Вечерний полумрак. Сельский староста, стоя на коленях, молился. Он уже не знал, кому именно из богов возносить мольбы о помощи и спасении. Поэтому, обращаясь сразу ко всем Творцам, старик повторял ту единственную молитву, которую знал, в надежде, что боги наконец смилуются.

Говорил он тихо, практически шёпотом, но даже сквозь это еле различимое бормотание не сразу услышал скрип двери.

В избушку вошла напуганная девочка.

– Деда, – жалобно протянула кроха, – чужие.

Старик открыл глаза. Девочка же подбежала и, взяв его за руку, помогла подняться. Толку, конечно, от такой помощи было мало, но он ценил заботу внучки.

– Чужие, говоришь? – успокаивая, нежно погладил он девочку по голове. – Ну давай схожу да посмотрю на этих чужих. А ты, милая, оставайся в избе.

У колодца, что стоял в центре деревушки, собрались люди. Они громко ругались и о чём-то спорили. Староста же поспешил унять толпу.

– Что за шум, а драки нету?

– Если у Фомы вилы не отобрать, то её точно не миновать, – сказала одна из женщин, стоящая поодаль от толпы.

Старик нахмурился и ускорил шаг. Тут к нему, встречая, подбежал один из мужиков.

– Староста! К нам чужаки пожаловали. Говорят, по делу. А Фома не поверил им и, ну это... за вилы взялся.

– Да понял я. Дайка-ка поговорю с ними.

Тот громко крикнул:

– Народ, разойдись! Староста с чужаками говорить будет.

Толпа затихла и понемногу начала расступаться. А когда разошлась, как море в той истории из священных текстов, он наконец увидел этих чужаков и Фому, угрожающего им вилами.

Было их трое. Слева стоял очень высокий широкоплечий мужчина в чёрном плаще с глубоким капюшоном, скрывающим всё лицо, а за спиной меч, под стать владельцу. Справа светловолосый мужчина, внешне схожий с северными мореходами, держался за свою кожаную сумку. А между ними стоял ещё один. Так же, как и первый, с мечом за спиной, но размером менее внушительным. На первый взгляд ничем непримечательный, вот только глаза у него были тёмные и глубокие, да и смотрел он как-то злобно. 

Старик давно не видел такого взгляда, и то, как он смотрел на этого пьяного дурня, пугало его. Медлить было нельзя.

– Фома, ты дурак аль нет? Тебе лет-то сколько? В королевского стражника поиграть решил?

– А я чё? Они-то вон с оружием пришли! – недоумевая, затараторил тот.

– Ну и дурак ты! Глаза б свои пьяные открыл, да поглядел получше. Кроме мечей ничего больше у них не разглядел?

Фома ещё раз окинул чужаков взглядом. Но как бы ни смотрел, как бы ни щурился – он и в упор не видел того, о чём говорил староста. Может, не хотел замечать металлических эмблем, висевших на их одеждах, а может, и правда слишком много выпил этим вечером, отчего и не увидел.

– Я так полагаю, вы сельский староста? – оборвал их светловолосый с улыбкой.

– Да. А вы кто будете?

– Из гильдии мы. Наёмники.

– Да врут они всё! Врут! – не унимался Фома.

Тот, что стоял посередине, повёл плечом.

– Ты, Фома, вилы положи и домой ступай. Темнеет уже. И это всех касается. Расходитесь. Не на что здесь глазеть. А вы, гости дорогие, ступайте за мной.

Селяне ещё какое-то время провожали чужаков косыми взглядами, враждебным шёпотом. Их глаза будто сверлили им спины.

На улице совсем стемнело, а в домах зажглись огни, когда они вошли в избу. Сначала зашёл староста, а затем и троица.

Девочка, игравшая с куклой, сначала обрадовалась, увидев входящего дедушку, но, приметив за ним гостей, испугалась. Старик же начал её успокаивать:

– Милая, не бойся. Это добрые рыцари, а не чужие. Они спасут нас от чудища. Ступай к себе в комнату.

