Blinded, now I see the death
Moves amongst us and
With such ease surround us
These silent beasts so hard to bare (с)
Южный округ стены Мария. Обширные равнины, на земли которых вот уже почти шесть лет не ступала нога человека. Но сегодня, казалось, все жители Стен пришли сюда, чтобы отдать последнюю дань уважения воинам, павшим в битве за Сигансину.
Высокая кареглазая женщина стояла на недавно сооруженном деревянном помосте и следила за последними приготовлениями. Поверх стандартной формы разведчиков она надела длинную парадную шинель. Ее каштановые волосы были собраны в строгий хвост, а левый глаз, которого она недавно лишилась, был аккуратно перевязан.
Женщина стояла вместе с остальными офицерами, тихо переговаривающимися между собой, и не могла отвести взгляда от картины, которая предстала перед ее глазами. По правую от Ханджи сторону собралась огромная толпа людей, а полицейские ходили вдоль нее и следили за порядком; по левую же расположились погребальные костры — их было две сотни.
Битва за Сигансину произошла год назад, но казалось, что с ее окончания прошло несколько вечностей. Вечностей, что для многих уже никогда не наступят. Девять выживших на сотни погибших, можно ли считать это победой, если ей некому радоваться? Разведкорпус, который она знала, был уничтожен. Они вернули утерянные шесть лет назад земли, обезопасили себя от вторжения титанов и узнали правду об этом мире, но плата за это была слишком высока.
Наконец прибыла королева Хистория, которая первой произнесла свою траурную речь, следующим был верховный главнокомандующий Дариус Закклай, после чего слово дали Ханджи.
Она вышла на середину помоста и оглядела людей, что собрались здесь. Сделав тяжелый вздох, Ханджи с большим усилием проглотила комок в горле.
— Сегодня мы прощаемся с героями, которые отдали свои жизни ради нас, — начала она, глядя на затихшую толпу. — Они верили, что однажды мы будем жить в мире, где нет титанов, и готовы были пожертвовать всем ради своей мечты. Я знала каждого солдата, который лежит здесь, — они были добрыми, веселыми ребятами, которые посвятили свои жизни чему-то большему, они отдали свои сердца человечеству, — глупые, пустые, пафосные слова, но тем не менее ей нужно было их произнести. Люди, которые не знали всей ужасающей правды, должны были быть уверены во власти и своей безопасности.
— Я как четырнадцатый главнокомандующий Разведкорпуса продолжаю дело командора Эрвина Смита, — громко и отчетливо произнесла Ханджи, хотя при одном только упоминании его имени сердце болезненно сжималось. — Несмотря на большие потери, разведка не будет расформирована, мы и дальше будем служить своей цели.
Наконец со всем официозом было покончено, вдоль костров в ряд выстроились солдаты гарнизона, которые, подняв в воздух винтовки, произвели три холостых выстрела, после чего другая группа направилась с факелами между рядами погребальных костров, поджигая хворост под телами усопших.
Ханджи смотрела на то, как огонь поглощает останки погибших солдат. Тяжело было осознавать, что друзья и товарищи — все, с кем она провела годы, — сейчас горят в этом адском пламени. Чтобы хоть как-то отвлечься от ужасающей картины, развернувшейся перед глазами, она посмотрела по сторонам, ища взглядом Леви.
Невысокий худой черноволосый мужчина стоял слева от нее, взгляд серых, как сталь, глаз был прикован только к одному костру, который находился ближе всех к ним и на котором сейчас догорали останки Эрвина. И хоть лицо у Леви, словно застывшая маска, не выражало никаких эмоций, но глаза... в глазах отражались все муки ада.
Ханджи судорожно вздохнула и тоже перевела взгляд на погребальный костер Эрвина, языки пламени вовсю плясали на сухом хворосте, даже контуры тела невозможно было различить из-за охватившего его огня.
Перед глазами, как узоры в калейдоскопе, сменялись воспоминания, пока в памяти не всплыл последний разговор с Эрвином.
«Ты уже тогда знал, что все так закончится, — горько подумала про себя Ханджи. — Ты знал, что не вернешься...»
