Мы жили вместе уже пять лет. Наладили быт: распределили обязанности по дому, вместе или по очереди готовили, устраивали семейные посиделки с родными, приглашали в гости друзей, сами ходили по гостям, ездили отдыхать, много гуляли, посещали разные мероприятия и общественные пространства. Засыпали под мерный бубнеж телевизора или под жалостливый скрип кровати.

Несколько месяцев назад решились на второго ребенка: Дани подрастал, мы уже были ему не так интересны на фоне его многочисленных школьных друзей, и Лис наконец-то созрел для беременности. Я был счастлив, услышав это от него. Осыпал его градом поцелуев и подарков. Он счастливо смеялся.

За выбором донора спермы дело долго не стояло — мы решили, что это будет Николас. Чтобы у Даньки с его младшим братом был общий отец. Самого Николаса пришлось немного поуговаривать, но под напором трех омег он быстро сдался, и теперь, уже целый триместр, я мог наблюдать беременного Лисенка.

Он был прекрасен. Беременность невероятно ему шла. Он отрастил волосы, и теперь они доходили до лопаток, что мне безумно нравилось. Он немного поправился, и я находил это чрезвычайно привлекательным. И он выглядел крайне счастливым, что делало счастливым меня.

Я постарался сделать все, чтобы его беременность протекала в комфорте. Избавил от необходимости работать, в том числе и по дому, мотался в магазин за любыми продуктами в любое время суток, делал массаж, играл на гитаре, дарил свои нескончаемые поцелуи и ласки. Подарки тоже делал. Окружил заботой и вниманием, настолько, что иногда он принимался причитать, что я его слишком избаловал. Но я лишь смеялся и продолжал делать свое дело.

Я безумно его любил. С первого взгляда, с первой встречи, с первого разговора. А он — меня. С первой песни, что я ему спел. С той, что я исполнил для него уже с тысячу раз, и был готов исполнить еще столько же, и в два, и в три, и в десять раз больше.

Как и сегодня, сейчас, в нашей гостиной, у зажженого камина тихим зимним вечером.

Лис полулежал на диване, обложившись подушками, а я сидел перед ним на ковре и в очередной раз исполнял «нашу» песню. Он никогда не подпевал мне — разве что беззвучно, одними губами, — потому что стеснялся, хотя оснований для этого не было — я был готов слушать любой его вокал, срывающийся и не попадающий ни в какие ноты. Потому что это был Лис, а я его безумно любил.

— Ниэль, — позвал он меня, когда я допел Te amo и бессистемно перебирал струны.

— М?

— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?

— Конечно, любимый, ты хочешь меня о чем-то попросить?

— Хочу.

— Я весь твой. Проси что хочешь.

— Иди сюда, — он сменил положение, сев на диване и слегка разведя ноги в стороны.

Приглашающий жест был исключительно очевидным и в пояснениях не нуждался. Я отложил гитару и переместился к нему, устраиваясь между его ног и вставая на колени, чтобы можно было, оперевшись о сиденье, наклониться к его прекрасным чувственным губам и оставить на них несколько поцелуев.

— Я соскучился, — сказал он, обхватив мое лицо руками и проведя языком по своей нижней губе.

— Мы ведь сегодня даже на минуту не расставались, — сказал я с улыбкой.

— Ничего не знаю, мне тебя мало, тебе придется восполнить недостаток тебя во мне, понял?

— Понял, — я улыбнулся шире, подаваясь к нему вперед, чтобы тягуче-сладостно целовать, одновременно с этим избавляя от домашних штанов и белья.

Вдоволь нацеловавшись, я спустился вдоль его тела, оставляя на его шее, животе и бедрах сдержанные, но ласковые поцелуи. Оказавшись между разведенных ног, я обхватил его за таз и взял член в рот.

Я обожал отсасывать ему. Его аккуратный, бледно-розовый член прекрасно помещался у меня во рту и не приносил глотке ощутимого дискомфорта, когда я насаживался на него на всю длину. Лис в такие моменты терял самого себя — вздрагивал, всхлипывал, стонал, комкал простыни или собственную одежду, вот как сейчас, сжимал меня ногами и изнывал от нетерпения:

— Я… — его голос дрожал, пока я двигал головой, то выпуская его член изо рта, то вбирая до основания. — Не только это имел в виду, Ниэль… — простонал он. — Ты правда меня понял?..

— Я отлично тебя понял, Лисенок, — сказал я, принимаясь покрывать его член поцелуями. — Вечер длинный. Расслабься. Я сделаю для тебя все, что ты хочешь, даже если сам не знаешь об этом, — сказав это, я вновь взял в рот, и Лис громко застонал:

— Ох, я… Точно знаю, чего… а-а-ах!..

Горячая струя спермы привычно ударила в горло, я проглотил ее и выпустил на свободу обмякающий член, принимаясь покрывать нежными короткими поцелуями все, что видел перед собой — лобок, тазовые косточки, бедра, слегка выпирающий живот, грудь. Добрался до нежной шеи, с которой не сходили следы от бесконечных засосов, поцеловал подбородок и мягко коснулся любимых губ.

Лис тяжело дышал, приходя в себя. Он коротко ответил на поцелуй и, оставив глаза прикрытыми, произнес:

— Ничего не знаю, Ниэль. С тебя еще сотня поцелуев в качестве штрафного. И имей в виду, в этот раз я буду считать очень тщательно.

— Конечно, любимый. Как скажешь. Начинай.