*Наркотик-ингибитор, он же наркотик, подавляющий (ингибирующий) ген любви — особый вид психоактивного вещества, не позволяющего «товару» влюбляться в своего «клиента», что не приветствовалось бы в одноразовых отношениях.
В специальном чипе, который носит «товар», помимо ингибитора есть «антидот» к нему, блокатор ингибитора, который дает возможность в свободное время выводить наркотик из тела. Однако передозировка антидота приводит к тому, что человек теряет весь свой моральный компас в одночасье.
В момент, когда «товар» потенциально достигает клиента, работодатель дает разрешение на введение ингибитора, чтобы «товар» потом без жалости и сожалений вернулся на работу.
В случае, если «товар» влюбляется в клиента, и ингибитор не справляется, проявляются побочные эффекты, вроде боли в сердце, помутнения сознания и рассудка. Советуется прекратить подачу ингибитора и его блокатора.
***
Поздний вечер, почти ночь. Шум толпы закладывает уши, громкие басы давят на кожу почти ощутимо, яркие краски и формы со всех сторон в первые несколько минут приводят организм в шок, подчиняя слух и глаза, мелкой рябью въедаясь в кожу и органы, пробираясь в каждую клетку, как нанопаразиты.
Акаши лениво обводит переполненное людьми заведение взглядом, раскинувшись на кожаном диванчике на втором этаже ВИПа.
Кончик тлеющей сигареты краснеет под цвет глаз — юноша затягивается, а через несколько долгих мгновений плавно выдыхает, ощущая, как дым и испаренные смолы овевают лицо, а во рту остается чуть горьковатый привкус, который, однако, быстро сменяется странной свежестью, и на мгновение все вспыхивает чуть ярче, а в крови расплескивается какая-то безумная радость, заставляющая уголки губ дрогнуть. Сигарета, двинувшись вместе с ними интенсивнее, чем минутой ранее, рассыпает белый пепел в зависшую точно под ней пепельницу, пока гетерохроматические глаза залетного марсианина выискивают того, кого он ждет, среди беснующихся и дергающихся на танцполе тел.
Это было так, легкое баловство — слабые для него наркотики и никотин, убойное комбо, крайне дорогое, но такое, которое с ним всегда: даже начав перемещаться между планетами с помощью пространственных модулей, он так и не отучился от вредной привычки и таскал свои сигареты.
Хотя, конечно, его малыш на него ругается за такое, и ему стоит закончить с этой сигаретой до того, как тот придет. О том, что у него есть еще блок, разумеется, тоже никому не стоит знать — к «баловству» на этой планете все еще относятся неоднозначно. Чертовы трудоголики, никакого понимания всех тонкостей подобных занятий…
Что ж, а вот и тот, кого он ждет.
Сейджуро стряхивает пепел и благоразумно отставляет пепельницу на стол, чтобы не маячила перед лицом.
Когда Тецу впервые оказался тут, это место показалось ему странным. Он, приехавший сюда с самой окраины системы, бледный и хрупкий, сразу стал диковинкой. Тецуя стал падать. Падать на дно. Не в учебном плане. В моральном. Раз за разом. Шаг за шагом. А все из-за своей ночной работы.
Шаг вперед через толпу. Майка мгновенно натягивается, и приходится выдирать ее из чьих-то рук. Но большую часть пути он следует незамеченным.
Пока, наконец, не падает на диван напротив аловолосого. Он слишком робок, чтобы сесть рядом. Но это пока.
Что-то гудит на повышенных тонах, и тихий писк уже привычно задевает чуткий слух. Болезненный укол в шею — и перед глазами все мутнеет, а потом взрывается яркой краской. Наркотик. Тот же самый. Надоевший до тошноты.
Юноша сжимает край футболки, выдыхая:
— Опять? Не можешь расслабиться, когда я без дури?
Оценивающий взгляд — и робость пропадает. Этот парень… На Марсе все такие высокомерные, или Куроко умудрился нарваться на единственного такого?
