— Чертовы разведчики, чтобы их титан всех сожрал... — произнес Кенни, вылезая из-под завалов рейссовской пещеры. — Вечно без мыла в жопу лезут...
Бой между разведчиками и военной полицией закончился, и Кенни претерпел поражение. Крылатых засранцев не было слышно, наверное, погнались за титанической формой Рода — лишь то там, то тут виднелись фрагменты трупов его сослуживцев, которые успели выбраться из пещеры, но им, видимо, не повезло нарваться на солдат мелкого крысюка.
Весь израненный, со множеством ожогов, Кенни кое-как доковылял до леса на территории земель Рейссов. Сколько воспоминаний в этих местах сокрыто... Каждое дерево, камушек, травинка... Все напоминало об Ури.
«Молодой король, который склонился предо мной — жалким отребьем», — пронеслось в голове, пока он пытался удержаться в сознании, которое удерживаться не желало. Кенни нутром чувствовал, что ему недолго осталось.
Он упорно продолжал идти — если суждено умереть, то только в одном месте — там, где они впервые встретились с Ури. Эта встреча перевернула всю его жизнь вверх дном; все, во что он до этого верил, рассыпалось в прах. Один-единственный человек в одночасье поразил его в самое сердце и подчинил себе. Всю его жизнь можно было описать двумя словами — Ури Рейсс.
Кто же мог подумать, что один тощий голубоглазый юноша изменит все... Что из-за него профессиональный убийца, именуемый Кенни Жнецом, который сеял ужас в столице и за ее пределами, станет капитаном Центрального Отдела Военной Полиции, Кенни Аккерманом. Что Кенни, который никогда и ни к кому не привязывался, даже к собственной семье, станет верным псом, выполняющим каждое слово своего хозяина. Что он, наделенный недюжинной силой представителя рода Аккерман, склонит свою голову перед болезненным юношей, который был младше него на несколько лет.
«Даже будучи молодым тощим мальчишкой, ты был гораздо сильнее меня, во всех отношениях... и я принял твою силу и власть надо мной. В тот злополучный день я сделал свой выбор... Я выбрал тебя», — подумал Кенни, наконец, спотыкаясь, доковыляв до того самого дерева, под которым они вдвоем провели так много часов — мальчишка-мечтатель, олицетворявший собой свет, и жалкий преступник, вышедший из самых недр городских трущоб и не знавший другого языка кроме языка насилия.
Кенни устало опустился на землю и прислонился спиной к дереву — мысли об Ури не покидали его головы. Даже как-то странно — говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, а он думал только об Ури.
Свет, что излучал Ури, рассеивал даже ту непроглядную тьму, которая за много лет воцарилась в душе Аккермана. И он тянулся к нему всем своим существом. Единственное, чего он хотел, — быть рядом с Ури, оставаться на его стороне, оберегать, помогать ему, быть для него всем.
Кто бы мог подумать, что у Кенни-Потрошителя есть сердце... И это сердце еще сможет искренне полюбить. И он любил Ури слепо, без всяких сомнений — этот мальчишка был для него всем. Он искренне верил в Рейсса, он искренне верил в его мечты, что бы он ни делал, все было ради Ури и для Ури, ставшего абсолютным смыслом его существования, Божеством, которое Кенни не смел осквернять. Он просто был рядом, просто любил, просто отдавал себя без остатка.
Когда Ури принял силу Титана-Прародителя, Кенни гордился — он был уверен в нем; тогда он даже не подозревал, чем чреваты последствия такого решения. И когда Ури решил передать эту силу своей племяннице Фриде, Кенни опять же беспрекословно согласился с его решением.
А потом Ури не стало, и этот момент стал новой отправной точкой в жизни Кенни.
В тот день, когда Ури погиб, жизнь потеряла всякий смысл, Аккерман хотел умереть — все его существо желало смерти и стремилось к возлюбленному. Боль впилась во все его тело сотнями ядовитых клинков, она не давала ему дышать. Он не находил себе места, не находил причин жить, пока в один день, будучи уже на самом дне, готовый встретить свою участь, его внезапно не озарило и он принял одно сумасшедшее решение — хотя какое это было решение, навязчивая мысль — обрести способность титана, увидеть мир глазами Ури, получить его воспоминания.