Ханджи в мельчайших подробностях помнила кабинет Эрвина и его самого. Он напряженно стоял спиной к ней, не сводя взгляда синих глаз с окна, откуда были видны солдаты, нервно суетящиеся на плацу, готовящиеся к последней экспедиции. Эрвин по привычке сжал левой рукой культю правой, которой лишился во время предыдущего сражения.
— Эрвин, останься в штабе, пожалуйста, — чуть ли не жалобно произнесла Ханджи, не отрывая от него пристального взгляда. — Позволь нам с Леви вести операцию. Ты еще не до конца оправился от травмы, да и с твоей раной ты уже не сможешь сражаться так же, как и раньше. Эрвин, это чистой воды самоубийство!
— Нет, я должен быть там, — твердо ответил он.
— Да что ты заладил: «я должен быть там, я должен быть там»! — упертость этого человека выводила Ханджи из себя. — Ничего ты никому не должен! Ты должен сидеть в штабе и ждать нас! Да мы с Леви на своем горбу притащим тебе этот подвал, только, пожалуйста, не лезь на рожон!
— Нет, Ханджи, я принял решение и отступаться от него не намерен.
— А-а-а! — взвыла Ханджи, хватаясь за голову. — Ну что за упрямый осел?! Вбил в свою голову черт знает что!
Эрвин проигнорировал ее выпад, но Зоэ не собиралась так просто сдаваться:
— Ладно, о себе ты нихрена не думаешь, так подумай о нас с коротышкой. Неужели он не просил тебя остаться?
— Просил, — с грустью усмехнулся Эрвин, — даже ноги грозился мне переломать...
— И неужели после всех наших просьб ты все равно это сделаешь?
— Ханджи, пойми, есть вещи важнее, чем я, ты или кто-либо еще... Я столько лет к этому стремился... Если я не докопаюсь наконец-таки до правды, я никогда не смогу двигаться дальше, — устало вздохнул он.
В этот момент до Ханджи наконец дошло, почему Эрвин так хотел попасть в этот подвал. Почему упорно игнорировал их с Леви мольбы. Идея, которую он вбил себе в голову много лет назад…
— Эрвин, если ты там погибнешь, человечество будет обречено! — Ханджи все равно не оставляла свои попытки, она знала, что если не испробует все рычаги давления на Эрвина, то всю оставшуюся жизнь будет винить себя в том, что не использовала все варианты отговорить его.
— Нет, не будет, — упрямо продолжил он. — Ты займешь мой пост и дальше поведешь Разведкорпус. Я знаю, что ты справишься с этой ношей, а Леви будет для тебя поддержкой.
— Не будет, Эрвин, не будет — с горечью пробормотала она. — Твоя смерть его сломает. Или ты не видишь, какими глазами он на тебя смотрит?
Наконец, она добилась хоть каких-то результатов, ибо спина Эрвина при словах о Леви заметно напряглась, после чего он повернулся к ней всем корпусом.
— С Леви сложно, — виновато улыбнулся он. — Кто бы мог подумать, что один уличный воришка так спутает мне все карты… Мне лишь остается надеяться, что Леви переживет мою смерть, двинется дальше и повстречает кого-нибудь на своем пути. Кого-то более достойного, чем я...
Он на мгновенье замолчал, после чего произнес:
— Ханджи, пообещай мне, что присмотришь за ним.
— Мало того, что водрузил на меня свою ответственность за Разведкорпус, еще и коротышку хочешь на меня спихнуть? — зло проговорила она.
— Не говори так, — ответил тот. — Леви — не вещь. Я прошу тебя позаботиться о дорогом мне человеке. Если я не вернусь, расскажи ему о том, что побудило меня на все это. Я хочу, чтобы он понял, что это не его вина...
Ханджи удивленно посмотрела на него, после чего все же решилась спросить:
— Ты ведь так и не рассказал ему о реальной причине смерти своего отца? И почему ты на самом деле пошел в разведку? — кажется, она, наконец, докопалась до сути всего.
— Не так-то легко признаться самому дорогому в своей жизни человеку, в том, что ты убил собственных родителей...
— Но ведь это была не твоя вина! Ты был еще ребенком, ты ведь не знал, что все к этому приведет, Эрвин! — отчаянно воскликнула она, кажется, ее худшие опасения подтвердились. — Эрвин, только не говори мне, что ты вновь хочешь это сделать...