Гетерохромия глаз… Загадочно и красиво выглядит. Привлекательно вкупе с отросшей челкой. Он вполне нравится Куроко. Только на работе наркотик подавляет ген, отвечающий за любовь. Здесь лишь голые эмоции и животный секс, о котором потом можно и не вспомнить. Может, это и хорошо.
— Это ты не можешь расслабиться без дури, — смеется Акаши, выдыхая дым прямо в лицо, чтобы Куроко поддался еще и наркотику от сигареты — они как-нибудь потом поговорят о том, что этот подавляющий любовь наркотик его работодатель в любом случае введет в тело своего «товара», даже если заказчик будет противиться.
Сейджуро просто нравится растлевать смущающегося юношу, которого он впервые зажал где-то в переулке, — и не нравится, что он не может его получить насовсем. Вернее, сначала был кто-то, ему неизвестный, кто-то из коллег Тецу, который тоже однажды вколол ему вот так антидот, превративший робкого юношу в отвязную шлюху из-за слишком большой с непривычки дозы — активность гена любви все же не зря меняют порционно.
Наверное, это был самый лучший минет от незнакомца, который только можно было получить, особенно если незнакомец еще и девственник, которого ты потом привел к себе домой, где вы продолжили. А утром ты проснулся с безразличным педантом, который убрался в твоей комнате, пока ты спал, потому что, цитата: «Не люблю грязь».
«Не люблю грязь», а ночью на коленях стоял в подворотне и славно отсасывал.
Собственно, так оно и продолжалось. Акаши уезжает — график неделя через неделю, — а, вернувшись, ждет Тецу с работы или становится частью его работы, чтобы они продолжили на том же месте. Сегодня в меню наркотики и алкоголь, после которого у них будет секс, — если повезет, не прямо на ВИПе, хотя Акаши стабильно берет угловой, как самый темный. И в меню будет Куроко, отвязный, развратный и полностью его.
— Это не моя вина, — выдыхает юноша, бесцеремонно взбираясь на диванчик с ногами и морщась. — Опять эти сигареты. Дай сюда.
Тонкие пальцы хватают ядовитую палочку, и парень с выразительным взглядом тушит ее о язык. Акаши нравится его дерзость. Но раз за разом Тецуя понимает: что-то в груди начинает болеть, когда он видит уходящего юношу, кидающего ему через плечо фразу «жди через неделю». Которая для Куроко как доза наркотика, только он не знал, какого. Вызывает привыкание и мучительную гибель. И так раз за разом. Сколько они уже так встречаются? Сколько раз нужно дышать, пить и колоться, чтобы дать себе понять: его ген не глушится полностью? Наверное, нужна двойная доза, чтобы не вспоминать ночами тело марсианина, безумно сильно лапающего его бедра и впивающегося в его губы. Нужна. Но та смертельна. И Тецуя привыкает. Раз за разом.
Как и сейчас. Окурок выкинут, а парень уже запивает пепел горящим В-52, ощущая жар в горле. Пламя исчезает, а очередной стакан разбит.
— У тебя разве нет никого, кто бы ждал тебя? Девушки там, парня, робота? — монотонно выдыхает парень, садясь на колени к красноволосому и глотая предложенную ему двумя пальцами пластинку Виагры. Облизывает и обсасывает пальцы, судорожно вталкивая их глубже, к горлу. Хотя у него и без Виагры все прекрасно. Потому что этот человек перед ним — Акаши. Пальцы выскальзывают изо рта и изящным движением скользят вверх, пока натянутая ниточка слюны не рвется. Куроко облизывается. Слишком долго он ждал.
— Хорошо, давай тогда как обычно. Я люблю твой рот и дерзкий язычок, особенно когда он занят делом, — марсианин облизывает мокрые пальцы, а затем ложится на диване и тянет бедра парня на себя, вынуждая проехаться по ткани брюк и наткнуться на значительный бугор под ней. Это цель Куроко, благо он умеет и любит работать ртом. А Акаши любит его задницу, обожает творить с ней все и даже больше, чем все.
