solemni in choro de nocte cruenta.

⠀

Фатуи любят вульгарную одежду, напыщенные мероприятия, крепкий алкоголь и не прочь вкусить запретного миража, что всегда был надежно спрятан во внутреннем кармане плаща Доктора. Игры в шахматы, где на кону стояла чья-то жизнь, карточный азарт и русская рулетка. В оружии зачастую покоилась всего одна свинцовая пуля, так, чтобы раз и навсегда. У Предвестников много секретов — тузы всегда на слепую вытаскивались из заношенной временем колоды дорогих карт, улетая в карманы брюк и костюмов ручной работы. Они ненавидят друг друга, держат за руки с острым лезвием в замке пальцев, разбивают бокалы красного вина то об кафель огромного дворца, то об голову соратника, как придется. Ненавидят, но фальшиво улыбаются, с натяжкой выдавливают уважительное обращение и проверяют свои фужеры на наличие смертельного яда. Никто не брезгал подсыпать в напиток своего врага, к примеру, примитивный цианид калия или смешать наркотик с порошком рицина, с безумной улыбкой лениво наблюдая за муками. Фатуи отвратительны, но сами получают от этого необъяснимое удовольствие.

Балы проходили часто, шумно и торжественно, расплескивались потоками спирта и крови на белой эмали зубов, гремели величественной музыкой органа до самого рассвета, отражавшегося в разноцветном северном сиянии. Вызывающие наряды, яркие макияжи, позолоченные цепи с инкрустированными камнями, ценою переваливающие далеко за сотни тысяч моры, сладковато-терпкое вино и янтарный виски на столах с узорчатыми шитыми скатертями. Периодически, на лице каждого присутствующего можно было заметить загадочные маски, за которые, несомненно, было отдано непомерное количество денег — ведь то, что сделано руками, справедливо продается втридорога. Под светскими встречами скрывались сделки не на жизнь, а на смерть, неизмеримый капитал золота и ампулы препаратов. До жути угрожающе звучит томный смех Первого Предвестника после глухих выстрелов, точно и безошибочно попадающих всегда ровно в цель, почти что яблоко на макушке. Панталоне обычно в затишье подходит к телу, что распласталось на холодном полу, констатирует факт смерти и с ухмылкой бросает горсть ядовитых монет на труп. «Пусть наслаждается этим торжеством посмертно!» — завсегда заливается окриком обледеневший зал.

Она трясется от истеричного хохота, резко срывая тонкое и измаранное кровью кружево с полуприкрытых век, разливает мутную жидкость из бокала и непристойно обнажает острые плечи. Коломбина в восторге от окончаний их частых балов, восхитительных танцев с путающимися от алкоголя ногами и пьяными усмешками к высоким витражированным потолкам, где витиевато изображены герои небезызвестной и ее любимой комедии. Из глотки рвется звук, похожий на лад одной из песен, которую сейчас играет оркестр в основной комнате для оставшихся в живых посетителей. Вуаль студеного дыма и сквозняка с улицы накрывает ее с головой, Дамслетта улыбается изгибающимися пухлыми губами, саднящими от ран укусов. Как же эта чертовка любит кусаться и показывать всем кому на самом деле принадлежит молодая Предвестница. Шею украшает белоснежный бант, скрывает следы от особо грубых полуночных поцелуев в удаленных покоях возлюбленной. Всепоглощающее чувство собственничества.

Третья вслушивается в вой виолончели и глазами ищет знакомую светлую копну волос, чья владелица сейчас либо опасно возвышается над каким-нибудь выскочкой, либо мерно потягивает вино, морщась от горьковатого послевкусия. Она не любит пить — ей нравится убивать на трезвую голову, давать себе отчет в происходящем и слизывать буроватую кровь, ихор, с пальцев, смакуя на языке солоноватый металл.

— Танец? — игриво вопрошает, цепляясь ногтями за рукав шелкового фрака на женщине и мимически перекатывает брови в вопросе. — Вы, кажись, не в настроении сегодняшним вечером. Может, моя нескромная компания поможет Вам расслабиться?

— А Вам, юная леди, как я погляжу, следовало бы научиться манерам, — отрезает дама, и от ее напускной грубости и хриплого голоса в жилах стынет, а горло дерет похотью.

Арлекин. Властная, словом подчиняющая, безумная и прямолинейно язвительная. Она не хочет бояться, но колени предательски подрагивают при виде, и сердце через раз то удары пропускает, то заходится как в приступе тахикардии. Дамслетте чертовски нравится выкрикивать ее имя с придыханием в ночи, путая пальцы в гладких волосах и царапая широкую спину. Редкие сдержанные ухмылки и устрашающий блеск диких глаз — все сводило с ума одним лишь представлением в разгулявшемся воображении.

