...Возможно, у Ахи действительно есть те, ради кого стоит просыпаться по утрам.
Те, ради кого она проживала бы эту жизнь снова и снова, если бы у неё была такая возможность.
И этим самым утром, выходя на кухню уютной съёмной квартиры, протирая сонные глаза и потягиваясь, имея возможность наблюдать, как Баффорт готовит что-то определённо вкусное в качестве завтрака (надо отметить, готовить у Баффорта действительно получается превосходно: пожалуй, Аха не знала больше ни одного человека, кто готовил бы так быстро и при этом более чем съедобно) и заодно при этом весело болтает о чем-то с Ракшором, - который, видимо, заглянул к ним в гости, пока Аха ещё спала (да, опять проспала до полудня, но почему нет - может себе позволить в выходной день), Аха улыбается так тепло и, кажется, счастливо -
она действительно хочет, чтобы так было каждое утро всей её проклятой жизни.
Аха прижимается к Баффорту, обнимая его со спины и смеясь, желая доброго утра ему и Ракшору; Баффорт со смехом ворчит, что ему опять мешают готовить, а Ракшор с улыбкой и типично-саркастичным "ну не при мне же, тц, постыдились бы" закатывает глаза, когда Баффорт разворачивается и обнимает Аху, целуя её в лоб, щеки и нос.
Это утро действительно идеально - как и каждое утро Ахи с тех пор, как в её жизни есть люди, которые спасают её одним своим существованием.
...Возможно, ни с кем ещё Баффорт и Аха не были так счастливы по отдельности - как счастливы сейчас, друг с другом.
Когда Аха целует его так долго, растягивая момент и слегка улыбаясь сквозь поцелуй (а затем, в другой раз, целует уже с привкусом сигаретного дыма на губах: впрочем, лёгкая горечь от сигарет ни капли не портит поцелуй - наоборот, Баффорту это, несомненно, очень нравится).
Когда они стоят на улице в ветренную погоду, и Баффорт обнимает Аху за талию и тихо смеётся, кладя голову ей на макушку, пока она улыбается, прижимаясь ближе к нему и греясь в его объятиях.
Когда Аха зарывается пальцами в его длинные волосы и шепчет что-то спутанное, пока Баффорт зацеловывает её шею, иногда кусая и оставляя на коже засосы, опаляя её горячим дыханием и с усмешкой глядя, как сильно Ахе это нравится.
Когда Баффорт тащит Аху на очередную тусовку - впрочем, Аху даже тащить особо не надо: она и сама вместе с Баффортом туда побежит, зная, что с ним будет весело абсолютно везде и всегда.
Когда они вдвоём ходят в бары по выходным; когда бегают в кино на каждую премьеру (потому что Аха безумно любит атмосферу кинотеатров, а Баффорту безумно нравятся восторг Ахи, интересные фильмы и сырный попкорн); когда зимой на прогулке роняют друг друга в сугробы, падая следом с весёлым смехом; когда осенью гуляют по парку, наблюдая за листопадом; когда бегают в кафе с таким незамысловатым названием "Сказка", чтобы в очередной раз купить там разный кофе или глинтвейн, а после - выпить друг у друга половину напитка; когда ждут друг друга после учёбы возле универа и жалуются на преподов и приближающуюся сессию; когда вечером забираются на крышу дома, чтобы смотреть на закат, слушая панк-рок; когда соревнуются, кто кому подарит более необычную валентинку на 14 февраля, потому что этот праздник по какой-то причине ощущается для них несколько особенным; когда Ахе, которая обычно мучается от ночных кошмаров, гораздо спокойнее спать рядом с Баффортом - будто так она необычайным образом чувствует себя в безопасности.
Когда им обоим комфортно вдвоем в любых условиях, при любых обстоятельствах - и они ощущают это так явно, что ни у одной, ни у другого ни на секунду не возникло сомнений: они счастливы друг с другом абсолютно и бесповоротно.
***
Для многих людей (может, все-таки, для неё тоже?) поход в церковь - это поиск места духовной силы, попытка хоть ненадолго обрести какую-то внутреннюю гармонию там, где она, по словам обывателей, находится в первозданном виде, надежда быть услышанным самим Богом - хотя бы Богом - и узнать, что он действительно любит своих детей, прощает им все грехи и готов помочь.
