Я узнаю тебя по звуку твоей души

Он преподносил богам картофель, молясь в храмах краба-отшельника Катасусу и дождевого червя Урасу, которые имели дурную славу могущественных богов зла. ...спустя какое-то время одной ночью ему приснился страннейший сон.

Накадзима Ацуси, "Счастье"

***

Ацуши счастлив, что этот мир подарил ему надежду. Ведь гораздо легче жить и переносить все невзгоды, если в одном из укромных уголков тебя ждёт твоя любовь.

Воскресным утром не хотелось думать ни о чем, кроме как об отдыхе в тёплой постели, однако вялые, неторопливые мысли все равно тревожили ум. Ацуши в полудрёме наблюдал за тем, как медленно ползут по стенке лучи утреннего солнца. Из-за привычки спать с приоткрытым окном юноша теперь не мог покинуть свой пригретый футон – летняя прохлада неприятно покусывала кожу при попытке отбросить одеяло в сторону.

Сегодня Ацуши думал об извечной проблеме всех молодых этого мира – о родственных душах.

Разновидностей соулмейтов было множество. Если очень захотеть, можно написать целый трёхтомник про то, как Вселенная забавляется с людскими судьбами.

За этим действительно было забавно наблюдать: у каких-то родственных душ яркой меткой красовались имена друг друга, у других же на коже отпечатывалась первая произнесённая фраза в присутствии друг друга. Кто-то даже слышал одну и ту же мелодию – обычно люди с таким видом связи с головой окунались в музыку в попытке воспроизвести звук из их головы. Некоторые делали поиск соулмейта смыслом своего существования, кто-то же наоборот, относился к этому спокойно, считая, что торопиться незачем.

Концепция разных «знаков душ», несмотря на романтичность, все же была неоднозначной. С одной стороны, это помогало значительно снизить круг «подозреваемых». С другой, может быть достаточно сложно найти хоть какую-нибудь зацепку про своего соулмейта, если признак родства не заметен или не сильно понятен, а расшифровать в одиночку его достаточно трудозатратно. Например, как тебе узнать, что твой признак – это одинаковый цвет глаз у тебя и твоей родственной души? Смотреть каждому прохожему в глаза? В общем, иногда Вселенная заставляла буквально зарываться в определенные источники информации, чтобы разузнать хоть что-то.

В случае Ацуши все было не так плачевно – видеть сны со своим соулмейтом и иметь возможность его коснуться, пусть и мысленно, уже согревала сильнее июньского солнца. Да и опознать его, казалось бы, при таком признаке родства было легче лёгкого. Однако преградой стала возможность детально рассмотреть его.

Не то что бы у юноши-тигра была проблема с запоминанием лиц. Наоборот, он обычно отчетливо помнил основные черты новых знакомых, что нельзя сказать про имя и фамилию. Так что изначально задачка с поиском казалась сущим пустяком, но Вселенная будто специально подлила масла в огонь. Как бы Ацуши ни старался заглядывать в чужое лицо, он не мог его увидеть. Не мог распознать даже голос – он будто перекрывался радиопомехами, из-за чего смысл сказанных слов улавливался, а вот тембр голоса – совсем нет. Что уж там, было непонятно даже то, девушка это или же юноша!

На утро парень, ещё не полностью отойдя ото сна, обычно чувствовал лишь угасающее тепло чужого присутствия. Сердце стучалось чаще, и в такие моменты хотелось рвануть куда-нибудь вглубь города, на старые улочки, заполненные зеленью и запахом влажной почвы. Вообще-то, на самом деле хотелось прикосновений, вполне конкретных и осязаемых, но, как говорится – ешь, что дают.

Ацуши не помнит, чтобы в приюте ему снились похожие сны. Точнее, они, может, и снились, но запомнить и мало-мальски осязать их не представлялось возможным: физическая боль и хронический недосып не давали и шанса на то, чтобы погрузиться в детальный анализ. Тогда стоял вопрос о том, чтобы просто выжить (но даже обычная мысль о том, что где-то его все-таки ждут, не давала окончательно сойти с ума).

Первый осознанный сон Ацуши увидел незадолго до того, как попал в Детективное Агентство. На удивление, скитаться по улицам оказалось куда более спокойным занятием, нежели пребывание в приюте – возможно, после всего произошедшего жизнь на улице казалась мелочью. Уснув на одной из городских скамеек, Ацуши впервые почувствовал то самое тепло, разливающиеся по телу погорячевшей кровью. Это было… необычно. Чем-то схоже с лихорадкой, но в разы приятнее: очень хотелось смаковать такие моменты как можно дольше.

Ацуши, однако, почти ничего не запомнил, а к концу следующего дня он уже с остервенением вытаскивал из реки какого-то городского сумасшедшего.

***

Спустя долгие месяцы работы в Детективном Агентстве, Ацуши стало спокойнее жить.

