– Добро пожаловать, – приветливо улыбается Антон, отвлекаясь от швейной машинки.
По расшитому черными нитями бардовому пиджаку и моноклю в кармане на тонкой цепочке в вошедшем безошибочно читается знать. У Антона к представителям голубой крови никаких обид или претензий – его даже звали шить во дворец пару раз. Поэтому он не смущается, терпеливо ожидая, пока его гость осмотрится и прекратит брезгливо морщить нос, а потом, наконец, к нему обратится.
– Здравствуй, меня зовут Арсений, – он делает долгую паузу, наводя какую-то непонятную интригу, – Червонный.
Мужчина наклоняет голову, прикладывая руку к сердцу, и от пафоса, разряжающего воздух, хочется без остановки закатывать глаза. Но Антон держится, незаметно скрещивая за спиной руки, и понятливо кивает болванчиком. Не то, чтобы его это как-то восхищает.
– Я отсылал письмо с заказом, ты должен был подготовить к сегодняшнему дню циллиндр для официального приёма, – высокомерно заявляет Арсений, параллельно взмахивая зачем-то рукой.
От такого тона Антону хочется поскорее выставить посетителя за дверь и вдобавок дать хорошего пинка, чтобы дорогу до дворца тот нашёл точно.
Он получал письмо и, даже больше, сшил этот несчастый цилиндр ещё вчера вечером, но этот лорд, граф, или кем он там при дворе являлся, выглядел ужасным снобом, как ни посмотри, и очень хотелось язвительно сказать что-то вроде: «Ваши королевские письма, видимо, застряли в вашей же заднице. Проверьте, а то до меня не дошли». Но совесть всё-таки не позволяла, как и старый завет отца.
«Шляпа своего человека не теряет, уж если сшита для него», – говорил он, а это значило, что продать её кому-нибудь другому будет кощунством.
Антон тяжело вздыхает, набираясь сил, и разворачивается к настенным полкам со шляпами разных форм и размеров.
– Конечно, вот ваша шляпа, – услужливо вручает он в руки Арсения чёрный цилиндр.
Тот, однако, не спешит радоваться, уходить или расплачиваться за работу. Вместо этого он смотрит на шляпу в своих руках, как на тонущего в воде змея – с жалостью и недоумением, и глупо моргает, вскидывая брови вверх.
– Это что?
Терпение Антона медленно, но верно заканчивается, но он всё ещё надеется, что у этой короткой истории будет хороший финал, заключающийся в спешном уходе самопровозглашенного принца и обогащении Антона на пару золотых.
– Ваша шляпа, – почти по слогам проговаривает он, считая в голове до десяти, чтобы успокоиться.
– Я вижу, что это шляпа, почему она так выглядит?
Успокоиться не получается.
– Как? – раздражение и усталось в его голосе должны быть слышны даже неподготовленным, уменьшенным в размерах ушам, но Арсений, судя во всему, глухой абсолютно.
Этот неверотяно бестактный грубиян небрежно бросается цилиндром в швейную машинку и нагло подскакивает к полкам со шляпами, даже не спрашивая разрешения.
Антон злится уже не шутку, потому что это его дом, во-первых, и его дорогие сердцу шляпы, во-вторых.
– Ох, Королева Великая, что это всё такое? – восклицает Арсений, крутя в руках коричневый котелок с фирменной нашивкой сзади.
Не выдерживая, Антон вырывает из его рук своё творение, ставя шляпу на место, и зло смотрит на беспардонного человека перед собой. Ему хочется стать воплощением отца прямо сейчас, чтобы всего на несколько мгновений потерять рассудок и выпнуть этого идиота из дома так, чтобы он не понимал ничего ещё ближайшие несколько недель. Но Антон не Безумный Шляпник, а самый Обыкновенный, поэтому он может только сурово смотреть, ожидая, пока проблема сама соизволит покатиться к чертям.
– Это. Мои. Шляпы, – чеканит он, загораживая полки своей высокой фигурой.
На лице Арсения удивление смешивается с разочарованием, и он осматривает так называемого мастера беглым взглядом, в котором без сомнения читается брезгливость.
– Я думал, что ты сын Шляпника.
Ещё немного, и Антон силой скормит ему волшебное пирожное, чтобы уменьшить до размера зубочистки, закинет в чайник и зальет кипятком – какие-то замашки безумного родителя в нём всё-таки проглядываются. Но до крайней точки ещё есть несколько этапов, и пока можно попытаться мирно уладить конфликт.
– Я и есть его сын.
Антон отворачивается, уже копаясь в ящике своего стола в поисках злополучного пирожного, но на самом деле в поисках того самого идиотского письма. Идею с кипятком он откладывает, конечно, но этот Арсений Червонный бесит его, и чтобы не придушить его на месте, Антон пытается занять себя.
– Чушь не неси. Я видел в замке его работы, у такого гения не может быть такого посредственного сына, – он говорит это с такой сморщенной миной, что на языке почти чувствуется кислинка метафорического лимона, который тот съел.
А ещё его слова бьют по самому больному месту, и Антон срывается окончательно, уже готовый заталкивать козырьки шляп в глотку этому придурку.
– Я сломаю тебе твой идиотский нос прямо сейчас, если ты не заткнешься и не провалишь отсюда, – последний раз предупреждает он.
Но на Арсения угроза не действует. Вместо того, чтобы уйти восвояси, он недовольно цокает языком, скрещивая руки на груди, и ещё раз осматривает полки со шляпами.
Ничего нового там не находится: все шляпы простые, как пять копеек, строгие, неинтересные, без намека на разнообразие и оригинальность. Крепкие, безжизненные, серые, совершенно точно Арсению не подходящие.
– И как я, по-твоему, могу уйти? Мне срочно нужна шляпа на завтрашний вечер, а до замка почти шесть часов пути, и там один только шляпник на всю деревню, который за день ничего не успеет сделать! – жалуется он полностью безразличному к его горю Антону.
– Это не моя проблема, выметайся, – указывает прямо на дверь.
Упрямо не двигаясь с места, Арсений смотрит на шляпника свысока и уже почти собирается предложить ему огромную кучу денег, как их милая беседа прерывается звуком открывающейся двери, и в дом врывается новый посетитель.
– Антон! – звонкий голос разлетается по комнатке, и Арсений растерянно оборачивается в поисках источника шума, но, к своему удивлению, никого не находит.
А потом прямо на швейную машинку запрыгивает бойкий енот с крепко затянутым ремешком на талии, и Арсений вспоминает, что помимо людей в Стране чудес живут и говорящие животные.
– Привет, Поз, – обращается к еноту Антон, солнечно улыбаясь, а потом возвращает суровый взгляд к Арсению возле окна. – Всего доброго, Арсений Червонный.
Возмущению Арсения нет предела, он едва не топает от негодования и злости и не собирается ступать за порог. Но крайне злой и, как выясняется, крайне бойкий Антон выставляет его за дверь насильно, больно толкая в грудь, а потом и вовсе захлопывает дверь перед его носом, не церемонясь.
И вроде бы делать нечего – надо возвращаться в замок, но у Арсения выбора нет, он без шляпы уйти никак не может, поэтому он остается топтаться у дома нерадивого шляпника, надеясь снова ворваться внутрь, когда этот чертов енот решит уйти, а заодно и подслушать что-нибудь полезное.
Избавление от неожиданно навязчивого клиента приносит Антону облегчение, и теперь он спокойно разваливается на стуле за швейной машинкой и с укором смотрит на цилиндр, красиво стоящий на столе дном вверх.
– Что общего у Безумного Шляпника и обыденности? – в никуда спрашивает Антон, трогая торчащие из швейной машины нитки.
Они черные, без изысков или изюминок. Тошнотворно обыкновенные. Совсем не такие, какими пользовался отец. Он шил шляпы из всего, что попадалось под руку, творил так, словно жил последний день, не видел никаких рамок и всегда был гениален, безумен и знаменит.
Антон всегда хотел быть на него похожим, но ему никогда не хватало безумства и свободы, чтобы творить так же, поэтому, кроме стандартных образцов из книг, он ничего не мог предложить людям. И обычно этого хватало, притупляя разочарование в себе, но новый клиент оказался не из таких, и это вновь напомнило Антону, что он бездарность.
– И что же? – спрашивает Поз, не вырывая друга из мыслей.
– То же, что у ворона и письменного стола, – повторяет Антон слова загадки, что всегда звучала ему в назидание.
В детстве он не понимал её смысла, но с возрастом смог придумать его сам.
– Ты по делу или чаи погонять? – возвращается Антон в реальность, переводя осмысленный и живой взгляд на енота. – Принести чайник, чтобы ты принял ванну?
Шутка не смешит уже лет сто, но Антон всё равно упорно её шутит, припоминая Позу безумную тётку, родство с которой тот отрицает всю свою жизнь.
