...

После каждой победы Такао с нетерпением ждёт, когда Мидорима позже всех выйдет из душа. На самом деле, какое бы нетерпение не съедало его, Казунари знает, что Шин-чан сейчас так долго намыливается в душе из-за него.


Вообще, Мидориме неприятны чужие прикосновения, исключая Такао. Но даже Такао позволено трогать Мидориму только после душа. Так что Казунари ждёт.


Снайпер Шутоку выходит как раз к тому моменту, когда последний сокомандник покидает раздевалку.

Теперь они одни.

Так что Такао плавно приближается к Мидориме и тот, хотя это происходит не в первый раз, хотя Шинтаро точно знает, что должно произойти, всё равно невольно отшатывается, сглатывая от чужого предвкушающего хищного взгляда. А после расслабляется, выдыхает будто бы укоризненно и готовится начать разматывать мокрые пластыри на пальцах, зная, что его незамедлительно остановят.


В первый раз Такао попробовал это сделать, когда их отношения не насчитывали и месяца продолжительности. Он просто во время тренировочного матча внезапно обнаружил, как сексуально выглядят трёхочковые его парня и как ему хочется незамедлительно облизать пальцы Мидоримы.


Желание пришло спонтанно и так же оно осуществлялось: дождавшись, когда в раздевалке никого не останется, а Шинтаро выйдет из душевой, Такао мгновенно оказался рядом с ним и, безжалостно прижав своего парня к холодному кафелю, схватил его руку, не интересуясь никакими возражениями, втянул указательный палец в рот.

Мидорима тут же выдернул руку из хватки, прижимая её ближе к себе. Он выглядел ошеломлённо, рассеженно и как-то уязвлённо. Конечно, Такао, будто очнувшись, обезоруживающе улыбнулся и виноватым тоном объяснил своё поведение.


Но момент был упущен. Шинтаро пытался не разговаривать с Такао три дня (это было довольно тяжело, ведь Казунари был везде, он буквально занял всю жизнь Мидоримы). На четвёртый он сообщил о решении попробовать эксперимент.


Их следующая попытка произошла дома у Мидоримы после школы. Она была более удачной: пока Такао то аккуратно лизал кончики пальцев, то так же аккуратно их посасывал, Шинтаро пытался второй рукой заглушить рвущиеся из него итак тихие вздохи. Он так долго оберегал свои пальцы пластырем, что кажется и вовсе забыл, что там находится множество нервных окончаний. И вот теперь судорожно вспоминал, стараясь не так заметно уводить удивительно чувствительные пальцы от юркого языка, пряча постыдные тихие выдохи.


И Казунари это нравилось. И вид расслабленного Мидоримы, и не столько мысли, сколько доказательства того, что его партнёру тоже это нравится.


Шинтаро же эта ситуация не просто нравилась (правда, он никогда не признает этого вслух), она ему чертовски (Никогда. Не. Признается) нравилась.


Он наслаждался всем: и видом коленопреклонённого Такао, его поплывшего от удовольствия лица (, и то, как чуть позже будет сжиматься вокруг его члена Казунари, стоит только Мидориме провести просяще большим пальцем по сомкнутым губам, ввести во влажный рот сразу два пальца, дать их сосать и облизывать), и факт контроля над ним, над Такао.

Этими самыми руками он раньше мог контролировать только мяч, только результат матча, но сейчас..


Сейчас он этими самыми руками может управлять самой неуправляемой константой своей жизни - Такао Казунари. И это чертовски возбуждает.