— Не помню, когда в последний раз вечер был таким спокойным.

      — И правда, — согласился Альфред, устало откидываясь на кресле и выдыхая, — приятный сюрприз. Не хотите чаю? — предложил он, когда Тим потянулся за бутербродом; его уже опустошенная кружка снова аккуратно стояла на подносе. Парень качнул головой.

      — Принести тебе? — предложил он. — Ты тут уже часа четыре безвылазно сидишь.

      — Я был бы очень благодарен, но я не хотел бы утруждать…

      — Без проблем, — отмахнулся Тим и, похлопав мужчину по плечу, запихнул весь бутерброд в зубы и повернулся к лифту, бегло проверив маячки Робина и Найтвинга: они медленно, но верно приближались к пещере. Парень хмыкнул. Им понадобится больше одной чашки чая.

      Тим как раз спускался, держа одновременно три стакана и сжимая во рту на скорую руку намазанный арахисовой пастой тост, когда он услышал звук мотора мотоцикла — по какой-то причине удаляющегося, а не приближающегося. Тим нахмурился. Это обозначало, что либо Дик, либо Дэмиен вернулся обратно на патрулирование, оставив второго в пещере — что обычно случалось при серьезном ранении, отравлении токсином или ядами Плющ, газом Джокера…

      Тим поднажал, сам себя пугая открывающимися ему сознанию причинами.

      Кроме того, что один был — скорее всего — ранен, наверняка была нужна подмога, иначе уходить обратно в поле было бы не нужно; не смотря на то что он сам закончил патрулировать всего с час назад, при необходимости…

      — Прежде чем вы начнете паниковать слишком сильно, мастер Тим, — обратился к нему старый дворецкий, когда парень влетел в пещеру на всех парах, — мастер Дик попросил передать, что вашего вмешательства в патруль не требуется, все не так плохо, как вы успели представить, и, — Альфред перевел взгляд на медотсек, и у Тима, не смотря на его слова, ощутимо пробежались по спине мурашки, — он попросил вас не возмущаться слишком сильно.

      — Не возмуща… из-за чего? — нахмурился парень, всем телом наводясь на отгороженную зону. — Дэмиен…

      — Немного ранен, но жить будет, — успокоил его мужчина. — Побудьте, пожалуйста, на линии, пока я его не зашью.

      Он, очевидно, слишком сильно застрял на словах «не возмущаться» и «ранен», чтобы как-то отреагировать на просьбу временно занять пост, поэтому, когда теплые ладони развернули его и подтолкнули в сторону кресла, Тим, наконец, очнулся и сделал к нему неуверенный шаг, тут же оборачиваясь — Альфред уже скрылся за дверью в медотсек.

      Не возмущаться из-за чего?

      Поставив, наконец, уже забытые стаканы с чаем, парень тяжело сел и нацепил наушники, с трудом сосредотачиваясь на экране.

      Спустя минут пять он, наконец, смог сбросить с себя тревожную пелену, мешающую ему думать, и смысл слов Дика начал до него доходить.

      Он «возмущался», что касалось патрулей и Дэмиена в частности, пожалуй, только паре вещей — привычке Робина не звать на помощь, когда она была нужна (благо, со временем эта привычка стиралась, хоть иногда и давала о себе знать), и оставшейся еще с Лиги манере игнорировать свои раны в угоду миссии.

      И именно это, скорее всего, и случилось, потому что даже спустя столько лет у Дэмиена все еще были с этим проблемы — как и у Брюса, но он хотя бы слушался Альфреда, — и Тим почувствовал, как подкатывает к горлу тошнотворный страх и раздражение одновременно.

      Он любил Дэмиена, и именно по этой причине его привычка причиняла ему боль — он не всегда мог быть уверен, что Дэмиен вообще вернется с патруля; страх порождал в нем злость — и…

      Дверь в медотсек открылась и Альфред, стягивающий перчатки, жестом показал Тиму, что уже можно заходить, а сам направился к компьютеру.

      — Проследите чтобы мастер Дэмиен поел и, ради всего святого, не сорвал швы, — попросил мужчина, устало садясь в освобожденное кресло. — И, мастер Тим, — он поймал парня за руку и с едва заметной улыбкой в усах сказал: — Дэмиен попросил вас не заходить, если по шкале от «закончилась арахисовая паста» до «не работает кофеварка» ваше раздражение выше второго.

      Тим громко фыркнул, и, старый дворецкий, посмеиваясь, отвернулся, впрочем, бросив что-то напоследок о благоразумии.

