Тридцать таблеток и стакан водки

1

Вот и настал тот самый день. Сегодня Шин наконец готов к исполнению своего плана.

Тсукими на ватных ногах, запинаясь о комья грязного, посеревшего снега, шел домой. В руках он нес пластиковый пакет из продуктового магазина. Каждый раз, когда его взгляд падал внутрь этого пакета, юноша неловко и боязливо отворачивался, точно оттуда веяло могильным холодом. Каждый прохожий на улице, каждая мимо пролетавшая тень, казалось парню, пялится внутрь и видит вещи, что он волочит, и понимает его цель на сегодняшний вечер.

«Ну, смотрите-смотрите, если вам интересно. Интересно?» – болезненно усмехаясь, думал Шин. В прочем, чужие взгляды уже не казались столь важными, как и что угодно на этом свете: парень шел по четко выверенной траектории, будто по узкому коридору с единственной дверью в конце.

Краем глаза Тсукими уловил промелькнувшую мимо темную высокую фигуру – точь-в-точь Хиери. Машинально Шин обернулся, но, разумеется, никого рядом не обнаружил – привиделось в синеве ранних сумерек. Юноша поспешил отбросить колюще-режущие мысли: конечно, рядом никого не оказалось и оказаться не могло: в конце концов, прошло уже четыре долгих месяца с исчезновения Соу, два из которых Тсукими потратил на подготовку именно к этому дню.

Он стоял перед входной дверью в собственную квартиру. Неожиданно для себя он понял, что беспорядочно тычет ключом около замочной скважины, раз за разом промахиваясь. Шин тяжело выдохнул – в последнее время концентрация внимания стала совсем ни к черту. Он прошел домой, положил глухо бренчащие ключи на кухонный стол, пакет поставил туда же. Слегка трепещущей рукой Тсукими достал бутылку водки и упаковку таблеток с голубой надписью «темазепам».

Темазепам – так называлось снотворное, которое Шину от мучавшей его бессонницы прописал доктор.

Естественно, ни от какой бессоницы он не страдал; бессонные ночи в мыслях об одном конкретном человеке были, но не отсутствие сна угнетало юношу. Иными словами, Шину просто нужен был рецепт для получения снотворного. Любого снотворного – это не играло большой разницы в сегодняшнем плане. Пришлось получить рецепт дважды – упаковки в 15 таблеток могло не хватить: смертельная доза темазепама составляет целый губительный грамм, чего едва наберешь за пять таких пачек, однако по расчетам Шина вместе с крепким алкоголем это должно сработать – токсичность группы бензодиазепинов повышается прямо пропорционально градусу.

Так что сегодня Шин убьет себя.

С верхней полки он достал стеклянный стакан, слегка запылившийся, немного грязный, мутный и голубоватый. Дрожащей рукой юноша поднес к нему бутылку. С первого раза наполнить не получилось – стакан с дребезгом упал, разбрызгав вокруг воняющую спиртом жидкость. На второй раз Шин поставил его на стол и налил водки до краев, все же выплеснув несколько капель на гладкую, холодную поверхность. После он стал выдавливать снотворное из шуршащей, покрытой фольгой пластины. Сложив в кучу пятнадцать мелких, круглых, белых таблеток, юноша, как бы в растерянности немного побродив по кухне, словно что-то потерял, вытянул с полки вторую пачку и повторил те же действия.

Всего тридцать таблеток и стакан водки. Водки может быть больше, если не хватит. Шин сглотнул. Он знал, что совсем не умеет пить: из-за небольшого роста и тощего телосложения его всегда разносило раньше времени. Хиери как-то пытался научить его… Опять Хиери. Пора бы уже перестать думать о нем. Сейчас Тсукими в любом случае забудет о пропавшем друге, как и обо всем на свете, уснет и не проснется. Уйдет быстро и чисто, разве что труп никто долго не обнаружит: придется погнить, но это уже издержки. Юноша решил обойтись без записки – не за чем. Следователи и так все поймут.