Тецу понятливый, и это чудесно. И верный. Достаточно верный, чтобы Акаши утром огорошил его новостью, которая, возможно, сведет на нет приём ингибиторов, на которых, как умирающий с болями — на обезболивающих, сидит юноша.
Упругая попка утянута, и Акаши не отказывает себе в удовольствии сжать зубами то, что выйдет поймать.
С другой стороны слышно судорожное сглатывание, пальцы гладят его стояк сквозь брюки. Марсианин стонет в голос — в клубе за музыкой его услышит только Тецу, который любит, когда Акаши для него стонет, а аловолосый и рад стараться.
Брюки и белье высвобождают наконец желанную задницу, и Сейджуро ждёт, пока Тецу наиграется, чтобы они могли начать вместе.
Нещадное покусывание живота — и хлесткий шлепок по заду. При этом нежный и аккуратный. Акаши бьет так, чтобы никто лишний не слышал. А потом целует это место. И так раз за разом.
Ремень ударяется о диван, а парень сосредоточен на своём занятии. Молния расстегнута, джинсы стянуты лишь слегка. Роботы автоматически считывают действия Тецу и прячут эту область от чужих глаз, делая темный угол еще темнее — подобные занятия были не редкостью, и клиенты приплачивали за возможность потрахаться, ощущая жгучий адреналин от мысли, что кто-то может заглянуть в темный уголок.
Тецуя склоняется над бельем юноши и ловит первый удар наркотика по нервной системе. Тело прошибает волной жара и удовольствия. Уткнувшись носом в белье, парень начинает свою ласку, вместе с тем трогая и себя. Акаши это тоже любит. Поэтому, губами хватая головку через ткань влажного белья, юноша принимается ласкать себя, водя пальцами по крайней плоти и головке. Влажно. Жарко. Душно. Белье стягивается зубами вниз.
Головка влажная и горячая — и парень тут же берет в рот, шумно начиная сосать ее, как леденец. Вытягивать смазку, щекотать уретру языком, заглатывать и выпускать. Вторая волна заставляет мышцы на секунду дать сбой. Это вызывает спазм в горле, и юноша толкается вперёд, вбирая глубже. Головка упирается в стенку горла, а Тецуя переводит дыхание. Охватывает губами плоть сильнее и медленно двигается, при этом давя на свой член и собирая смазку на пальцах. Ее он потом использует по назначению. Он слышит стон Акаши, тихий, сквозь зубы, и понимает, что ему нравится. Конечно, ведь все это парень делает с любовью. Или, вернее сказать, с симпатией. Куроко старается. Ведь тогда, может быть, парень останется с ним гораздо дольше.
— Очень хорошо, — хрипло шепчет Акаши, азартно вскидывая бедра вверх, зная, что Куроко может делать минет, даже когда он двигается на полной скорости и скорее бессмысленно вбивается в рот.
Его же самого интересует сжимающаяся дырочка и тот орган, который Куроко сам себе дрочит, чтобы обрадовать Акаши сладким видом. Радужка марсианина светится, и на кожу это даёт пару отсветов, которые становятся четче, когда мужчина раздвигает ягодицы, и его язык щекочет дырочку, скользит глубже под шумный стон, ласкает стенки, и, наконец, Акаши имитирует акт, сует язык и вытаскивает, радуясь тому, как легко упругий зад вспоминает, кто им обладает, расслабляется, чтобы Сейджуро мог продолжать уже без напряжения.
Тецу кончает, и следом кончает Акаши, довольно похлопывая партнёра по заднице — звук та издаёт просто потрясающий, и Сейджуро одержим мыслью попробовать новое место для их занятия.
Они одеваются кое-как, разгоряченный Тецу спотыкается, но бежит, когда Акаши открывает дверь к служебным помещениям.
