немного о физике, заботе и коте

Удобно устроившись за своим местом на втором ряду, Трубецкой наблюдает, как нелюбимый физик распечатывает листки с заданиями. Сергей уже заранее знает, что по классу физик катком проедется и заставит прощаться с последними нервными клетками. Уж лучше бы пожалел выпускников: они из-за экзаменов страдают, так ещё и всякие зачёты по никому не нужной физике как снег на голову, ей-богу.

      Юноша опускает взгляд в свою тетрадь, пробегаясь по формулам и определениям. Волноваться ему нечего, как никак занятия с репетитором не должны пропасть даром. Больше Трубецкой волнуется за Кондратия. Рылееву, несмотря на свои хорошую память и недюжий ум, совсем не даются точные науки, отчего у того периодически случаются истерики. Однако в лингвистике лучше Кондратия не сыскать.

      Но Трубецкой надеется, что сегодня Кондратия не будет на занятиях. Нет, Трубецкой безумно хочет его видеть и безумно по нему соскучился, но он опасается за состояние друга. А сейчас в Питере вспыхнула новая волна гриппа, и постоянно волнующая о сыне Анастасия Матвеевна должна оставить своего часто болеющего Кондрашу дома.

      До начала урока есть ещё пятнадцать минут, и Сергей тянется за телефон, разблокировав его и открыв «вконтакте», чтобы уточнить у Рылеева его планы на сегодняшнее утро. Однако Кондратия в сети нет, и Трубецкой улыбается — всё-таки остался дома.

      Минутная стрелка постепенно приближается к чёрной «восьмёрке» на часах, и постепенно класс наполняется людьми. Теперь компанию Трубецкому составляют постоянно держащий лицо Паша и не отлипающие друг от друга Серёжа и Миша.

      — Пацаны, нам всем хана? — спрашивает Бестужев-Рюмин, поглядывая за махинациями физика и его недовольным лицом.

      — Видимо, да, — поджимает губы Муравьёв-Апостол и переходит на шёпот. — Как думаете, списать получится?

      — Если ему не вздумается провести зачёт, то есть шансы, — подаёт голос Павел и открывает тетрадь, но сразу же закрывает и отбрасывает в сторону. — Чтоб ему пусто было.

      — Учить надо было, тогда и списывать не пришлось, — хмыкает, качая головой старший Сергей.

      — А Кондратию бы дал списать! Крысёныш! — возмущается Мишель и давится воздухом, когда получает по лбу за громкие вопли.

      — Вы о чём? — со стороны раздаётся голос Рылеева, и рядом с Трубецким, на свободное место, опускается рюкзак Кондратия. — Я что-то пропустил, Серёж?

      Сергей поднимает взгляд и замечает покрасневшие нос и щёки Рылеева. Замечает увлажнившиеся глаза, и в голове проносится мысль, что Кондратий всё-таки заболевает. Замечает тёплый белый свитер и пальцы, пытающиеся натянуть вязку посильней, чтобы самим спрятаться. Замечает, опускает рюкзак Кондратия на пол и рывком сажает того на стул. Рылеев охает, округляет глаза и пытается открыть рот, но Трубецкой взглядом заставляет замолчать. Рука юноши опускается на лоб младшего и…

      — А какого чёрта ты вообще пришёл? Лоб горячий, глаза слезятся, озноб бьёт, а он в школу притащился! — шипит Трубецкой, убирая руку со лба. — Как Анастасия Матвеевна тебя вообще выпустила?

      Кондратий прячет глаза, закусывает губу и сильней натягивает рукава на пальцы. На лоб Кондратия как будто в недоверии ложится рука Пестеля, и тот качает головой, цокая языком:

      — А Трубецкой-то прав. Лоб у тебя весь горит. Уж лучше бы правда остался дома. А то разболеешься сильнее.

      — Но физика… Мне оценки исправлять и полугодие закрывать нужно.

      — Да чёрт с этой физикой. Всегда с Орловым договориться можно. Да и тебе Сергей поможет, — кивает Мишель, не отрываясь от выведения узоров на коленке Муравьёва-Апостола.

      Кондратий открывает было рот, чтобы как-то ответить, но звонок и строгий окрик Алексея Фёдоровича заставляют притихнуть.

***

      Трубецкой злится. Злится на пренебрежение Кондратия к собственному здоровью. Кондратий же знает, что ему плохо! Знает, что ему станет хуже после такого похода в школу. Знает и всё равно приходит, как будто явно не он будет потом валяться дома, если не в больнице, с температурой. И Сергей ничего не может с этим сделать, что бесит его сильнее.

      Юноша чувствует неуверенное прикосновение ладони к своему локтю и чуть поворачивает голову. Рядом лежит квадратик бумаги с витиеватым почерком Рылеева. Сергей придвигает листок к себе и пробегается по строчкам. «Я знаю, что ты злишься. Но, пожалуйста, перестань», гласит записка. Трубецкой вскидывает бровь и пишет ниже строк Кондратия:

      «Я беспокоюсь о твоём здоровье», бумажка снова оказывается у Кондратия.

      «Знаю». Немного подумав, Кондратий приписывает: «Я ухожу после физики».

      Сергей кивает и поворачивает голову в сторону Кондратия, заодно замечая потуги младшего решить физику. Он придвигает листок с задания поближе и карандашом слабо выводит формулу.

***

            Кондратий действительно уходит после физики, прихватив насильно всучённую ему шоколадку и украв парочку объятий у друзей. А Трубецкой с него берёт обещание, что тот напишет, когда будет дома, и начнёт лечиться. Кондратий в свою очередь шепчет, что будет ждать Сергея после уроков.

      Посреди урока телефон Сергея тихо вибрирует. «Я дома», оповещает Кондратий и скидывает селфи со своим котом Овидием. А губы Трубецкого сами расплываются в улыбке.

      Конца уроков Трубецкой еле как дожидается и, скомкано попрощавшись с друзьями, летит к Кондратию. Сергей соврёт, если скажет, что Кондратий для него просто друг. Кондратий явно больше, чем просто друг. Но ему нравится это тёплое, заставляющее сердце делать кульбит чувство. Романтичная душа Рылеева назвала бы это amour. И Сергей бы моментально согласился.