— Ну вот, наконец-то я помру, – тихо рассмеялся Торд, лёжа в их больничном крыле. Медики расщедрились на отдельную палату. Жаль только, что эти же медики так и не дали ему нормально работать. Да, да, он в плачевном состоянии и даже двигается с трудом, но какого черта его мозг должен скучать? Даёшь работу во время больничного!
— Не говори так, – Том бы, наверное, не волновался о том, что на визоре будут видны все его эмоции, но сейчас они были слишком яркими. Он присел на стул около койки, взволнованно сжав в своих руках папку с делом Торда. Кто же знал, что ему придется.. вписывать его ранение. Если бы все обернулось лучше, это бы сделал сам Торд или вовсе забил, не желая портить вид личных достижений.
— Да ничего, полмира же хочет моей смерти. И ты в том числе, – Ларссон лукаво улыбнулся, погладив по руке своего ближайшего подчинённого.
— Я не хочу. Боже, Торд, я же не смогу без тебя, – голос дрогнул, и он сжал в руках папку ещё сильнее. Отложив ее на стол, он осторожно взял Ларссона за руку. Тот сжал ее в ответ, ласково гладя его пальцем.
— Сможешь. Я уже переписал на тебя все, так что Лидер теперь ты, Томас. Синий Лидер, – Ларссон теплее улыбнулся, когда Том, не сдержав эмоции, уткнулся ему в грудь. Сидеть было больно, потому приходилось перебарывать себя в том, чтобы хотя бы полулежать. Послышался всхлип, отчего Торд еле слышно вздохнул. Даже дышать было трудно, но нужно было дать Риджуэллу какую-то надежду.
— Возненавидь меня, как в старые добрые времена.
— Но..
— Это приказ, Томас.
Риджуэлл вздрогнул и ещё пуще прежнего залился слезами.
— Выше нос, солдат. Впереди у тебя ещё вся жизнь в роли самого главного в этом мире, – Ларссон специально говорил пафосно донельзя. Как ещё сбить этот удушающе отчаянный настрой Тома? Он аккуратно погладил Тома по макушке слабой рукой, кою поднял с огромным усилием. Недолго, значит, осталось.
— Мне все это не нужно.. мне нужна только спокойная жизнь где-нибудь на окраине Англии, где-нибудь, где мы могли бы просто жить.. – Том сбивается на рыдания, прижимаясь ближе к Торду и ластясь одновременно с этим к его руке. Ларссон сдавленно выдохнул от накатившей резко боли. Ну серьезно, Том убьет его первее этого ранения. Хорошо хоть, что он сам этого не замечает, потому так смело прикасается к нему. Ничего, Торд лучше и правда подохнет от руки любимого человека, чем продолжит медленно и мучительно иссякать в этом каменном мешке.
— Не выражайся так при своем Лидере, он вообще-то с двадцати лет строил всю эту империю, – Торд только для вида его пожурил, погладив снова по голове. Железный протез снят, потому есть только здоровая, но она уже вовсе не справляется со своими функциями. Черт, как же мерзотно так умирать. Почему его лучшие учёные не могут справиться с такой фигнёй? Неужели хотят специально его со свету сжить? Чертовы прохиндеи, нужно будет всех опросить. Ах, да, он же уже не сможет. Как же бесит это бессилие.
— Уже не Лидере.. – шмыгает носом Том, пряча лицо в одеяле на груди Торда.
— Верно.. – Ларссон усмехается и затихает, пока улыбка из его привычной перетекает в тоскливую и серую.
— Ты только не думай, что после смерти сможешь отвязаться от меня, – Томас снова шмыгнул носом, подняв голову. Торд усмехается искренне, притягивая его обратно к себе и мягко целуя в лоб.
— Я тебя и в Аду найду, рогатая сволочь, – Том еле как успокаивается, надломленной улыбкой всё-таки выдавая все свои чувства. Как же Торду хочется остаться. Знает же, как Тому будет тяжело в этой обстановке. Вся эта кутерьма с властью – не его. Однако больше Торду довериться некому. Кому, как не его любовнику, продолжать дело всей жизни?
— Прости, я так и не сделал тебе предложение.
— Ничего, как раз в Аду и поженимся, – почти шепотом произнес Томас, отведя взгляд в сторону. В другой жизни он точно будет счастливо смотреть на кольцо на безымянном пальце, в другой жизни он сможет обнять Торда и не волноваться о том, что он в любой момент может умереть. Хотя, что уж тут, они оба в этом хороши. Всего несколько месяцев назад Том лежал здесь и смеялся с подбадривающих анекдотов Торда, держал его за руку и тяжело дышал от боли. Всего несколько месяцев назад Торд был в порядке. — Уверен, туда я попаду, даже если меня поставят перед выбором идти ли в Рай или ещё ниже. Нужно же там за тобой следить, а то опять захватишь власть и станешь новым Дьяволом.. – он вроде как и шутил, но было слышно, как дрожит голос, затихая под конец. Торд обессиленно вздохнул, беря того за руку.
— Все будет хорошо, Томас, – Торд отстраняет его от себя, ласково оглаживая по голове и смотря на экран с мелькающими то и дело пикселями.
— Может, снимешь визор? Хочу посмотреть на твои глаза в последний раз, – шепчет Торд, не желая показывать, как же сильно сейчас срывается голос. Возможно, из-за слабости он теряет возможность нормально говорить, а возможно горло так сильно сдавливает из-за невыплеснутых слез. Может, когда-нибудь в гробу и поплачет. Недолго осталось же.
