— Чонгуки? — выдохнул Тэхён дрожащим голосом, даже прежде, чем он осознал как назвал парня.
Чонгук заметно напрягся. То, как быстро появился внутренний барьер, воздвигнутый изнутри, всего лишь защитная реакция. Спокойствия на лице будто и не было, вместо этого сжатая челюсть и ожесточённый взгляд. Чонгук выпрямляет плечи, когда садится, скрестив руки на груди. Несомненно, он узнал Тэхёна.
Ответ — жестокий и неумолимый — прозвучал в следующую же секунду.
— Не называй меня так, чёрт возьми, — выплюнул он, не упуская из виду, как Чимин рядом вздрогнул от его тона.
Но Тэхён этого ожидал. Он почти был готов к такому приветствию.
Он поздоровался и с болью, захлестнувшей его грудь и от которой перехватывало дыхание, а глаза зажмуривались от ужаса.
Он поздоровался с этой болью, потому что знал, что больше кого бы то ни было её заслужил.
Это был своего рода взгляд сверху вниз. Одна сторона полна трескающейся решимости, которая разбивается о молот из сожалений и ненависти к себе. Вторая — конфронтационной ненависти. Одного из тех видов боли, которая зреет в глубине человека годами и появляется только от самых жестоких форм издевательств. Она требует освобождения прямо сейчас и её невозможно контролировать.
У Тэхёна с его извинениями нет шансов.
— Чонгук, я не знаю, что сказать, — умоляющим голосом.
Парень в татуировках усмехается, презрительно покачав головой.
— Похоже, ты совсем не изменился, — издевается он, — даже после стольких лет остался таким же трусливым.
Ответ, который сформировался на тэхёновых губах, — и вероятно, выглядел бы не более, чем заикающаяся защита, — был прерван стуком в дверь.
— Входите, — сказали они одновременно, к большому отвращению Чонгука.
Чимин заходит в комнату ничего не подозревая, с ослепляющей улыбкой, наполненной счастьем.
— Тэ, я думаю ты был прав, когда сказал, что нам стоит потусоваться вместе с соседями по комнате, — сказал он, шагнув в сторону, показывая черноволосого парня такого же роста, — Юнги действительно милый.... О, это ты! — взгляд Чимина упал на Чонгука, узнавая в нём друга, который был с Юнги, когда он впервые попал в общежитие.
Тэхён не мог не вздохнуть, увидев как его лучший друг не обратил внимания на болезненно напряжённую атмосферу в комнате. Даже если присутствие других людей и помешало Чонгуку задушить его, это всё равно не помогло облегчить его едкие взгляды. Тэхён прокашлялся.
— О, как мило, Чимини. Приятно познакомиться с тобой, Юнги. Я Тэхён, — он попытался как можно больше выровнять голос, отгоняя прочь слёзы, что минутами ранее наполняли его глаза.
— Чёрт, конечно, — пробормотал Чонгук, заставив всех троих в замешательстве перевести взгляды на него. Он покачал головой и перевёл своё внимание на Юнги, который всё ещё неловко стоял в дверном проёме. — Хён, это Тэхён.
Глаза Юнги сначала расширились в осознании, а затем сузились, верхняя губа слегка приподнялась в эмоции, которая выглядела слишком похожей на отвращение. — Дерьмо, — без юмора рассмеялся Юнги и направился к кровати Чонгука, сел рядом и закинул руку ему на плечи, чтобы попытаться успокоить.
— Кажется, я чего-то не знаю, — спросил Чимин, наблюдая за происходящим.
— Ну, это Чонгук. Мы с ним близкие друзья, — осторожно прокомментировал Юнги.
— Ну, это я понял, — Чимин присел рядом с Тэхёном, слегка склонив голову. — Так почему твой лучший друг выглядит так, будто он в нескольких секундах от того, чтобы убить моего лучшего друга?
— Потому что я, — выдохнул Чонгук.
— Я и Чонгуки, — перебил его Тэхён, — мы были знакомы, когда были моложе.
Чонгук фыркнул.
— Это лучшее, что ты можешь сказать в качестве объяснения для хёна?
Сердце Тэхёна сжалось.
— Я думаю, что мы были больше, чем просто два парня, который когда-то знали друг друга. Когда-то мы.....
Глаза Тэхёна расширились.
— Мы были друзьями, — громко оборвал он Чонгука. — Мы были близкими друзьями, прежде чем Чонгук..... уехал, — он умоляюще посмотрел на парня, прося не продолжать. Чонгук приподнял бровь, ткнув языком во внутреннюю часть щеки, словно бы задумавшись, стоит ли проявить милосердие.
— Да, друзьями, — протянул он, решив, что сегодня чувствует себя достаточно хорошо, — прежде чем я уехал.
Оба слова были огромным болезненным преуменьшением.
— О, хорошо. Но это не объясняет, почему он хочет тебя убить, — бормочет Чимин, который явно не убеждённый, что это далеко не вся история, но и не желающий усиливать напряжение. — В любом случае, уже обед. Пойдёмте за едой? Было бы неплохо получше узнать друг друга, — сказал он Тэхёну и Чонгуку, — или узнать друг друга заново.
Тэхён мысленно выругался, проклиная склонность своего лучшего друга к тому, чтобы игнорировать любые обиды и вне зависимости от обстоятельств всегда быть гостеприимным. А затем проклял и Чонгука, за то, что тот выдал фальшивую улыбку и с явной насмешкой согласился.
— Думаю, это чудесная идея, — ответил он Чимину, ухмыляясь, но для Тэхёна это выглядело словно насмешка. За его губами были уже не зубы, а кинжалы. Клинки, готовые врезаться в Тэхёна, как только представится возможность. — Прошу прощения, если показался грубым, Чимини, верно?
Тэхён вздрогнул, услышав это прозвище — он был единственным, кто мог так называть Чимина.
— Всё в порядке. И ты можешь называть меня просто Чимин.
С этими словами все четверо встали, чтобы уйти. Чимин и Юнги первыми покинули помещение, через изношенную деревянную дверь старой комнаты колледжа.
Тэхён охает, когда его грубо тянут назад за воротник рубашки, ткань больно впивается в шею. Он ненавидит то, как бегут мурашки, когда Чонгук наклоняется, и его тёплое дыхание касается уха, окутывая тело ложным ощущением комфорта.
— Ты превратил последние пять лет моей жизни в ад, — он зажимает ухо зубами, слегка прикусывая, прежде чем отступить и позволить вернуться на место, под тихое тэхёново хныканье. — Я всего лишь честно отвечаю услугой за услугу.
Чонгук подталкивает его вперёд так же быстро, как и оттащил назад, и бежит следом, догоняя ушедших вперёд Чимина и Юнги, которые были слишком поглощены разговором, чтобы заметить их отставание.
Тэхён ощущает себя приклеившимся к полу, когда смотрит на то, как подпрыгивают чонгуковы волосы, а тяжелые ботинки приземляются на пол. Он не мог сказать, что было громче — это или звук его собственного сердца, хаотично колотящегося в груди.
Или, может быть, воспоминания о том, как совсем юный Чонгук кричал, когда его грубо оттащили от Тэхёна, был самым громким. Воспоминание о том, как он умолял Тэхёна сделать что-нибудь, когда его повалили на землю, выволочив из церкви за волосы.
Воспоминание о том, как Тэхён клялся, — нет, лгал, — своим родителям, что Чонгук был виноват, Чонгук был грешником. Чонгук поцеловал его.