– Я тебе не Соня, чтобы в чайниках купаться, – сердится он, наблюдая за хохочущим Антоном, а потом вытаскивает из своего ремешка спрятанный нож, который в секунду оказывается совсем близко к Антоновой шее.
Страха перед старым другом Антон не испытывает – Поз с детства такой, это не удивительно, и он привык. Когда-то тот в Антона книжками кидался: ещё когда сам таким мелким был, что едва мог поднять их выше собственных лапок. С тех пор как научился драться, Поз так и вовсе осмелел и озверел, но слишком сильно всё равно не изменился.
Маленький зверек с ножом в черненьких лапках в таком виде тётку всё-таки напоминает, хоть сам и не осознаёт этого, поэтому Антон весело хмыкает и улыбается, шутя шутку у себя в голове.
Или не только в голове, на самом-то деле.
– А говоришь, что не Соня, — кивает Антон и поднимает вверх руки, капитулируя. Ему спорить не хочется совсем. – Так чего пришёл?
Поз ножик убирает, недовольно фыркая, и спрыгивает со стола, уходя в другую комнату. Антон не останавливает: доверяет и ждет терпеливо, убирая тем временем оставленный и забытый цилиндр на свободную полку. Он снова окидывает взглядом свои работы, ничем не отличающиеся друг от друга, и вздыхает тяжело.
Друг возвращается спустя минуту, как и всегда неся какую-то толстую скучную книжку с собой.
– Помнишь, ты говорил, что хотел бы сделать что-то необычное? – наводит на мысль Поз, листая пожелтевшие страницы.
Антон хмурится, но кивает. Ещё бы не хотеть. В тени гениальности собственного отца он чувствует себя бездарным. Обычный парень, шьющий шляпки для мужчин и дам с душой. Но души его не хватает на творчество, потому что отец пробовал и сделал уже, кажется, всё на свете, что только можно было придумать. Вплетать цветы – по двадцать в каждый клош или канотье. Пришивать шестеренки – механику на день рождения. Убирать дно – на здоровье каждому, кто не боится дождя. Перекроить края, добавить вуаль, соединить вместе мягкие лоскуты ткани без подкладки. В форме шара, куба, чайника, зонта, кота – какие хочешь. Безумный Шляпник испробовал уже все, что можно было в Стране чудес, и Антону, к сожалению, ничего не оставил.
– Конечно помню, – заметно поникает он, следя за сменяющими друг друга изображениями разных растений на страницах... учебника по ботанике? – Что ты...
– Я нашел тебе вдохновение, старый друг, – довольно говорит Поз, наконец переставая листать книжку, и придвигает её к расстроенному Антону с таким видом, будто находит для него единорога с мешком золота, привязанным к хвосту.
Антон растерянно пялится на страницы с изображением странного вида цветов.
– Целозия необыкновенная, – читает он и снова опускает ничего не понимающий взгляд на Поза, снимающего с пояса маленькие круглые очёчки.
– Твои знания сравнимы с высохшим морем надежд, – бурчит он, смотря на друга через розовые стекла.
В таком виде он сразу кажется солиднее и умнее, как и подобает обычному еноту казаться в очках.
Спорить бессмысленно, потому что Антон и правда книжки не любит. Он сам к ним никогда не рвался, отец тоже не заставлял, предпочитая познавать мир через саму жизнь, и никакой особой нужды в зубрежке у семьи шляпников никогда не возникало. Из них двоих ботаником всегда был жадный к знаниям Поз, и менять устоявшуюся традицию было без надобности.
– Это цветок творцов, – поясняет Поз после тяжелого вздоха, – тот, кто его находит преисполняется идеями, столь же гениальными, какими ты грезишь уже столько лет.
Взгляд у Антона недоверчивый и напряженный. Обычно он другу верит больше, чем себе, и в словах его не сомневается, но сейчас отчего-то очень тяжело действительно принять, что тот внезапно отыскал ему панацею.
– И в чем подвох? Он спрятан за три звезды, четыре кабзды, под копытом у мамонта? И чтобы найти его нужно войти в себя и решить семнадцать головоломок? – заранее разочарованно уточняет Антон, но тут же подбирается весь, сталкиваясь с суровым взглядом.
– Ты меня совсем не слушаешь, да? – обиженно цокает Поз. – Я же сказал, что нашел тебе вдохновение. И оно здесь, в Стране чудес, без всяких подвохов.
Взгляд снова удивленный и прямо в душу смотрящий вспыхнувшей в нём надеждой – живой, в отличие от умершего пару лет назад большого озера. У Поза от этого на сердце легко, потому что именно такой реакции он и дожидался.
– Ты серьезно сейчас? Где? – нетерпеливо ерзает Антон на стуле, в любой момент готовый сорваться за своим долгожданным вдохновением.
– Под горой плачущих маков, возле озера. Они там растут, – чеканит Поз, наблюдая за тем, как юный шляпник подскакивает, хватая огромную сумку через плечо, валяющуюся под полкой.
Антону больше знать не нужно, энтузиазм внутри заставляет верить в полёт. Он бросает в сумку всё без разбора: иголки, нитки, ленточки, куски ткани, даже пуговицы. Сменную одежду заталкивает, просто на всякий случай, распихивает по карманам волшебные вещицы, к которым обычно за километр не подходит, и пару яблок из корзинки на столе.
– Только будь осторожен, пожалуйста, – в какой-то момент прерывает его Поз, смотря с искренним беспокойством и тоской на мальчика, которого опекал почти с пеленок, за которого болит в груди и который точно достоин чего-то большего, чем быть чернеющей тенью своего знаменитого отца, – слава не стоит жизни, Антон.
Он снимает очки, которые непонятно зачем надевал вообще, раз и без них видит, и протягивает вперед сжатый маленький кулачок. Антон, не думая, сталкивает его со своим и кивает, давая негласное обещание быть в любом случае в порядке.
Внутри – буря эмоций, начинающаяся с воодушевления и заканчивающаяся страхом, но он не думает о том, чтобы не пойти никуда – наоборот. Он уверенно перекидывает сумку через голову, отмечая, что она выходит не слишком тяжелой, и смотрит на свои полки со шляпами, чтобы забрать одну из них с собой. Рука сама тянется к черному цилиндру, из чистой жалости: он так же брошен хозяином, как Антон, так же обычен и так же расстроен.
Поз, не менее воодушевлённо, следит за решительно собравшимся за пару минут в дорогу другом и скрешивает пальцы ему на удачу за спиной.
– Ты там не задерживайся слишком, даю тебе день на всё про всё. Не вернешься – из-под земли достану, ты меня знаешь, – озвучивает енот последнее наставление, перед тем, как увидеть перед собой закрывающуюся дверь.
Такого друга, как Поз, ещё потрудиться искать придется, если захочется, поэтому у Антона на сердце тепло и хорошо. Он полностью готов менять свою судьбу на что-то большее, чем "Сын Безумного Шляпника" и, наконец, чувствует себя способным сделать это.
– Это, кажется, мой цилиндр, – неожиданно слышится со стороны, и Антон узнает в человеке рядом со своим домом заносчивого засранца.
– Ты ещё здесь? – стараясь звучать как можно более спокойно и безразлично отмахивается он, начиная свой маленький путь к великой цели.
Однако следом, не отставая ни на шаг, семенит этот приставучий Арсений, которого хочется долбануть кочергой, и вся радость от предстоящего вдохновения омрачается прожигающим спину вдглядом.
– Замок в другой стороне, вообще-то, – вбрасывает он, когда они, в бешеном для Антона темпе, пролетают очередную тропинку, уводящую от леса в сторону Тихих полей.
– Спасибо, мне не нужно в замок. Я иду с тобой, – Арсений, как ни в чем не бывало жмёт плечами, поправляя лацканы своего вычурного пиджака, и ничего не смущается.
Каждое его движение выводит обычно спокойного Антона на праведный гнев, и терпеть эту компанию до самой горы Плачущих маков он точно не собирается.
– На кой черт ты мне сдался? – выплевывает он, совершенно не заботясь о резкости или грубости, – И мне казалось, что у тебя нет времени даже вывалившееся эго в штаны заправить, тем более таскаться за мной.
Оскорбления от Арсения словно отскакивают, совсем не марая его выбеленной лицо или торчащую из-под пиджака идеально гладкую рубашку. И агрессивное желание бросить в него уже не такой метафоричной грязью буквально с каждой секундой становится всё сильней.
– Ты идешь искать что-то, чтобы создать необычную шляпу, – констатирует Арсений, – а мне нужна необычная шляпа. Я заплатил тебе за цилиндр, так что, будь добр, отрабатывай.
После такого Антон даже останавливается, параллельно радуясь тому, что ему можно хоть пару минут никуда не бежать, а то дыхание сперло. Но проблема в том, что Арсений до сих пор рядом, не отстает ни на сантиметр, и несет какой-то бред. И поэтому бежать хочется только быстрее.