      О, благоразумие было просто необходимо здесь не Тиму.

      Стоило ему перешагнуть порог, как Дэмиен поднял на него взгляд и сощурился, явно проверяя его настроение. И это выражение лица приглушило его злость и ужас до приемлемых показателей — потому что просто видеть Робина живым уже было успокаивающе, а то, что он при этом корчил на него вот это вот гордое выражение лица, которое бывает у кошек, когда они за тобой наблюдают, к раздражению подмешивало и сухое веселье.

      — Чертов ты упрямец, — со вздохом заметил Тим, наконец ощущая, как его бешено колотящееся сердце наконец замедляется. Дэмиен вскинул подбородок.

      — Как и все в этой семье.

      Старший не нашел, что на это ответить; он только сел рядом, тут же разглядывая свеженаложенные швы. Выглядели они… нехорошо. Страх снова сдавил ему горло; Тим осторожно провел пальцами по чужому боку — ниже швов — и трепетание мышц от щекотки несколько его отвлекло. Он скользнул взглядом по чужой грудной клетке дальше, и неестественное вздутие на другом боку заставило его стиснуть зубы.

      — У тебя сломаны ребра? — вкрадчиво поинтересовался Тим, и Дэмиен нахмурился, все еще не отводя от него взгляд.

      — Ребро, — поправил он, и в голосе скользнули напряженные нотки. — Ничего серьезного по словам Пенниуорта.

      Тим заставил себя закрыть глаза и вздохнуть, отсчитывая сначала до пяти, а затем и до десяти. Раздражение новой волной нахлынуло на него, подстрекая задать вопросы — какого черта и как долго? Что, если Дик бы не заметил и не заставил его вернуться? — но вместе с этим подкатила и горечь — из-за всего разом, и из-за прячущихся до сих пор ран, и из-за Ра’са с Талией и всей Лиги, и Брюса, и себя — черт подери, и из-за того времени, что Робин промучался, хоть мог уже вернуться и получить необходимую помощь…

      — Чертов ты упрямый, высокомерный аль Гул, — прорычал Тим, отдергивая от кожи юноши руку и потянувшись за бинтами, — как им был, так и остался.

      Дэмиен вздрогнул и неестественно выпрямился — и только тогда Тим понял, что вылетело из его рта.

      — О черт, — прошептал он, прежде чем даже осознал это, — я не имел ввиду…

      Глядя на болезненно зажмурившегося Дэмиена, Тим подумал о том, что лучше бы он откусил себе язык.

      — То, что я сказал, я — я был неправ, — вылетело у него, не успев сформулироваться, — мне очень жаль, я… не должен был, — он вздрогнул и сам, роняя бинты, чувствуя, как мелко начинают трястись его пальцы; Дэмиен перевел на него взгляд, и весь его вид говорил о том, как глубоко неуверенность успела его затопить. — Дэмиен, — прошептал он, — Дэми, я не хотел… ты, — он облизнул губы, теряясь в словах, желая сказать много вещей, но не находя их для этого, — пожалуйста, прости, я просто хотел сказать — Ра’с и Лига, с их ублюдскими правилами… я знаю как ты стараешься, — прошептал он, тянясь к ладони юноши, не решаясь до нее дотронуться, — я вижу это каждый день, Дэмиен, — он выдохнул, не замечая, что дрожит; и то, что Робин отвернулся от него, ранило Тима больнее. — Я так испугался — каждый раз — черт, когда я услышал, что Дик уехал — я не знал тогда, что это был Дик, но неважно, — я так испугался, когда подумал, что это ты, что ты — ранен, — Тим выдохнул, снова ощущая, как его сердце бешено рвется из его груди; он сжал ладонь Дэмиена в своих руках, и то, что юноша ее не отдернул, заставило его сердце биться еще сильнее. — Мне так страшно каждый раз, когда ты возвращаешься — каждый раз не знать, целы ли твои кости и сколько крови ты потерял сегодня, — прошептал он. Дэмиен чуть повернулся в его сторону, и это дало необходимый Тиму толчок, чтобы наконец сформулировать мысль целиком, чуть помолчав. — И каждый раз — каждую ночь — когда я ложусь спать, пока ты в патруле, мне страшно думать, что ты не вернешься как… как Джейсон, как Барт с Коном, — он сглотнул, и юноша повернулся к нему лицом, чуть хмурясь, — и все по идиотским установкам твоего деда, которые он тебе вбил в голову еще кучу лет назад… и до сих пор…

      Юноша нахмурился сильнее, и Тим подумал, что, кажется, когда он говорил спонтанно, Дэмиену нравилось это больше — и если это было тем, что работало, он не собирался противиться этому.