Девочка, обняв куклу, ушла.

Оставшись наедине, старик начал, извиняясь:

– Вы уж простите за такой тёплый приём. Времена у нас не самые спокойные, вот люд и стал недоверчивым.

– Не беспокойтесь. К подобным случаям мы давно привыкли, – понимающе ответил светловолосый. – Но давайте не будем тратить время и перейдем сразу к делу.

Староста кивнул и медленно сел на лавку, стоявшую у стены. Комнату освещала лишь небольшая свеча.

– Так… С чего бы начать? Дайте-ка собраться с мыслями...

Тот, чей взгляд показался старику совсем не добрым, поглядывал в окно. Самый высокий тихо стоял у двери.

– На болоте, что неподалёку, – начал старик, – чудище завелось.

– Это мы и так знаем, – перебил светловолосый. – Но видел ли кто-нибудь это чудище? Сможете его описать?

Старик покачал головой.

– Ох... – раздражённо выдохнул темноглазый, словно рыча. – Альберт, вот скажи, почему каждый раз одно и то же?

– Да ладно тебе, Эйсон, – улыбнулся светловолосый.

Так и не отрывая взгляда от окна, он извлёк стеклянный пузырёк из небольшой поясной сумки, что висела за спиной. Открыл его и, сделав пару глотков, продолжил:

– Ладно, старик, давай так: я задаю вопрос, а ты отвечаешь. Хорошо?

Староста снова кивнул.

– Давно люди пропадают?

– С праздника весны, – немного подумав, ответил староста. 

– Три месяца, – прошептал Альберт.

– Значит, раньше болото было как болото?

– Да на нашем болоте и утонуть надо ещё постараться. Его и болотом-то назвать сложно. Люди ходили туда по грибы да по ягоды, а ребятишки там даже играли. Оно ж вон только ручей перейди, – староста вытянул руку, показывая направление. – А как нечисть там завелась, и Митька пропал, а потом и отец его следом…

– Подожди, подожди. Митька – это кто? Ребёнок? – в голосе Эйсона появился интерес.

– Ну да, мальчишка лет десяти. Клюкву он любил очень. Может, за ней и пошёл, как обычно. А как пропал, отец его сразу кинулся на поиски. Вот только и он не вернулся.

Эйсон задумался. Выдержав небольшую паузу, продолжил:

– Сколько всего людей пропало? А главное – сколько из них было детей?

– Всего пятеро, а ребятишек-то трое, – печально вздохнул старик.

Эйсон и Альберт переглянулись. На лице у первого появилось некое подобие улыбки, не менее пугающей, чем взгляд.

– Но это считая только наших, – добавил староста.

– Что? В каком это смысле? До нас кто-то приходил? – Эйсон медленно перевёл взгляд на старосту. Смотрел он уже не злобно, а с любопытством. – Так, а вот сейчас поподробнее.

– Хоть и живём от города далёко, но вы не первые, кто к нам захаживал. Последние вот пришли, да только спросили, где болото, и сразу ушли. Так и не вернулись.

– Последние? – поднял брови Эйсон. – Сколько их всего было? Мне нужна точная информация: количество людей, как они выглядели, их снаряжение.

– Погодите, соколики, обождите. Такое и не сразу вспомнишь. Эх, память уже не та... 

Старик почесал затылок, потом бороду, поохал, поахал и, ещё немного подумав, начал:

– Первыми пришли два почтенных рыцаря в красивых доспехах, а их мечи на солнце так и блестели.

– Имён не называли? – спросил Альберт.

– Сказали только, что наёмники и хотят чудище болотное извести.

– Ладно, неважно, – махнул рукой Эйсон. – Продолжай.

– Потом пришла девушка. Очень уж красивая. А с ней пять или семь гномов. Точно уже не вспомню. Я, конечно, раньше гномов никогда не видывал. Лишь по слухам знаю. В столице их, наверно, тьма?