Томас нерешительно хмурит брови, а затем с новой силой на него накатывают слезы. Кажется, это из-за последней фразы Торда. Черт. Ларссон поджимает губы и отводит взгляд. Не хочется быть причиной стольких слез этого старого, глупого Томаса. Так больно на это смотреть, даже больнее, чем то кровотечение внутри, которое спровоцировал Том своими крепкими объятиями. Последний раз на памяти Торда, Том плакал.. над смертью Мэтта? Или Пата.. Торд не помнит точно, только учтя, что они умерли примерно в один год. Всё это было лет так восемь назад. Как много воды утекло. Остался только разбитый Пол, которого Том смог восстановить своими собственными силами, а Эдд так и остался где-то в тенях Сопротивления. Остаётся надеяться, что после смерти Красного Лидера Эдд и Том смогут помириться и сделают все правильно вместе.
Риджуэлл со всхлипом кивает и осторожно расстёгивает на затылке застёжку визора. Он всегда снимается болезненно, так что Торду только и остаётся, что прикусывать изнутри губу или щеку, чтобы не броситься помогать. Однако проблема есть и у него – одна рука не слушается, другой нет, потому помочь он сможет мало чем. Наконец провода выходят из глазниц Тома с характерным хлюпом, и тот жмурится, унимая немалую боль в голове. Он рассказывал как-то, когда они вместе лежали под темным ночным небом на крыше высотки главного штаба, что каждый раз при установке или снятии этих «глаз» в мозгу что-то коротит. Тогда Торд сильно напрягся и постарался выяснить в чем проблема. Вот и сейчас он смотрит на Тома, зная, что ему пришлось перебороть себя, чтобы снять это дерьмо. Ларссон давно думал над совершенствованием этой вещицы, так что..
— Они остались такими же красивыми, как десять лет назад, – Торд еле как поднял руку к щеке придвинувшегося Тома, нежно смотря в эти чернильные глаза. Он стёр набежавшую вновь горячую дорожку большим пальцем. Может быть, именно из-за этих глаз он стал влюбляться в этого безбашенного придурка.
— Иди сюда, – прошептал Ларссон, расставляя руки для объятий. «Руки» – громкого сказано. Честно, Торд уже устал иронизировать сам над собой.
Том сглотнул, стерев снова слезы с обычных глаз, что точно не было привычно после нескольких месяцев визора на переносице. Он оказался совсем близко, в этот раз обнимая его гораздо аккуратнее, так как заметил как тяжело и сдавленно стал дышать Ларссон. Тот повернулся к его уху спустя минуту их неподвижных объятий:
— Я подготовил для тебя подарок, думаю, сможешь надеть сам. Он лежит в кабинете, в самом нижнем ящеке моего стола с кодом. Думаю, ты и так давно знаешь пароль, – Торд хитро усмехнулся, опалив дыханием его ухо. Том покраснел неожиданно, вздрогнув, но не отпустил. Знал ведь, что бесследно его проникновение в стол Лидера не пройдет. Это было всего год назад, так что Торд хорошо помнит тот момент, когда очень рано утром зашёл в свой кабинет и застал Тома у своего стола, перебирающим документы. Всё бы ничего, Томас часто менял на его столе папки, и Торд бы даже не обратил внимание на него, но излишняя нервозность и немного дерганные движения выдавали с головой. Старый глупый Том так и не смог до конца совладать со своими чувствами, хотя армия определенно повлияла на него. Что ж, хоть что-то остаётся неизменным. Торд сделал вид, что не заметил, а вот едва слышный облегченный выдох воспринял со смешком. На самом деле, Тому просто повезло, что Торд доверяет ему больше, чем себе и что не стал наказывать за своеволие. Ну, почти. Грубый секс, который доставил удовольствие им обоим той ночью, не считался наказанием.
— Я люблю тебя, Том, – прошептал Торд, когда почувствовал, что в глазах мутится. Дыхание совсем разбушевалось и он не понимал задыхается ли или это гипервентиляция. Наверное, всё-таки первое, если Том так реагирует.
— Поцелуешь меня на прощание? – Ларссон тепло улыбнулся, перешагнув себя в этой боли. Не шептать хотелось, а громко, оглушительно кричать. В уголке губ скопилась влага, но он сжал их, не давая крови капнуть вниз.
Том в очередной раз стёр слезы, слыша, как Торд умирает. Видеть он не мог, но отлично чувствовал, как конвульсивно дёргаются его мышцы на руке. Наверное, ему очень больно. За несколько минут до своего прихода Том распорядился у врачей, чтобы подали обезболивающее по этим трубкам, но сейчас совершенно не видел результата. Позже Том разберётся со всеми ублюдками, но сейчас не мог позволить себе отойти хотя бы на минуту.
Томас кивнул, не зная, заметит ли это Торд. Он провел своей рукой по его выше, оглаживая мимолетно шею и плечи, и затем остановился на щеке. Наощупь он знал это лицо наизусть, даже те шрамы, что появились там совсем недавно. Каждый раз, когда Том снимал визор, Торд был рядом. Всегда. Томас подавил очередной порыв разрыдаться окончательно, и приник невесомо к его губам. Всего на несколько секунд, не углубляя, не двигаясь, а просто наслаждаясь последним.
— Я тоже тебя люблю, – прошептал Томас в его губы, отстранившись всего на пару сантиметров. Он облизнул непроизвольно губы, поняв, что с одной стороны на них попала влага и.. понял по вкусу, что то была кровь. Сердце в очередной раз замерло болезненно.
По ощущениям Торд улыбнулся, выдохнув в последний раз. Уже через пару мгновений Том не почувствовал от него дыхания и под другой рукой пульса не ощутил.
И, упав головой на колени Торда, позволил себе закричать, срывая голос.
Снова перечитала
Люблю страдания