Перед смертью Рейсс сказал, что будет жить в титанической форме Фриды, и Кенни хотел получить этого титана во что бы то ни стало, чтобы хоть так быть вместе с Ури — и это придало сил жить дальше.
«Чертов мечтатель! Столько лет прошло, а ты до сих пор не выходишь из моей головы... — подумал Кенни и улыбнулся, хотя далось это ему с огромным трудом. — Столько лет, а я все так же безумно тебя люблю и даже сейчас, на смертном одре, остаюсь твоим верным псом».
Эти воспоминания были такие же яркие, как в тот день, когда Кенни их пережил.
Он, будучи еще молодым, сидел под этим самым деревом и смотрел на солнечные лучи, которые пробивались сквозь зеленую листву; в этих тонких лучах пылинки, оседающие на землю, казались золотыми снежинками — их медленный полет завораживал. Не сводя с них глаз, Кенни уткнулся носом в такого же золотистого цвета волосы Ури, который сидел в его объятиях и с мечтательным видом о чем-то рассказывал. Аккерман слушал его вполуха — он уже сто раз слышал о «Рае на Земле» и прочих идеях Рейсса и выучил все это наизусть. Кенни закрыл глаза и глубоко вдохнул — запах Ури, он был словно наркотиком для него — его Аккерман ни с чем никогда не спутал бы.
В такие минуты, когда им с Ури удавалось побыть вдвоем, вдали от всей этой суеты, он был по-настоящему счастлив. Иногда Кенни казалось, что это слишком роскошный для него подарок и когда-нибудь ему придется поплатиться за каждую счастливую минуту, проведенную с возлюбленным.
— Кенни? — взгляд голубых, как небо, глаз вопросительно уставился на него. — Опять ты меня не слушаешь?
— Я все прекрасно слушал, про Рай и про счастливое человечество и обо всей прочей чепухе, что ты несешь с самой первой нашей встречи, — ответил Кенни, постаравшись состроить самое невинное выражение лица, на которое был способен.
— Кенни Аккерман, кому ты врешь? — беззлобно произнес Ури. — Если однажды и настанет день, когда ты научишься мне врать, то точно не сегодня...
— Прости, — улыбнулся Кенни и крепче прижал его к себе. — Ты же знаешь, все эти рейссовские идеи вгоняют меня в сон.
— Ты все такой же скептик... — будто покоряясь судьбе, произнес Ури.
— Нет, ничуть, я верю в тебя, — со всей серьезностью ответил Кенни. — Если бы не верил, то выбил бы из тебя все дерьмо в тот день, когда встретил.
— Суровая правда... Как все-таки хорошо, что я обладаю силой титана, — рассмеялся Ури и уткнулся носом в грудь Кенни, — иначе у нас не было бы таких замечательных моментов, как этот... Жаль, что Рейссам не уготована счастливая судьба, впрочем, Аккерманам тоже...
— Не захламляй свой разум всяким дерьмом, не забывай, пессимист и забияка тут я, — улыбнулся Кенни, чмокнув Ури в макушку.
— Я люблю тебя, Кенни Аккерман.
— Что?! — Кенни аж воздухом поперхнулся от удивления.
— Я люблю тебя, правда люблю... Не будь у меня этого тяжкого бремени, возложенного на Рейссов, я бы давно сбежал с тобой отсюда...
Прокручивая эти слова и будто переживая это ощущение в гаснущем сознании заново, было очень неплохо лежать между деревьев. Гораздо приятней, чем чья-то рука, внезапно схватившая за плечо и обломавшая своей тряской всю романтику последних воспоминаний…
— Ури? — Аккерман вздрогнул и открыл глаза, но это был не он.
— Кенни? — неуверенно произнес капитан Разведкорпуса, Леви Аккерман, садясь рядом. Позади него стояли несколько солдат-разведчиков, Кенни мигом опознал их шевроны с крыльями.
— А, это ты... — устало бросил Аккерман и с разочарованием осознал, что он все еще находится в суровой реальности, а не с Ури.