– Ты мне ни за что не заплатил! – обвиняет Антон, тыча пальцем прямо в графскую рубашку, и сминает её, не жалея ни о чем.
Выражение лица у Арсения до тошнотворного спокойное, расслабленное и всё ещё снисходительное, как будто.
– Проверь карманы, дорогуша, – улыбается он хитро и косится недовольно на Антонов палец.
– Что ещё за «дорогуша»? – ему любое обращение от этой графской морды не по душе, но это особенно мерзкое и режет уши.
– Семейное наследие, – точно чеширский кот, которого все, кто встречал хоть раз, ненавидят, скалится Арсений.
Менее противным это "дорогуша" не становится, и Антон снова закипает праведным гневом и хлопает себя по широким штанам. Там достаточно красноречиво что-то звенит, и через секунду Антон вытаскивает из кармана несколько золотых монеток.
Ему такие фокусы не по душе.
– Теперь мы можем идти? – беззаботно спрашивает Арсений, поправляя чёлку.
Он выглядит весь так, что если забудется и перестанет следить за собой – точно рассыпется на мелкие кусочки. Неглубокие складки на его рубашке, которые Антон оставил всего пару секунд назад, куда-то исчезают, ботинки идеально чистые, в то время, как Антоновы покрылись пылью уже за время дороги от дома, а ещё лицо без единого несовершенства, теперь не столько бледное, сколько вообще никакое.
Этот идеальный образ пугает Антона, пуская гусеничек по телу. Он следит за какой-то кукольной, застывшей полуулыбкой на лице, за стеклянными голубыми глазами и в купе с открывшейся недавно магией – потому что Антон почувствовал бы прибавление в кармане монет – это заставляет нервно сглотнуть. С колдунами связываться себе дороже.
– Я сам иду. Замок всё ещё в другой стороне, – уже не так решительно и сурово говорит он.
Антон судорожно, быстро, на захлестнувшей внезапно панике вкладывает монеты в чужую ладонь и сбегает дальше по протоптанной дорожке.
Когда он оборачивается, чтобы проверить, отстал ли от него этот чокнутый, Арсений стоит прямо за ним.
– Поздно, деньги взял – делай работу, – комментирует он, возвращая монеты в карман, и Антону некомфортно всё равно рядом с ним, но приходится смириться.
***
– Я так понимаю, нам нужно всего лишь пройти через лес, да? – улыбается эта графская морда.
Антон на этот вопрос резко сворачивает с дорожки в дебри, отчасти потому, что хоть так надеется спугнуть Арсения, но ещё и потому что туда ему и надо. Вот только побег не срабатывает, и, отодвигая от себя мешающиеся ветки, Антон всё ещё видит Арсения в двух шагах сбоку.
Тихие поля, которые из-за постоянного щебетания королевской особы перестают быть тихими, снова перетекают в лесную чащу.
– Господи, чем я заслужил тебя в компаньоны? – жалостливо смотрит в небо Антон, потому что правда ничего не понимает.
– Такой красивый, а тебе не нравится?
Они оба замирают посреди леса, судорожно оглядываясь в поисках владельца голоса, и Антон видит за ветками очертания огромной бледно-бардовой фиалки. Стараясь раньше времени не паниковать, он подходит к ней ближе, рассматривая её лицо в сердцевине и пытается вспомнить хоть что-то о говорящих цветах.
– Здравствуйте, миледи, – рядом вырастает Арсений.
Судя по его выпендрежному виду и короткому поклону головы, будь у него возможность, он в знак приветсвия ещё и листья бы ей поцеловал.
– Какой галантный кавалер, – удивляется Фиалка, дрожа лепесточками, и внимательно смотрит на притихшего Антона, – я бы на твоем месте радовалась, что такой человек тебя провожает.
Высокий голос начинает казаться Антону тошнотворным, скорее всего из-за слов, которые произносит, но он решает оставить своё недовольство при себе. В любом случае, мнение растений, у которых даже ног собственных нет, Антон учитывать не собирается.
– Мадам, не обижайтесь, у него просто неудачно складывается день, – не останавливает себя от язвы Арсений, заодно пытаясь перетянуть внимание с недовольного хмурого Антона на себя, – скажите только, разве говорящие цветы обитают не в саду?
Вот именно. Антону об этом Поз рассказывал ещё в детстве. Он и без Арсения помнил. Конечно же.
Фиалка в свою очередь фыркает брезгливо, и Антон ловит в этом кардинальное сходство со знакомым уже графом. Из одного яйца как будто вылупились. Точнее, из сада.
– Ну да, все мои братья и сестры там и живут, — она вздыхает тяжело, по-театральному, и всем своим стеблем пытается передать своё наигранное волнение, – но разве можно жить взаперти? И что хорошего в сплетнях и разговорах, если они не несут в себе никакого разнообразия?
Она говорит с придыханием, закатывает глаза через каждое слово и выгибается неественно в разные позы. И Арсений, такой же актеришка, поддерживает её старания, сочувственно кивая головой. Жадно наслаждается пластическим спектаклем.
– Я понимаю вас, – говорит он тихо, — но разве вам не одиноко здесь? Вдали от дома, без семьи и без друзей?
Арсений весь грустнеет стремительно, но скоро снова улыбается дежурно, как будто не желая разоблачать себя. От внимания Антона это не скрывается, но он решает спросить об этом как-нибудь потом. Хотя лучше уж никогда не спрашивать, а то этот манерный дурачок рискует прицепиться совсем надолго.
– Ох, милый, я же не одна, я с вами вот разговариваю, новых друзей завожу, – легко отзывается Фиалка игривым смехом, и Арсений в этот раз пониманием разбрасываться не спешит, — если не чувствуешь дома себя хорошо, значит, это не твой дом, милый. А зачем тогда за него держаться?
В глазах Арсения читается, что он хотел бы расспросить Фиалку о её жизни ещё, поговорить, расставить что-то в своей голове. Но за их спинами слышится оглушающее карканье, и Антон пригинается инстинктивно, пытаясь понять, кто в лесной глуши Страны чудес может кричать так громко.
– Мюмзики прилетели, – поясняет Фиалка, расстилаясь по земле, – они, только когда голодные, опасные.
И в противовес своим словам она прячет лицо в землю, оставляя только темно-зелёное цветоложе наверху.
Отец всегда учил прислушиваться к чутью, и то-то подсказывает Антону, что бежать следует незамедлительно. Он, не тратя времени на объяснения, машинально хватает Арсения за руку и тянет вперед. Графское высочество не возникает, пытаясь смотреть под ноги и ни обо что не споткнуться.
– Стой! – выкрикивает он, когда они почти выбегают из леса, и Антон сам не знает почему, но слушается, замерев.
– Хочешь утолить собой чей-то голод? – тем не менее нервозно и зло отзывается он, уверенный в том, что бежать в случае опасности – единственный разумный выход.
Арсений дышит тяжело, пялясь куда-то Антону за спину, и, пытаясь перевести дыхание, истерично тычет туда пальцем, пытаясь о чем-то предупредить.
Масштаб проблемы Антон осознает, только когда вглядывается вперед.
Им точно крышка.
– Все нормально, Антон, — тут же успокаивает его Арсений, крепко хватая за плечи.
Паника в зелёных глазах читается безошибочно, а жуткие визги всё приближаются к ним, с каждой секундой становясь громче.
Графская осанка даже в такой момент Арсения не подводит, и он, с огромной увренностью, кивает на карточный мост, ждущий их впереди.
– Мы пройдем его без всяких проблем, – уверяет он, встряхивая остолбеневшего парня, – просто освободи голову и не думай о том, что можешь упасть.
Как это можно сделать Антон не представляет, но он как раз сейчас не особо понимает всю суть обстоятельств вокруг них, поэтому безэмоциональным болванчиком плетется следом, когда Арсений тянет его вперёд.
Кажется, что это всё это не так уж страшно, потому что бесконечные бубновые десятки складываются у их ног в узкий проход, заставляя другие карты, бурным потоком летающие вокруг, делать большой крюк вокруг двух самозванцев. Но потом Антон опускает взгляд вниз, смотрит на двадцать-тридцать метров свободного падения, на острые камни, красующиеся на дне, и ненадежные, по одной подлетающие к ним, карты, и это кажется таким безумным, что Антон едва может выпустить воздух из лёгких, начиная задыхаться и паниковать.
Он не понимает, почему бубновые десятки строят им мост, почему остальные карты не сбивают их на огромной скорости, почему он, неуверенно встав на одну из них, до сих пор не падает... И в этот момент, исполняя желаемые им опасения, опора под ногам пропадает, и Антон видит, как десятки карт разлетаются, встраиваясь в общий безумный поток, и он падает вниз камнем, пока Арсений продолжает стоять на полуразрушенном карточном мосту.
