Жёнушка

Матушка моя вечно упрекала меня, что хозяйственности во мне ровно столько, сколько в кошке равнодушия к сметане. А значило это только одно: быть мне девкой до скончания веков. Ведь кто возьмёт себе в жёны ту, что и пирога испечь не сумеет? Давайте не будем спорить об идеалах моей матушки, а признаем, что я им пока не соответствовала.

И вот, будучи не только не хозяйственной, а ещё и строптивой и безумно упрямой — вот что правда, то правда — я взяла корзинку и бойко

направилась в сторону Проклятого болота. За клюквой. Ведь именно такие кисло-сладкие пироги с этой ягодой любила моя матушка.

Уже блуждая по лесу, я проклинала свою поспешность — в животе было пусто, и его урчание напоминало мне о пропущенном завтраке. Шагая по мокрой от росы траве, я высматривала хоть что-то съедобное. Остановилась на краю небольшого оврага, чтобы перевести дух. На глаза, как назло, попадались только шишки. Пожалев, что я не белка, от досады пнула сосновую шишку и с громким визгом заскользила вниз. Сырая трава охотно этому способствовала.

Через пять минут свободного скольжения до меня дошло, что овраг был не таким уж и большим, а значит, я давно уж должна была достигнуть его дна. Сырой сарафан неприятно лип к телу, а ноги облепила вся встреченная грязь. Было мокро, утомительно, а самое главное, я теряла драгоценное время на сбор клюквы. Поэтому недолго думая, я решила изменить своё положение и затормозить.

Схватившись за пролетающий мимо меня в третий или четвёртый раз куст, я, наконец, остановилась. Вздохнула, подтянулась и поняла, что потеряла матушкину корзинку, когда падала.

— Тьфу, растяпа, — выругалась я.

В эту же секунду меня что-то треснуло по голове. Тонкие ветки куста хрупнули от внезапной тряски. И вот теперь мы падали втроём: я, половина куста и существо, свалившееся мне на голову. Похож он был на маленького бесёнка: небольшие рожки, хвостик и нездоровый цвет лица. Я быстро перекрестилась, параллельно не отпуская вырванные ветки и хлестнув ими нечистого. Тот ойкнул и икнул.

— Чего дерёшься, — обиженно прогнусавил он.

Но мне было как-то не до него: земля под нами провалилась и бесконечный овраг исчез. Зато вместо него показались островок, покрытый мхом, разрушенный

алтарь и болото, покрытое клюквой. Заметив, что неведомая сила вернула

матушкину корзинку, я тут же схватила её и направилась к клюкве — нечего время терять, ещё обратно топать! Правда, вот этого у меня не получилось сделать. Словно невидимая стена отделяла меня от цели. Я опёрлась на неё — крепкая.

Пошла вдоль стены. Угол. Повернула. Вторая стена. Таким образом, ощупала все четыре стены.

— Мы словно в комнате, — удивилась я.

— А точнее, в ловушке, — подал голос бесёнок.

Вспомнив о нём, я резко развернулась, выставив корзинку между нами.

— Ты кто такой? — грозно спросила я.

— Растяпа. Меня так зовут, — гордо воскликнул он. — Путаю людей, неловкими делаю, глупыми. Заставляю вещи пропадать. А последний раз и вовсе свадьбу смог расстроить!

— Ах ты вредитель! — от души треснула его корзинкой по голове. Бесёнок исчез. И возник позади меня.

— Но-но! — Растяпа погрозил кулачком. — Я ведь тебе ослиные уши за это приделаю. Не смотри, что я такой маленький. Мне уже третий век пошёл, много чего приколдовать могу.

— А выбраться отсюда можешь помочь?

— Можно, но не получится.

— Это почему?

— А ты ставни открой, — хмыкнул бесёнок.

— Какие ставни? — не поняла я.

Он указал пальчиком на место на невидимой стене. Я нащупала ставни,

потянула на себя, открывая окно, и тут же испуганно захлопнула. По ту сторону ходили какие-то шипастые чудища, земля была залита огнём, а с неба шёл чёрный снег. Бесёнок захохотал.

— Если хочешь, попытай удачи. Может быть, даже минуту продержишься.

От досады я топнула ногой. Да он издевается надо мной! Растяпа действительно показал мне язык и исчез.

Сарафан и так промок, поэтому я обессиленно опустилась прямо на мох. Матушка меня прибьёт. «Платье испортила, клюквы не принесла». Подняла голову. Солнце светило прямо надо мной. «Прошлялась до обеда непонятно где». Воспоминание об обеде вызвало громкое урчание. И ещё одно. Сосущее ощущение усилилось. Тут же появился бесёнок, закрывая руками уши.