Его каждодневные злоключения вряд ли можно назвать размеренной и тихой жизнью, но над головой хотя бы была крыша, платили реальные деньги и можно было кушать то, что пожелаешь, и делать то, что хочешь. Ацуши же больше всего хотелось душевного умиротворения, поскольку он все ещё не сильно понимал, как жить эту жизнь и какие его дальнейшие цели. Раньше было больнее, но проще – хотелось просто выжить, и неважно, ради чего. Сейчас же вопрос о жизни и смерти поднимался интенсивнее, но реже, и нервная система Накаджимы потихоньку приходила в относительную норму.

С появлением Кёки жизнь в Агентстве стала ещё радостнее: Ацуши нравилось заботиться о девочке, словно о своей родной сестре, а также баловать её всевозможными подарками и вкусностями. Заботливые объятия и горы сладостей способны сделать любого в разы счастливее, что уж говорить о детях. Дружба с другими членами Агентства тоже помогала легче смотреть на встречающиеся трудности. Ацуши был благодарен коллегам (друзьям) за то, что его приняли и обучили всем необходимым для взрослой жизни навыкам. Однако среди них был один человек, который даже спустя столько времени вызывал неоднозначную реакцию.

Осаму Дазай.

Ацуши никак не мог свыкнуться с мыслью, что Дазай вытворяет все свои выкрутасы исходя из настоящего желания умереть. Как бы жестоко это ни звучало, но юноша понял, что если Осаму чего-то очень сильно хочет, он находит способ это получить, причём в крайне сжатые сроки. Значит, остаётся два варианта: либо Дазай действительно слегка сильно ненормальный, либо…

А вот до второго «либо» Ацуши так и не сумел догадаться. Не то что бы он с легкостью понимал, что движет окружающими его людьми, но эмпатией и некоторой чуткостью он все-таки обладал. Он понимал, что, например, тяга Куникиды строго придерживаться составленного плана является ничем иным, как подавленной тревогой и страхом потери контроля во всех сферах сразу. Или ещё, например, проявляющаяся жажда похвалы у Рампо вполне вероятно может являться признаком того, что раньше его сильно недооценивали или даже смеялись над его способностями. Уточнить эти додумки Ацуши все-таки не рискнул, поэтому данные мысли просто теплились где-то на задворках его сознания. В общем, если окружающие не сильно показывали свои истинные чувства, то они угадывались хотя бы в общих чертах.

У всех, кроме Дазая.

При общении с ним создавалось впечатление, что тебя разыгрывают. Картинка перед глазами и ощущения в сердце очень разнились, что вызывало зудящее ощущение под кожей. Казалось, настоящим Дазая можно было увидеть только во время серьёзной опасности, когда для раздумий не было времени. Вот тогда мужчина действительно показывал своё настоящее лицо, не обременённое фальшивой улыбкой и необходимостью говорить сладкими речами.

Ацуши не любил копаться в чужой жизни, да и в принципе совать нос во что-то личное – ему самому вряд ли понравилось бы, если бы в его душу начали лезть без спроса. Но по неведомым причинам его все равно тянуло к Дазаю. Хотелось протянуть ему руку, схватить крепко и не отпускать, особенно после всего того, что Осаму сделал для него. Юноша тормозил себя, отдавая себе отчёт в том, что его желание может быть в некоторой степени эгоистичным: нездоровые черты синдрома спасателя иногда бесконтрольно прорывались наружу. Однако в случае с Дазаем было что-то иное. Хотелось не столько разгадать его, сколько помочь научиться доверять вновь.

Ведь Ацуши не понаслышке знал, насколько одиночество выедает душу.

☾☾☾

Он снова, как и в другие ночи, ждал его под итиигаси.

Массивные ветви, покрытые мхом, отбрасывали тени на изможденную солнцем землю. Воздух вокруг казался влажным. Ацуши попытался глубоко вдохнуть, но не почувствовал ни единого запаха.

Теперь Ацуши видел чуть больше, но все ещё недостаточно для него самого. Вселенная нарочно не торопила события, открывая детали постепенно, будто по пикселям загружая локацию в компьютерной игре. Теперь Ацуши хотя бы знал, что его соулмейт – не девушка, и его совсем не смущал этот факт. Ровно, как и не смутила бы обратная ситуация.

Юноша бросил взгляд на ствол итиигаси, массивными корнями уходящий под землю. Молодой мужчина сидел в прохладной тени, делая пометки в своей книге. Белые одежды скрывали силуэт от посторонних глаз, и лишь тонкие запястья оставались неприкрытыми.

Ацуши все ещё не видел его лица.

Во сне почти не было звуков. Не шелестела трава под ногами, обеспокоенная дуновением ветра, не издавал лишнего шума стоящий вдалеке город. Солнце светило слишком ярко, но под широкими ветвями было совсем не жарко. Соулмейт оторвал взгляд от книги, встречаясь глазами с Накаджимой. Юноша знал, что соулмейт улыбается, хоть и не мог увидеть его улыбку. Он также знал, что эта улыбка – точно одна из самых красивых и тёплых на всем белом свете.