Для Ахи походы в церковь - что-то вроде своеобразных "свиданий с Иисусом": она сама нарекла их так в шутку и сама же теперь постоянно прокручивает эту мысль в голове, усаживаясь в очередной раз на лавочку в церковном помещении и стараясь не думать о навязчивом ощущении, кричащем, что глаза с икон смотрят на тебя - в твою душу - осуждают каждый твой жизненный шаг или, напротив, одобряют его.
Ответов на вопросы и мольбы она уже не ищет - никто их не даст и не произнесет. "Иисус всепрощающий, Иисус любит всех", но её Иисус оставил, когда она нуждалась в его помощи и его ответах так сильно - и Аха ненавидит это всей душой; ненависть - чувство, незнакомое Иисусу, но так хорошо знакомое ей.
Возможно, Иисусу этого и не хватает; возможно, Ахе и самой не хватает черт характера, присущих тому, кого люди так превозносят с давних пор.
Аха вздыхает, думая о том, что, может, Иисус и не был таким банально влюблённым в людей, каким его описывали всегда?
Он же мог, наверняка мог злиться, кого-то упрекать, кого-то обвинять, кому-то говорить о неправоте чуть более грубо, чем остальным; Иисус не мог быть всепрощающим и всеприемлющим ко всем, кроме неё, и она, пожалуй, была бы рада найти доказательства - доказательства того, что не она одна любви и ответов Иисуса никогда не получала, сколько ни просила об этом. Доказательства, что Иисуса чаще всего описывают неправильно - а значит, неверно было бы и то, что он страдает любовью ко всем, в чем она хотела когда-то убедиться - но убедилась в обратном.
Аха, наверное, до сих пор не хочет терять надежду, потому что это сейчас последнее, в чем она не разочаровалась до конца - но она знает, что Иисус не придёт к ней, а люди, наверное, глупы, когда продолжают верить, что Иисус любит их всех без исключения.
Аха не хочет терять надежду, но в глубине души понимает, насколько это напрасно.
Взывания к Богу бессмысленны, и каждый раз вопрошающий голос звучит все тише - какой смысл говорить громче, если Иисус её не услышит.
Аха взывает к нему (ну знаете, может, он все же услышит, когда она того совсем не ждёт), и это кажется ей самой уже какой-то насмешкой - Бог насмехается над ней, а она своим бессмысленным взыванием насмехается над Богом, точнее, над самой идеей того, что кто-то его зовёт, прося у него помощи и ответов.
Это на самом деле не насмешка - но Аха уже и сама не знает, что это. Она просто запуталась, зная теперь лишь то, что ей не поможет никто - ответы на вопросы придётся искать самой.
Это осознание не страшное: лишь навевает абсолютное чувство безысходности происходящего.
Наблюдая прямо здесь, в церкви, как люди взывают к Богу, Аха вспоминает себя - вспоминает то, как Бог ни разу не пришёл, когда она в этом так нуждалась.
Ахе кажется, что эти люди слепы - но если Бог ответит этим людям, то почему он не ответил ей?
Антиохия (все-таки такое странное, но красивое имя, хотя больше ей самой, конечно, нравится сокращенная его версия) отвечает сама себе с безмолвной горькой усмешкой:
любви Иисуса она не заслуживает. Даже ненависти: ведь это чувство, наверное, слишком сильное для самого Бога.
А вот его безразличия - вполне.
Выходя из церкви через какое-то время (кажется, даже слишком долгое? Она уже давно не обращает внимания на то, как теряется счёт секунд, минут и часов в духовном святилище, слишком уж привыкла к этому), Аха тяжело вздыхает, потирая пальцами переносицу и затем роясь в кармане в поисках пачки сигарет: чувствует, что это ей необходимо прямо сейчас, пусть и не особо этично с религиозной точки зрения - честно, с этой точки она давно уже и не смотрит.
