потанцуем?

Хакуджи натягивает рукава любимой кофты до самых пальцев, от окна отходит ближе к старому шкафу, чтобы коркой не покрыться.

Канроджи всё что-то щебечет, только он разобрать её слова не может, потому и смотрит, как она ходит вправо-влево, жестикулирует и занимается своим любимым - "строит глазки".

Хакуджи разбирает всего несколько слов - "постановка", "роли" и "нам требуются" - и уже понимает, что ноги его во всём этом не будет. Всё-таки, Хакуджи помнит, как в прошлый раз его нарядили под стать восходящей звезде театра Кабуки и как потом ему было стыдно заходить во все свои чаты, ведь в каждом диалоге чудесным образом оказывалась запись "этого".

Хакуджи быстро салютует, мысленно шипя, и разворачивается.

- Хакуджи-сан! - ловит его Канроджи за руку и тянет назад. - Вы тоже нужны нам. Останьтесь, пожалуйста.

Хакуджи языком цыкает, отворачивается, чтобы это не сработало, потому что смотреть в глаза просящей о чём-то Канроджи нельзя, и вздыхает.

- Я не впишусь.

- Нет-нет, что Вы, впишетесь просто идеально!

Хакуджи как бы случайно проводит пятернёй по растрепавшимся вихрам.

- Волосы в натуральный цвет перекрашивать не буду.

- Как жаль, - слышит он тихое от стоящей рядом Шинобу, - было бы в тебе хоть что-то натуральное.

Вырывает руку из хватки Канроджи, поворачивается на звук.

- Мелкая, ты у меня сейчас получишь.

Шинобу хлопает ресницами и улыбается, как кукла, делая вид, что ничего не говорила.

Тц.

Хакуджи, чёрт бы всё это побрал, не замечает, как соглашается играть почти что главную роль, как начинает слушать обещания найти ему что-то подходящее среди кучи костюмов.

Каждый раз всё происходит именно так, и Хакуджи до сих пор не может понять, почему он не отказывается.

- Извини, но сейчас я вынужден отказаться, - слышит Хакуджи за спиной. Оборачивается, видит Ренгоку - Ренгоку, надеясь, что это поможет, отворачивается, лишь бы не видеть _того_самого_ выражения лица Канроджи. - На мне же ни один костюм не застегнётся.

- Ох, Ренгоку-сан, не стоит волноваться - на Вас в костюмерной обязательно что-то найдётся.

Хакуджи уверен - он даже не услышал, а почувствовал ругательство, слетевшее у Ренгоку с языка или пронесшееся в мыслях.

Зато у Хакуджи теперь есть стимул не забивать на постановку - они с Ренгоку исполняют главные роли.

***

Текст в этот раз Хакуджи запоминает плохо, к сожалению, и сейчас ему очень хочется кинуть свою часть сценария в того, кто этот самый сценарий написал.

Канроджи его подбадривает, кидает каждый вечер в личку по сто советов типа "как лучше запомнить большой текст" и всё в таком духе.

Ренгоку пытается заразить его своим энтузиазмом далеко не сразу. Кажется, первое подбадривание от него летит только через неделю после начала репетиций, но Хакуджи не жалуется.

Хакуджи пожимает плечом и кивает, когда вновь сбивается, когда Канроджи объявляет перерыв и кидает ему бутылку воды.

- Тебе бы чуть больше уверенности.

Хакуджи садится на край сцены и откидывается на неё спиной.

- В этот раз я действительно почти как дерево, сколько бы ты ни пытался переубедить меня.

- Что-то ты рано сдаёшься.

Ренгоку садится рядом, снова радостно улыбается.

Хакуджи смотрит на него, такого вечно уверенного, готового со всем справиться, и чуть не бьётся головой о сцену.

- А ведь нам ещё танец ставить, - вспоминает Хакуджи и чуть глаза не закатывает. По ощущениям он не танцевал уже лет сто, и думать не хочется, как скоро он отдавит ноги своей партнёрше.

- Если перестанешь хандрить, то потренируешь свои танцевальные навыки на мне.

Хакуджи смотрит в потолок несколько секунд, не моргая, и переводит взгляд на Ренгоку.

Вообще-то, думает Хакуджи, ни одна собака в этом универе не знает, что в Ренгоку у него серьёзный краш, как у пубертатного подростка на звезду с обложки.

Вообще-то, думает Хакуджи в следующую секунду, это отличный шанс.

И ноги, похоже, он отдавит уже Ренгоку.

- Готов побыть какое-то время в ведомой позиции?

- Заметь, только ради тебя.

Хакуджи помнит, что персонаж Ренгоку тоже должен будет станцевать с кем-то по сюжету, и зеркалит предложение:

- Потренируешься на мне?

Ренгоку, видимо, повторяет за ним:

- Доверишь мне ведущую роль?

Хакуджи цыкает языком, понимая, что надо заканчивать, иначе он этим не то полу-юмором, не то полуфлиртом окончательно спалится, и пожимает плечами, после поднимается.

- Канроджи, давай ещё одну попытку!

***

Хакуджи мысленно считает, чтобы не сбиться с ритма, вальсирует с воздухом, закрыв глаза, и вслушивается в мелодию.

Пары уже давно кончились, и из актового зала его не погнали только чудом.

Раз-два-три, раз-два-

- Сбился немного, а так очень даже неплохо.

Цыкает языком, тут же одёргивая руки и поворачиваясь к дверям.

Ренгоку, опираясь плечом на дверной косяк, всё так же, слишком, чёрт возьми, привычно улыбается.

- Не знал, что ты так хорошо танцуешь.