Мужчина махнул рукой, приглашая, и Ацуши присел рядом с ним.

– Что читаешь?

Мужчина на секунду задумался. Затем повертел книгу в своих руках, пытаясь найти название. Обложка и корешок книги поблескивали красным, но ни единой буквы на них не было. Как и на белоснежных страницах.

– Если честно, и сам не знаю. Она уже была в моих руках, когда я очутился здесь, – соулмейт пожал плечами, как бы извиняясь. – Поэтому и не люблю сны. Невозможно запомнить хоть какие-то детали.

– А мне нравится, – Ацуши улыбнулся и придвинулся ближе, касаясь парня плечом. – Во сне, пусть и ненадолго, я могу встретиться с тобой.

Соулмейт одобрительно хмыкнул.

– Пожалуй, ты прав. Хотя бы один плюс у этого места точно есть.

Нарушать тишину более совсем не хотелось. Ацуши чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, просто сидя рядом со своим возлюбленным. Родственные души не всегда становились партнёрами, юноша это знал, но совершенно по-дурацки умудрился влюбиться в человека, чью личность он даже не знал.

– А ведь ты так и не сказал мне своё имя, – шепнул Ацуши, укладывая голову на чужое плечо. Он правда устал от этой неизвестности, тяжелым грузом преследующей его в повседневной жизни. Иногда страх того, что он не нравится своей родственной душе, накрывал его с головой. Однако то, с какой нежностью соулмейт во снах накрывал ладонь Ацуши своей, заставляло рокот тревоги ненадолго утихнуть.

– Хм, – мужчина наклонился к Накаджиме, и тот готов был поклясться, что почувствовал горячее дыхание на своей коже. – Я скажу, только если ты назовёшь мне свое.

В горле в один миг пересохло.

Порыв ветра ударил по стволу дерева, отчего тот громко скрипнул, сопротивляясь. Это был первый звук за весь сон, помимо слов соулмейта. Ацуши вздрогнул, но не перестал всматриваться в чужое лицо в попытке узнать хоть что-то. Малейшая деталь – родинка, цвет глаз, форма носа, да что угодно, чтобы начать поиски вне царства снов.

Ещё один порыв ветра, который в этот раз почти вырвал с корнями дерево позади двух влюбленных.

Ацуши не видел, но снова чувствовал, как улыбка начала пропадать с лица соулмейта.

– Что ж, кажется, нам пора вставать.

Я не хочу. Юноша потянулся к чужой ладони в попытке остановить время. Он не готов был просыпаться сейчас, не хотел уходить, когда они вот-вот готовились озвучить свои имена. Накаджима устал наяву искать родственную душу без единой зацепки, но не мог перестать этого делать. Даже не зная личности соулмейта, Ацуши уже был слишком к нему привязан. Ему нужна была одна деталь, всего одна, и как назло сегодня они оба снова ничего не узнали друг о друге. Нет, только не сейчас, нетнетнет–

По ушам ударил громкий звон кровотока, а в грудной клетке в один миг стало слишком тесно.

Ацуши открыл глаза.

***

– Дазай-сан, вы умеете расшифровывать сны?

Офис, наполненный разговорами коллег и шумом оживленных улиц, к вечеру опустел. Лишь тихо шуршали страницы протоколов, что были оставлены напротив открытого окна. Воздух ещё не успел остыть от дневной жары, поэтому нежным теплом обдавал лица и убаюкивал.

Закатное солнце скользило своими лучами по лицам тех двоих, что задержались так надолго.

– Милый Ацуши-кун, для тебя я готов расшифровать даже древнеегипетские письмена, – Дазай крутанулся в офисном кресле и закинул ногу на ногу. В его действиях, как обычно, читалась небрежность, теперь лишь усмирённая накопленной за день усталостью. – Однако, к сожалению, я совсем не эксперт в области сомнологии.

– Понимаю, простите за внезапную просьбу. Просто в последнее время я очень плохо сплю, что сказывается на качестве моей работы. Мыслей… слишком много. И я совсем перестал что-либо понимать. Я буду благодарен, если вы даже просто послушаете.

Ацуши вдохнул поглубже, ощущая, как на дне его лёгких оседает запах цветущей адзисай. В его голове действительно крутилось слишком много додумок, но все они будто вели в никуда, запутывая лишь сильнее. Общая картинка никак не хотела складываться перед глазами, и Ацуши решился попросить помощи. Возможность отказа и того, что он лично вверяет Дазаю в руки тему для будущих подтруниваний, заставляла нервничать.

– Рассказывай.

Юноша поднял взгляд, полный благодарности, и раскланялся в знак огромнейшей признательности. Дазай лишь похлопал его по плечу и попросил успокоиться, он ведь не дарит ему миллиард йен, а просто даёт совет.