Как необходимо и очередное осознание того, что религия, мысли о Боге и собственном отношении к этому - это все что-то второстепенное на фоне того, что действительно важно здесь и сейчас. Важно не как часть негативного, покрытого мраком для неё самой прошлого, а как то, что держит её в настоящем и помогает двигаться в будущее.
То, что она может назвать истинным благословением.
Выдыхая сигаретный дым (пачка все же была успешно найдена в левом кармане брюк) и успокаиваясь, Аха думает о том, что если Бог и решил помочь ей, послав настоящее искупление за все её жизненные мольбы и тяжёлые жизненные моменты - он сделал это, сведя её с двумя ангелами.
Теми, без которых она действительно пропала бы рано или поздно.
Направляясь домой, в их с Баффортом квартиру (съёмную, но такую бесконечно уютную, ощущающуюся чем-то действительно родным; а может, такой родной она с самого начала казалась - и кажется до сих пор - из-за Баффорта), Аха знает - религия из жизни (и истории жизненного пути) не исчезнет по щелчку пальцев, но эту религию уже давно подвинули, заняв подсознание и сердце Ахи, воистину дорогие ей люди.
Которые могли её спасти - и действительно сделали это.
***
...Пожалуй, как бы Аха ни говорила, что танцы она не особо любит, иногда она все же точно не откажется от приглашения - будь то приглашение на танец от Баффорта (пожалуй, с ним Аха в принципе готова на что угодно, и это даже ни разу не удивительно) или же от Ракшора - когда они втроём устроили дома небольшую семейную вечеринку (да, пожалуй, их недо-троюз действительно можно было бы назвать настоящей семьёй), и Баффорт в какой-то момент ушёл в магазин, чтобы докупить им вина и какой-нибудь вкусной мелочевки, а Ракшор и Аха, продолжая слушать музыку и веселясь, услышали в какой-то момент такую приятную, красивую мелодию, которая случайно заиграла в плейлисте - и оба, не сговариваясь, а лишь одновременно взглянув друг на друга и слегка засмеявшись от такой синхронности, вышли в центр комнаты - и начали осторожно, не задевая мебель, танцевать под музыку, улыбаясь и перекидываясь какими-то короткими фразами, так легко и комфортно общаясь.
И пожалуй, танцуя с Ракшором прямо сейчас, в такой спокойной и умиротворенной атмосфере, Аха чувствует себя...
Так невероятно уютно.
Пожалуй, понятие уюта у неё в принципе довольно размытое, странное, непонятное: но она точно знает, что чувствует себя максимально комфортно рядом с двумя ангелами, которые, кажется, приносят в её жизнь больше смысла, чем могла бы принести она сама.
Аха танцует, и для неё в этот момент не существует ничего, кроме спокойного, мягкого взгляда глаз напротив - эти глаза не смотрят настойчиво и пронзительно в самую душу, нет, даже не пытаются: они смотрят в её собственные глаза неотрывно, будто бы любуясь и вместе с тем так ловко считывая мысли, отражающиеся в них, и кажется, этого достаточно, чтобы и Аха, и Ракшор прямо сейчас понимали друг друга без слов.
Когда песня заканчивается, и в комнате наступает тишина - ни капли не напрягающая, скорее наоборот, такая необычайно гармоничная и прекрасная, - они вдвоём возвращаются на диван, усаживаясь поудобнее на противоположных его сторонах, и Аха, взяв со стола начатую бутылку вина, открывает её и разливает содержимое по бокалам, после протягивая один из них Ракшору - от чего тот, естественно, не отказывается и, осторожно взяв бокал с благодарной лёгкой улыбкой, отпивает немного алкоголя.
Аха делает пару глотков вина, задумчиво глядя куда-то в сторону телевизора - включать его и нарушать тишину совершенно не хочется, особенно в этот момент, когда в голове, кажется, соединяются во что-то целое какие-то важные мысли: ощущается это так, будто если подумать сейчас хоть на секунду о чем-то отстранённом - тут же потеряешь такую нужную идею для раздумий.
- Знаешь эту тему с родством душ, соулмейтами - дружескими и романтическими, "красными нитями" и прочей подобной чушью?