Шин долго не мог собраться с мыслями. С непривычным весом в груди он тяжело выдохнул: сердце трепетало, и что-то потягивало внизу живота. Все еще дрожащей рукой он потянулся к стакану, взял две таблетки и проглотил разом, после чего зашелся приглушенным кашлем, захрипел, поморщился: спирт испепеляющим жаром прошелся по внутренностям и опустился на уровне печени. Резкое возбуждение нашло на юношу – уже быстрее он стал глотать таблетки, запивая алкоголем, не давая себе ни секунды на передышку, будто торопясь – он заставлял себя запихивать снотворное глубже, насколько бы сильно не хотелось выхаркать прозрачно-белую смерть. По подбородку стекала слюна, смешанная с водкой, глаза пробило на слезы, словно парень попал в комнату, изрядно смердевшую хлоркой. Тсукими с затруднением проглотил последнюю таблетку, с бульканьем грохнувшуюся в желудок.

Рукой Шин вытер подбородок и опустошенным взглядом уставился на влажную ладонь. Он положил голову на стол. Вдруг его затрясло, будто в лихорадке; тело покрылось холодным потом, и юноша зашелся неслышными, отчаянными рыданиями. Точка невозврата была достигнута. Осталось всего-навсего ждать смерти.

Неужели так и закончится эта маленькая, бессмысленная жизнь? Неужели труп Тсукими будет лежать на этой самой кухне, пока запах гнилья не достигнет соседей? Сколько дней пройдет, прежде чем его похоронят? И кто придет на его могилу, и будет ли эта могила вообще иметь имя? Резко завалившие разум вопросы ввергли в первобытный ужас, пронзивший грудь стальным ножом. Почему, ну почему он не выбрал способ побыстрее? Зачем он вынудил себя слушать собственные мысли?

Бежать от них было невозможно, и Шин медленно поднялся со стула, поплелся непонятно куда, но рухнул на пол в коридоре: то ли застилавшая глаза тревога оказалась слишком сильна, то ли водка – чересчур крепка.

В ушах зазвенело. Показалось, будто в замочной скважине повернулся ключ, но для ускользавшего сознания это было почти незаметно.

2

Мир был будто перекрыт грязным, мутным стеклом, пролежавшим несколько месяцев у пыльной, изъезженной дороги. Сознание то тухло, то возрождалось вновь и вновь, все мышцы словно в одночасье отказали, и Шин не мог пошевелиться. Ему не удавалось вдохнуть: легкие точно утратили половину своего объема. Задыхаясь, юноша старался ухватить воздух ртом. Все ощущения слились в одно неясное, устрашающее, черное чувство, липкую массу, разливавшуюся в мозгах, но посреди всей неразберихи Тсукими явственно уловил, как ему пихнули два пальца в рот. Сил сжать челюсти не оставалось, и пальцы резко надавили на основание языка: в один момент Шин постарался вытолкнуть их изо рта, но тщетно: пальцы стали давить лишь упорнее. Нечто поднялось из глубин желудка и, неоднородной кашицей задевая стенки глотки, вывалилось с неприятным гортанным звуком, оставив отвратительное, кисло-тухлое послевкусие.

Тсукими забормотал что-то невнятное, совершенно не слыша и не сознавая, что несет.

Через несколько секунд тонкая игла едва ощутимо уколола его в кожу руки. По венам быстро разнеслось приятное, оживляющее тепло, которое, однако, длилось недолго: тело внезапно охватили сильные судороги, отзывающиеся пронзительной болью. Шин все еще плохо видел перед собой, но вдруг ему причудились слабые, расплывчатые, будто окутанные в утренний флер очертания Соу.

3

Некоторое время спустя Шин окончательно пришел в себя.

Голова была готова расколоться напополам, мышцы болели и казались в десятки раз слабее, чем обычно. Юноша обнаружил себя на полу своей комнаты, где лежал лицом в опасной близости к луже собственной рвоты. Он резко отпрянул, не обращая внимания на усилившуюся боль, и поднялся на ноги, чуть не упав в противоположную сторону. На ватных, подгибающихся ногах, кое-как несших его, Тсукими добрался до кухни.

