Лето. Я сидел на балконе и наслаждался едва теплым черным чаем с тремя ложками сахара. Знаю, я тот ещё сладкоежка. Моя девушка всегда удивлялась, как можно пить этот сироп, а я лишь пожимал плечами и ехидно докладывал небольшую ложечку сахара сверху. Черт, кажется это было так давно, словно вечность назад. Перед концом всегда думаешь о чём-то настолько простом. О том, что казалось тебе таким неважным и бесполезным, когда у тебя было уйма времени. А сейчас...что ж, по моим прикидкам осталось где-то около 20 минут.
Забавно, ведь пару месяцев назад в это никто не верил. Война шла уже довольно давно, и после первых нескольких недель я уже бросил разбираться в том, кто прав, а кто виноват. Политики бросали друг в друга грязь, ни дня не проходило без новых “шокирующих и правдивых” новостей, санкций, угроз и взаимной ненависти. Никто не верил, что человек, каким бы идиотом или безумцем он не был, способен пойти на такое.
Живу я в столице, кстати. Забыл упомянуть в начале, уж очень странно на меня действует этот вечерний ветерок и сладкий чай. Да, бить будут в первую очередь по нам. Пару часов назад эфиры телеканалов прервали, чтобы оповестить население. Мне даже смс-ка пришла на телефон. “Какая честь”, подумал я про себя тогда. На тот момент я уже прошел стадию страха и тревоги, и перешел к стадии смирения с судьбой. Спорить было бессмысленно, да и не очень то и хотелось, если честно. Большую часть моей жизни я боролся с депрессией. В какой-то момент я обнаружил, что не могу найти ни одной хорошей причины вставать с постели по утрам. Антидепрессанты, терапия...нет, я ненавидел самообман больше всего в жизни. Я видел мир таким, какой он есть - лишенным всякого смысла. Вся наша жизнь была не более чем вспышкой, погоней за удовольствием, счастьем, забытьем и отчаянной попыткой избежать одиночества. И больше моей недееспособности меня злило только то, что кто-то хочет натянуть мне на глаза розовые очки, заставить поверить в иллюзию, отдать мне очередную третьестепенную роль в этом бессмысленном спектакле, автор которого ускользнул с представления аккурат перед его началом.
Прошу простить, что-то меня заносит немного сегодня. Или это из-за конца света? “Не ведаю”, как сказал бы какой-нибудь древнекитайский мудрец. Чай почти кончился. Интересно, успею ли заварить себе ещё кружечку? Вряд ли, да и предаваться суматохе в последние минуты жизни не особо хочется. Вы, наверное, сейчас осуждаете мой цинизм. “Человек должен бороться за свою жизнь! Никогда не сдаваться! Идти до конца! Всегда есть надежда!”. Что ж, возможно вы и правы, но именно в такие моменты осознаешь, насколько это всё бессмысленно. Культ продуктивности не более чем ещё один дырявый мусорный пакет, призванный хоть как-то заслонить бесконечную пустоту нашего существования. Да и к тому же, даже если я выживу каким-то чудом, успею добежать до убежища и дожить до выхода на поверхность, я очень сильно сомневаюсь, что постапокалипсис благоприятно скажется на моем ментальном здоровье.
На улице были слышны крики. Люди бросали свои вещи в отчаянной попытке спастись. Где-то там, внизу, разворачивались сейчас тысячи маленьких драм, а я всё никак не мог оторвать взгляд от заходящего за горизонт солнца. Мой последний в жизни закат был как никогда прекрасен. Наверное, именно таким и должен быть последний закат. Хотя о чём это я, солнцу будет плевать. Оно взойдет над руинами нашей цивилизации ещё не один раз, вот только радоваться и провожать его уже будет некому.
В груди что-то сжалось, когда я услышал вой сирен, предвещавших скорый удар. Я боялся смерти. Боялся того, что принесет мне неизвестность, что станет со мной и куда я попаду и попаду ли куда-то вообще? Мысль об этом пугала меня до холодного пота и тошноты, но альтернатива пожизненной стагнации была куда страшнее. Да и поздно уже было что-то менять. Раздался оглушительный грохот, и вдали словно вспыхнуло второе солнце. На мгновение, перед тем как ослепнуть, я узрел всю пугающую красоту этой разрушительной силы человеческой ненависти. А затем я уснул. Уснул, вероятнее всего, навсегда, наконец получив, таким странным способом долгожданную свободу от долгих лет рабства. Картинка исчезла, звук оборвался, и я начал медленно погружаться в едва тёплую, мягкую, обволакивающую, словно мой переслащенный чай тьму. Я умер.