Это произошло более десяти лет назад. Ханджи, будучи увлеченной очередным своим экспериментом, допоздна осталась на территории военного полигона. Она пряталась от патрульных в небольшой роще, где проходили тренировки на устройстве пространственного маневрирования. Внезапно она заметила Эрвина, который напряженно следовал вглубь рощи, то и дело оглядываясь по сторонам. Нетипичное для него поведение заинтриговало Ханджи, и она последовала за ним. Она ожидала увидеть что угодно: свидание с какой-нибудь симпатичной разведчицей, тренировку, моление трем богиням Стен, но уж точно не висельную петлю в его подрагивающих руках. Когда до нее дошло, что он собирается сделать, Ханджи буквально выскочила из кустов и кинулась на Эрвина с кулаками. Тот настолько растерялся от неожиданности, что даже не остановил ее, а Ханджи, несмотря на то, что была заметно слабее и меньшее по габаритам, хорошенько его тогда отделала, хотя потом им обоим за это попало.
В ту ночь она узнала его тайну. Мать Эрвина умерла при родах, из-за чего он всегда испытывал вину, еще даже будучи совсем маленьким, но поворотной точкой в его жизни стала смерть отца. Эрвин был косвенно причастен к его гибели, он, сам того не подозревая, привел в свой дом чистильщиков из Центрального Отдела Военной Полиции, рассказав о теориях своего отца полицейским, которые случайно услышали его разговор с другими ребятами. Беда была в том, что отец Эрвина поделился с ним запрещенной информацией и поплатился за это. А десятилетний Эрвин получил непоправимую психическую травму, когда увидел обезображенное тело своего отца, которого, как потом выяснилось, часами пытали. Жизнь в приюте только все усугубила. После поступления в разведку к его всеобъемлющему чувству вины прибавилось еще и сожаление о смерти многочисленных солдат, которых он не смог спасти.
Это был один-единственный раз, когда она видела его в слезах. С тех пор они ни разу этот инцидент не вспоминали, но Ханджи все равно приглядывала за ним. Тот момент стал поворотной точкой в их дружбе. Между ними никогда не было романтических чувств, хотя и имел место первый сексуальный опыт, но крепкая связь соединяла их все время. Позже каждый из них встретил близкого человека, и когда в жизни Эрвина появился Леви, Ханджи успокоилась, так как тот был безмерно ему предан. Он потихонечку вытягивал Эрвина из депрессивной трясины, и Ханджи надеялась, что Леви сможет залечить его душевные раны. Однако, судя по всему, Эрвин запрятал свои истинные чувства куда подальше, но не отпустил.
— Чертов эгоистичный ублюдок! — воскликнула она и вновь, как в тот день, набросилась на него с кулаками. — Решил по-тихому самоустраниться во время битвы?
— Ханджи, прекрати, — Эрвин пытался от нее защититься, но с одной рукой это было проблематично, особенно учитывая тот факт, что Ханджи являлась сильным бойцом. А сейчас она была чертовски зла на него, что только придавало ей сил.
— А о нас ты, как всегда, не подумал! — воскликнула она со слезами на глазах. — Ладно я, но Леви-то чем такое заслужил? Он всего себя тебе отдал, и это твоя плата? Лучше бы ты оставил его в катакомбах Подземного города на растерзание военпола — это было бы и наполовину не так жестоко!
Ханджи перестала колотить его везде, куда только могла дотянуться. Выпустив свой гнев, она уткнулась лицом в его плечо, сотрясаясь в рыданиях.
— Я не собираюсь умирать в Сигансине, Ханджи, — произнес он тихо, чмокнув ее в макушку и крепко обняв. — Но я должен быть там в тот день, даже если это будет стоить моей жизни. Мы оба знаем, что однорукому солдату не место на передовой, но по-другому поступить я не могу…
— Поклянись мне, поклянись, что ты сделаешь все, чтобы вернуться, — прорыдала она. — Ты — моя семья. Вы трое — все, что у меня есть, все, ради чего я сражаюсь.
— Клянусь.
