– Ну давай причешу!

– Нет.

Он невозмутимо продолжает поглощать десерт – сегодня это арбузное мороженое – пока Миса дуется напротив. Лайт снова задумался – уткнулся в одну точку и делает вид, что его здесь нет. Это настораживает, но не больше обычного.

– Нельзя ходить таким лохматым! Девушки, небось, от тебя шарахаются!

– Мне всё равно.

С ней он предельно честен – по крайней мере в том, что не касается дела Киры. Примерно по той же причине он когда-то рассказал Лайту, что пять лет жил в Англии. Страшно подумать, но если собрать всех людей, с которыми он разговаривал, и сложить вместе все мелкие правдивые детали, которые он вставлял между делом в разговорах с ними, то, пожалуй, можно составить его портрет целиком.

Не настолько он скрытный, как о нём все думают. Особенно в такие времена застоя, как сейчас.

– Ты вообще никогда не расчëсываешься? Это же кошмар, – уже не так активно возмущается Миса. В её идеальном мире все ходят с причëской Лайта Ягами.

– Я знаю, как пользоваться расчëской.

Он не очень понимает, чего она добивается. Для насмешек слишком недовольное у неё лицо. Но не будет же в самом деле она его расчëсывать – озабоченного мерзкого похитителя или как там она его ещё называет.

Оскорбления его удивляют, но почему-то не трогают. Это не мешает ему расследовать дело, всего лишь вносит в него непонятный сумбур.

Что по-настоящему бесит – так это то, что Лайт Ягами каким-то образом выкрутился.

***

Мисе максимально некомфортно от одного присутствия здесь этого недоразумения. Она разрывается между счастьем от того, что она рядом с Лайтом, и почти отвращением от того, что вместе с ними сидит Рюзаки. Она не помнит пыток, не помнит бесконечного истощения и редких походов в туалет. Она не терпит Рюзаки не поэтому – скорее, не только поэтому.

Словно перед ней белый лист, на котором написана их с Лайтом любовь – и большое чëрное пятно посреди листа. Его не стереть ластиком, не закрасить белой краской, не вывести отбеливателем. Оно уродливо расплывается на всём её чувстве прекрасного.

Он обещал сидеть тихо и не мешать им, но лгал, как и всегда. Он мешает, даже когда не издаёт ни звука. Его изломанное тело, загребущие длинные пальцы, кошмарные круги под глазами, пристальный пугающий взгляд, а ещё эти волосы... Чëрное пятно в её воображении имело очертания этих волос.

Хотелось срезать их, выбелить, спрятать. Расчесать, в конце концов. Ведь нельзя же ходить таким лохматым.

Он, конечно, не позволит, и она знает это. Миса умная девочка, что бы там о ней не думали эти двое. Но тревогу от одного присутствия этого недоразумения невозможно держать в себе. Надо дать ей выход, пусть даже таким дурацким способом.

Если бы она воспринимала Рюзаки как нормального человека, то подумала бы, что он по той же причине ест столько сладкого.

– Ну давай причешу!

– Нет.