— Не урчи, мне не нравится этот звук! — плаксиво заявил он.

— Если б ты помог мне выбраться отсюда, не слушал бы его.

На удивление Растяпа скорчил кислую рожицу и кивнул, тараторя:

— Ладно-ладно. Есть ещё способ, — он махнул рукой, словно что-то ловя, и сжал кулачок.

Бесёнок подошёл ко мне и показал в сторону.

— Алтарь видишь?

— Ага.

— Лет сто назад стояла здесь церквушка. Я свадьбу расстроил, а её разрушил. И вот, пока в этом месте брак не заключат, я здесь заперт. И ты вместе со мной.

— И к чему ты это всё? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Заключим брак перед алтарём и пойдём каждый своей дорогой.

— Не пойду я за нечистого! — не смотря на усталость, я бодро вскочила и метнулась в другой конец невидимой комнаты.

— Тьфу ты, глупая корова, — недовольно воскликнул Растяпа. — Я ей предлагаю выбраться отсюда, а она копытами упёрлась.

— Это у тебя копытца. Я лучше через окно!

Сколько уж мы так спорили, не ясно. Солнце потихоньку скрывалось за деревьями, живот продолжать урчать, мне было холодно, но мы с бесёнком так и препирались.

— Это счётно!

— Нет, несчётно!

— Счётно!

— Несчётно! — Расятпа ходил по кругу, упёршись руками в бока. — Не в счёт такая свадьба, я тебе говорю!

— А вот и фиг тебе! — я быстро сложила пальцы, показывая знакомый жест.

— Ну что тебе от меня надо, женщина?! — казалось, Растяпа раскраснелся ещё сильнее за время нашего спора. — Тут думать не надо. Два варианта: скакать по огненной земле в неизвестном направлении или пойти под венец…

— С бесом! А это недопустимо.

— Допустимо, если сразу же после обряда разорвать его.

Я замолчала и, опустив голову, повертела матушкину корзинку в руках.

— Наверняка я после об этом сильно пожалею, — я кивнула. — Пошли к алтарю.

Обрадованный бесёнок тут же затрусил вслед за мной.

— Обряд будет простенький. Разорвём в два счёта! — заверил он.

— Отлично. Что надо делать?

— Тебе в нужный момент сказать, что согласна. Остальное я сам.

Тут же Растяпа начал какую-то заунывную песню на незнакомом мне языке. Он скакал с места на место: то становясь рядом со мной, то — позади алтаря. Видимо, играл сразу две роли и жениха, и того, кто должен был проводить обряд.

— Забыл спросить твоё имя. — Внезапно остановился бесёнок.

— Марфа.

Песня продолжилась, правда, теперь иногда я могла услышать своё имя.

— Говори, согласна?

— Согласна.

Растяпа подбежал ко мне и быстро надел мне тоненькое медное колечко. Распевая, всучил мне второе и протянул свою руку. Когда он кивнул, я надела ему точно такое же колечко. И в ту же секунду алтарь с шумом раскололся и ушёл под

землю. Мы только и успели, что отскочить.

— Ну вот и всё! — радостно воскликнул бесёнок. — А теперь пировать.

— Чего? — переспросила я, но земля под ногами провалилась и мы оказались в чистой сухой комнате.

Большой стол, нагруженный разными блюдами. Мы оказались во главе его. Вокруг скакали точно такие же бесята, с удивительной скоростью сметая любую еду, но та, казалось, и не убывала.

— Ну, жёнушка, рассказывай, — Растяпа налил мне чашу вина. — Зачем в сторону болота пошла?

— За клюквой, — ещё не отойдя от церемонии и перемещения, пробормотала я, принимая чашу.

Бесёнок щелкнул, и в матушкину корзину тут же насыпали клюквы по самые края. Клюква была крупная, красная, так и манила съесть. Я поставила тяжёлую корзинку на пол.

— Ешь, пей, гуляй. До третьих петухов успеем и на свадебном пиру покутить, и обряд разорвать, — заверил он.

Не стоит меня осуждать. Я голодала весь день, устала, замёрзла. А на пиршестве было навалом еды и питья, было сухо и тепло. Мы слушали тосты на незнакомом языке, плясали, а потом меня сморил сон.

Очнулась я на дне оврага. Светило солнце. Трава была покрыта росой. Я лежала на спине и не знала, что мне делать. То ли я так головой ударилась, и мне это всё чудилось, то ли я действительно обручилась с бесёнком.

Рядом с шумом что-то поставили. Я вздрогнула и резко села. Рядом со мной стояла полная корзина свежей красной сочной клюквы.

— Ты забыла, жёнушка, — раздался знакомый ехидный голосок.