      — Дэмиен, — снова прошептал Тим, обхватывая его руку крепче, — ты говорил мне — когда я лезу в опасные миссии — всегда предупреждать тебя, и я знаю, я все еще плох в этом, и… — парень прервался, чувствуя, что его пальцы начинают дрожать совсем уж сильно, и челюсть словно стискивается, с трудом давая произносить ему слова, — мы учимся, и ты тоже, и у меня не было права… Ра’с мудак, и я не должен был…

      То, что вырвало его из цикла несвязанной болтовни — было ладонью, прижатой к его щеке. Что ж, подумал Тим, по крайней мере это был не удар, хотя он вполне его заслужил.

      — Любовь моя, ты катастрофичен.

      Дэмиен выдохнул, чуть морщась и сгибаясь — сломанное ребро, ну конечно, — и, чуть подумав, неуверенно накрыл хватку Тима своей рукой.

      — Я знаю, что зря задержался на патруле, — начал он, отводя от старшего взгляд — и это разбило Тиму сердце, — но, в свое оправдание, Ричард поймал меня уже на полпути к мотоциклам. Я как раз собирался в пещеру. Я не — я знаю, как тебе страшно потерять важных для тебя людей, и я правда стараюсь…

      Тим вздрогнул и издал звук, словно раненое животное, и понял это лишь когда юноша подался ему навстречу, вновь обхватывая его лицо ладонью.

      — Прости, — прошептал старший, чувствуя, как в груди перестает хватать воздуха, — я люблю тебя, люблю тебя, я…

      Он чувствовал себя скованным по рукам и ногам. Обездвиженным. Застывшим, несмотря на дрожь.

      — Хабиби, — тихо и мягко произнес Дэмиен, и почему-то Тиму его голос показался пробивающимся словно сквозь толщу воды. — Дыши медленно и глубоко.

      Парень вдохнул — до боли, пока хватило легких, и выдохнул, снова забывая дышать, теряясь в суетящихся в его голове словах сожаления и тяжелых, пропитанной виной мыслях, пока Дэмиен не расцепил их руки и не положил ладонь Тима себе на грудную клетку.

      — Как я, — добавил он, прикрывая глаза и вдыхая; Тим проследил за его мирно опустившимися ресницами, тоже делая рваный вдох. Это он, он должен был успокоить Дэмиена, извиниться перед ним, но у него была чертова паника потому что он был чертовой катастрофой.

      Кажется, он начал задыхаться — снова — и юноша открыл глаза, глядя на него встревоженно, печально; он пододвинулся ближе, прижимаясь к старшему своим бедром, боком, теплом успокаивая и заземляя.

      — Тим, — настолько тихо и мягко насколько мог произнес Дэмиен, — что ты чувствуешь?

      — Тебя, — прошептал старший. Робин был тёплый в его руках, все ещё по пояс в костюме, — скамейку. Т-толстовку?

      — Хорошо, — также тихо ответил юноша, большим пальцем поглаживая его скулу. — Ещё?

      — Твою руку, ты гладишь меня, — Дэмиен чуть улыбнулся, и это было хорошим знаком, что он все делал правильно. Тим подождал, пока юноша не скажет ещё что-нибудь, но тот молчал, и парень подумал, что он ждал. Он постарался сконцентрироваться на том, что чувствовал еще. Дрожащие пальцы. Колотящееся сердце.

      — Что я — мне — я чувствую, что мне тяжело дышать.

      Теперь Дэмиен нахмурился, но гладить по щеке не перестал, так что, возможно, дело было не в том, что он, Тим, ошибся, а в том, что Дэмиен не собирался одобрять панический приступ, или в том, что…

      — Что ты слышишь?

      — Тебя, — пробормотал Тим мгновенно, не задумываясь; юноша чуть хмыкнул, снова медленно проводя своим большим пальцем прямо под нижними ресницами Тима, чуть задевая их, заставляя старшего сожмуриться. — Свое сердце.

      Юноша улыбнулся — устало, но все же одобряюще, — и Тим прислушался к себе старательнее.

      — Себя?.. П-подожди. Подожди, я должен извиниться, — ахнул он, содрагаясь в чужой хватке.

      — Ты извинился.

      — Нет, нет, я — я был не прав. То, что я сказал — это было жестоко и нечестно, и я — прости, я…

      — Ты извинился достаточно, — Дэмиен снова погладил его по щеке — успокаивающе и одобряюще. Он делал это всегда, когда поощрял его. — Ты извинился, а потом словил панику из-за этого.

