Хосок ёжится от вечерней прохлады и натягивает капюшон посильнее, пряча лицо. Нельзя, чтобы кто-то хотя бы мысль допустил о том, что это он. Нельзя подставляться под фанатов, нельзя подвести Давон. Если сейчас его увидит и узнает хоть кто-нибудь, информация попадёт в сеть за считанные секунды. Он не сможет отбиться от фанаток сам, он не сможет защитить Давон от толпы разъярённых девчонок. Надеяться на их благоразумность не имеет смысла, в получившемся шуме его даже не услышат. Если его заметят — менеджер узнает о побеге раньше, чем могло бы быть.

Хосоку, в любом случае, мало не покажется.

Эти несколько часов свободы и несколько минут наедине с сестрой ему нужны, кажется, не меньше воздуха. Он так и говорит, на что Намджун только улыбается понимающе — он, типа, и сам бы сбежал, не будь лидером и будь его мать где-нибудь в Сеуле на данный момент. На щеках появляются ямочки и он кивает согласно, но с условием, что, эй, парень, мы, конечно, друзья, но если что — я тут не при чём.

Хосок сбегает с общежития, даже не накрасившись, едва успевая нацепить на лицо маску. Он ведёт себя словно влюблённый школьник, а не взрослый, состоявшийся парень. Глупо и опасно. Когда Хосок вернётся, менеджер обязательно прочтёт ему лекцию об ответственности на несколько часов. Даже на подзатыльник не поскупится. Этот полный и добродушный дяденька заботится о них как о своих сыновьях.

Давон уже ждёт его на набережной, улыбается и машет рукой, привлекая к себе его внимание. Девчонка лет четырнадцати, образовавшаяся рядом с ней и округляющая в удивлении глаза — непредвиденное и очень опасное обстоятельство. Хосок хватает сестру за руку ещё до того, как фанатка произнесёт хоть слово, и очень надеется, что её твит затеряется среди сотен других с его именем.

Они бегут по улицам Сеула, едва не сбивая прохожих и постоянно извиняясь, Хосок про себя молится, чтобы его голос не узнали. Давон едва за ним поспевает, но притормозить не просит, только послушно переставляет ноги, с ужасом и волнением смотря на грозящий вот-вот слететь капюшон.

Выдыхаются быстро и заваливаются в первый попавшийся переулок. Лёгкие горят, но они не могут перестать смеяться, совсем как в детстве, когда что-нибудь натворили. У Хосока покрасневшие щёки и взмокшие волосы. Он прислоняется своим лбом к её и всё ещё не может отдышаться и прекратить улыбаться. В образовавшейся тени озорной огонёк в глазах сестры виден особенно ясно.

Хосок не выдерживает первым и подаётся вперёд, обнимая и прижимаясь всем телом, мягко и не настойчиво касаясь губ сестры.

Отстраняются не сразу. Давон просовывает руки под хосокову толстовку и обнимает его за пояс, укладывая голову на плечо. Они стоят так некоторое время, пока дыхание не выравняется хоть немного, и Хосок отстранёно думает о том, что, возможно, там, в паре шагов от них, ходит та самая девчонка, что чуть не испортила им встречу. Она наверняка поняла.

Странно, спокойно и тепло. Хосоку прекращать совсем не хочется, но он успевает только нежно коснуться макушки сестры и смазано проехаться губами по щеке.

Тёплыми дрожащими руками она натягивает на него капюшон.

— Пойдём перекусим?

Уже в кафе Хосок понимает, что в спешке надел не ту толстовку, полностью оставив себя без денег и ключей. Давон на это только улыбается и платит за двоих, как привыкла и планировала.

Некоторое время Хосок сидит смирно, позирует даже и ожидает, когда Давон сделает достаточное количество снимков, а затем его телефон вибрирует — и становится страшно.

Он сбрасывает входящий — если звонят, значит, знают, где он — и в спешке начинает фотографировать сестру. Чёртов телефон хочется разбить — снимки выходят смазанные и кривые. Хосок психует и, кажется, сейчас расплачется от обиды и несправедливости. Давон знает, менеджер будет здесь уже, как максимум, через десять минут, и подходит к Хосоку, забирая из его рук телефон и отбрасывая тот на стол — её тёплые пальцы на несколько секунд касаются его руки.

— Успокойся.

Она сама укладывает его руки себе на талию и быстро делает чёрт знает сколько снимков подряд. Давон фотографирует, не переставая, постоянно меняя выражение лица, старается, чтобы в кадре были видны хосоковы руки, их ноги, их лица. Она даже говорит мимо проходящему официанту, что доплатит, если он сфотографирует их, кивая на лежащий на столе хосоков телефон. У них остаётся несколько минут — ненавистная сейчас машина уже видна в начале улицы.

Перед тем, как дверь в заведение открывается в очередной раз, пропуская внутрь запыхавшегося, злого и взволнованного менеджера, Давон успевает снять короткое видео и поцеловать брата в щеку.