 Эйсон кивнул.  

– Так вот, они, как и первые, особо не стали ничего расспрашивать и сразу на болото почапали. Было это дней пять назад.

– Ясно. Значит, слухи в гильдии не врут, – мрачно заключил Альберт.

В комнате повисло молчание. Стало слышно, как за окном стрекочут кузнечики. Ещё немного подумав, Эйсон прервал тишину.

– Ну что, на этом и закончим.

– Как закончим? Соколики, а о награде разве говорить не будем? Я человек честный и хочу признаться – люди мы бедные, много заплатить не сможем. Сами понимаете, времена не лучшие переживаем.

Троица переглянулась в недоумении.  

– Хотите сказать, что никто из деревни не ездил в гильдию? – спросил Альберт.

– Я ж говорю, денег у нас немного. Да и ехать особо некому. Нам оставалось лишь молиться.

Криво улыбнувшись, Альберт сказал:

– Главное, что нам заплатят. А до того, кто именно заказчик, нам дела нет.

Эйсон встал, и все трое собрались было уходить, но староста остановил их:

– Да не торопитесь, соколики. Час ведь уже поздний. Куда вы на ночь глядя? Я вам в хлеву постелю да еды принесу. А как поедите и выспитесь, так и отправитесь.  

– А чего вы темноты так боитесь? – поинтересовался Альберт.

– Ну а как же её не бояться? Всем известно, что по ночам нечисть только свирепее становится.

– Это лишь суеверия, – надменно ухмыльнулся светловолосый. – А от еды и ночлега отказываться не станем.

– У меня лишь последний вопрос, – вдруг вспомнил Эйсон. – В деревне есть кузнец?

Вне стен города ночное небо всегда смотрится иначе. Там, вверху, в беспредельной высоте, зажглись далёкие и таинственные светила, что из века в век образуют созвездия. Словно блестящая световая пыль была рассыпана по всему небосклону. Троица остановилась, чтобы полюбоваться этой завораживающей картиной.

Деревня представляла собой дюжину домов, стоящих вокруг колодца. Староста не врал, говоря о трудных временах. Обветшалые дома, дырявые и покосившиеся заборы говорили сами за себя. Во многих домах уже не горел свет, но, к счастью, в мастерской кузнеца ещё кипела работа, чему свидетельствовал стук молота. Они направились к кузнице.

– Эйсон, ты так и будешь молчать?

– О чём это ты?

Светловолосый рассмеялся.

– Да брось, дружище. Что это был за мимолетный блеск в глазах? Неужто ты думаешь, что вон там, на болоте, нас ждёт…

– …Ведьма, – докончил Эйсон.

– И от чего же такая уверенность?

Эйсон устало хмыкнул.

– Ал, пораскинь мозгами. Тебя не смущает, что среди селян больше всего пропало именно детей? Или то, что всё началось после праздника весны? А знаешь, как ещё называют ту майскую ночь?

Эйсон не ждал ответа. Он знал отношение друга к религии и суевериям.

– Ведьмина ночь.

– К чему ты клонишь?

– Думаю, здесь не всё так просто. Пускай я ошибаюсь и наше чудище, скажем, болотник или шишимора. Но разве кто-то из них привередлив в еде? Разве обычная болотная нечисть справилась бы с Лилой и её отрядом? Ты сам видел этих гномов в деле.

Альберт согласно покачал головой, но вдруг его осенило. Мысль, будто молния, ожгла сознание. Задор, что был в голосе ещё недавно, постепенно спал.

– Только не говори, что собираешься оставить эту тварь в живых…

Эйсон молчал.

– Дети умирают…

– Сначала я задам ей пару вопросов, а там видно будет.

Светловолосый гневно засопел. Его совершенно не устраивал такой расклад дел. Схватив Эйсона за плечо, он небольшим рывком остановил его.

– Я знаю, чего ты хочешь. Я понимаю, как это важно. И возможно, это шанс наконец-то перестать пить, как ты говоришь, бурду, что я делаю.