Антон честно смиряется со скорой смертью. Понимает, что сам в ней виноват, и поэтому прикрывает глаза безнадежно, но падения не следует, и он зависает в воздухе, не торопясь открывать глаза.
– Ты в порядке? – слишится голос Арсения над ухом, и Антон дерается, подскакивая вверх.
Они сидят вдвоем на червонной шестерке, не доходя до острых каменных пик всего-ничего.
– Едва... — комментирует Антон, пытаясь представить, как быстро Арсению пришлось соринтироваться, чтобы спасти его от гибели, и каковы были риски для него так же упасть и расшибться на камнях.
– Е четыре.
Антон поднимает на него взгляд, пытаясь переварить сказанную фразу, и в голове у него только одно: «Сумасшедший». Он пялится ошеломленно на Арсения, цепляясь за его счастливую улыбку и растрепавшиеся волосы, и просто глупо открывает и закрывает рот.
– Пойдем, нам наверх надо.
Арсений продолжает улыбаться, пока Антон пытается переварить, почему не умер только что. Он не хочет отрываться от Арсения, потому что ему нужно, как воздух, увидеть в его глазах ответы. Зачем он спас его, почему не пошёл дальше сам? В Стране чудес без помощи не выжить, но помощь эту нужно сначала заслужить. Всегда.
Импровизированная лестница из карт ведет их прямо на нужную сторону, и Антон не может понять, как именно это получается у Арсения и почему он управляет карточным мостом так легко.
Отец говорил, что в Стране чудес достаточно иметь хорошее воображение и уметь импровизировать. Антон искренне считал, что в случае чего найдет в себе силы это пробудить – все-таки гены не пропьешь. Но при первой же жизненной необходимости он оказывается некчёмным и окончательно теряет веру в себя.
Карты снова выстраиваются в бурный воздушный поток, стоит им только ступить на твердую землю, и Антон смотрит на них, совершенно ничего не понимая, пока Арсений, кажется, не видит в их подчинении ничего необычного и намеревается просто продолжать идти.
– Зачем ты рисковал, чтобы меня спасти? – бросает ему в спину Антон.
– Как же бросить такую милую мордашку? – шутит в ответ Арсений, не иначе как чарами возвращая себе идеальный внешний вид.
Но шутки кончаются, и Антону по-настоящему интересно, зачем манерный и высокомерный граф, брезгливо морщащийся на его шляпные изделия, помогает обычному шляпнику не встретиться с остриями камней.
Их от другой стороны леса, из которого выскакивает нелепого вида то ли птица, то ли бегемот, скрывают летающие, разрезающие с шумом воздух, карты, и поэтому опасность больше не следует по пятам. Это позволяет Антону замереть на месте, сложив руки на груди, и ждать нормального, честного ответа.
В голубых глазах мелькает надежда на то, что, рассмотрев такое ярое нежелание делиться личным, Антон оставит его. Но он стоит на своём и на твердой земле теперь непреклонно.
– Мне очень нужна шляпа, – сдается Арсений, с усмешкой бросая взгляд на едва покосившийся черный цилиндр на чужой голове, а потом поясняет: – Самая необычная во всей Стране чудес.
Ясности не прибавляется. У Антона не складывается два и два. Потому что вряд ли его даже лучшая шляпа стоит того, чтобы за неё встетиться с забвением.
– Зачем? – вытягивает он клешнями, не брезгуя, потому что чувствует — это нужно это узнать.
– Потому что, если на моей голове не будет шляпы, она будет украшать тронный зал.
Арсений весь мрачнеет, и его магия расстраивается вместе с ним, потому что пуговица пиджака перестает блестеть, а из идеальной укладки выбивается прядка. Растерянность Антона читается в его широко открытых глазах, но он не может никак решить, что конкретно ему стоит сделать: сбежать, спросить ещё или обнять. Но Арсений так и не дает выбрать после первых слов, ему легче становится делиться секретами.
– В замке Кровавый бал, – безысходно продолжает он свой рассказ, – это началось с твоего отца когда-то. Конкурс шляпок. Невинный совершенно, творческий. Но ты же знаешь Страну чудес – она умеет портить своей грязью прекрасные вещи.
Тут спорить бесполезно. Это место и правда может становиться страшным, когда захочет того.
– Во время очередного неудачного переворота Красная королева решила, что запрет на беспричинное отрубание голов следует отменить, чтобы не раздражать жителей. Пресловутая демократия связала ей руки, но жажду крови не усмирила, поэтому она ухватилась за ежегодный конкурс шляп.
Куда ведет история, Антону уже предельно ясно, но перебивать он не осмеливается, продолжая стоять натянутой струной и слушать шумящие за спиной карты.
– Проигравшему «голову с плеч».
Фраза как ножом по сердцу, но теперь Антон знает, зачем он так необходим несчастному на самом деле графу. А ещё ему стыдно: Арсений обратился к нему с надеждой, последней, возможно, или даже единственной, а он её не оправдал. От собственного черного цилиндра становится тошно.
– Я понял, – единственное, что может сказать Антон, намереваясь продолжить путь в молчании.
Им обоим есть о чем подумать на досуге, а слов и так хватает с головой.
***
– И где уже эта гора Плачущих маков? – не выдерживая и двадцати минут тишины, активизируется Арсений.
За то время, что он неотрывно следует за Антоном, выясняется две важные вещи: он очень болтливый и очень дёрганый.
После попытки нападения мюмзика Арсений вздрагивает от каждого звука, треска ветки, порыва ветра или тихого пения где-то вдали. Очевидно, что он по лесам Страны чудес не бродил никогда до этого. Его пугает всё от меняющих цвет красно-синих листьев до выдающих резкие, оглушающие ноты «ми» колокольчиков-труб. Антона это забавляет немного, потому что выражение графского лица показывает столько человеческих эмоций сразу, что сам он перестаёт бояться призрачной бедности и смотрит уже на дрожащие ресницы, легкий румянец на щеках и падающую на лоб чёлку.
– Ты гораздо приятнее, когда молчишь, – несмотря ни на что язвит Антон, краем глаза цепляя в кустах движение.
– Ты просто собеседник ужасный! – парирует Арсений, подходя поближе к шляпнику.
Ему пары сантиметров не хватает для того, чтобы взять Антона за руку и перестать уже трястись от страха, но исправлять он это не торопится. Просто чувствует чужое плечо рядом и вертит головой, ища в густых разноцветных зарослях подвох.
– Было бы о чём... – хочет продолжить шутливую перепалку Антон, но не договаривает.
Он замирает, чувствуя, как не ожидавший этого Арсений врезается в его плечо, и, сталкиваясь с непонимающим взглядом, шикает.
Звук доносится откуда-то из-за высоких красных грибов, и Антон не знает, что они будут делать, если наткнутся на врага, но морально готовится бежать, сверкая пятками.
Руку его внезапно окольцовывают чужие холодные пальцы, и если бы не ситуация, Антон вырвался бы и заорал на наглого графа, но он не может, поэтому приходится стоять и чувствовать мелкую дрожь в чужих руках.
– Ай! – раздается тонкий девчачий голос, и из-за гриба, зацепившись о какую-то корягу, вываливается девчонка, лет двенадцати на вид, с высоким хвостом, туго затянутым почти на макушке.
– Алиса... – безошибочно узнает Антон, и всё у него внутри холодеет.
«Началось», – суетливо думает подсознание, и ему невозможно ничего возразить.
Девочка смотрит на него большими синими глазами и явно не понимает, что не так с миром вокруг и кого она на своем пути встретила. Антон тоже не понимает. Это его первая в жизни Алиса, которая появляется в самый неподходящий момент.
Шляпник и Алиса – константа. Алиса и Безумный Шляпник – сочетание, легко претворимое в жизнь. Безумная Алиса и Шляпник – неконтролируемый хаос. Безумная Алиса, Безумный Шляпник – Безумный мир. В Стране чудес этот тандем разыгрывал самые разные комбинации и приводил к самым разным последствиям. Когда-то давно приход самой первой Алисы ничем не закончился, оставляя у жителей Страны Чудес лишь сомнительное послевкусие от встречи со светловолосой эгоистичной и истеричной девочкой. Вторая Алиса принесла с собой неплохие реформы в государственном строе, которые улучшили жизнь каждого жителя. Следующая разрушила эти реформы. Потом был хаос, потом война, потом снова тишина и спокойствие. Никто никогда не мог предугадать, что принесет с собой новая Алиса, но каждый раз она что-то ощутимо меняла, и единственным, кто мог хоть немного ей помочь или помешать, был Шляпник, образ которого со временем сросся с чужеродной девочкой, иногда случайно попадающей в их страну.
