Как у людей

Они устроились на небольшом холме под одиноким деревом. Солнце клонило к горизонту, погрузиться обратно в безбрежные воды, а заботливо разложенные перед ними на покрывале угощения едва ли были тронуты - Архонты не могли наговориться друг с другом. Венти невероятно много смеялся, а Чжун Ли - улыбался.

Они ждали этой встречи тысячу лет.

Не так как ждут люди, конечно. Возможно, не настолько отчаянно. Но от этого встреча была не менее желанной для них обоих, ведь они уже давно любили друг друга. И это, конечно, не та любовь, какая бывает у людей. Но совершенно особенная. Уникальная. Ведь связь двух Архонтов пролегает на совсем ином уровне.

***

Впервые они встретились ещё в Селестии. Тогда, когда Анемо Архонт впервые ступил туда на своих изящных ногах. Тогда всем казалось, что этот мальчишка с юношеским лицом мало что сможет сделать в управлении такими территориями как Монштадт, но дальнейшие его поступки один за другим доказывали, что он ничем не хуже любого из них. Он защищал своих людей, свергал тиранов, побеждал драконов, ровнял ветрами пологий рельеф, превращая скалистую местность в обтекаемый, холмистый край. Но больше прочего Гео Архонт уважал в нём наличие собственного мнения насчёт управления всем тем, что досталось ему в руки. Он не видел такого ни у кого - отпускать поводья собственной колесницы и дать волю людям делать то, что вздумается, не смотря на последствия. Царица считала это безумством.

Моракс видел в этом что-то особенное. И это была причина, по которой в нём впервые зажглась искра любопытства.

Так как их территории пересекались, видеться доводилось часто. Порой на заре они сходились на границе, садились на высокую отвесную скалу и встречали рассвет в разговорах о будущем. Барбатос был достойным собеседником - для этого было достаточно лишь воспринимать его, как равного, и так раздражающее многих ребячество отходило на второй план. Он мог говорить, говорить и говорить, и его слова как патока стекали с уст. Иногда он неожиданно начинал напевать то, что говорил, или его речь переходила в стихотворную форму, и это напоминало Мораксу пение синицы по утрам - те тоже в порывах чувств не могли сдержать свою мелодичную речь.

Барбатос безмерно уважал своего соседа. Он знал - Моракс - самый старший из Архонтов. А это значит, что он хорошо удерживает своё место и не скупится на всё то, что способно удержать его у власти. Впрочем, когда он вступил в Селестию в качестве Анемо Архонта, он уже не застал ту пору ожесточённой войны между множеством Архонтов, и образ бога войны существовал лишь в его собственном воображении.

Моракс был мудр. Он обладал буквально энциклопедическими знаниями, тонко чувствовал мир, и... Не потерял способность удивляться. Удивляться новому цветку, необычной птице или новой человеческой вещи, созданной с самой банальной целью. Пока они ходили среди людей в своих человеческих обличьях, для Барбатоса это были самые любимые моменты в их земных похождениях. Его янтарные глаза загорались, он в задумчивости прикрывал рот рукой, а потом подзывал его посмотреть.

— Смотри, как интересно сделана эта вещь.

И Барбатос шёл удивляться вместе с ним.

***

Это была их история. Они сходились и расходились, встречались каждый день, путешествовали вместе, трапезничали, или забывали друг о друге на века, утопая в повседневных заботах и чувстве долга. Но у них было что-то общее, и они находили путь к новой встрече, и новому опыту.

Гео Архонт преподносил ему невероятные человеческие украшения, лучшие книги и кинжалы с тонкой гравировкой. Анемо Архонт дарил ему изысканные фруктовые вина и сказывал на пару с лирой невероятные человеческие легенды.

Он показывал ему, как обтёсывает горные пики и создаёт каменные леса, а тот в ответ - как легко и высоко может летать свободная птица.

А ещё однажды Барбатос принёс с собой одуванчиковое вино.

"Я подсмотрел это у людей", — сказал он, смачивая губы вином и целуя Моракса, пленительно и нежно.

Они пробовали это "как у людей" и были счастливы. Им нечего было стыдиться - свидетелями им были только солнце и луна, а они, кажется были совсем не против. Даже наоборот - были рады за своих детей, щедро отдавая своё тепло земле и свет во тьме путникам.

Это были их лучшие годы, прежде чем один из них исчез. Расставаться всегда больно, конечно же. Когда привык к голосу, ко взгляду, к присутствию. После такого надо учиться жить заново - без надежд о будущем и сокрушений о прошлом. Сердце Архонта должно быть легко. Разум - как вольная птица. Лучше позабыть, чем бесконечно мечтать.