Эйсон не смотрел на него.

– Но если ты прав, и там, на болоте, на самом деле ведьма – я убью её. Задавай ей хоть тысячу вопросов, но после мы прикончим эту тварь.  

Эйсон поначалу смолчал. Понимал, что не стоит поднимать эту тему. Но, взглянув на Альберта, так и не поворачивая головы, всё же решил сказать.

– Когда ты уже оставишь это выборочное благородство? Тебя порой послушаешь, так нам лучше приют открыть да сироткам помогать. Пойми одну простую вещь – ничто не в силах избавить человека от чувства вины. Оно так и будет мучить день за днём, пожирая изнутри. Уж мне можешь поверить.

Тёмные и глубокие. Такими были его глаза с самого первого дня их встречи. Светловолосый верил, что Эйсон говорит правду. Да и как можно не верить, видя этот взгляд?

– Вы бы спорили потише, а то помимо ворона ещё и селяне снова слетятся.

Здоровяк не стал дожидаться своих товарищей и пошёл дальше.

– К тому же, – продолжил он, – неизвестно, какая это ведьма. Стоит действовать по ситуации.

Эйсон посмотрел на одинокую птицу, сидящую на ветке ближайшего дерева. Большеклювый ворон был едва заметен в сером сумраке ночи. Но стоило лишь присмотреться, и можно было заметить, что пернатый не поворачивает головы, отчего складывалось ощущение, будто он наблюдает за троицей.   

– Как он вообще увидел птицу в этой темноте?

Вопрос выдернул Эйсона из раздумья.

– Кайг прав. В первую очередь нужно постараться избежать судьбы эльфийки и её гномов.

Эйсон вновь достал пузырёк. Открыл его и, в последний раз взглянув на ворона, выпил всё содержимое. Подул холодный ветер, что колыхнул оперенье птицы. Она живая, в этом не было сомнений, но всё так же сидела не подвижно.  

В этот день кузнец задержался за работой дольше обычного. Его скромную мастерскую сложно было назвать кузней. Скорее она походила на небольшую пристройку к избе, являясь частью дома.

Ремесленник уже заканчивал работу и убирал инструменты, как вдруг раздался стук двери его мастерской. Будучи поглощён работой, он и не знал о прибытии чужаков в деревню. Быть может, даже не слышал того шума, что устроил Фома.

– Добрый вечер. Просим прощения, что без стука, – учтиво начал Альберт. – Мы от вашего отца.

– Приветствую, незнакомцы. От отца, говорите? В любом случае, не подождёт ли это до утра? Час ведь уже поздний. Уверен, отец предложил вам ночлег.

– Нет, не подождёт, – сухо произнес Эйсон. – Всё должно быть готово к утру.

– К чему ж такая спешка?

– Скажем так – гостеприимство у здешних не самая сильная черта, – ответил он.

Пламя печи понемногу угасало. Кузнец вытер пот со лба. День был для него тяжёлым. Он устал. Хотелось пить и есть. Ступни ног неприятно пульсировали от боли.

– Я, конечно, сделаю всё, что в моих силах, но многое зависит и от фронта работы.

Эйсон окинул взглядом кузницу. Сравнивать её с городскими было бы глупо, но даже в сравнении с любой другой из деревенских мастерских она смотрелась уж очень скромно.

– Боюсь и спрашивать. Серебро есть?

– Да откуда ж ему взяться? – усмехнулся кузнец.

– Действительно… – с досадой прошептал Эйсон.

Перспектива наконец встретиться с ведьмой, но без должной подготовки, его совершенно не радовала. Он понимал, что уж если серебро в этой глуши бывает за большим исключением, если вообще бывает, то об эрбеле здесь и подавно никогда не слышали. Оставалось лишь одно.

– Ладно, Ал, выворачивай карманы.

– Не понял, – недоумевая, поднял бровь светловолосый.

– Ты знаешь, о чём я. Давай его сюда.