Его отец помогал своей Алисе как только мог. Он считал её старым другом и периодически называл её именем шляпы, получившиеся особенно красивыми. По его словам, та Алиса была храброй, честной и увренной, но такой несоизмеримо глупой... Отец смеялся, упоминая её, а потом злился, когда Антон спрашивал ещё раз. Он забывал её иногда, теряясь в собственном ворохе нелинейных воспоминаний, и убеждал Антона, что она ещё не встретила его, что совсем скоро придет его Алиса.
Антон знал, что больше она не придёт, как знал, что однажды встретит ту, что ему самому положена.
Но время её прихода оказывается самым неподходящим из всех, какое только может быть. Антон не готов делиться с ней мудростью, потому что этой мудрости у него и в помине нет, не готов к дружбе, потому что ещё не понял её значения, не готов становиться частью чего-то настолько глобального, как судьба Страны Чудес и всех существ в ней обитающих. Он даже шляпы красивые ещё не научился делать.
Антон смотрит на девочку, растерянно оглядывающую его высоченную фигуру с головы до ног, и не может заставить себя произнести хоть слово, и Арсений, до этого пугливый, как выброшенный на улицу котенок, замечает их общее замешательство и выходит смело из-за плеча Антона, наклоняясь прямо к ней.
– Как ты сюда попала? – спрашивает он, солнечно улыбаясь.
Его вопрос Антон окрещивает самым идиотским вопросом на свете. Он закатывает глаза, цокает и попрявляет на голове цилиндр, принимая положенную ему роль.
– Очевидно же, что белый кролик её привел, – вставляет он, отталкивая Арсения от девочки подальше.
Она всё ещё с сомнением переводит взгляд с одного незнакомца на другого и, набравшись сил, спрашивает:
– Откуда Вы знаете, как меня зовут?
Её синие глаза смотрят Антону в самую душу, и он судорожно пытается придумать, что ему сделать, чтобы в них не утонуть. Вот сейчас происходит что-то важное, потому что эта Алиса – совсем маленькая ещё – приходит без конкретной цели, и именно Антон должен ей эту цель задать. От него зависит её будущее. Но для него в этом слишком много власти, потому что это повлечет за собой не одну жизнь. Антон не Бог и не Король, чтобы нести такое бремя. И тем не менее... Выбора у него нет.
– Если бы ты умела жить наоборот, уже бы знала обо мне всё, – вспоминает Антон старое отцовское наставление, в котором ему отчётливо видится простейший философский смысл.
Алиса, с очень умным выражением лица, чему-то утвердительно кивает, как будто сразу доверяя человеку перед собой, а потом косится на Арсения.
Он ждет конца их диалога чуть в стороне, поправляет бесконечно пиджак, чтобы разгладить на нем несуществующие складки, и выглядит отрешённым. Будто тоже понимает – осознает – их магическую связь.
Зрительный контакт Алисы и Антона налаживается снова, и всё вокруг перестает существовать.
– А ты знаешь, куда мне идти? – спрашивает она доверчиво, и Антон понимает прекрасно, что она последует в любое место, которое он назовёт.
– А куда ты хочешь? – уточняет он, потому что боится ошибиться.
– А куда мне нужно?
Синие глазки хлопают растерянно, и Антон окончательно создаёт с ней незримую связь. Теперь им точно придётся пересечься снова. Правда, может быть, уже в следующий раз.
– Туда, где ты нужна, – говорит он очевидные вещи.
– И где это?
Ответа на вопрос Антон не знает, и так уж истоически сложилось в Стране чудес, что путники, не видящие цели, могут идти только на сердечный зов. Конкретных мест в их мире не существует до определённого момента.
– Где-то не здесь. Здесь ты не поможешь.
Алиса хмурится, ничего не понимая, и порыв погладить её отцовски по несмышлёной голове Антон провожает с некоторым сочувствием.
– А ты поможешь? – продолжает задавать вопросы, ответы на которые упорно прячутся от них.
– Мне помощь и нужна, – признаётся Антон.
Алиса понятливо кивает, по-взрослому так, как будто видит чужие намерения насквозь, и кивает в сторону притихшего Арсения.
– Тебе поможет он?
Сказать, что тот уже помог язык не поворачивается, и у Антона получается всего лишь жалко мотнуть головой, чтобы признать за собой должок в виде собственной спасённой жизни.
– Я помогу ему.
– А кто же тогда тебе поможет?
Они молчат, введённые собственным разговором в ступор, пока Антон судорожно пытается понять, что ещё ему следует своей Алисе сказать.
– Можешь помочь ты, Алиса, но всё ещё не здесь, – делает он предположение, всего лишь предположение.
– Могу! – с готовностью отзывается эта боевая девчушка.
– Тогда иди, – наставляет Антон.
– Ты скажешь куда?
Тянуть её с собой к горе Плачущих маков кажется неправильным. Алиса здесь не для него, у неё явно есть какая-то цель свыше, и Страна чудес с нетерпением этого ждёт. Поэтому Антон улыбается мягко, как можно добрее, и напрямую говорит первое, что приходит ему в голову, а значит, самое верное:
– Иди в замок, Алиса.
Она кивает, даря ему ответную улыбку, но перед тем, как уйти, ещё раз заглядывает в душу через глаза.
– Скажи, а ты меня там встретишь?
Их связь искрится невидимыми фейерверками, которые больше не видно никому, и Антон отчего-то думает, что в этот раз её приключение каким-то чудом обойдётся без него.
– Найду. У нас с тобой всё только закончилось, если наоборот.
Изо рта льются нефильтрованные мысли, кажущиеся нужными, и Антон в первый раз за жизнь безоговорочно доверяет чутью, как учил его отец.
– Тогда я пойду, чтобы помочь вам, – говорит она, сворачивая на кривую тропинку.
– Ещё увидимся, Алиса, – прощается Антон.
Арсений, всё это время только молчавший, порывается за ней, но останавливается, когда Антон хватает его руку. Девчачья хрупкая фигурка ступает по тропинке туда, откуда они только что сбежали, и Антону не страшно за неё совсем. Она отважная – это по глазам видно. А вот за Арсения страшно, и именно поэтому он дает Алисе такую же цель, как и себе – помочь Червонному графу.
– Мы должны пойти за ней, – говорит этот самый граф, но Антон мягко удерживает его за запастье и не дает нагнать только что скрывшуюся за деревьями Алису.
У них свои цели. Свои планы. А с Алисой Страна чудес их ещё обязательно сведёт, если так будет нужно. Она не делает ничего просто так. Тем более не приводит сюда просто так Алису. Иначе в этом никакого смысла. А смысл нужен, потому что без него нет постоянства, и в этом корень всех проблем Страны чудес.
– Какого чёрта ты отправил маленького ребенка в замок, где завтра будут головы людям отрубать? – в его радужках явное непонимание происходящего, и вот сейчас Антон почему-то особенно отчетливо видит разницу между ним и собой.
Безумную разницу.
Ещё недавно он считал, что Арсений в сто раз неординарнее и смелее его, но шёпот Страны чудес на ушко расставляет всё по полочкам.
– Завтра мы тоже уже будем там, я же ей пообещал, – спокойно отзывается он, продолжая идти прямо.
Алиса никогда не добирается до замка вовремя. По расписанию ей нужно ещё зайти на чай. И времени у них ещё как будто целая вечность.
***
Следующие полдня пути они проводят за противоположным молчанию занятием. Говорят обо всем, но в основном об Арсении. Он рассказывает о своей жизни, начиная с цвета своей ночной рубашки и заканчивая тем, почему плакал в последний раз. Антон не может перестать слушать и смотреть на него. Наверное, так влияет на человека спасение жизни – становится не наплевать, а в Стране чудес, где девизом служит «Каждый сам за себя» благодарность никак, кроме как ответной помощью, не выразишь, и пока других вариантов нет, Антон использует свои большие уши.
Пока Арсений увлеченно делится историей о том, как после выигрыша в гольф он с ужасом следил за тем, как его «клюшку» запекли в печи с яблоками в честь победы, Антон думает только о том, как спасти его от гибели.
Он плохой мастер, его шляпы не выделяются среди других, как шляпы отца, и он не уверен до конца, что цветы, до которых они так долго и упорно добираются, ему помогут. Но надежда – единственная подруга, которая есть у него, и он за неё упорно держится.
«Ничего не сработает, если в это не верить», – звучит в голове отцовский голос, который всегда наставляет на правильный путь, и Антон решает, что сделает самую лучшую шляпу на свете в любом случае. А ещё он верит, что в случае его провала Алиса снова спасет Страну чудес или в этот раз хотя бы спасет Арсения.
– Мальчик! – прерывает их непринуждённую беседу чей-то высокий жуткий голос, и в следующую секунду когтистые лапы обвиваются вокруг предплечья Антона.