Ацуши оперся руками о стол коллеги и выпалил всё, что смог вспомнить, едва успевая глотать воздух. Он постарался припомнить все те разы, когда они с соулмейтом были в шаге от того, чтобы раскрыть друг другу свои личности, но либо что-то мешало это сделать, либо сон вообще обрывался. Дазай слушал внимательно, что-то усердно обдумывая параллельно беседе. Ацуши готов был поклясться, что, помимо привычной грусти, в его глазах блеснуло что-то ещё.

– В общем, это происходит уже не в первый раз, – наконец, выпалил Накаджима, пытаясь перевести дыхание. – Я просто не успеваю ничего сделать, чтобы хоть как-то приблизить нашу встречу.

Повисло молчание, которое очень хотелось назвать неловким. Со стороны Ацуши оно таким и являлось, поскольку только что он несколько минут к ряду рассказывал жутко интимные вещи. При этом происходящее казалось таким правильным, что легкий румянец на скулах уступил место пронзительному, выжидающему взгляду, обращенному в сторону Дазая.

– Ацуши-кун, – мужчина оперся подбородком на скрещенные руки. Лицо его по-прежнему выражало некоторую озадаченность. – Скорее всего, это является одним из условий твоего вида связи с соулмейтом. Вы не можете называть друг другу никаких деталей про себя.

– Ну и бред... – Ацуши потряс головой, запуская руку в волосы. Это действительно была та вещь, которую он не готов был услышать. – Н-не поймите меня неправильно, я вам верю. Просто сама концепция такой связи тогда мне совсем непонятна. У людей с метками хотя бы есть шанс увидеть такую же на коже другого человека. А в моем случае мне нельзя даже в лицо ему заглянуть – все черты его внешности будто размыты.

– Его, значит...

Ацуши слегка приподнял брови в недоумении.

– Вы про что?

– Видишь, потихоньку до твоего сознания все-таки доходят некоторые детали. Например, то, что твой соулмейт мужского пола. Дай себе время. И, к тому же, наличие подобных снов подразумевает, что ты должен будешь не увидеть, а почувствовать.

– Почувствовать? – Накаджима непонимающе качнул головой, задумываясь. Нет, он знал, какие ощущения оставлял после себя соулмейт, но как их распознать вне сна? Неужели придётся всех касаться?

– Ацуши-кун, если ты будешь трогать каждого встречного, то люди тебя неправильно поймут, – Дазай прыснул, и юноша догадался, что последнюю фразу он произнёс вслух. – Разве у тебя уже не было похожего ощущения в теле, когда ты бодрствовал?

Данный вопрос заставил Накаджиму задуматься ещё сильнее – казалось, у него вот-вот задымится голова. Нет, он точно что-то такое чувствовал, но обычно это ощущение возникало в очень уж специфичные моменты. Например, когда он был в полуотключке из-за полученных ран, или даже во время самих сражений, участниками которых точно были разные люди, а не его соулмейт.

– Знаешь, не обязательно давать себе ответ прямо сейчас. Часто, когда ты перестаёшь мусолить в голове одну и ту же мысль, осознание чуть позже приходит к тебе самостоятельно, – Дазай потянулся, откидываясь на спинку офисного кресла. Какой-то из его суставов хрустнул. – Повторюсь, не торопи события. Ты обязательно обо всем узнаешь, когда придёт время. И вот в тот момент не бойся быть смелее в своих догадках.

Ацуши едва хватило сил, чтобы не расплакаться.

– Дазай-сан... спасибо вам. Вы правда очень помогли, – юноша не мог сдержать радостной улыбки. Да, пусть его и озадачила сложившаяся ситуация с соулмейтом, он все равно не унывал.

Солнце успело зайти за горизонт, прощальными мазками окрашивая небо в ярко-алый цвет. Стало прохладнее и, возможно, вечереющий город навевал тоску о прошлом. Нервы ощущались оголенными проводами, что не могли оставить в покое истерзанную душу.

– А вообще, мне стало интересно... Почему ты пришёл с этим вопросом ко мне? – Дазай нарушил установившуюся тишину, не в силах отвести взгляд от невидимой точки за окном.

– Ась?

– Я имею в виду... я не думал, что создаю впечатление человека, которому можно доверить такие личные вещи.

Ацуши в который раз за день непонимающе посмотрел на своего коллегу. Внутри что-то болезненно кольнуло: хотелось запереть двери и до утра читать Дазаю нотации про то, что его правда могут считать другом и что он заслуживает хорошего отношения к себе.

– Если честно, то только вам я и готов был рассказать всё это.

В этот раз Осаму не смог скрыть довольной улыбки, безуспешно прикрывая рот кулаком.

Будь смелее в своих догадках, вновь пронеслось в голове у Ацуши.

☾☾☾

– Видимо, нам действительно нельзя делиться друг с другом чем-то про себя.

– Да, я тоже пришёл к такому выводу.

Они вдвоём снова сидели под итиигаси. Сегодня ветер бушевал слабее, чем обычно, но все равно достаточно ощутимо, чтобы насторожиться. Ацуши старался тщательно подбирать слова, чтобы остаться во сне подольше. Теперь он знал основной секрет и не хотел уходить раньше положенного. Одного присутствия возлюбленного хватало, чтобы позабыть о всех невзгодах из внешнего мира.