- Хорошие учителя были.

Репетиции танцев у них, по идее, должны начаться завтра-послезавтра, и Хакуджи очень не хочет ударить в грязь лицом, а потом ещё и выслушивать подколки чёртовой Кочо.

- Я же говорил, что ты можешь потренироваться на мне?

- Разве Кочо не пообещала нам обоим трёпку за самовольную "смену партнёров"?

Ренгоку усмехается.

- Хорошо, как скажешь.

Хакуджи почти закатывает глаза, манит его к себе ладонью.

Вообще-то, Шинобу и её друг - кажется, искусствовед - очень долго спорили насчёт этих самых танцев, придя к решению, что, всё-таки, им необходимо, чтобы в танце герои менялись партнёрами. Сцена, благо, большая и вполне позволяет подобные "сценарные капризы".

Хакуджи складывает пальцы на удачу, чтобы ему обломилось ещё что-то, кроме танцев.

***

Хакуджи мысленно протягивает довольное "да, чёрт возьми!", когда слышит слова Шинобу и того искусствоведа. Хакуджи смотрит на Ренгоку, когда им, можно сказать официально, позволяют танцевать друг с другом. Не только на репетициях.

Их персонажи будут танцевать друг с другом, хоть Хакуджи и не имеет понятия, зачем это нужно сюжету.

- Один только вопрос, - поднимает Ренгоку руку, чтобы привлечь к себе внимание, - кто из нас двоих будет вести?

Хакуджи усмехается сейчас и на всех следующих репетициях, потому что они с Ренгоку постоянно путают, кто же ведёт, а кто - ведомый.

Хакуджи не усмехается, разве что, перед постановкой, когда мучается со своим костюмом.

Рубашка старомодная, с рукавами-фонариками, навевающими на Хакуджи странную ностальгию, и ему хочется пошутить что-то, что от него все ожидают.

Ничего в таком духе - да и в принципе - в голову, к сожалению, не приходит.

Хакуджи не улыбается всю постановку, весь танец, кажущийся слишком долгим, и в себя приходит только на улице, когда все расходятся.

Хакуджи не сразу понимает, что Ренгоку стоит рядом, что тот обмахивает его ладонью и готовится ловить.

- Надо же, какая забота, - усмехается Хакуджи.

- Всё для тебя, - повторяет за ним Ренгоку. Выдаёт через пару минут молчания: - Ты хорошо сыграл и станцевал.

Хакуджи пожимает плечами.

- Чувствовал себя, как деревянная кукла, постановку вообще не помню.

Ренгоку усмехается, расстёгивает немного рубашку и, словно приглашая, отгибает воротник от шеи.

Хакуджи сглатывает, смотря на него, и мысленно чертыхается.

Хакуджи, если быть честным, уже давно хочет впиться ему в глотку, сожрать - причём, не фигурально, а Ренгоку будто специально провоцирует его, закатывая иногда рукава и открывая шею.

- К сожалению, я даже танца с тобой не помню. - Хакуджи хмыкает, протягивает руку. - Может, подаришь мне ещё один?

Ренгоку, что удивительно, принимает ладонь, и Хакуджи тянет его на себя.

- Не забывай - сейчас я веду.

Ренгоку ловкий, быстрый, гибкий. Хакуджи уже представляет, как можно было бы танцевать с ним что-то более ритмичное. Танго, например. О, да, это было бы прекрасно.

С Ренгоку Хакуджи не нужно судорожно перебирать в голове все эти чёртовы движения и считать, сейчас с Ренгоку танец идёт так легко и естественно, словно Хакуджи был рождён только для этого.

Ренгоку хватает его руку, поднимает с талии на плечо и перехватывает ведущую роль, и Хакуджи послушно отдаётся на несколько минут в его власть.

Они с Ренгоку, словно дерущиеся дикие кошки, то и дело отбирают ведущую роль, толкают другого на ведомую позицию, и этот танец перестаёт быть похожим хоть на что-то, но Хакуджи это слишком нравится.

Хакуджи вновь кружит Ренгоку, приближается к его шее и кусает, довольно жмурясь.

Секунда.

Две.

Третья.

На языке нет привычной сладости, равно как и чувства насыщения. Хакуджи чувствует только солёную горечь, и, кажется, именно так люди описывают вкус крови.

Поднимает голову, смотря на Ренгоку, слизывает с губ кровь.

- Удивлён?

- Ты-

Ренгоку всегда улыбается, и Хакуджи только сейчас понимает, почему не заметил ничего с самого начала.

Какой-то умный человек когда-то сказал, что прятать надо на виду, и Ренгоку, похоже, стал мастером, пока пользовался этим советом, потому что Хакуджи только сейчас понимает, что клыки - менее выразительные, чем собственные - в этой улыбке заметить можно, но невозможно их обладателя в чём-то заподозрить.

Хакуджи не знает, что ему сказать, кроме какого-нибудь ругательства поинтересней.

- Извини, - выдыхает Ренгоку, - мне было слишком интересно, когда до тебя дойдёт.

Хакуджи бы цыкнуть языком, да сил почему-то нет. Хакуджи бы закатить глаза, но не хочется.

- Это было неплохо, - хмыкает, недолго думая, - Кёджуро.

- Ну спасибо, Хакуджи.

Кёджуро, который в принципе до этого, равно как и весь универ, не звал Хакуджи по имени, тянет самого Хакуджи на себя и вновь кружит. Плавно, как благородный юноша даму.

Целует его Кёджуро так же, чтобы они клыками не стукнулись, и Хакуджи, всё-таки, пытается не улыбаться.