Кабинет директора, широкий чёрный стол из редкого юпитерского мрамора, сверху стоят карандашницы, лежат бумаги — все слетает на пол, и освободившееся место занимает Куроко, с которого Акаши сдирает вещи.
— Прямо здесь? — Тонкие пальцы медленно расстегивают рубашку на теле парня, чтобы обнажилось идеальное тело. И правда, идеальное. Куроко даже льнет к нему, принимаясь целовать кожу и кусать ее. Но наркотик вовремя отрезвляет, давая сгусток боли в сердце — нельзя ласкать так откровенно и так нежно. Тецуя выпрямляется и отводит взгляд, держась за сердце. Но всего на мгновение. Так, чтобы парень не беспокоился. Шлюха — она и есть шлюха. Но для Акаши он ведь особенный. Особенный же, ведь так?
Куроко слышал историю из чужих уст. О том, что было, когда он был болен. Его подменил молоденький юноша, который должен был обслужить Сейджуро. Через несколько часов мальчишку увезли в больницу. Сильнейшие гематомы. А он всего-то пускал в ход зубы при ласках. Видимо, парень привык к ласкам Тецу и теперь никого другого к себе не подпускал. Правильно ли это? Разрешено ли подобное? Да и можно ли любить и быть верным шлюхе?
Кто знает.
Спине холодновато, но Куроко не жалуется. Пока не жалуется. Да и когда с ним именно этот аловолосый марсианин — мерзнуть не приходится.
— Скажи, если бы я бросил свою работу, ты бы бросил свою, чтобы быть со мной? — горячо выдыхает парень, заваливая любовника на спину и затыкая долгим поцелуем длиною в жизнь, чтобы тот мог действительно хорошо обдумать его предложение. Длинные пальцы теребят и зажимают соски, колено массирует пах с пугающей настойчивостью. Акаши хочет, чтобы Тецу сказал ему да, твёрдо и решительно. Потому что марсианину надоело мотаться по вселенной, он хочет просыпаться с маленьким педантом, который пока что на ингибиторах и не может удовлетворять его, как хочет сам, который с ума сходит от его присутствия рядом. Акаши хочет приходить сюда и видеть, что тёплое тело, опутанное покрывалом из самых мягких материалов, ждёт его, устроившись на диванчике, совершенно голое, сонное и возбужденное, всегда только для него.
— Думаю, да. Мне не хватает тебя. Но я должен выполнять свою работу, а не мешать твоей, — выдыхает юноша, закрывая глаза и приглашающе приоткрывая губы и выдыхая вслух. — Ты мне нравишься. И мне больно.
Сердце опять кольнуло, и Куроко вцепляется в крышку стола, слегка задыхаясь от новой волны наркотика, бившего все тело дрожью; сжимается, изогнувшись. Он точно скоро переступит черту невозврата, станет зависим от этого наркотика и будет раз за разом погибать от собственных чувств.
— А если я уже её бросил, а ты сейчас на моем столе, в моем кабинете, в моем клубе, и больше не надо скрывать, что это я платил неделями, чтобы тебя никто не снял? — жарко выдыхает мужчина, целуя тонкую шею и рывком вытаскивая иглу, стабильно снабжающую парня ингибитором и его блокатором, из задней части шеи.
— Больше того — я уже выкупил тебя у твоего работодателя, и он очень умело подделал документы о твоём уходе по собственному желанию. Все в порядке, а тебя можно оформить сюда — в качестве моего секретаря, — Сейджуро разводит ноги парня, грубо толкается в жаркое тело, входя до упора и начиная двигаться. — Как в тебе хорошо…
Тяжёлый всхлип — и наркотик испускает последний импульс. Вздох, и лёгкие заработали иначе. На глазах выступают слезы, губы выдыхают стон, и мальчишка впивается в плечи марсианина. Сильно. Негрубо. Как голодный зверь. И тихо жмет к себе, хрипя и выдыхая:
— Сильнее. Ещё сильнее… Хочу больше, мягче.