Ацуши аккуратно оставил поцелуй на чужом виске, пробуя на ощупь чужую кожу. Он надеялся, что не оттолкнёт своего возлюбленного такими действиями, но мужчина наоборот подался ближе, утопая в чужой нежности.

– И что, я тебе нравлюсь, даже если ты не знаешь ни моего характера, ни даже того, как я выгляжу? – спросил он полушепотом, боясь отказа. Боясь снова остаться одному против всего мира. Сегодняшний сон казался ему в разы тревожнее предыдущих.

– Да, — Ацуши кивнул и успокаивающе погладил соулмейта по спине. – Я чувствую, будто знаю тебя уже очень давно, лишь пока не могу понять, кто ты.

– А вдруг, когда ты узнаешь, кто я на самом деле, ты разочаруешься? Картинка во сне может очень отличаться от картинки в реальности, знаешь ли.

Накаджима потряс головой, пряча соулмейта в своих объятиях. Он пытался вдохнуть запах его волос, но не получалось. Как и не получалось забрать всю ту боль, что неосязаемыми иглами касалась его кожи.

– Я знаю. Но я уже сделал свой выбор.

***

Ацуши готов был своими руками придушить мужчину, лежавшего в двух шагах от него.

Весь день небо было затянуто грозовыми тучами, будто оплакивая несправедливость этого мира. Дождь крупными каплями стучал по крыше здания, и на плитке начали скапливаться заметные лужи.

Коллеги спиной касались мокрого пола. Ацуши безуспешно пытался перевести дыхание, а Дазай лишь тоскливо вздыхал.

Накаджима только что оттащил Осаму от края за секунду до того, как мужчина шагнул в пропасть перед собой.

– Ацуши-кун, тебе необязательно было это делать, – Дазай поднял ладонь к небу, смотря на облака сквозь пальцы. Он сам не понимал, чего хотел в итоге добиться. А может, ему нравилось ощущать, что кто-то все ещё заботится о нем в этом мире. Единственное, чему не научил его этот мир – тому, что просьбу о чужом тепле можно просить менее радикальными методами.

– Ну знаете что, я сам решу, что мне обязательно делать, а что – нет, – голос Ацуши дрожал от ярости и мокрого холода, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. Дазай при виде этого ненаигранно вздрогнул. – Вообще-то, если вы не заметили, вокруг вас есть люди, которые дорожат вами. Возможно, вам стоит почаще брать это в расчёт, прежде чем скидываться с очередной крыши.

Ацуши не помнил, чтобы однажды так злился на кого-то. Нет, конечно, в его сердце хватало места многим вещам. Жгучей ненависти, жажде мести, да и, чего греха таить, отчаяния и желания закончить это все раз и навсегда. Но впервые он нашёл в себе силы сказать то, что думал на самом деле, пусть даже и в чрезмерно строгой форме. Юноша действительно не мог простить своему наставнику то, что тот так беспечен в вопросе близких отношений. Ну, в самом деле.

Чтобы не наговорить лишнего, Ацуши поспешил ретироваться с места происшествия, не в силах тащить за собой ещё и Дазая. Спускаясь по бесконечной лестнице, он ругал его всеми известными ему бранными словами. В следующий раз мужчине точно прилетит, и теперь уже не только в словесной форме.

Юноша знал, что не имел права решать за других, как им поступать и что им делать. В конце концов, это была их жизнь, и он не имел права вмешиваться в неё. Но все было иначе, как только речь заходила об Осаму: Ацуши чувствовал, что тот не может справиться с собственным одиночеством и болью, что разрывают сердце. Ацуши правда хотел помочь и помогал, чем мог. Однако мысль, что его заботы все ещё было недостаточно, вызывала мерзкое и липкое ощущение, от которого хотелось отмыться.

Накаджима почувствовал, как заурчал желудок.

– Точно… уже ведь вечер.

Из-за нервов совсем не хотелось есть, и сейчас, когда чувства нашли выход, к Ацуши начало возвращаться чувство голода. Он решил побаловать себя очазуке в ближайшем кафе.

Ацуши не запомнил, как оказался в тёплом помещении, как повесил промокший насквозь плащ на гостевую вешалку и как занял свободный столик. Лишь когда учтивая официантка поставила перед ним тарелку с горячим блюдом, он пришёл в себя. Юноша окинул помещение взглядом, подметив, что посетителей, несмотря на дождь, было непривычно мало.

Ацуши помешал очазуке палочками, уговаривая себя поесть хотя бы немного. Несмотря на сводящий от голода желудок, в горло не лез ни один кусочек. Дазай все ещё не уходил из головы. Его глаза, полные какого-то вселенского отчаяния, заставили горько поёжиться от появившегося кома в груди. Юноша глубоко вздохнул и, успокоившись, все-таки отправил в рот первую порцию еды.