Сейчас же, стоя и наблюдая за тем, как догорает его тело, Ханджи, с одной стороны, была рада, что Эрвин так и не узнал всю правду. Он умер со своей мечтой, будучи героем. Эрвин хотел освободиться от тисков вины и жить свободной жизнью, разгадав загадку титанов, но все оказалось куда хуже. Эрвин и так был сломлен и истощен как внешней, так и внутренней борьбой, а эта правда, она бы его добила...
* * *
Наступил поздний вечер. Слабо освещенные мощеные камнем улочки Митры были практически пусты, только время от времени виднелся кто-то из патруля.
После заседания военного совета, будучи абсолютно морально истощенной, Ханджи направилась к одному из немногих людей, которых она могла назвать если не другом, то хотя бы союзником.
Дот Пиксис удивленно посмотрел на Ханджи, стоящую на пороге его дома.
Он молча пропустил ее внутрь, после чего захлопнул дверь и проводил ее в гостиную.
— Не ожидал тебя увидеть, Зоэ, — пробормотал он, проведя пальцами по своим пышным усам, и направился к бару.
— Я сама от себя этого не ожидала, Дот, — произнесла она, садясь в мягкое кресло в углу небольшой комнаты и наблюдая за тем, как тот смешивает несколько напитков в большом железном стакане. Про любвь Пиксиса к алкоголю сочиняли байки. Ханджи удивляло то, как этот лысый пройдоха дожил до шестидесяти лет с его-то нездоровым образом жизни. — И кстати, перестань давать Леви выпивку. Он после Сигансины совсем не просыхает.
— Если я ему не дам бутылку, он пойдет и купит в другом месте. И лучше ему пить качественный алкоголь, чем ту дрянь, что продают в тавернах. Поверь, даже его организм не выдержит эту отраву.
Они оба замолчали. Закончив свои манипуляции с алкоголем, Пиксис подошел и протянул ей прозрачный стакан с выпивкой, а сам, взяв такой же, сел в кресло напротив.
— Судя по тому, какой у тебя потрепанный вид, дела идут не очень, — констатировал он, оглядев ее с ног до головы.
— Да, и вправду не очень, — согласилась Ханджи. Ей надо было с кем-то поделиться, посоветоваться. Так как все близкие ей люди были мертвы, а Леви в свободное от службы время способен был разве что с бутылкой обниматься, она пришла к единственному человеку, который мог ей помочь.
— Я не знаю, что мне делать... — пробормотала она. — Под моим командованием осталась жалкая горстка сломленных солдат, которых я не могу вывести из депрессии и воодушевить — они просто меланхолично выполняют свою работу. Постоянное давление и различные требования со стороны высшего руководства и монархии — я кручусь как белка в колесе, пытаюсь везде успеть и за всем уследить. А теперь еще и угроза полного уничтожения. Меня не хватает на все, я даже не могу оплакать двух дорогих мне мужчин.
Ханджи отпила глоток обжигающей жидкости — и как только он это пьет? Покрутив стакан в руках, она продолжила:
— Я — не Эрвин. У него все всегда получалось: в каком бы состоянии он ни находился, он умудрялся найти выход из самой трудной ситуации и найти подход к своим солдатам. А я же только хаотично несусь от одного к другому, совершенно не имея понятия, что дальше делать...
— Может, тогда вернуть на пост главнокомандующего Разведкорпуса Кита Шадиса, раз ты не справляешься? — произнес Пиксис, внимательно на нее взглянув.
— Нет! — категорически отрезала она, аж подскочив от злости. — Шадис, как крыса, сбежал из разведки, когда пала Стена Мария, сбросив все проблемы на плечи Эрвина. Я до сих пор ясно помню, через какой ад нам тогда пришлось пройти. Я скорее помру, чем позволю ему вернуться в разведку!
— Ты же любила его, — усмехнулся Пиксис.
— А ты любил каждую подзаборную шлюху — теперь что, прикажешь всех их поставить во главу Гарнизона?
— Справедливо, — ответил тот, ничуть не смутившись. — Вот тебе мотивация: не хочешь видеть Шадиса в разведке — работай.
Ханджи аж воздухом подавилась от возмущения — это было жестоко и чертовски обидно. Но судя по всему, Пиксис решил безжалостно по ней пройтись.