— Хорошо, — Акаши чуть поворачивает бедра, и темп становится более глубоким, движения размашистыми, толчки более точными. Скользящие движения требуют больше сил и смены положения, и Акаши влезает на стол к своему ещё не оформленному секретарю, сплетая пальцы, прижимая ладони к вечно теплому мрамору у головы и ловя губы жадным поцелуем.
Сейджуро чувствует себя так, будто получил за день два Джекпота: первый — это место прибыли, второй — Куроко, сладко извивающийся под ним, издающий стоны.
Желание получить мягкость согнало волной наркотика. Остаточной, одной из тех, которые сносят голову сильнее. Тецуя откидывает шею, почти приказывая парню над ним кусать его. Пальцы пробегают на спину и рьяно гладят чувствительное место. Для тех, кто, как и Куроко, с Плутона, одно из таких мест — позвоночник. Конкретнее — ледяные выросты по обе стороны от него. У Тецуи они маленькие и больше похожи на сияющие бриллианты. Но одно прикосновение к такому бриллианту — и он уже до предела остро реагирует на движения, отдаваясь без остатка.
Так и сейчас. Горячие пальцы выходца с Марса касаются его выступов — и Куроко царапает спину Акаши, издавая зычный и протяжный стон.
Акаши не уверен, что происходящее можно списать на действие Виагры или какого-то наркотика; Тецу оглаживает его тело, будучи под ним, и, кажется, действует так, как хочется — острые коготки продирают кожу и оставляют пылающие красные линии на коже.
Но это хорошо, потому что всякое напряжение в итоге позволяет парню сжаться, зажать Акаши в себе, и марсианин пользуется этим, входит грубее, более резко и пронзительно, но от этого не менее приятно толкаясь прямо в простату раз за разом.
Тецуя вздыхает чаще, до одури сильно прижимая к себе парня и охватывая бедра ногами. Стол теплеет под ними, слышен слабый скрип пола. Тишина нарушается лишь стонами обоих, взрывается раз за разом от их стонов, криков и интимнейшего шепота. Куроко двигается рьяно, ощущая то, как ладони Акаши впиваются в его ягодицы. Юноша рычит, стонет, дергается и извивается, так и не отпуская партнера ни на секунду; ощущает укусы у своего горла, плавящие кожу в буквальном смысле; а при толчках слышно хлюпанье, словно под Акаши какая-то девушка, а не парень. Но Тецу плевать. Главное, что этот марсианин утянет его на самое дно.
Как его любовник умудряется так прогибаться в момент оргазма — всегда оставалось для него загадкой, но Акаши хищно рычит и успевает поймать зубами сосок, пока юноша жалобно вскрикивает и изгибается дугой, до слышного хруста, и их тела успевают соприкоснуться ровно настолько, чтобы доля чужой спермы забрызгала живот, пока Куроко в ней до самых плеч — все, что Акаши не спустил внутрь, теперь залило бедра, и эти чудесные косточки, в том числе, забрызгало его спермой.
— Тебе хорошо? — Поцелуи сыплются так, будто они не закончили — а для Акаши они действительно не закончили. Можно еще опорочить и напоить воспоминаниями мебель и ковер на полу, хотя ковер он бы сначала в чистку сдал.
Юноша дышит тихо, хрипло, выдыхая свое согласие. Пальцы ведут по белесым дорожкам, от самого паха к ключицам, где порхают и скользят по губам. Куроко вылизывает их со всей страстью и удовольствием, вычищая ладонь до последней капли. Акаши явно ел фрукты всю неделю — сперма чуть сладковатая на вкус и приятная. Парень над ним выжидает, а одурманенный Тецу все еще смотрит в потолок, монотонно шепча:
— Ты мебель испачкал. Надо вычистить.