Но предложение танца — или, скорее, нелепого вальсирования — молча принимает, сжимает жадно длинными и холодными ладонями, пускающими раскаты льда по телу мурашками, талию девицы во время неохотных движений в полуопустевшем зале главного дворца Снежной. Шумные вздохи распаляют темперамент Слуги, что отражается оскалом изогнутых бледных губ. В голову не бьет выпитое спиртосодержащее — рядом с этой женщиной опьянение куда-то испарялось, словно капли воды на банной скамье. Хочется здраво ощущать, чувствовать сильную поддержку, рывком расправляя подол узкого платья при левом кортэ, поступательно двигаясь в центре блестящей натертой плитки.

Под каблуками мешаются и звенят монеты, разбросанные Девятым Предвестником в приступе — несчастный искариот в мире без бога, который печется лишь о своем благосостоянии и дозе дури в руках Дотторе. С виду негласная ненависть образовалась с первого же дня, закрепнув намертво и сопровождаясь разбитыми лицами, рваными ранами и травмами от исключительно пневматики на поле для тренировок. С треском расходится нижняя часть одеяния Коломбины, от чего та беспечно посмеивается. Ей сегодня абсолютно индифферентна целостность платья — дома оно будет выброшено в дальний угол, ведь: «Вы выглядите намного лучше без этой безвкусной ткани, облачающей Ваше тело, миледи». Это неоспоримо весомый аргумент. Спорить с Арлекин — себе дороже.

Поцелуй нещадный и слишком яростный; во рту жжет, розоватая от крови из трещинок на обсохших губах слюна, медля, струится по острому подбородку; смазанная в беспардонные пятна красная помада девушки красуется в области кадыка Четвертой. Вопиющей пошлостью свистяще сквозит, все вокруг кажется таким грязным и неправильным, дурманящим, будто эффект той подозрительной сумерской травы. За стеной кричит очередная жертва, бьются проспиртованные бокалы и стаканы, стекла звонко отскакивают от пола и впиваются в ноги. Они давно остановились, еле дыша сжимая до побелевших костяшек руки друг друга, остро царапая шрамы на предплечьях. У обеих сегодня дурной настрой, глубокий и притязательный. Дама рассматривает недешевые кольца на чужих тонких пальцах в ссадинах, отмечает, что почти все были подарены Дамслетте ею в честь того, что та все еще остается жива каждый новый день. Кто знает, может во время какого-то из балов приставят дуло пистолета к ее лбу, решительно давя на курок? Кто знает.

— Здесь так душно, — леди глупо вбрасывает в мерзлую тишину бального зала, прекрасно зная, что за окнами бушуют вьюги и ураганы снега, — Я думаю, это в этом виноваты Вы.

— Неужто в Вашей светлой голове возникли такие гнусные мысли? — иронизирует. В голове Коломбины чересчур мутно, чтобы назвать ее светлой в прямом смысле этого слова. — Стоит ли мне избавить Вас от этого официально-выходного тряпья, дабы оно не сковывало духотой? — шепотом язвит, проходя горьким языком где-то за ухом.

— Так рветесь раздеть меня? — их любимая игра — вопросом на вопрос. — Никто не будет против, если мы покинем этот праздник жизни немного раньше, чем начнется «кровавый пир»?

«Схвати человека прежде, чем он тебя заметит. Принеси и разложи его на нашем праздничном столе. Пусть кровь льется рекой. Да будет пир!» — повторяющейся мантрой бьет в набат въевшийся в подкорку сознания грубый голос Пьерро. Подобная жестокость — всего лишь развлечение в выходной день, своеобразное баловство. Царица обычно на это лишь подергивает плечами и удаляется из дворца — ей чужды такие извращения. Предвестники Фатуи больны, садистичны и ужасны в своих делах и занятиях. Перед «пиром» три раза звучит звон колокола, во время которого все находящиеся на улице люди, которые не хотят терять жизнь, панически разбегаются по домам и закрывают двери на все замки. Смешно до тошноты.

Арлекин крепко сжимает ее руку, ускоряет шаг в сторону выхода и наспех накидывает на их плечи форменные мантии. Стоит поторопиться, чтобы успеть вовремя. Третья Предвестница несдержанно заливается страстным смехом, попадая за пределы здания и ловя холодные снежинки голыми руками — свои кружевные перчатки она потеряла посреди вечера, наверное, когда снимала их и прикасалась мягкими подушечками пальцев к поблескивающему в свете масштабной люстры Маузеру. Женщина бьет ее по ладони, этим жестом намекает, что нет времени на бестолковые забавы. Они полюбовно сбегают из дворца, хранящего в себе уже как пару-тройку бездыханных тел, горки золота и порошка дурмана. Скверна.

— Теперь Вы выполните свое обещание, мисс? — задумчиво наклонив голову, спрашивает Коломбина.

— Ценою наших жизней, — грозный ответ, заглушаемый небрежным поцелуем.

⠀