Вопрос в устоявшейся тишине звучит так неожиданно, что Ракшор смотрит на резко заговорившую Аху, кажется, непонимающе; но через пару секунд суть её слов все же доходит до него, так что он, слегка пожав плечами и утвердительно кивнув, делает ещё глоток вина, ожидая, что она продолжит свою реплику.
- Знаешь, пожалуй, первый раз, когда я об этом задумалась не в контексте "о боже, что за выдуманная хрень" - то есть, буквально накануне, вчера днем, - я подумала, мх, ещё и о том, что... Вполне вероятно, у меня, в таком случае, соулмейтов было бы двое.
Аха выпивает ещё немного вина, на секунду после этого переводя взгляд на Ракшора - будто проверяя, слушает ли он её и не считает ли то, что она говорит, пьяным бредом, - после чего продолжает с лёгкой усмешкой:
- Ну знаешь, дружеский соулмейт и соулмейт романтический - звучит красиво, будто полный комплект для счастливой жизни. И, пожалуй, Баффорт и ты - это действительно лучшие соулмейты, которые только могли бы существовать, и то что вы,- надеюсь, - были бы моими соулмейтами, наверное, лишний раз подтверждает то, что я все ещё самая везучая из всех ныне существующих Божьих тварей.
Ракшор улыбается - совсем без насмешки, скорее с абсолютным пониманием всего, что сказала Аха.
Пожалуй, то, что он ни разу об этом не задумывался ранее, не мешает ему сейчас понять, что с Ахой он абсолютно согласен.
Аха, глядя на его улыбку, видимо, мысленно выдыхает - и допивает остатки вина в бокале, чтобы продолжить, весело улыбаясь:
- Надеюсь, ты бы смирился, если бы твоим дружеским соулмейтом оказалась я?
- Определённо пришлось бы - зная тебя, ты убедила бы меня в этом за считанные минуты.
Аха в ответ смеётся так весело, тепло и ярко - Ракшор ловит себя на мысли, что Баффорт и Аха в своём смехе абсолютно схожи: у обоих он настолько согревающий, чудесный и абсолютно невероятный, заставляющий невольно улыбаться, как будто смотришь в этот момент на солнце, абсолютно не обжигающее и не слепящее, но такое приятное и ласковое.
Ахе даже отвечать не нужно - и она, и Ракшор прекрасно знают, что её дар убеждения воистину восхитителен, - но сам Ракшор все же неожиданно продолжает:
- Но убеждать тебе и не пришлось бы. Знаешь, у меня не возникает ни малейшего сомнения - и не возникло бы ни малейшего желания что-то менять или как-то тому препятствовать, если бы мне внезапно сказали, что никогда я не смогу найти более близких по духу людей - более близких друзей, - чем вы с Баффортом. Возможно, лучшего варианта и быть не может - и я ни во что так не верил, как в это.
И Аха знает, что это абсолютная правда - и, глядя на Ракшора, улыбается так спокойно и умиротворенно.
Возможно, близкие люди спасли её жизнь тогда - и продолжают спасать до сих пор.
Лишь стоило бы знать (даже самой Ахе), что соулмейта может быть и три - один из них не близкий, не любовный, нет, это что-то иное: что-то вроде отколовшейся когда-то частички души.
А отношения с отколовшейся частичкой души слишком сложны, чтобы быть счастливыми до конца - и потому должны остаться в прошлом, как необходимый пройденный этап (и Аха окончательно принимает это сейчас).
Человек, который казался настоящим Иисусом во плоти, живущим среди людей - этот человек покинул Аху когда-то, когда она так в нем нуждалась и не могла принять то, что он её оставляет.
Этот человек не оставил ей на прощание ничего - ни ответов, ни объяснений, лишь невесомый поцелуй в лоб, тихое "извини", прощающую будто все грехи улыбку и абсолютную пустоту на душе.
Этот человек не оставил ничего - но, вероятно, он и послал в качестве искупления то, что Ахе действительно было необходимо - то, без чего её жизнь в принципе жизнью бы не была.
Удивительно, как двое ангелов смогли одним своим существованием - таким по-разному значимым для Ахи, но в то же время таким одинаково важным - залечить, заполнить пустоту в душе, которую когда-то, уходя навсегда, оставил, кажется, сам Бог.