Он чувствует, как в один момент они больно впиваются в кожу, оставляя короткие красные полосы, но не успевает толком среагировать, когда Мартовский заяц так же неожиданно и резко отскакивает от него, испуганно прижимая к голове уши.
Арсений соображает быстрее: смотрит на порванный Антонов рукав, на зайца с дергающимся глазом и логично распознает в нем врага, потому что в лесу явно бывает нечасто, если вообще бывает.
– Мальчик... – жалобно тянет Заяц снова и как будто бы не замечает направленного на него опасного взгляда голубых глаз.
Он озирается по сторонам, пугливо пригибаясь на каждый шорох, и подходит ближе, чтобы снова потянуться к Антоновой руке.
Арсений напрягается, не метафорично сверкая глазами, и что-то в воздухе меняется на секунду, как будто становясь враждебнее. Вспоминая «фокусы» с внешностью по дороге, Антон решает не ждать, чем это всё обернется, и осторожно касается его плеча, отрицательно качая головой. Мартовского зайца он не боится с самого детства.
– Девочка, девочка, девочка! – Заяц всё-таки дотягивается до его ладони и трясет ею туда сюда.
Никто, конечно, ничего не понимает. Внезапность его появления, как и внезапность появления каждого нового существа на пути, вызывает новый виток интриги.
Антон Мартовского Зайца давно и хорошо знает, поэтому чужое безумство не удивляет его. Тот хоть и сумасшедший, но знает всегда больше, чем говорит и чем кто-либо может знать, и если научиться его слушать – можно услышать что-то важное, помимо бессвязного лепета и вырванных из контекста слов.
Антон снова навостряет уши, наклоняясь.
– Пора с Алисой пить чайку, – скача интонациями, произносит он и жутковато улыбается.
– Я знаю, она уже идёт, – спокойно говорит Антон.
Но Заяц напрягается, снова вцепляясь в руку когтями, теперь до кровавых следов, и вертит головой так, что уши бьют его по морде.
Арсений снова опасно блестит глазами, и в этот раз Антон не успевает его остановить. Вспышка магии на секунду ослепляет всех троих, но, когда этот эффект проходит, в пространстве вокруг ничего не меняется. Антон не знает, что должно было произойти, но по растерянности Арсения понимает, что явно хоть что-то.
– Мы обожгли её кипят-, кипяточком, – напевает Заяц неизвестные мотивы, и Антон честно пытается разобраться, но только смотрит беспомощно старому отцовскому другу в глаза.
– Я не понимаю, – отчаянно признается он.
Заяц злится, усиливая хватку, тянет Антона вниз, чтобы он уперся коленями в землю, и рычит.
– Прекрати! – вступается Арсений, оглядываясь кругом, но Антон выставляет вперед свободную руку, прося его не влезать.
– Абсолем, – шепчет тот едва слышно, а потом взрывается хохотом, царапая напоследок щетинистую щеку, и сбегает обратно в лес, как будто и не было.
У Антона царапина неглубокая, поэтому он не обращает на неё внимания, только задумывается о бреде, сказанном Зайцем, и пытается разобрать его на составные части, чтобы что-то осознать. Но Арсений его настроения не различает и оказывается рядом, рассматривая порез.
– О, святая Королева, ты в порядке? Что это было?
Арсений даже не допускает мысли о том, что во всем этом безумном потоке есть мысли. Он, всё такой же идеальный, приосаненый, смотрит взолнованно, будто Антона ножом пырнули пару десятков раз, и даже не знает, что нужно сказать.
– Старый друг, – отмахивается Антон, крайне смущаясь.
– Друг? – поражается Арсений.
Конечно, сложно поверить в это, когда своими глазами видишь, как кого-то калечат, но Антон кивает уверенно.
– Был им, по крайней мере, – он вспоминает кое-что важное, – не моим, если что, отцовским.
Арсений хмурится, даже не пытаясь понять, хотя тот образ, который успевает выстроиться, говорит, что он как раз из тех, кто понял бы. В Стране чудес все немного безумны – иначе не выжить, – но Арсений как будто не из нужды такой, а по натуре своей.
Пока Антон об этом думает, Арсений ни на секунду не отводит взгляд от его щеки, на которой ровной красной полоской блестит линия. Он гипнотизирует её долго, внимательно, и Антон, в какой-то момент не выдерживая, тянет руку вверх, чтобы линию прикрыть. Но Арсений не дает и на полпути сам тянет руку. Его горячая ладонь ложится на щеку идеально ровно, прилипает к коже пластырем, и у Антона краснеют кончики ушей.
Он почти спрашивает «что ты делаешь?» – вслух, но сам себя одергивает. С некоторых пор он Арсению доверяет.
– Вот и всё, – улыбается тот, мягко поглаживая большим пальцем скулу, а потом медленно и осторожно убирает руку от чужого лица.
Антон не видит, но чувствует, что раны на том месте, где её оставил Заяц, больше нет.
– Как ты... – завороженно начинает он, пытаясь заглянуть куда-то внутрь Арсения.
– Неважно, – отмахивается он.
Антон не спрашивает больше.
***
Пейзаж постепенно перетекает в другой, и на смену густому разноцветному лесу приходят яркие грибные долины. Грибы тут редкие, потому что их срезают пилами с невероятной скоростью, кое-где обкусанные, сломанные, битые, и на это смотреть почти больно, но что может сделать Антон?
Аресний кривит рот на обстановку, стараясь не сходить с протоптанной тропинки, как будто так ограждает себя от грязи вокруг, а Антон только тяжело вздыхает. О том, что в этом месте раньше обитала небезызвестная гусеница, он вспоминает не сразу, а только спустя пару минут.
– Абсолем... – задумчиво вспоминает он слова Зайца.
– Что?
Арсений будто попавшая сюда случайно Алиса: растерянный совсем, не знающий ничего о собственном мире, словно в этот раз его прислали вместо неё, чтобы всех вокруг запутать. И если это так, тогда чувства Антона к нему можно легко понять.
– Заяц говорил о гусенице, которая здесь живёт.
Арсений смотрит на него скептично: как мало информации о их стране просачивается во дворец.
– Хочешь заглянуть в гости? – раздраженно спрашивает он, поправляя растрепавшиеся волосы.
Антон не уверен. Этот крюк займет у них часа два, если туда и обратно идти, а каждая потерянная минута работы над Арсовой шляпой приближает их к провалу, который в этом случае означает смерть.
Неудивительно, кстати, что Арсений из-за такого бесится. Антон бы тоже бесился.
С другой стороны, Безумный заяц никогда не был настолько безумным, чтобы говорить ему что-то просто так, а первое, чему учатся жители Страны чудес, – доверять тревоге внутри себя и собственным инстинктам.
– Да, хочу, – отвечает Антон, даже не надеясь на понимание, – но нам некогда, так что пойдем скорее дальше.
Он выбирает не поддаваться панике. Выбирает Арсения вместо родной Страны чудес.
До места назначения им остаётся около часа, и это удивительно, что за столь короткое время они друг с другом сближаются настолько, будто знакомы добрую тысячу лет.
– Ты уверен?
Не то чтобы очень. Но Антону приятно, что человек, которому ещё несколько часов назад было плевать на все, кроме красоты циллиндра, теперь беспокоится о нём.
Должок за ним всё ещё царапает душу.
– Конечно нет.
Дорога выбрана, и путь не изменить, поэтому дальше идут в молчании.
Грибные долины заканчиваются слишком быстро, и вскоре начинают виднеться горы, красиво возвышающиеся над всем остальным. До заветных цветов остаётся всего пара сотен метров – обойти немного, пройти вдоль скалистого отвеса и присмотреться получше, чтобы найти.
– Антон, а как цветы выглядят? – уточняет Арсений, вертя головой в разные стороны, как попугайчик.
Наверное, стоило взять с собой ту книжку, потому что за время дороги изображение Антон успевает подзабыть. Но он его точно знает, поэтому вглядывается в окружение, пытаясь нащупать в сознании нужный образ.
– Вот они! – восклицает он, замечая похожие на нужные цветы.
Это чудесно, потому что Антон до последнего сомневается в том, что волшебные растения из старой книжки действительно существуют.
Они преодолевают оставшуюся часть пути за считанные секунды, и вот Антон уже стоит в поле из дикорастущих побегов и пытается не сойти с ума от восторга, чтобы к ним прикоснуться.
На ощупь они оказываются бархатными: красивые лепестки струятся под пальцами, и зрелище это завораживает своей необыкновенностью.
Но, что делать дальше, у Антона нет никаких идей.
Стоит смотреть на них, сорвать, съесть? Никакой инструкции к применению не маячит, и прилива вдохновения не ощущается. Антон смотрит беспомощно на гладкие бутоны, водит пальцами по стеблям, будто пытается найти волшебную кнопку, и с каждой секундой поникает так, будто все лампочки в нём кто-то одну за одной выключает.