      Тим выдохнул, вдохнул. Дрожь не шла из его пальцев, но это и не имело значение теперь, когда он снова мог дышать, когда его Робин прижимался к нему так тепло и знакомо. Медленно и осторожно он сомкнул ладони на чужой талии.

      — Прости, — прошептал Тим; другие слова не шли ему в голову, но, может, они были и не нужны. — Я люблю тебя. Люблю тебя — очень, я…

      — И ты меня, — пробормотал Дэмиен, пряча взгляд, лбом прижимаясь к его плечу. — Я не должен был задерживаться с дырками в боку.

      — И ребром, — вылетело у старшего прежде, чем он успел сдержаться; он тут же сжался, боясь, что снова ляпнул зря, но юноша лишь усмехнулся и легко боднул его.

      — И ребром.

      Он посидели так, в тишине, пока Дэмиен не издал сдавленный звук и не потянулся за бинтами, убирая их на место. Тим следил за его движениями с тревогой, в любое мгновение готовый вмешаться — но младший снова уткнулся в его плечо и прикрыл глаза.

      — Дэми, — прошептал парень, и на тихое «Ммм?» он оторвал от его талии руки и снова сжал в них его ладони, — я хотел сказать… ты аль Гул. Ты Уэйн, — Тим замолчал на мгновение, подбирая правильные слова; впрочем, спонтанность, наверное, больше сейчас подходила, — и ты драгоценный. Ты сокровище.

      Ладони юноши у него в хватке напряглись на пару секунд, прежде чем снова расслабиться; он весь словно растаял, прижимаясь к старшему плотнее.

      Дэмиен улыбался. Тим отчётливо ощущал это на своей коже.

      Он обидел его, извинился, запаниковал, а теперь Робин улыбался и…

      Все было в порядке.

      — И ты тоже, — пробормотал Дэмиен тихо — так тихо, что Тим почти не услышал этого, — но он, все же, услышал, и от этого его сердце снова забилось быстрее, но уже не от страха или раздражения, и это было приятным изменением. Парень легонько пихнул младшего плечом, стараясь этим не потревожить его раны.

      — И мы оба идиоты, — фыркнул он, — зато нам нескучно вместе.

      — Когда за всю нашу жизнь нам было скучно, — проворчал Дэмиен, — я мечтаю о том, чтобы моя жизнь стала скучной хоть на минуту, — он двинулся, отводя голову назад, разглядывая складку толстовки на Тимовом плече, все еще с тем полуулыбающимся выражением на своем лице, и Тим дал ему эту минутную передышку, необходимую, чтобы снова срастись и продолжить двигаться. Вскоре юноша оторвал взгляд от ткани и весомо изрек:

      — Душ.

      Они оба с секунду помолчали, прежде чем он полушутливо-полуворчливо добавил:

      — И, надеюсь, совместный.

      — Я еще буду извиняться, — совершенно невпопад добавил Тим; они замерли на секунду, прежде чем подняли друг на друга взгляд, улавливая смысл, неосознанно и случайно вложившийся в Тимовы слова, и, прежде чем они оба его поняли, они засмеялись.

      И это было освобождающе, расслабляюще — это было абсурдно и хорошо.

      Дэмиен не задумывался о том, сколько времени прошло, когда он наконец успокоился — Тим все еще посмеивался у него над головой, — и он сам улыбался, и это было здорово. Это было успокоением.

      Старший осторожно отстранил юношу от своего плеча, глядя на него с обожанием, весельем, застывшим в уголках его губ, облегчением в зрачках.

      Он улыбался широко, счастливо, и это — Дэмиен на секунду прикрыл глаза, — это было абсурдно. Они были идиотами.

      — Душ и постель, — пробормотал Робин, все ещё улыбаясь. — Я устал и ранен.

      Раньше, подумал он, когда они оба точно были молодыми идиотами, Тим мог бы сказать ироничное «Ну конечно, вот теперь ты ранен», чтобы продолжить борьбу, но сейчас вместо этого он провел по его волосам, глядя на него, Дэмиена, все с тем же обожанием.

      — Слишком много эмоций для одного вечера, — защитно проворчал юноша, и Тим улыбнулся чуть веселее, тихо посмеиваясь.

      Они оба были утомлены — от патруля, от ссоры, от паники — но неизменно поддерживающим их сквозь чувство усталости было знание, что, несмотря на периодические их лажи, они друг у друга будут.