Под её тяжёлым каблуком гулко отзывались мостовые Монштадта, посылая этот размеренный звук по всей улице ранним утром. Не поднявшееся достаточно высоко солнце не успевало за обладательницей огненных волос, по обыкновению являвшейся в свою таверну первой, для того чтобы побыстрее решить все рабочие вопросы до открытия заведения. Никем не увиденная, она день за днём проходила один и тот же знакомый маршрут не иначе как правительница, шевствующая по устланной специально для неё дороге. Невозмутимо, величественно, гордо.
Сир Кэйа могла наблюдать за этим вечно.
Из окна своей комнатушки поблизости она могла наблюдать за этой церемонией каждый день. И она пользовалась этой благословенной возможностью, наблюдательным путём выяснив, в какие именно из дней недели это обычно происходило. И пусть было определённое расписание, всё же иногда ожидания обманывали её - женщина утром просто не появлялась. Надо ли говорить, как было досадно встать так рано зазря - приходилось находить себе какие-нибудь глупые занятия, потому что обратно лечь спать Кэйа уже не могла.
Но она не в коем случае не жалела об этом. Ведь если она не приходила утром, значит, её можно будет найти вечером. Тоже не совсем точно, но возможно. Скорее да, чем нет. Или всё же нет?
Являться ли в "Долю ангелов" в такие дни решала подброшенная в воздух монетка.
Она была так прекрасна! Кэйа с подросткового возраста мучалась мыслями о том, нормально ли вообще существование такого человека на этой земле, и насколько грешно быть в неё влюблённой, если они сёстры, хоть и сводные. Это была дилемма, занимавшая её долгое время, нечто вроде бесконечной задачки для мозга, и каждый раз ответ выходил разным. С таким же успехом можно было так же кидать монетку, и в половине случаев будет - "возмутительно непростительно", а в другой - "в любви нет ничего плохого".
Сир Кэйа, вопреки здравому рассудку, жила по решению второй половины монеты. Просто в не совсем такой парадигме. Она скорее звучала так: "В любви нет ничего плохого, пока объект вожделения об этом ничего не знает".
И с их взаимотношениями сейчас скрывать такое было проще простого.
Аристократка еле выносила общество капитанши, слепо отмахивающаяся от двусмысленных жестов, как от глупого ребячества голубоглазой. Сир Кэйа только смеялась ей в лицо, и самой себе, наедине, за бокалом вина. Ведь та не понимала, что упускает столько возможностей посмеяться вместе с ней над ней самой же. Какая жалость...
Далила была хозяйкой положения. Её грубые руки, закованные в чёрные перчатки, и крепкий стан, обёрнутый в неприступную броню, не смотря на кажущуюся легкость одеяния. Глаза цвета дорогого вина, смотревшие так строго и говорившие за неё половину того, что сказано не было, и каскад алых, огненных волос. Когда-то они заплетали друг другу косы, надевали свободные рубахи, и шли тренироваться где-то на свободном рядом с винокурней поле. Смеялись, сражались на деревянных мечах, спрятавшись на чердаке читали баллады о сражениях и приключениях, вместе мечтали, глядя на звёзды. В памяти сир Кэйи до сих пор живы улыбка сестры, её глаза, полные звёзд и лёгкий румянец живого до кончиков пальцев человека. Как она легко и свободно делилась своими мыслями, ведь на самом деле у неё широкая душа. Иногда Кэйа ложится в постель и царство снов отправляет её туда, в последнее их лето на винокурне, чтобы она не забывала это. Она покорно принимает свою обязанность как священную миссию. Сир Кэйа только надеется, что она не единственная, кто предаётся этим воспоминаниям. Ведь огнегривая Далила всё же иногда кидает ей в след ничего не значащие для остальных, но полные прошлого фразы. И сердце отзывается на это болезненной надеждой, чтобы в следующую секунду испариться с очередным саркастичным уколом.
Всё, о чём мечтает сир Кэйа, это взять её ладонь в свою, и закружить в танце. Чтобы огонь и лёд заплясали со всем своим неистовством, потому что Далила умеет танцевать как никто другой. И пусть весь мир остановится, чтобы дать этому огню разгореться, заплясать и выжечь под ногами чёртов круг, до конца сжигающий всю их ложь друг перед другом. Ведь подобно огненному льву со страниц геральдической энциклопедии, ей суждено встретиться с одноглазой пантерой Кхаэнри, чтобы решить - кому же всё-таки принадлежит этот клинок Судьбы.