкающую в тьме обсидиановую пыль. Кровь обжигает, холодный ночной ветер не остужает разгоряченную голову. А кровь все не своя, чужая, пытается взорвать тело несносного мальчишки с серьгами со знаком восходящего солнца, разбросать в разные стороны крепкие кости и ошметками мерзкими осесть на товарищах страшным клеймом отсутствия поддержки и надежды. А столпы сражаются. Клинки звенят в ночной тишине, смешиваясь с гулом крови в голове. Танджиро слышит. Глаз пытается открыть, да не выходит. Лишь мысли снова путаются и забредают куда-то далеко-далеко в воспоминания ему не принадлежащие.
Не жив, но и не мертв. Ходит по лезвию клинка, надрывает голос в собственной голове. Все мысли его лишь о демонах-людоедах, смерти тысячи тысяч душ и несбыточных мечтах о тихой мирной жизни.
Танджиро все еще всего лишь пятнадцать. У него клинок Ничирин рассыпан обсидиановой крошкой, демон-сестра где-то далеко-далеко и стремление победить Мудзана, которого хватит с лихвой на всю организацию и даже больше. И даже если ничего от него не останется, стремление к победе лишь крепче в мыслях мечников осядет, вцепится костлявыми лапами смерти в черепную коробку и не отпустит, пока цели не добьется.
Через час начнется рассвет.