— Все твои люди мертвы. Ты последний, — произнес Леви, констатируя и без того очевидный факт. И что примечательно — Кенни не чувствовал ровным счетом ничего. Вряд ли кто-то выжил под этими завалами, а если и выжил, то подоспевшие разведчики их, скорее всего, добили.
— Похоже на то... — наконец отозвался Кенни, заметив, что племянник внимательно смотрит на него. Леви отвернулся, махнул солдатам, отсылая их, и снова взглянул на дядю.
— Ожоги, обильное кровотечение... Ты не жилец, — произнес он, бегло осмотрев повреждения Кенни.
— О, да неужто? — Кенни потянулся за коробкой с ампулой. — Я умыкнул одну из сумки Рода. Вроде бы, если ввести это вещество, то обратишься в титана. Из меня выйдет безмозглый титан, но это позволит мне продержаться еще немного.
— Ты вполне мог уколоться им раньше. Почему не стал? — спросил Леви.
— Хе-хе, действительно... Если совершу ошибку, то стану как этот... — ответил Кенни, вспомнив безобразную титаническую форму Рода Рейсса.
— Ты никогда не стал бы спокойно ждать смерти. Есть объяснение получше?
Кенни усмехнулся — чертов недомерок знал его как облупленного. Не зря он все-таки потратил время на обучение мелкого засранца.
— Ага, не хочу умирать, но... хочу силы... — пробормотал Кенни, не зная, правду он говорит или уже бредит. — Хотя... — внезапно, промелькнуло осознание. — О. Теперь я, кажется, понимаю, почему он так поступил...
Леви в недоумении уставился на него, но Кенни было плевать. Он понял одну важную вещь, то, что он годами не мог ухватить...
— Все, кого я когда-либо встречал, были одинаковы... Будь то пьянчуги, женщины или даже сам Господь Бог... Семья, король, мечты, дети, сила... Пока им было не за что цепляться, они ничего не могли. Все они были рабами чего-то. Даже он...
— А ты кто? Герой? — усмехнулся Леви.
Кенни закашлялся, выхаркивая свою собственную кровь. Ему оставалось совсем чуть-чуть, и, судя по выражению лица племянника, он тоже это понял:
— Кенни, расскажи мне все, что знаешь!
И Аккерман рассказал, все что смог: о происхождении Леви, о Рейссах и титанах, об Аккерманах и причинах их гонений. А потом — последним рывком впихнул в руки племянника коробочку с ампулой.
— Кенни? — произнес Леви, встряхнув его, но у него уже совсем не осталось сил, он чувствовал, как сознание покидает его.
Леви уже встал, намереваясь уйти, но было еще нечто, что Кенни хотел сказать племяннику, и, сделав последний рывок, нечеловеческим усилием он заставил себя заговорить:
— Леви... — кажется, он впервые за много лет позвал племянника по имени, а не оскорблениями вроде «недомерок» или «крысюк».
Тот удивленно обернулся и вновь присел рядом с ним.
— Однажды, если это еще не произошло, ты встретишь человека... И тогда ты сделаешь выбор... — Кенни говорил из последних сил, но он не мог позволить еще одному Аккерману пройти через то, через что прошел он сам. — Выбор, который изменит всю твою жизнь, потому что ты станешь его рабом. Ты полюбишь этого человека больше всех и всего на свете, ты свяжешь себя с ним всеми узами, которые только существуют. Ты сделаешь для него все... — Леви хотел было перебить его, но Кенни не позволил. — И лучше бы тебе не встречать его... Не связывай себя ни с кем, потому что, потеряв его, — а ты обязательно его потеряешь, — ты потеряешь все... Это проклятие рода Аккерман...
Кенни замолчал, сил уже совсем не осталось, он чувствовал, как сердце замедляет свой ритм, а дыхание становится все более прерывистым. Реальность покидала его, глаза застилал туман, и в этом тумане он видел очертание знакомой фигуры... Он ждал его...
«Ури», — последняя мысль, которая пронеслась в голове.
* * *
Леви проверил пульс дяди, в этот раз сомнений не оставалось — Кенни был мертв. Леви с печалью взглянул на него и горько усмехнулся:
— Где-же ты раньше был, сукин ты сын... Ой как поздно ты мне об этом сказал, Кенни... Ой как поздно... Я ведь уже сделал свой выбор, много лет назад...