— Не всем нам дано родиться Эрвином Смитом, — продолжил Пиксис, — но и он был обычным человеком, хотя и более развитым, чем многие другие. Не скажу, что мы были близкими друзьями, но вот что отличало его и сделало одним из величайших военачальников — способность абстрагироваться от эмоций и четко формулировать цель. Эрвин умел расставить приоритеты и решать проблемы по мере их поступления. Даже будучи в полной заднице, он не отчаивался и действовал, что приводило его к победам. Это же требуется от тебя. Будешь ныть — никогда не сможешь управлять разведкой и вести за собой солдат. А мы стоим на пороге новой войны, еще более безжалостной, чем с титанами, и нам всем придется буквально выгрызать из горла противника свой шанс на выживание.
Слова Пиксиса возымели эффект, Ханджи действительно совсем отчаялась и хотя она держала все под контролем — это выматывало ее до предела. А чувство горя и одиночества только усугубило ее состояние. С первого дня ее службы в разведке рядом с ней был Эрвин, который стал для нее примером и поддержкой. А затем появился Моблит, который всегда суетился вокруг нее и искренне стремился помочь в каждом ее начинании. Еще через время пришел Леви. Ханджи никогда не была одна, и, лишившись всякого рода поддержки, она находилась в подвешенном состоянии.
— Что мне делать, Дот? — в отчаянии произнесла Зоэ. Она прекрасно понимала, что если не встанет твердо на ноги — им всем придет конец, но как же чертовски трудно было это сделать.
— Для начала восстанови прежнюю иерархию Разведкорпуса, под тобой должны быть капитаны отрядов, которые разделят твое бремя.
— И кого же мне назначить? — невесело рассмеялась она. — Когда командором был Эрвин, под его прямым подчинением было четыре капитана отряда, под командованием которых было по десять боевых групп. Из этих четырех выжили только я и Леви, который сейчас хуже, чем мертв. Да и чем нам, собственно, управлять? Разведка полностью уничтожена.
— Новые рекруты придут, рано или поздно, — ответил Пиксис. — А вот куда они придут — это решать тебе. У тебя остались способные солдаты. Например, Армин Арлерт — этот молодой человек меня еще при битве за Трост впечатлил, да и Эрвин ценил его стратегические навыки. Следующий, Жан Кирштайн — он прекрасно ориентируется на местности и не теряется в критических ситуациях, грамотно оценивая слабые и сильные стороны солдат. Судя по отчетам, он внес неоценимый вклад в Сигансине. Вот тебе второй капитан. Ну и последнее — капитан Леви, мотивируй его вновь вернуться на службу.
— Леви... — с горечью вздохнула она. — Я сомневаюсь, что смогу что-то с ним сделать... Я никогда его таким не видела...
— Дай ему цель, — твердо сказал Пиксис. — Учитывая, хм-м-м... его особенности, единственный рычаг давления, который поможет вывести его из этого состояния, — это Эрвин.
— Но он мертв! — выдохнула Ханджи, чувствуя, как к глазам вновь подступают слёзы.
— Зато капитан Зик Йегер — жив, — ответил Пиксис. — И я думаю, Леви жаждет мести. Напомни ему, кто убил Эрвина. Сыграй на этом, дай ему шанс отомстить, и он душу дьяволу продаст, но во чтобы то ни стало доберется до него.
— Леви не переживет битвы с Йегером! — в отчаянии воскликнула Ханджи. — Я не хочу отправлять его на верную смерть!
— Все так плохо? — удивленно спросил Пиксис.
— Он уже не обладает той силой, которая у него была, — ответила Ханджи. — Это мы заметили еще в Сигансине, когда он сцепился с Микасой Аккерман и не смог одолеть ее. По мере того, как Эрвин терял жизненные силы, слабее становился и Леви.
— Что же, он в любом случае не жилец, и ты это прекрасно знаешь.
— Но я... я не хочу потерять и его тоже, — слезы потекли по ее щекам. — Он единственный, кто у меня остался.