— Я собираюсь пачкать ее еще много раз, это бесполезно, — шепчет Сейджуро, видя, что у измотанного Куроко сами собой закрываются глаза, и он вздыхает, принимая тот факт, что они пойдут домой не только за горячим продолжением, но и поесть, и поспать. — Тут приберутся роботы, я сейчас же их вызову. Ты пока можешь сходить вот в ту дверь — там туалет. Но не закрывай дверь, пока не выйдешь — иначе он начнет сканирование, и тебя тоже обработают дезинфектантами, а я еще не готов к выламыванию собственной двери. Либо сначала закрой дверь и потом входи, и там уже все будет чисто, — продолжает мужчина, кончиком языка пробуя ту капельку спермы, которая забралась на щеку его партнеру.
— Есть салфетки? Хотя бы вытрусь, дотерплю до душа и буду чистым. Если хочешь, можно сходить вместе, — ласково произносит тот, привставая и потягиваясь навстречу Акаши, чтобы коснуться губами его губ и лизнуть самый уголок. Спровоцировать, и, когда он поддастся искушению, шепнуть: — Вытяни язык.
— Есть, надо порыться по ящикам, — пожимая плечами, Сейджуро показывает партнеру язык, как тот и просил, ощущая себя на редкость глупо — обычно это амплуа уходило мимо него в другие руки, а сегодня вот и ему «досталось».
Юноша подается вперёд и проводит кончиком своего языка по языку юноши, взволнованно дыша с тихой лаской и сплетаясь языком с языком партнера, до шумного и громкого поцелуя. Тецуя подбирается ближе, буквально влипая в тело марсианина и хрипло выдыхая:
— Если подождешь — мой язык станет прохладным. Будет приятно.
— Я знаю, что он у тебя будет как кусочек редкого льда, — бормочет марсианин, усаживаясь с партнером на край стола, что грозит при неудачном маневре падением на ковер, но не беспокоит так, как потенциальное возвращение стояка от подобной манипуляции.
— Тебе нравится? — Юноша поднимает глаза, уже более осмысленно глядя на Сейджуро и трогая пальцами свои губы, выдыхая чуть громче. Ему тепло рядом с этим человеком. Очень тепло. Настолько, что юноша тает и мягко сходит с ума рядом с ним. Куроко слегка отворачивается, трогая шею, где когда-то впивалась игла. Все еще болит, но заживет совсем скоро. Он надеется на это.
— Нравится. — Подхватив партнера под бедра, Акаши на вытянутых руках несет его до дивана, и на обивке тоже оказывается его сперма. Впрочем, салфетки решают все проблемы довольно быстро, и вот уже Куроко надевает белье, а там и брюки. Акаши очень хочет домой, где он сможет сжимать хрупкое тело и ласкать выступы вдоль позвоночника, примиряясь с мыслью, что этот день — вовсе не его сон, и все реально.
Слишком уж это был бы хороший сон — после длительного периода времени наконец-то забрать себе ледяного мальчика и жить с ним, как подобает тем, кто любит друг друга, со всеми вытекающими действиями и обязательствами.
О да, однажды на тонких пальцах непременно будет блестеть тонкий ободок металла супружеского кольца, а из тела маленького Тецу будут выведены вещества, которые превращали сдержанного и прохладного парня, который боялся влюбиться, в истинную «ночную бабочку», влюбиться не способную по всем правилам ведения дел в этом бизнесе.
Акаши сложно было предположить, каким образом он исхитрился проскользнуть между временем введения ингибитора и антидота, но, возможно, его мальчик просто слишком сильно желал любить и быть любимым, а Акаши просто повезло быть тем, кому он решился доверить свое сердечко, пусть марсианин и был в разъездах.
Теперь эта пора закончилась, и они идут домой рука об руку. Одежда смята, и за этот вечер ее снимут уже в третий раз. Акаши больше не нужно следить за тем, чтобы никто не тронул его любовника, Куроко не придется грызться по утрам, что кто-то его заказал еще до завтрака.
— Эй, Акаши, а теперь мне можно узнать полное твое имя? — юноша заглядывает ему в глаза, ловит усмешку на губах марсианина.
Кажется, вечер открытий у них все-таки продолжится.