Наконец Альберт вспомнил о минерале необычной и неповторимой формы, отдалённо напоминающем ветвящиеся корни массивного древа. Сомнений не было – его друг хотел отдать кузнецу самородное серебро.

– Из ума выжил?! – возмутился он. – Я не отдам такой прекрасный образец!

Эйсон не желал спорить и лишь молча смотрел на друга с протянутой рукой. Альберт цыкнул и, немного поворчав, снял с плеч небольшой кожаный рюкзачок. Поставив его на пол, открыл и начал рыться в нём.

Содержимое рюкзака было разнообразно: от алхимических ингредиентов и лекарственных трав до различных инструментов и предметов. Среди последних были и своеобразные маленькие сосуды с порохом и запальным фитилем. Минерал же покоился где-то посередине.

Наконец, достав ценный образец, Альберт взглянул на него, что-то буркнул себе под нос, а затем легонько кинул его другу. Эйсон поймал самородок одной рукой. Реакция, несмотря на усталость, была, как всегда, безупречной.

– Вот, кузнец, – положил он минерал, громко стукнув им по столу.

– Можно просто Алвард.

Проигнорировав слова ремесленника, Эйсон продолжил:

– Сделай из этого метательных ножей. Столько, сколько получится.

– Этого, думаю, будет мало, да и серебро само по себе мягкий металл. Может, стоит...

– Ты меня слышал? – нахмурил он брови. – Делай, как велено. А если вздумаешь надуть нас, то не скоро вернёшься к своему ремеслу.

– Да вы что! У меня и в мыслях не было. Да чтоб меня камнями побили, если соврал.   

– Ну-ну… – недоверчиво протянул Эйсон. – В любом случае, я тебя предупредил. Постарайся, чтобы к утру всё было готово.  

– Может, что-то ещё?

– Да. Подскажи, где бы нам взять масла?

Уже много лет во сне Эйсону представлялось, как он погружается в неведомую пропасть, бездну, наполненную странным сумрачным светом и привычным приглушенным рёвом, представляющим собой ужасную смесь визжащих голосов. Стремительно падая куда-то вниз и слыша этот неослабевающий рёв, достигающий такой силы, которую уже невозможно выдержать, он желал поскорее погрузиться в более глубокое и страшное забвение, лишь бы не слышать этого.

Наконец, дождавшись завершения этого бесконечного погружения, он оказывался там, на площади. В тот роковой день. Поначалу Эйсон видел лишь огонь и нечёткие образы, но уже вскоре картина становилась яснее. Ликующая толпа стояла перед помостом, в центре которого возвышался столб, объятый пламенем. С каждым мгновением Эйсон всё лучше видел и слышал, как невинная душа, привязанная к этому самому столбу, дёргалась и кричала от боли. Возбуждённая толпа, невзирая на ужасающие вопли несчастной девушки, требовала ещё. Ни наяву, ни даже в своих грёзах Эйсон ничего не мог поделать, лишь беспомощно наблюдать, как его любимая сгорает в пламени костра. Как только чувство вины и неутолимой ненависти начинали заполнять его разум, он вновь погружался в сумрачную бездну.

Но это погружение было уже не столь продолжительным. Беспредельные скрежещущие пропасти мелькали короткой вспышкой, после которой он оказывался в новом месте. Перед ним простиралась бескрайняя водная гладь. Он будто стоял в центре одного из великих морей, но не тонул. Вода, едва скрывавшая его щиколотки, была чёрной, как и небо над головой. Эйсон видел горизонт, но не понимал, как это возможно, ведь на небе не было ни единой звезды. Все его сны сопровождались отдалённым скрежетом и рёвом, но только посреди этой водной глади он оказывался в абсолютной тишине. Всё вокруг несло в себе какую-то невыразимую угрозу, скрытый ужас; стоило Эйсону почувствовать, что за ним словно кто-то наблюдает, как он немедленно просыпался, будто от толчка.