— Не будь эгоисткой, Зоэ, — взгляд светло-карих глаз безжалостно сверлил ее. — Неужели ты хочешь для него жизни в муках? Так у Леви хоть будет цель, или ты хочешь, чтобы он все оставшиеся дни провел в обнимку с бутылкой?
— Ты чудовище! — воскликнула она — слова командора были для нее словно удары хлыста.
Пиксис присел на корточки и обхватил лицо Зоэ руками.
— Пойми, Леви ты уже ничем не поможешь, — мягче произнес он. — Ему не посчастливилось родиться в семье Аккерманов и связать свою жизнь с Эрвином. Ты знаешь их особенности... Он уже потерял свою силу, а теперь их проклятие медленно и методично его добивает. Леви все еще хороший боец, но он не так смертоносен, как раньше. Дай ему шанс умереть с честью.
Ханджи всхлипывала, Пиксис же только протянул ей стакан, который та успела поставить на подлокотник кресла. Сделав несколько глотков и поморщившись, она заметно успокоилась.
— Запомни, Зоэ, — Пиксис пристально посмотрел на нее. — Эрвин Смит хоть и был авантюристом, но не был дураком. Он никогда бы не передал разведку в твои руки, если бы имел хоть тень сомнения, что ты не справишься с возложенной на тебя ответственностью. Ты станешь сильным лидером. Мы все вместе должны пройти еще немалый и очень сложный путь, и ты с твоим неординарным умом как никто другой нужна сейчас нам.
Ханджи медленно кивнула, алкоголь чуть расслабил ее, а разговор с Пиксисом успокоил. Да, он был прав, впереди их всех ждал тернистый путь, и ей нельзя было сплоховать.
* * *
Каждую ночь она возвращалась в разрушенную титанами и выжженную огнем Сигансину. Один и тот же эпизод крутился в ее голове: бочка, кинутая Звероподобным титаном, взрыв, толчок, падение и Моблит, которого поглотил огонь. Он спас ей жизнь, успев столкнуть в колодец, но сам спастись не смог.
Вновь и вновь Ханджи с криком просыпалась от этого кошмара и больше не могла уснуть. Круги под глазами у нее стали чуть ли не больше, чем у Леви, которого уже много лет мучила бессонница.
Не выдержав гнетущей тишины, Ханджи встала, оделась и вышла из своей комнаты. Темные коридоры штаба разведки, освещенные тусклым пламенем факелов, успокаивали ее. Она могла поддерживать иллюзию, что солдаты не погибли, а просто разошлись по своим комнатам.
Ханджи бездумно брела по коридору, пока ее ноги не привели ее к одной из комнат, перед которой она застыла, не решаясь войти. Спустя несколько минут внутренней борьбы женщина наконец толкнула тяжелую дверь.
Зайдя в крошечную комнату, Ханджи зажгла свечу и осмотрелась. Все здесь осталось как при его жизни: стол, что стоял у окна, был завален документами, заметками и различными канцелярскими предметами; на стуле висел его китель, а возле кровати красовалась стопка книг. Одеяло на кровати валялось бесформенной кучей, а дверь шкафа с одеждой была небрежно открыта, будто кто-то в спешке доставал оттуда запасной комплект формы.
Они отправились в Сигансину поздней ночью, и им было дано всего пару часов, чтобы набраться сил. Ханджи и Моблит сидели в обнимку на этой самой кровати и просто разговаривали, он то и дело теснее прижимал ее к себе и целовал то в висок, то в макушку. Это стало своеобразным ритуалом всего Разведкорпуса — последние часы перед экспедициями все солдаты проводили с близкими людьми. Никто из них не знал, вернутся ли они из-за Стен живыми.
Ханджи сняла идеально выстиранный китель — видать, Моблит оставил его просушиться, — и уткнулась в него лицом. К горлу подкатил комок, а грудь будто зажали в тиски — ей не хватало воздуха, а от боли ощущение было такое, будто ее на части разрывает.
Она села на холодный каменный пол и заплакала, крепко прижимая к себе ткань. Казалось, за последние несколько месяцев, Ханджи выплакала все, что можно и нельзя. Один-единственный здоровый глаз был постоянно опухшим и красным от слез и перегрузок из-за нескончаемой работы с отчетами. Ханджи никак не могла смириться, что за один день потеряла двух самых дорогих ее сердцу людей. Она даже не могла определиться, по кому горевала больше — по Эрвину или по Моблиту.
