Однажды мне на глаза попалась статья (а может, я и сам её написал в быту своей копирайтерской молодости) о том, о чём обычно говорят только за закрытыми дверьми. Если вообще говорят. Большинство стеснительно прячет глаза, уверяя, что их и в миссионерской позе всё устраивает, или вовсе не поднимает тему, зарывая самые потаённые желания глубоко внутри себя, там, где их никто никогда не откопает. «Это нормально», — думают они. — «Все так живут, почему я должен по-другому?» «А вдруг меня не поймут?» Как говорится, не попробуешь — не узнаешь. Если страшно, всегда можно попытаться обернуть всё шуткой. Или продолжать терзать себя неудовлетворёнными желаниями.
Я вспоминал, как это происходило у нас. Было ли мне страшно? Ни больше, ни меньше, чем любому девственнику. Но Юлиан заверил, что всё будет хорошо. К тому дню я доверял ему больше, чем самому себе. Не мог же он выхаживать меня столько времени только для того, чтобы затащить в койку? Если бы он хотел, любой пришёл бы к нему по первому зову. Я видел, как смотрит на него персонал — красивые девушки и парни, как на подбор из глянцевого журнала, редкие лица ближе к сорока. Ещё бы. Главврач, соучредитель клиники, и просто красивый мужчина. А он и малейшего внимания на эти взгляды не обращал, то ли не нужно ему было, то ли профессионально держал лицо. Тогда я не мог догадываться, что кто-то при такой внешности может иметь столь низкую самооценку. Оттого и удивился, отчётливо начиная осознавать, что его отношение ко мне явно переходит границу доктор-пациент. Но до самой выписки так ничего и не случилось, да и в тот день — лишь один целомудренный поцелуй, когда я согласился переехать. Кого-то пугают три года разницы, а у нас было всего десять. Я влюбился в него почти сразу, ещё когда он стаскивал неудавшегося самоубийцу с крыши. Развитие отношений было лишь делом времени.
Партнёром он был очень внимательным, реагировал на каждый вздох и всегда боялся что-то сделать не так. Иногда я чувствовал, как он сжимает пальцы на бёдрах сильнее, теряя контроль, но его секундные помутнения быстро проходили, хоть я и надеялся, что это продлится чуть дольше. Я хотел дать ему то, чего он так страстно желал, вот только его собственные тараканы не позволяли мне даже заговорить об этом. Будто я мог сломаться, если бы он отпустил себя. Конечно, хрупкий болезненный мальчик-девственник, не имевший до этого отношений, заходящих дальше поцелуев. Откуда ему было знать, чего я хочу на самом деле, если я сам толком не знал? Вот только чувствовал, что смогу больше.
Мог ли тот невинный мальчик предположить, что через пару лет возьмёт своего партнёра на полу прихожей, без каких-либо на то предпосылок? Ни за что на свете. Ему до сих пор, если честно, не верится. Но опыт был незабываемый. Такой, что дрожали колени у обоих. Пусть и не было уже той безумной влюблённости, да и секс случился спонтанно. Но, признаваясь самому себе, я был бы не прочь повторить. Смотреть на крепкое тело, перекатывающиеся мышцы. Думать, что неправильно брать столь совершенное существо, а не отдаваться ему, но ощущать блаженство от этой неправильности, оставляя отметины по всему телу.
Увы, мы так и не обсудили свои тайные желания. А одной ночи, полной пьяной страсти и неожиданных экспериментов, оказалось мало, чтобы возродить отношения из пепла. Я ведь долго сомневался, оттягивал собственный уход. Да, он бывал невнимательным, слишком часто в последнее время, но относился ко мне с такой заботой, что я чувствовал себя последним мудаком и предателем.
Говорят, сердцу не прикажешь. Вот и у меня не получилось. Случайная встреча всколыхнула что-то забытое внутри, потом ещё одна и ещё, уже не случайные. С Юлианом всё было легко — толком ничего не обсуждая, не назначая свиданий, мы просто решили быть вместе. Мне нужна была поддержка, ему — о ком-то заботиться. Наверное. Как бы там ни было, мы любили друг друга, даже не произнося это вслух. С Лёшей всё завертелось. Искрило так, что страшно было представить, в какой это выльется пожар. Мы могли не видеться неделями, но загорались от одного взгляда. Попытки сдерживаться привели к ожидаемому результату. У меня был Юлиан — не самые здоровые отношения, но долгие и вполне стабильные. И Лёша не только знал о нём, но и даже встречал пару раз. Это всё равно не удержало нас от падения. Мы старательно избегали разговоров о будущем. Где-то на задворках сознания я ещё надеялся, что это временное помутнение рассудка, страсть и желание, но сердце каждый раз насмешливо ёкало, словно говоря, что о глупостях думаешь, человек, я-то знаю, что ты по уши втрескался.
Лёша был лёгок на подъём. Это подкупало меня, вечно пытавшегося вытащить Юлиана хоть куда-нибудь. Я не просил держаться за руки и мило улыбаться друг другу, просто хотел провести время вместе. С Лёшей я мог пойти куда угодно — хоть в кафе, хоть на аттракционы. Стоило только позвать. Он словно и сам изголодался по выходам в свет. А вслед за этим мы отдавались во власть захлестывающих эмоций, сгорая в собственном пламени. С ним можно было не сдерживаться. И это удивляло, потому что он был едва ли не более нежным, чем Юлиан. Но горел ровно, без резких всполохов, даже когда желание стояло пеленой перед глазами. Он познал собственную чувственность и делился ею без остатка. С ним я и помыслить не мог о том, чтобы просить ещё, глубже, резче. Возможно, это странно, но с ним было так хорошо, что большего и не было нужно.
А вот в себе я так и не разобрался. Мне было хорошо с ними обоими. Но традиционные ценности говорят, что неправильно любить двоих одновременно. Почему только я решил этому следовать, если, согласно тем же ценностям, и мужчине мужчину любить нельзя? Я сходил с ума, представляя, как соберу их за одним столом и скажу, собрав всю волю в кулак: «Я люблю вас». Что бы мне ответили? Сразу бы послали к чёрту или сначала бы в лицо плюнули? В самых смелых моих мыслях выходило так, что Лёша уйдёт, не захочет быть третьим даже на равных. И Юлиана к себе не подпустит. Я проклинал себя за эти фантазии, но не видел решения. Мне не хотелось терять ни одного из них.
Может, будь я чуточку смелее… Я бы рискнул. Сказал бы всё как есть, утащил бы обоих в спальню, за те самые закрытые двери. Высказал всё, что чувствую. Может, и они приняли друг друга. Как ни крути, а постель сближает. Мы бы узнали, чего хотим на самом деле, стёрли границы дозволенного, потому что нет никакого смысла ограничивать себя. Но это так и останется неосуществимой фантазией.
Время расставило всё на свои места. Я остался один на один с воспоминаниями о собственных мечтах, потому что смелости во мне, как оказалось, не осталось ни грамма.