Водка все еще стояла на столе, неподалеку валялся опрокинутый стакан, пустые упаковки от снотворного не сдвинулись ни на сантиметр. Все оставалось ровно таким, каким Шин оставил, за исключением одной вещи: на столе появилась записка. Аккуратно свернутая в прямоугольник, белая, как снег бумага, сразу выдавала себя на темной поверхности. Она не была никак подписана, но сильное волнение охватило Тсукими. Подергивавшимися, бледнеющими в цвет бумаги пальцами он развернул записку – и не смог поверить своим глазам. Немного неразборчивым, неровным почерком было выведено: «Не думай убивать себя. Я рядом».

Шин оторопело смотрел на черные иероглифы и перечитывал снова, и снова, и снова. В животе потянуло, в горле почувствовалась резкая сухость и горечь, а в голову будто ударили свинцовым молотом. Сомнений быть не могло: это почерк Хиери.

Юноша сел на стул, где недавно пытался покончить с собой, и уставился бессмысленным, пустым взглядом в одну, далекую, как северная звезда, точку. В мозгах остался исключительно белый шум, а в ушах – звонкий писк.

4

…Вот и они встретились лицом к лицу, как оба того хотели; но оказалось, что все время они стояли на противоположных берегах океана. Один про это знал, а второй догадался до больного поздно.

Шин намеренно отбился от остальных, только чтобы эта встреча произошла и чтобы он смог задать один-единственный вопрос, мучавший его долгое время, однако сейчас, смотря на эту непроницаемую, но вместе с тем столь очевидно насмехавшуюся ядовито-язвительную улыбку, юноша почувствовал самую настоящую злобу. Тсукими набрал побольше воздуха в легкие, поджал губы и с нескрываемым раздражением спросил:

– Зачем ты это сделал?

– Что конкретно? – с готовностью уточнил Соу.

– Ты знаешь, о чем я, – из внутреннего левого кармана куртки Шин вытянул помятую бумажку. На ней ярко выступали швы от перегибов, уголки были потерты, а цвет утратил свою изначальную белизну. Юноша развернул ее и передал Хиери. Тот, в свою очередь, коротко глянул на черные иероглифы и заговорил:

– Не понимаю, что это. Напоминание на холодильник, которое ты сам себе на всякий случай написал, а?

– У тебя память испортилась, или что? Хотя бы раз прекрати пудрить мне мозги и ответь честно: зачем ты это сделал?

Шин смотрел на собеседника исподлобья. На секунду улыбка Хиери будто бы стала шире.

– Ты стал очень жестким после того, как забрал мое имя. Такое поведение с твоей стороны вызывает сильный диссонанс, но это даже… мило, – Соу снова опустил взгляд на записку и сказал: – Совершенно не понимаю твой вопрос. Спас, потому что захотелось – ты должен быть благодарен мне.

Шин вдруг нервозно усмехнулся, отвернул голову, будто не веря услышанному, и снова повернулся.

– Спасибо! – язвительно процедил он. – Спасибо, что не дал мне умереть только для того, чтобы позволить мне подохнуть здесь! Поистине благородный поступок!

– А вот в ехидстве тебе следует потренироваться: слишком очевидно проступают настоящие эмоции.

– Да плевать на ехидство! – юноша сорвался с места и неожиданно для обоих схватил Хиери за ворот. – Просто скажи причину, настоящую причину!

Рефлекторно тот одернул парня за запястья, больно вцепился ему в плечи, вонзая тонкие, жесткие пальцы под ключицы и в верхнюю часть лопаток, и, приводя в чувства, встряхнул его, немного приподняв над землей.

– Хочешь знать, почему я не дал тебе покончить с собой? – его ноздри расширились, слова он шипел сквозь сильно стиснутые зубы. – Ответ проще некуда: ты уже подписал соглашение, а гоняться за новыми кандидатами у меня желания не было. Вот и вся причина. Ну, доволен?

Шин молчал, с ненавистью глядя прямо в глаза бывшего друга. Уголки его губ нервно подергивались, будто собираясь растянуться в защитную улыбку, но и ее Тсукими выдавить был не в состоянии. Он приглушенно заговорил:

– Знаешь, после этого я жил одной только верой в то, что ты где-то есть и что ты рядом. Я даже поверил, что ты – мой ангел-хранитель! – юноша снова помолчал, зло оглядывая собеседника. – Лучше бы я сдох тогда. Я никогда не просил тебя спасать меня и рядом уж точно видеть не хотел.