– Ну, давай! – возбужденно говорит Арсений и ждёт волшебства, присущего Стране чудес.
Но Антон не представляет совершенно, как вызвать чудо. Просто стоит, пытаясь отыскать в своей въевшейся обыкновенности что-то новое, и боится до чёртиков, что может так легко всё провалить.
Наверное, в этом и есть его проблема. В страхе перед ошибкой, в страхе показаться кому-то недалеким, странным или вовсе смешным.
Он вспоминает свою самую первую шляпу, которую сделал тайком от отца: маленькая, на проволке-ободке, с неровным краем и торчащими нитками. Ему было так стыдно показывать её, что он сначала спрятал её под кроватью, в надежде, что скоро забудет позор, а потом и вовсе разобрал, чтобы перешить. С тех пор он ничего не делал по веянию настроения. Ему хотелось стать профессионалом. Он измерял каждый кусочек ткани по десятку раз, чтобы ни одного лишнего сантиметра не осталось, выравнивал швы, делал чертежи с кучей рассчетов. И каждый раз нес отцу только самую лучшую, самую правильную свою работу. Демонстрировал миру только её. Неудачные шляпы навсегда удостаивались чести быть разорванными, и ни одна из них так и не увидела свет.
«Лучшее – враг хорошего. А хорошее – друг гениального», – говорил всегда отец и небрежно просовывал в атласную ленту-украшение горстку совершенно неподходящих по цвету перьев.
Антон злился и вытаскивал из своего «идеального» творения эту творческую самодеятельность, и ничего никогда не менял.
Со временем, с потоком безупречно одинаковых шляп, это наставление отца забылось, хотя не то чтобы Антон горел желанием его запоминать, но прямо сейчас оно всплывает в его мыслях снова.
– Антон, – на плечо ложится тяжелая рука, и от этого касания становится иррационально легче.
– У меня не получится, – выдыхает он тихо и с ужасом признаёт: – «Цветы не работают.»
Он уже слышит обнадеженный и счатливый вопрос Поза по возвращении домой, видит свои ровно расставленные шляпы на полках, серость, безнадегу, тривиальность, сокрытую в них.
Ничего внутри не меняется, чуда не происходит.
– Антон, – снова зовет Арсений и заставляет его развернуться к себе, – у тебя должно получиться.
– Прости, я знаю, что тебе нужна эта шляпа, но...
– Она мне жизненно необходима.
Арсений смотрит немигающе и вцепляется в чужие плечи теперь двумя руками. У Антона тревоги на секунду отсупают, потому что он вспоминает: Арсений в таком случае умрёт.
По-настоящему, по-реальному, по-взаправдашнему. Умрёт, оставив на плечах Антона непосильную для него ношу.
Это не просто ведь "Прости, я не могу сшить для тебя красивую шляпку", это "Я не могу тебя спасти, прощай".
– Антон, – он словно надеется, что, если будет называть его по имени, сработает какой-то переключатель, – пожалуйста, Антон, ты можешь хотя бы попытаться?
В его глазах столько надежды, столько веры, что Антону хочется горы свернуть. И он понимает, что дело не в нём, что Арсений волнуется за себя в первую очередь, но это не важно. У него долг за своё спасение, а ещё симпатия, укоренившаяся внутри за несколько часов. Он ни с кем из людей, зверей или растений столько эмоций не переживал, сколько с Арсением, а значит, он не может позволить себе раскисать.
– Да... Да, ты прав, тебе нужно, – ему сложно говорить, потому что ответственности на плечах становится больше, и она давит вниз.
Арсений всё ещё обеспокоен, это читается в глазах. Он тоже нервничает, чувствуя, как руки дрожат, но не сдаётся.
Сила, вспыхивающая в Антоне, может сравниться с той, что почти уничтожила когда-то Страну чудес, и этот внутренний подъем Антон использует, чтобы сесть прямо на траву, засыпанную светло-желтой пылью, и вывалить из сумки всё, что взял с собой.
Он первый раз позволяет себе такую небрежность; смотрит на кучу материалов, лежащих друг на друге и соскальзывающих с вершин, и не может понять, с чего ему начать. Глаза разбегаются в панике.
У него нет даже колодки, а все, что он знает из расчетов, – Арсов размер, по которому делал цилиндр.
– Точно, – ему никогда не приходило в голову более гениальных идей.
Антон снимает с головы цилиндр, кладет его на траву, не гнушаясь испачкать идеально чёрную ткань, и с шумом выдыхает: вот она, необходимая болванка.
Внутри поднимается то самое чувство, которое так похоже на вдохновение. Ощущение, что Антон может прямо сейчас перекроить прямо совсем всё, сделав шляпу намного лучше, ярче, красивее. Он ещё раз смотрит на свой каркас, на валяющиеся на земле ленточки, пуговки, ткани, пытается нащупать нужный вектор мысли и...
Не знает, что делать дальше.
Чертеж в голове всё такой же сухой и однообразный: страницы учебников, классическая шляпа, только небрежная и не такая похожая на те, что были до неё. Но всё ещё ничем не выделяющаяся.
Арсений устраивается в траве как можно дальше от Антона, чтоб не мешаться. Он молчит, даже не думая сбить с мысли мастера, и только смотрит бесконечно на ровный Антонов взгляд, бегающий между материалами и его простеньким цилиндром. Ему хочется верить, что всё получится, что у Антона получится создать что-то, что его самого спасет. Ему ведь многого не надо – просто чуть лучше, чем ничего, чтобы он смог занять хоть предпоследнее место, лишь бы только оставить голову на собственных плечах. Уже не до гордости и надо хоть что, хоть самое никчемное, лишь бы не совсем нормальное.
Но Антон нормальный до мозга костей, обычный от волоса на голове до мизинца, и он не понимает, что хочет услышать от него Страна чудес, чтобы различить в этом крик о помощи, и дурацкие цветы, окружающие со всех сторон, не работают совсем.
Через час молчания черный цилиндр обшивают тонкими петлями голубых ниток, но цилиндр всё ещё остается цилиндром без намёка на что-то ещё.
Через два Антон судорожно тычет в петли комканную ткань, пытаясь обозначить силуэты.
Через три всё возвращается в исходное состояние с единственно оставшимися незаметным дырочками от иглы.
Антон отчаянно вертит шляпу, надеясь увидеть в ней что-то новое, но так и не справляется с задачей. Он ненавидит свое изделие каждой частичкой, швыряет его в порыве злости куда-то в цветы, смотрит на оторвавшиеся кое-где пришитые кусочки ткани и кусает губы так, что они белеют. Хочется, чтобы больно было не только за Арсения, но и просто так.
Арсений же именно в этот момент понимает: умирает надежда.
Он мягкой походкой, грациознее всякой кошки, подходит к Антону, сжимающему кулаки, и крепко обнимает его, укладывая голову на правое плечо. Нежно и трепетно.
Антон чувствует себя немножко лучше, но вина продолжает грызть изнутри. И он не может сдержаться: роняет слезу на щеку, тут же вытирая её об идеальный пиджак, и Арсова магия это мокрое пятнышко почему-то не убирает, портя такой идеальный королевский костюм.
— Спасибо, что попытался, – шепчет Арсений, давая себе ещё несколько минут спокойствия, в котором он не думает о скором конце.
Хочется просто не возвращаться в замок. Просто сбежать, чтобы никто никогда не нашёл и никогда не погнался следом. Но тогда ему будет закрыта вся Страна чудес, и рано или поздно люди Королевы всё равно найдут его и казнят, потому что прятаться у него получается плохо. Он же домашний: первый раз так далеко в лесу, и пусть справляется неплохо, но длиться вечно его везение не будет. А что за разница, где умирать? Дома он хоть не будет выглядеть трусом.
– Антон, — снова произносит он имя, но ни одна кнопка так и не вкючается в светлой голове, – мне нужно идти.
Арсений отпускает чужие плечи и отворачивается, и Антон рефлекторно хватает его за запастья, сверкая ужасом в глазах.
Ещё же только ночь, до утра часов... Сколько? В любом случае, слишком рано, потому что в Стране чудес всё равно все опаздывают, можно ещё подождать.
– Нет, погоди, ещё есть время, – спешно уговаривает Антон, дергаясь к отброшенному цилиндру, – я сейчас придумаю... Дай мне ещё пару часов.
Он не готов смиряться с этим так просто.
Но Арсений улыбается беззаботно, срывая пару ближайших цветков, и забирает у Антона свой циллиндр. Он в два движения проталкивает горстку цветков между корпусом и лентой, точно так же, как с первой продемонстрированной шляпой сделал отец, и даже так: кое-где отбитая, покошенная и с цветами, она выглядит в сто раз лучше, чем изначальный вариант Антонового творения, но всё ещё недостаточно хорошо.