Моракс забыл дорогу в Монштадт, как полуденный сон. Его народ нуждался в том, чтобы он за ним приглядывал, а он всегда был его верным слугой.

***

— И тогда я посмотрел ему за спину, и увидел огромный шип! Я тебя уверяю, это был гигантский осколок, даже не представляю, где они его откопали! Мне так захотелось избавить его от этой боли прямо на месте, но...

Венти оживлённо рассказывал о событиях, которыми его встретил Монштадт сразу же после возвращения. Чжун Ли думал о том, как же судьба сразу закрутила его во всю эту историю, стоило только очнуться ото сна. Словно всё это копились ровно до того момента как он очнётся, и осознает, что все кишит невероятными задачами и вызовами, будто так всё и было всё то время, пока он спал. Но на самом деле в его отсутствие мало что происходило.

— В общем, путешественник очень мне помог. Даже не знаю, его визит к нам в такое время это только совпадение, или всё же что-то уготованное судьбой. Хммм.

Он потёр подбородок, и они в задумчивости смотрели друг другу в глаза. В его юношеских глазах плескалось ласковое лазурное море. А его собственный взгляд отдавал теплотой янтаря. Видеть Венти - живого, радостного, полного той же неутомимой энергии - дарило Чжун Ли невероятное ощущение спокойствия и законченности. Того, что всё идёт как надо. Что всё ещё не закончено, и много чего ждёт впереди.

Видимо, его друг почувствовал эти мысли сквозь пелену разума.

— Я так рад тебя видеть.

Улыбка озарила лицо барда, вытаскивая его из задумчивости. Мужчина отвечал ему тем же. Мальчишка встал со своего места, только чтобы присесть рядом и облокотиться, заглядывая в лицо.

— Что всё про меня да про меня. Как ты? Мы столько не виделись. Что-нибудь важное произошло?

— Кроме того, о чём я тебе уже рассказал... Ничего существенного.

— Ах, да... Твоё Сердце...

— Расскажу тебе немного попозже. Это долгая история.

— Обычно самые твои интересные истории начинаются так.

Венти кинул на него прищуренный хитрый взгляд. Он хотел всё и сразу.

— Понимаю. Но мне... Нужно немного собраться с мыслями.

— Понимаю.

Солнце возвращалось в бескрайние воды океана. Всё вокруг было залито золотом уходящего дня. В воздухе витал едва уловимый аромат ветряных астр, открытого вина и свежего хлеба. Бард, не притронувшись хоть раз к вину, принялся устраиваться между ног мужчины, и в конце-концов облокотился, а точнее даже плюхнулся на него спиной. Тот уже в готовности разомкнувший руки, сомкнул их вновь на его талии, но потом принялся заботливо поправлять складки его плаща, выбившиеся прядки непослушных тёмных волос... Небосвод медленно погружался в холодный мрак ночи, загорались первые звёзды. Бард материализовал в руках свою лиру.

— Я совсем недавно разучил новую песню. Мне её один безызвестный бард пересказал, и пару мотивов набренчал. А я её доделал.

— И что же это за песня?

— "Зелёные рукава". Про безответную любовь, или про отвержение, как точно сказать я не знаю. Кажется, даже история такая была в Монштадте давным давно... Удивительно, что я её не помню.

— Люди умеют удивлять. А ещё они очень быстро и мало живут.

— О, это точно, — Венти тронул струны, и лира издала лёгкий, лиричный звон. Первые же мелодии начали изображать то, что должно было быть дальше. Кажется, сквозь них даже было видно изумрудно-зелёный сад, густо увитый плющом.

— Это история о том, как король добивался сердца своей возлюбленной, но ему не суждено было получить согласия. И эта песня о том, почему она ему отказала.

Мелодия и слова полились сами собой. Природа края, казалось, вторила выступлению своего создателя, приглушая вой ночного ветра и пение ночных птиц.

Моракс прикрыл глаза, и голос его возлюбленного уносил его туда, в сады роз и лилий, где молодая фрейлина, не стыдясь своего свободолюбия, объяснялась с самим королём. Звонкие переливы лиры повторяли шелест листвы, его слова были её словами, а картина оживала сама собой. Он бесконечно любил эти его выступления только перед ним одним, и ценил его страсть к переделкам и доработкам местного фольклора. Иногда они даже вместе работали над текстами некоторых баллад...

Моракс внимал ему и находил моменты, чтобы медленно погладить его по предплечьям.

Когда он закончит петь, они ещё выпьют, будут смотреть на звёзды, с чего-то смеяться. Заснут, под этим же деревом, в объятиях друг друга. А дальше новый день, и они придумают что-нибудь ещё, или просто уйдут на берег, к океану. Кто знает, ведь это уже и не так важно - ведь они встретились, и они рядом.