Как же ей не хватало постоянного нервного мельтешения Моблита! Будучи в штабе, он вечно паниковал по любому поводу, но во время вылазок же, напротив, был предельно сосредоточен и спокоен, всеми силами защищая ее. Именно эта его внутренняя сила подбадривала Ханджи, даже в моменты самого глубокого отчаяния.
А сейчас же его прах был захоронен в безымянной могиле, как и всех солдат, чьи тела не смогли опознать — настолько они были изувечены при взрыве.
Спустя некоторое время, успокоившись, она встала и, обессиленно оглядев комнату еще раз, потушила свечу и вышла вон.
Направляясь обратно к себе, Ханджи остановилась у комнаты Эрвина, из-под двери которой виднелась желтая полоска света. Должно быть, Леви был там.
Она тихо открыла дверь и вошла внутрь. С момента смерти Эрвина здесь ничего не изменилось. Стопки книг покрывали все горизонтальные поверхности помещения — они лежали на полу, столе, стульях, полке, подоконнике, и это вечно было причиной ссор с Леви, который терпеть не мог беспорядок и грозился их все выбросить, если Эрвин не будет ставить книги на место. Из открытого шкафа виднелась повседневная одежда, и на столе, помимо кучи бумаг, все еще стояли две чашки недопитого чая, покрывшегося плесенью и иссохшего.
Как она и ожидала, Леви спал на кровати Эрвина, укрывшись его шинелью. Судя по количеству бутылок на полу, он нещадно приложился к алкоголю и не заметил бы, даже если в комнату вломился титан.
Ханджи села на край кровати и нежно провела пальцами по его густым черным волосам. За эти месяцы он сильно исхудал, а огромные темные круги под глазами еще сильнее оттеняли осунувшееся бледное лицо. Вид у Леви был совсем больной и несчастный. И хоть он каждый день чистый, свежий и более-менее вменяемый был на утреннем построении, все свободное от службы время Леви затворничал и напивался, стараясь хоть как-то совладать со своим горем.
«Ну что, Эрвин, ты доволен? — со злостью подумала она. — Хотел ему долгой и счастливой жизни, а на самом деле подписал смертный приговор. Коротышка-то ведь не простой, как оказалось, а наделен особой способностью, как и все Аккерманы...»
Эрвин так и не узнал, что Аккерманы один раз, только один-единственный раз в жизни делают выбор и связывают себя с другим человеком крепкими узами — настолько крепкими, что эта связь дает им колоссальную силу защищать своих избранных. Для Леви таким человеком был Эрвин. Но была и обратная сторона медали: если их избранный погибал, то эта же связь убивала Аккерманов, причиняя им ужасные муки душевной агонии. Аккерманы, у которых проявлялся этот дар, не могли существовать без своих избранных. Ханджи даже не знала, кого из них двоих ей более жаль — Леви или Микасу, которых ждала одинаковая судьба...
* * *
— Леви, ты бы все равно ничего не смог сделать, — резко бросила Ханджи. — И ради святой Стены Марии, будь благодарен!
— Благодарен? — со злостью выплюнул Леви. — За что и кому, черт возьми, мне быть благодарным? Человечеству? За этих сопляков? Быть благодарным за подвал и его тайны? Да срать я хотел на эту благодарность! Это было его дело, понимаешь? Это его обязанностью было планировать, предвидеть и быть, черт побери, благодарным! А моей обязанностью было следовать за ним. Было и осталось.
Битый час Ханджи старалась поговорить с Леви, но пока не слишком в этом преуспела.
— Эрвин пожертвовал своей жизнью, защищая тебя, и вот как ты отвечаешь на его жертву? Напиваешься до состояния овоща!
— Я должен был его спасти! Я должен был выполнить свою клятву, данную ему перед смертью! И я облажался... — вид Леви в этот момент был настолько несчастным, что Ханджи чуть остудила свой пыл.