Спустя время колокольчик заведения тихо зазвенел, тут же заглушаемый звуком дождя с улицы.

Накаджима уловил знакомый силуэт и неловко опустил взгляд в почти опустошенную тарелку. Рядом скрипнул стул. В воздухе появился знакомый запах стирального порошка и мокрых бинтов.

Теперь Ацуши чувствовал не столько злость, сколько желание хорошенько тряхануть за плечи одного конкретного суицидника. И, возможно, все-таки прочесть ему лекцию на тему «Почему вы на самом деле не бесполезный кусок дерьма, а человек, который нужен близким». Ацуши знал, что это не лучший способ борьбы с чужой депрессией, и даже почувствовал укол вины за своё сегодняшнее поведение. Возможно, кое-кому пора предложить совместный поход к психотерапевту.

– Ацуши-кун.

Накаджима прекратил попытки выловить палочками последнюю рисинку и отставил миску в сторону. В воздухе повисло неловкое молчание. Он все ещё не хотел поднимать взгляд.

– Я тут подумал…

– Ого, наконец-то это свершилось, – Ацуши скрестил руки и ехидно приподнял бровь, все-таки повернувшись к собеседнику. В одно мгновение юноша опешил, осознав, насколько Дазай промок под проливным дождем.

– Ты когда успел таким вредным стать, а? – Дазай усмехнулся и слегка потрепал своего подопечного за ухо. Совсем не больно, но ощутимо и даже капельку забавно. Сердце Ацуши кольнуло ещё сильнее от осознания, насколько ледяными были чужие руки. – Хоть и неприятно это признавать, но ты действительно прав. Возможно, навыки социализации у меня хромают сильнее, чем я себе это представлял.

– Да уж, не то слово, – Ацуши фыркнул, но теперь уже совсем беззлобно. На его лице снова появилась улыбка, и Дазай впервые за вечер облегченно выдохнул. – Просто, пожалуйста, не забывайте, что вы нужны. Вами тоже можно дорожить, причём очень искренне.

В эту секунду Дазай готов был выкинуть все свои инструкции по самоубийству и сопутствующие причиндалы, потому что он готов был вознестись только от одних этих слов.

– Я думал, ты разочаруешься во мне, – сердце Ацуши пропустило удар.

Как… знакомо.

– Дазай-сан, – юноша нежно улыбнулся, – что бы вы ни вытворяли, вы никогда не давали мне повода в вас разочаровываться.

Осаму не нашёл слов для ответа, лишь благодарно улыбнулся и опустил взгляд на целлофановую скатерть. Накаджима подозвал официантку и попросил принести что-нибудь, чем можно было вытереться, если таковое имелось. Девушка кивнула и умчалась в подсобку, через несколько секунд вернувшись с кипой чистых полотенец. Ацуши поблагодарил сотрудницу и принялся сушить чужие волосы, бережно промакивая их.

– Я знаю, что вам сложно принять чужую заботу, но, пожалуйста, постарайтесь ради меня.

Дазай прикрыл глаза, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.

***

– Ацуши-кун. Ацуши-кун!

Кто-то нещадно тормошил парня за плечи. Голова гудела слишком сильно – так, что не сразу удалось открыть глаза из-за слепящего солнца.

Последнее, что помнил юноша – оглушающий удар, отбросивший его чуть ли не на десятки метров. В этот раз Агентству снова пришлось столкнуться с серьёзным противником, угрожавшим безопасности города, и сам Ацуши тоже не мог оставаться в стороне. Со своими должностными обязанностями он всегда справлялся на ура, и чаще всего перевыполнял их: постоянно жертвуя собой, он зарабатывал себе все новые ссадины и шрамы. Если бы не ускоренная регенерация, доставшаяся ему вместе с тигриным обличьем, кто знает, смог бы Ацуши вообще оправиться от таких травм.

Накаджима кое-как справился с подступающей тошнотой и заставил себя привстать.

– Ацуши-кун, ты меня слышишь?

Юноша не сразу разглядел черты человека, сидящего перед ним на коленях. Силуэт был до боли знаком – сердце чуть ли не вырывалось из грудной клетки от ощущения чего-то родного и близкого.

Забинтованная рука как во сне осторожно коснулась лба в попытке поймать чужое внимание и удостовериться, что все в норме. Ацуши не хватило даже сил вздрогнуть. Картина перед глазами становилась все более четкой: начали вырисовываться черты чужого лица. Изящные скулы, строго поджатые губы и брови, сведенные к переносице как знак обеспокоенности. Рука, что касалась лба, источала тепло. Лишь немного подрагивала от адреналина.

Неужели Дазай-сан – это…?

– Ацуши, клянусь, если ты сейчас же не произнесёшь хотя бы слово–

– Это... это вы.