– Правда? – в синей радужке глаз Хиери загорелась красноватая, хищная искорка. – Хочешь узнать, что ты тогда бормотал? Ну, хочешь? – он притянул Шина к себе, и его лицо оказалось совсем близко. – «Умоляю, помоги мне! Помоги мне, Соу! Спаси меня, Соу!» – вот, что ты лепетал! И повторял мое имя! Через слово повторял! – он оттолкнул внезапно ослабевшего Тсукими. – Твои попытки меня отвергнуть просто жалки. Они настолько тривиальны, что в определенный момент становится даже интересно, насколько далеко ты зайдешь в своем ничтожестве, – Хиери протянул записку обратно. – Можешь забыть сентиментальщину, что я здесь написал.

Шин не шевельнулся.

– Сволочь ты последняя, – выговорил он после некоторого молчания. На это Соу лишь раздраженно вздохнул.

– Думай, как тебе нравится. Ты узнал все, что хотел? Можешь идти.

Шин развернулся и ушел. Хиери остался с запиской. Вскоре и он тоже ушел.

5

На камерах, установленных по всей квартире Шина, Соу сразу заметил подозрительную упаковку снотворного. В прочем, подозрения она вызвала не сразу: Хиери часто наблюдал, как Шин целыми ночами пялится в потолок и не спит, так что поход к доктору по поводу бессонницы казался закономерным. Однако, разбивая все ожидания, таблетки были положены на верхнюю полку, как на алтарь, и оставались нетронуты на протяжении нескольких дней. Тогда-то Соу и почуял неладное.

Мальчишка удумал покуситься на собственную жизнь – вот так новость. Внеплановый поворот событий не расстраивал, нет – он выводил из себя. Мальчишка посмел думать о том, чтобы покуситься на собственную жизнь, тогда как ее хотел – и уже мысленно приватизировал – Хиери. Это даже разожгло легкое пламя ревности в его сердце – он сам собирался забрать жизнь Шина и ни в чьей помощи решительно не нуждался.

Повезло, что парнишка выбрал именно медикаментозное отравление, а не захотел внезапно повеситься или вскрыться – было время подготовиться.

И Соу готовился. Ежедневно наблюдал за Шином, выверял момент, когда тот решится – он, вероятно, хотел получить рецепт повторно, чтобы уж точно не провалиться. За неделю до предполагаемого суицида у Хиери уже были готовы все нужные вещества для инъекции флумазенила – антидота бензодиазепинов – и всегда они были под рукой, а в день, когда предполагалось самоубийство, Соу почти весь вечер ходил за Тсукими по пятам, может даже один раз попался на глаза.

Зачем вообще позволять попытку суицида?

Что ж, во-первых, если украсть таблетки, то мальчишка просто найдет способ попроще и побыстрее, что нежелательно. Во-вторых, взять и, заявившись к нему после четырехмесячного отсутствия, сказать не убивать себя – совершенно необдуманное действие, которое повлечет за собой шквал вопросов. В-третьих… контролировать не только жизнь, но и смерть мальчишки звучало соблазнительно, даже в каком-то смысле сакрально, особенно учитывая факт, что Шин совершал эту отчаянную попытку из-за самого Соу.

Этот факт был единственным приятным аспектом всей авантюры – мальчишка был настолько зависим, что не мог выносить дальнейшую жизнь. Хиери обычно молчал на этот счет, но принимавшая крайние формы собачья преданность со стороны Шина неплохо тешила его эго.

Пока Тсукими приходил в себя, Соу решил, что маленькая надежда поможет держать парня на плаву, и то ли в приступе сентиментальных чувств, то ли из соображений чистой прагматичности оставил маленькую записку, после чего снова испарился, будто его и вовсе не существовало.

И вот они встретились лицом к лицу.

Мальчишка действительно стал наглее с начала игры: впервые Соу вывело из себя его поведение. Неожиданным было его стойкое, агрессивное непринятие данных ответов, а неожиданностей Хиери на дух не переносит. В прочем, он сам отчасти тому виной – возможно, стоило быть помягче.

Соу вложил записку в правый внутренний карман пиджака, пока мыслями был в попытках вычислить момент смерти игрока с нулевым потенциалом. Интересно, может ли процент все-таки ровняться одной сотой?..