— Бедняжка, — тихо произнесла она, тяжело вдохнув. Ханджи не сторонилась его, как это делали другие с тех самых пор, как он спустился тогда с крыши: с телом Эрвина на руках и адом в глазах. Она в два шага преодолела расстояние между ними и со всей силы притянула к себе, крепко обняв. — Бедный, бедный, бедный...
Странно, что она, вопреки своей обычной прямоте, не добавила «отныне нелюбимый». Но это было бы слишком жестоко по отношению к Леви. В такие моменты Ханджи вспоминала жену Эрда Джина, которую как-то случайно встретила на улице, через несколько месяцев после его гибели. Она покупала продукты в лавке, а живот у нее был совсем круглый. Эрд погиб во время Пятьдесят Седьмой экспедиции, так и не узнав о ее беременности. По крайней мере, у его жены остался кто-то, кому она могла посвятить себя — они же с Леви не имели такой возможности ни физически, ни по долгу службы.
— Как думаешь, он бы хотел, чтобы ты жил? — прошептала она, уткнувшись подбородком в макушку Леви. — Как думаешь, он бы, наверное, хотел, чтобы мы продолжили их вести, как вел до этого он?
— Как я могу их вести? — сиплым голосом пробормотал Леви. — Как я могу их вести, если я ничего не вижу? Если с того самого момента, как закрылись его глаза, я ослеп... Я ничегошеньки, ни черта не вижу, Ханджи! И... Я не знаю, что мне делать... И мне некуда идти...
— Мы оба ослепли после его смерти, Леви, — тихо ответила она. — Мы оба...
* * *
Ханджи сидела верхом на лошади на краю скалы и впервые в жизни смотрела на то, как холодные морские волны разбиваются о скалы. Больше тридцати лет она была заперта за тремя высокими стенами и не видела практически ничего, урывая маленький кусочек свободы, только находясь в экспедициях.
Сейчас же, не отрывая взгляда от бескрайней водной глади, она чувствовала себя по-настоящему свободной.
Ханджи с улыбкой подумала о том, что, будь здесь Моблит, она бы окунула его в холодную соленую воду и смеялась бы с того, как он в панике бегает кругами. Она надеялась, что, где бы он сейчас ни находился, он тоже мог любоваться этим великолепным видом. Затем в ее мыслях всплыл Эрвин. Она так и видела, как он с интересом разглядывал морскую живность и сквозь зубы ругающегося Леви, который, как всегда, беспокоился о нем на каждом шагу.
Ханджи взглянула в сторону и поймала взгляд Леви, который сейчас, наверное, тоже думал об Эрвине. И вновь в голове всплыло воспоминание.
Это было в тот день, когда она торжественно получила свое командорское боло, а вместе с этим официально были утверждены звания новых капитанов Разведкорпуса.
После торжества, получив приказы, все разбрелись по делам, один только Леви задержался в ее кабинете.
— Что такое? — обеспокоенно спросила она.
— Поклянись мне, Ханджи, что, когда я вступлю в схватку с Зиком Йегером, а рано или поздно я до него доберусь, ты не станешь меня останавливать, — твердо произнес он, пристально глядя ей в лицо.
Ханджи на некоторое время замялась. Ей удалось мотивировать Леви и вернуть к службе, но в глубине души она все равно надеялась, что они смогут этого избежать. Тем не менее Ханджи, как бы тяжело ей ни было, понимала неотвратимость этого момента. Придет время, когда она потеряет и Леви, и единственное, что она могла, — это постараться сделать его последние дни чуточку радостней.
— Клянусь, Леви.
Ханджи не отрывала взгляда от темной полоски горизонта, разделившего небо и землю, — где-то там находились их враги, которые жаждали их уничтожить. И хоть они все так же шли вперед на ощупь, не видя ничего и не имея ни малейшего понятия о том, что будет дальше, все же были в жизни моменты, ради которых стоило жить, а главное — Ханджи вновь обрела способность идти дальше, несмотря ни на что, ей было за что сражаться. Пусть те, кого она безмерно любила, покинули ее, были люди, которые в ней нуждались, и пока ее миссия не будет выполнена, она не могла так просто взять и уйти, не после всех этих лет.
«Я умру свободной, — твердо решила Ханджи. — Я воплощу в жизнь нашу общую мечту, Эрвин, чего бы мне это ни стоило».