— А когда ты вернешься?
Прозвучало это как-то странно, учитывая, что уходила Ресс не на загородную прогулку. Хотя в этот день все вообще было странным и одновременно до безумия правильным — и серый мелкий дождь, накрапывавший из низких туч, хотя прогнозы клятвенно обещали солнечную и ясную погоду. И совершенно неуместное в этих развалинах ярко-красное вечернее платье Иней и туфли-лодочки ему в тон. И вся ситуация, когда они прощались, стоя среди руин старой библиотеки, как на нейтральной полосе между двумя скоплениями людей. Где-то там ждали Ресс ее товарищи, а на восточной стороне улицы жались к стенам двое мальчишек, ждавших Иней, которая должна была отвести их в укрытие.
— Город в безопасности, — в десятый раз повторила Ресс. — Вас не тронут. Сюда никто больше не придет. И мы вернемся.
— Когда?
— Малыш, я сама хотела бы знать это.
Издалека донесся свист, Ресс досадливо нахмурилась:
— Пора. Будь осторожнее, береги себя. И…
— Да?
— Ты очень красивая сегодня.
— Тебе нравится? Я специально для тебя оделась так.
Ресс притянула ее поближе, целуя, сухо и даже почти что неласково, не умея больше по-другому. Те поцелуи, нежные, завлекающие в любовные игры, остались позади, в солнечных пятнах, прыгавших по полу квартиры, и беззаботном смехе Иней, отбрыкивавшейся и хохотавшей от щекотки. Однако сегодня, под холодной моросью, оседавшей на обнаженные плечи и спину Иней даже это касание губ к губам, почти целомудренное, на одном выдохе, казалось интимнее любой ласки.
— Просто вернись, — попросила Иней. — На остальное наплевать.
— На что именно, малыш? — Ресс сделала шаг назад.
— На медали, например. Не геройствуй. Я предпочту живую тебя, нежели горсть драгметалла. И ты мне еще столько обещала. Помнишь? Ты мне обещала, что мы станцуем с тобой вальс, когда я буду в этом платье.
— Я помню. Мне действительно пора, малыш. Я люблю тебя.
— Люблю, — эхом отозвалась Иней. — Очень.
Ресс не выдержала, обернулась, отойдя на несколько десятков метров. Серое небо, серые стены, серые камни, пыль. И яркий росчерк — красное вечернее платье в пол, как большое земляничное пятно. Красиво.
— Ресс…
— Плохие новости, Май?
Солдат помедлил несколько мгновений, потом кивнул:
— Авиаудар.
— Где?
Май еще немного помолчал:
— Выжившие вряд ли есть, город стерт в пыль.
— Твою мать, какой город?
— У нее правда было красивое платье, Ресс. У твоей девушки.
Ресс развернулась, выбежала прочь.
— Жалко девочку, — бросил кто-то.
Май кивнул, не оглядываясь и не уточняя, кого только что назвали девочкой — похороненную в каменном крошеве Иней или плакавшую где-то за палаткой Ресс.
— Может, все же обошлось?
— При такой силе удара. Там ничего выше одного этажа не уцелело, все сметено. Если верить донесениям.
— У них же были убежища.
— Ага, в старой школе. Не смеши меня, подземки давно уже были заполнены водой. Сомневаюсь, что они успели ее отвести. Все же город считался мирным. Периферия, от столицы хер знает сколько. Кто знал, что вообще прорвутся.
— Жалко девчонок. Обеих.
— Злее будет, — откликнулся Май. — Если не сложит голову в первом бою.
Город напоминал разоренный муравейник, разрушенный ударом ноги и разметанный по всей тропе. Остовы зданий, выбоины, повсюду слышался то плач, то истерический смех. Ресс потерянно осматривала город, все еще не веря увиденному. Как из городка, пусть и частично обрушившегося от ветхости зданий, но обычного тихого городка, получилось это?
— Кого-то ищете? — на нее устало посмотрела немолодая женщина, тащившая какой-то ящик.
Ресс кивнула:
— Да. Ищу. Карин Иней. Где ее… Похоронило…
— Карин, Карин. А, Карин, так нигде не похоронило, вон она, подолом улицы метет, перепугалась так, что в себя прийти не может. Убежит к старой библиотеке и сидит там целыми днями, только и бормочет: «Ресс, Ресс». Собаку потеряла, что ли.
— Нет, ну сукой меня пару раз, конечно называли… Где Иней сейчас?
— Так вон, чешет опять на свои посиделки.
Ресс повернулась, не веря ушам. И первое, что бросилось в глаза, была фигурка в платье цвета земляники, целеустремленно идущая к развалинам библиотеки.