Юноша наконец смог полностью сесть, поддерживая себя обеими руками. Перед глазами все ещё плыло, но главный человек, с которым хотелось сейчас быть рядом, виделся четко. Пазл в голове спустя столько месяцев наконец сложился: голос, тепло, тело – это все было ему знакомо ещё давно. Наконец-то то, что он видел перед собой и то, что чувствовал всеми нервными окончаниями, слилось в одно целое.

Перед ним сидел человек из его снов.

– Ну слава всевышнему, – Дазай облегченно выдохнул и сжал чужое плечо в попытке удержать непослушное тело.

Ацуши до сих пор казалось, что он спит. Происходящее уж очень сильно напоминало его сны. Однако то, с какой нежностью Осаму касался его, как обеспокоено осматривал каждую частичку тела, помогало верить в реальность этих прикосновений. Ацуши, наконец, смог почувствовать все то, что открывалось ему только под покровом ночи.

Видимо, потребовалось оголить все нервные окончания для того, чтобы наконец узнать своего возлюбленного.

– Простите, что заставил беспокоиться, – Ацуши, несмотря на чугунную боль во всем теле, улыбнулся. – Вы как всегда пришли мне на помощь. Спасибо.

– Чтоб ещё раз попробовал мне погеройствовать – я тебя сам придушу, – Дазай прижал юношу к себе, впиваясь объятиями в ослабшее тело. Он очень не любил моменты собственной уязвимости, когда эмоции брали верх, но сейчас ничего не мог с собой поделать. Хотелось держать Ацуши как можно ближе к себе, и в то же время кровь вскипала от ярости и желания очень сильно покалечить кого-нибудь. Дазай все же выбрал первое. Он больше не хотел терять близких ему людей. – Идти можешь? Лучше не задерживаться здесь.

– Дазай-сан, но…

– Ребята все уладят. Ты все равно не сможешь дальше сражаться, даже если очень хочется, – Дазай отстранился и перекинул чужую руку через плечо, поддерживая Ацуши за талию. Ноги будто не хотели подчиняться, поэтому Дазай старался быть ещё более осторожным. – И, уж извини, но теперь я тебя никуда не отпущу.

***

– Наконец-то ты узнал меня, Ацуши-кун. Пожалуйста, никогда не исчезай из моей жизни.

Ацуши снова встретил его под итиигаси, таким же невероятно красивым, каким он был всегда. Теперь он видел его лицо: янтарные глаза, едва заметные веснушки на загоревших щеках. Ветер слегка трепал его непослушные волосы, а на губах расцветала нежная улыбка. Ацуши, наконец, мог любоваться всеми его чертами.

Юноша подошёл ближе, осторожно провел пальцами по чужой щеке, будто боясь, что все это сейчас испарится. Но нет: больше не было ни громких звуков, ни сбивающего с ног ветра. Только тишина, нарушаемая звуком чужого дыхания.

Дазай выглядел счастливее, чем когда бы то ни было.

– Просыпайся, котёнок. Нам нужно многое обсудить.

Впервые за долгое время пробуждение не было таким болезненным.

Ацуши открыл глаза.

Тело все ещё саднило, но уже в разы меньше, чем днём. Больничную палату освещал лишь отраженный луной свет и тусклая настольная лампа. Воздух пропах спиртом, чистыми бинтами и стиральным порошком – юноша сделал глубокий вдох, растворяясь в ощущении комфорта и безопасности.

Ацуши постарался вспомнить произошедшее, но все было настолько сумбурно, что ни одна картина не задерживалась в голове надолго. Ацуши лишь знал – точнее, чувствовал, – что Дазай все это время был рядом. Сегодня, вчера, неделю, месяц, полгода назад. Теперь это ощущение наконец пронизывало душу и наяву.

– Я рад, что могу быть рядом с тобой теперь не только во снах, – родной голос бархатом раздался совсем рядом. Ацуши даже не испугался от неожиданности, лишь перевёл взгляд чуть правее.

– Дазай-сан, вы просто бесстыжий, – юноша совсем беззлобно улыбнулся, осторожно накрывая чужую руку своей. Медленно провёл большим пальцем по выступающим костяшкам, не покрытым слоем бинта. Хотелось коснуться губами, оставить множество поцелуев на изящной кисти. – Вот всегда вы так. Я весь извёлся, пока пытался понять, кто вы.

– Прости. Я хотел удостовериться в том, что во сне мы видели и чувствовали одно и то же. Сам знаешь ведь, как бывает, – Дазай наклонился, ловя любящий взгляд из-под чуть прикрытых век. – И, наверное, боялся. Как ты заметил, я не лучший кандидат для близкого партнёрства. Я… не хотел бы своими действиями причинить тебе боль.

– Дазай-сан, хоть по мне и не скажешь, но я уже не маленький, – Ацуши нервно сглотнул. – Я знаю, что вам трудно строить отношения. Я, честно, не так хорошо знаю вас, но вы уже кого-то потеряли в своей жизни, – Дазай горько поджал губы, но слегка качнул головой в знак согласия. – Пожалуйста, не бойтесь довериться ещё раз. Я никуда не денусь. Обещаю сделать все возможное для этого.

