Дазай, на самом деле, не очень хорошо помнил многие периоды своей жизни. По большей части, благодаря людям. Особенно тем, кто из его жизни уходил, оставив неизгладимый отпечаток на его мыслях, идеях, поступках и личности в целом. Наверное, ненужных людей не бывает, бывают только те, которые делают тебя сильнее, помогают взобраться вверх и учиться на собственных ошибках. По крайне мере, Осаму пытался себя успокоить подобными рассуждениями, пусть даже и не всегда это получалось.
Одной из самых значимых личностей в жизни Дазая стал Одасаку Сакуноске — человек, перевернувший мировоззрение Осаму с ног на голову. Ещё ни разу за весь свой печальный жизненный опыт юный мафиози не встречал таких удивительных людей. Чуткий, порой суровый, со своими, не похожими на другие, взглядами. Чего только стоило его отношение к окружающим, его проницательность и безошибочное умение видеть человеческую сущность. Совершенно особенный, он притягивал к себе внимание, бессознательно заставлял окунуться и узнать все тайны его, без сомнения, глубокой, возможно, раненой души.
Так думал Дазай, когда Одасаку находился рядом: был близким другом и товарищем на поле боя, давал ценные советы, выручал из безвыходных ситуаций. Но все люди рано или поздно уходят. Вряд ли Осаму забудет то, как его близкий человек, беззащитный, ослабший от внутренних самобичеваний, с дыркой в боку, лежал у него на руках и, истекая кровью, произносил последние наставления. «Будь на стороне тех, кто спасает людей. Если обе стороны одинаковы, то стань хорошим человеком. Спасай слабых и защищай сирот. Я знаю, что для тебя ничего не значат слова «хороший» и «плохой», но это хотя бы сделает тебя чуточку лучше», - последнее, что сорвалось с сухих губ и то, что навсегда останется звенеть в голове набатом.
Следующим человеком стала она. Дазай прекрасно помнил все моменты, проведённые с Сакуноске: его слова, улыбку, смех с хрипотцой; но он совершенно не помнил времени, когда был рядом с ней. В памяти иногда мелькали светлые волосы, ровные, белые зубы, густые светлые ресницы, но образ целиком — никогда. Что она говорила? С чего смеялась? Как жила? Все эти вопросы плавали без ответа в голове в часы одиночества, когда Осаму наконец-то мог оказаться один, когда мог кричать так громко, как только захочет, когда мог рыдать и биться в конвульсиях, и никто, слышите, никто не мог этого отнять! Отнять самое ценное, что у него было — его настоящее лицо, которое все сильнее стиралось, уступая место маске с веселой, немного лукавой, улыбкой.
Разумеется, были люди, которые никуда не уходили, оставаясь дорогими для Дазая, становясь его небольшой семьей. Вечно кричащий Доппо; сладкоежка и задира Эдогава; умная, немного сумасшедшая Акико; слегка нервный Ацуши; наивный и милый Кенджи; и конечно, директор Фукудзава… Всех их Осаму нежно любил. По-своему. Может быть, не очень заметно, но все-таки. Однако это была другая любовь. Такая, какой может быть любовь брата к сестрам и матери. Это не то, чего хотел сам Осаму. Это не Одасаку и не она.
Так жил Дазай до того самого дня. Странного, сказочного, совсем нереального. Расскажи кому, не поверит. Тем утром Осаму буквально подскочил на кровати, больного стукнувшись головой об стенку, когда падал назад, на подушку. В голове, словно назойливые пчёлы, вертелись мысли. Он бесконечное множество раз прокручивал, только что ускользнувший сон, смакуя каждый момент, каждый диалог. В памяти крепко отпечатались яркие рыжие, почти огненные волосы, просто невероятные васильковые глаза и дурацкая шляпка. Силуэт был таким знакомым, родным и узнаваемым, что казалось, протяни руку и сможешь докоснуться. Но это был сон. Всего лишь сон, проделки подсознания.
С того дня Дазай не мог жить спокойно. Каждую ночь ему снился один и тот же мальчишка. Солнечный, совершенно уникальный, разительно отличающейся от окружающей массы. Он часто смеялся, что-то быстро тараторил, стараясь рассказать как можно больше, иногда ходил хмурый, хуже грозовой тучки, замахивался ногами, но никогда не бил. Осаму это смешило. Вот только стоило открыть глаза, как чудесный парень из снов исчезал.
Поначалу это расстраивало, потом злило, раздражало, а ещё позже наступило желание искать. Да, возможно, не существовало никакого мальчишки с синими глазами и рыжей шевелюрой, однако сердце стучало так быстро, так трепетно сжималось при мысли о нем, что Дазай уже не сомневался. Он был уверен, что загадочный незнакомец существует! Нужно только отыскать. Ради благородной цели, Осаму даже не побоялся поделиться произошедшим с Куникидой, в надежде получить какой никакой совет. Друг только слабо прыснул в кулак и произнёс что-то в духе: «Да ты по уши влюблён в собственный сон!» Но Дазай в ответ махнул рукой и не думал сдаваться.
Время шло, вместе с ним и четыре месяца, за которые Осаму уже успел порядком устать, поникнуть и опустить руки. В душе слабым огоньком ещё теплилась надежда на долгожданную встречу, только вот чудесный юноша больше не снился, сколько бы Дазай не вертелся в попытках заснуть, не пил снотворных и не выматывал себя рабочими делами. В последнюю такую ночь Осаму дал себе слово больше не терзать себя, не заставлять друзей беспокоиться. Тот самый огонёк, слабое пламя в его сердце, потухло, а вместе с ним и душевное спокойствие. Черт возьми, как же Дазай возненавидел то утро, которое последовало за тяжелой ночью! С горем по полам он собирался на работу, с трудом переставлял ноги и разлеплял свинцовые веки.
Пока не произошло чудо. Или показалось? Но он совершенно точно видел. В толпе мелькнула до боли знакомая макушка, которая была ниже остальных на полторы головы и выделялась своим непривычно ярким цветом. В жизни наступил, как раз тот момент, которого Дазай не помнил от слова «совсем». То, как он схватил тонкое запястье, то, как выдернул худощавое тельце из толпы и то, как всеми правдами и не правдами пытался уговорить хмурое, но невероятно красивое создание поговорить. Рассказывать о сне безумно? Конечно! Говорить первому встречному о своих чувствах? Бред сумасшедшего! А как же?.. И это тоже!
Да, Дазай с трудом вспоминает те пятнадцать минут, что казались мимолетным видением, но зато способен во всех красках описать, как ползли вверх рыжие брови, как широко распахивались бездонные глаза, демонстрируя яркую радужку, как с тонких губ срывалось тихое-тихое, удивленное и непонимающее: «Осаму?..»
Сейчас Дадзай все еще со слабым, но все-таки страхом, просыпается в тёплой постели с удовольствием и облегченным выдохом утыкаясь в огненную макушку, целуя веснушчатее плечо и широко улыбаясь. Иногда, стоит распахнуть глаза от противного ощущения пустоты и холода рядом, а перед ним уже ухмыляясь и держа в руках конец одеяла, стоит он, Чуя Накахара. Человек из нереальных, волшебных снов. Тот, кого хочется любить и никогда не отпускать.