Дазай улыбнулся.

– А я обещаю, что больше не буду бегать от тебя. Никогда.

Ацуши теперь уже наяву коснулся чужого лица. Он притянул соулмейта ближе, осторожно касаясь его губ своими, пробуя и волнуясь. Сердце вытворяло бешеные кульбиты – эти чувства, эти ощущения были в новинку, и Накаджима боялся сделать что-то не то. Не так коснуться, не то сказать, не так посмотреть. Обратно на землю его возвращали чужие касания, что нежностью будто помогали ранам тела и души заживать.

Дазай отстранился первым, бросая по-мальчишески влюблённый взгляд на раскрасневшееся лицо Ацуши.

– А ведь после всех этих слов, что ты наговорил мне во сне и сейчас, ты даже не предложил мне встречаться, – театрально вздохнул мужчина, прикладывая руку ко лбу. Ацуши едва хватило сил не закатить глаза. – Кошмар, ну и молодёжь пошла…

– Осаму.

Мужчина вздрогнул. Это был первый раз спустя долгие годы, когда кто-то снова назвал его по имени. Не угрожающе, не в насмешку, а с абсолютной нежностью в каждой произнесённой букве.

– Я люблю вас. Пожалуйста, будьте моим.

Дазай расплылся в самой широкой улыбке в своей жизни.

– Я уже твой.

Осаму наклонился к возлюбленному ещё ближе – хотелось стать единым целым, оказаться настолько вплотную, насколько могли бы позволить законы физики. Но Ацуши его определил. Собрав по капелькам восстанавливающиеся силы, он снова притянул Дазая к себе. Тот едва удержал равновесие, опираясь руками по обе стороны от Ацуши, нависая над ним. Накаджима очертил пальцами скулы, подаваясь ближе – как же красив его возлюбленный, – и позволил себе накрыть чужие губы своими, теперь уже более требовательно. Глаза сами закрылись от удовольствия, и Ацуши смог издать лишь довольный рык, горячо выдыхая и переплетая свой язык с чужим.

– Мне нравится твоя напористость, котёнок, – прошептал Дазай в поцелуй. В груди что-то потянуло от удовольствия, заставляя задыхаться и жадно ловить воздух ртом.

Дазай никогда не думал, что кислород от наслаждения расходуется в несколько раз быстрее. Жар окатил тело волной, заставляя расстегнуть пару пуговиц жилетки. Вся одежда казалась сейчас настолько лишней – хотелось почувствовать чужую кожу, хотелось вдохнуть чуть сладковатый запах, оставить его на себе как можно дольше.

Ещё секунда, и Ацуши развернулся, укладывая возлюбленного на кровать. Теперь уже юноша нависал над Дазаем, не в силах отвести взгляда от его тела. Накаджима так долго ждал этого момента, так долго мечтал вживую коснуться своей любви, и теперь, наконец, это стало ему под силу. Юноша прильнул к чужой шее и оставил на ней влажный поцелуй, чувствуя, как руки возлюбленного притягивают его ещё ближе. Осаму сладко выдохнул, чувствуя клыки в опасной близости от сонной артерии. Возможно, он действительно был ненормальным.

– Ацуши…

– Чш-ш, – юноша слегка прикусил кожу за ухом, кончиками пальцев чувствуя вибрацию от чужого стона. – Я сегодня обо всем позабочусь.

Не успел Ацуши закончить фразу, как острая боль пронзила тело в районе селезенки. Юноша громко зашипел, хватаясь руками за особо болезненное место. Надо ли говорить, что Дазай не на шутку перепугался, мгновенно вскакивая и проверяя состояние соулмейта. Размеренное и глубокое дыхание помогло уменьшить боль, и Ацуши, наконец, смог открыть глаза, встречаясь взглядом с Осаму.

Тот громко рассмеялся.

– Эй, прекрати! – Ацуши постарался выпрямиться, но полученные ранения продолжали заметно ныть и не давали ему этого сделать. – Я не виноват, что у меня все заболело в самый неподходящий момент!

– А вот и нет, виноват, – Дазай вытер выступившие от смеха слёзы и слез с кровати, уступая место. Ацуши, прикусив губу, осторожно опустился обратно на подушку. – Нечего было геройствовать сверх меры.

– Ну хорошо, хорошо, – Накаджима скрестил руки на груди и нахмурился. Ранее покрасневшее лицо теперь стало абсолютно бордовым от смущения. Дазай опустился на колени, положил голову на кровать и запустил пальцы в чужие непослушные волосы.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, котёнок.

– Ты уже и прозвище мне придумал, а? – Ацуши хмыкнул, но прильнул к заботливому прикосновению. Несмотря на боль во всем теле, он наконец-то чувствовал себя по-настоящему счастливым.

– Конечно. И теперь жду, когда ты выберешь одно для меня.

Ацуши улыбнулся. Он обязательно что-нибудь придумает.