Арсений может больше, чем Антон, и если бы это раскрылось хоть немножко раньше, Антон бы стал его руками и сшил лучшую на свете шляпу по эскизам, чтоб не позволить никому умереть.
Но Арсений не модельер. И ему пора. И они теперь уже слишком поздно.
– Прости меня, – сокрушается Антон.
– Было приятно с тобой познакомиться, – улыбается Арсений и надевает свою шляпку.
К красному костюму голубые цветы не подходят совсем, но магия Арсения помогает: окрашивает их за секунду в темно-бардовый, и это уже не так бросается в глаза.
Пока Арсений уходит, Антон неотрывно следит за ним, пытаясь тоже попрощаться.
***
Замок на рассвете выглядит завораживающе: черно-красные полосы на стенах, шахматная клетка дороги перед входом, красивая стража в блестящих доспехах и темнота коридоров, по которым мягко рассеивается свет.
Арсений к этому интерьеру привык с рождения, и сейчас ему грустно смотреть на знакомые картины в золотых обрамлениях, на покрытые лаком столешницы и тумбы, на высокие окна, тянущиеся от пола до потолка. Не хочется со всем этим расставаться.
– О, ты уже вернулся.
Оборачиваясь на звук, Арсений улыбается привычно, встречая старого друга, но секунду спустя вспоминает о том, по какой причине ему так тоскливо сейчас.
– Как раз вовремя, – продолжает улыбаться Александр.
Арсений молчит, стараясь не выплюнуть в него яд в ту же самую секунду, окидывает придирчивым презрительным взглядом с головы до пяток и чувствует, как что-то больно тянет в груди.
– Надеялся, что я сбегу? – всё-таки не выдерживает Арсений.
Старый друг выглядит задетым, но помимо этого ещё и виноватым до глубины души. Он больше не улыбается, стыдливо пряча глаза в пол, и хватается за рукав своей белой рубашки, чтобы хоть чем-то занять руки.
– Прости, – искренне просит он и снова замолкает.
Арсений хочет ударить его так сильно, чтобы зубы повылетали и их можно было потом собрать в мешок и продать за пару монет, потому что простого «прости» явно маловато в такой ситуации.
– Прости? – он почти задыхается от возмущения, – ты послал меня к сыну Безумного шляпника, уверил, что он и его гениальные шляпы меня спасут! И именно ты, конечно же, знал, что это приведет к однозначному результату. Я считал тебя другом, а ты просто захотел избавиться от меня.
С каждым шагом Арсений подходит всё ближе и ближе.
Александру такая правда не нравится, режет глаза, но он не спорит. К тому же выглядит так обреченно и несчастно, будто ему действительно очень жаль.
– Ты же знаешь, что я не смог найти себе шляпу вовремя, – тихо говорит он.
— Ты сказал, что собираешься шить шляпу сам!
Старый друг смеётся невесло.
– Умоляю, Арс, это даже звучит бредово.
Злость потихоньку спадает, оставляя только разочарование, и Арсений всё больше уверяется в том, что этот замок не был ему домом никогда, как и живущие здесь люди не были семьей или хотя бы друзьями.
– И ты так легко меня подставил? – даже не надеясь на правдивый ответ, спрашивает Арсений.
– Совсем не легко, – возражает Александр, – но ты же должен понять. Мне хочется жить.
Арсений понимает. Где-то глубоко-глубоко, рациональной и рассчетливой частью мозга, на каком-то очень низком, мерзком уровне понимает. Но не может простить или хотя бы это признать.
– Не сочти за грубость, мой милый друг, – зло язвит Арс, – но надеюсь, что это твоё желание не исполнится.
В ответ Алекс окидывает его украшенный горсткой цветов цилиндр беглым взглядом и качает головой, принимая свою предначертанную победу.
– Вряд ли.
Они уже собираются расходиться, потому что делить им больше нечего и обсуждать тоже, но мимо проносится стражник, затем второй, третий, ещё один и ещё, и они оба впадают в ступор. Такое случается здесь не часто, и это явно значит, что что-то плохое происходит во дворце.
– Эй, что случилось?
Арсений вылавливает одного из карточных стражей и не отпускает до тех пор, пока не слышит ответ:
–Там девочка в тронном зале, она привела дракона к нам!
***
На поляне тихо и темно, потому что до рассвета ещё есть лишняя минутка. Но Антону не легче. Перед ним разбросаны бесполезные мелочи, а он так и не может понять, где свернул не туда?
– Дурацкий разум, дурацкий мозг, дурацкий бездарный шляпник! – он бьет себя по голове, ничем не покрытой, и мечтает приложиться обо что-то посильнее собственной руки.
Ладонь путается в растрепанных кудряшках, и Антон злится, рвет траву в нелепой попытке выпустить пар, ломает стебли цветов, снова бьет себя, кусает губы, царапается, но так ничего и не может.
Ему так жаль. Безумно жаль Арсения, который на него положился, который поверил и спас, помог и понадеялся...
И как после такого себя простить? Как смотреть в глаза Позу, который так отчаянно пытался помочь расправиться с бешеными тараканами? Как забыть весь этот день от начала и до самого конца и не вспоминать его никогда больше?
Антон следит за окрашивающимся в светло-голубой цвет небом, за утренней дымкой вокруг себя, застывает взглядом на каплях росы, красиво отражающих с двух сторон своих соседей и свою же голубизну лепестков.
На поверхности росы этот цвет выглядит ещё выразительнее и в какой-то момент слишком сильно напоминает еще недавно близкие голубые глаза. Арсений же выкарабкается? У него же получится если не победить, то хотя бы не проиграть? В его шляпе цветы ужасно редкие, и он прошел за ними через карточные мосты и безумных зайцев. Он же ещё вернется рассказать о том, что всё в итоге прошло хорошо с собственной головой на плечах?
Антон дергает на себя растущие рядом цветы, вырывая один из них прямо с корнем, и думает. Он так долго и усиленно думает, как не делал это никогда.
Надежда на то, что магия цветов все-таки сработает, пока не умирает, и Антон надеется, что вот-вот его пронзит идея. Мысль, которая исправит всё.
Но он все так же не может придумать что-то лучшее, чем то, что уже видел в работах отца или книжках, и безнадёга цепляется в него всё сильнее.
А потом он снова смотрит на голубизну лепестков и... внезапно хочет кое-что попробовать.
Он берет тонкую проволоку, разрезая её на маленькие кусочки, и раскладывает их перед собой на расстоянии пары сантиметров. У него нет шаблона для шляпы, нет достаточного количества ткани и нет навыка делать что-то, отходящее от написанного в книгах.
Но у него есть мысль о чужих голубых глазах и всегда идеальном образе, а ещё ощущение скорой смерти.
И красивые цветы, которые не оправдывают ожиданий.
Это всего лишь секундный порыв, который сразу же кажется сомнительной идеей, но Антон отодвигает подальше неуверенность и ныряет в безумие с головой.
Он сидит за своей работой, впервые такой интересной, минуту, две, час, пропускает время сквозь пальцы, падает в объятия вдохновения и где-то на краешке сознания держит за хвост мысль о том, что он ещё может успеть.
Солнце слепит, не находя себе удобного места на небе, но Антон ничего совершенно не замечает. Маленькие лепестки поглощают его полностью в себя, гипнотизируют, влюбляют, и сопротивляться им значит снова упустить шанс, а этого Антон себе позволить не может.
Тоненькие проволочки изгибаются красивыми дугами, составляя общую композицию, и Антону нравится, как она выглядят даже незаконченной, на голом каркасе, поэтому он почти на сто процентов уверен в себе.
Отцовские наставления обретают четкую форму, из-за чего хочется взорваться прямо сейчас от понимания. Но Антон загибает проволоку снова, отрывает горстями голубые лепестки, спеша закончить.
Но всё равно не успевает. Опять.
Где-то совсем близко раздается оглушающе громкий хлопок. Антон дергается от звука, оглядываясь, и когда замечает у себя под боком черно-белого кролика с мягкими лапками и узкой мордочкой, всё, на что может надеется, – это что ему показалось.
«Он не говорящий, он не говорящий, он не....», – мантрой бубнит он, пялясь на молчаливого и спокойного зверька.
– Помоги, тут всё в огне, — кролик передает послание голосом точь-в-точь как у Арсения, и сердце Антона пропускает удар.
Он бросает шляпу недоделанной и даже не пытается волноваться о том, что проволока с одной стороны погнулась, а большинство лепестков и вовсе отвалились, прилипая к земле.
Идеальность уже не важна, а ценность проделанной работы меркнет в сравнении с ценностью жизни того, кто не так давно спас твою собственную жизнь.
Антон хватает кролика за лапки, зажимает его уши рукой и прислоняет к себе как можно ближе.
– Передай Арсению Червонному, – шепчет он, надеясь, что задумка сработает, – что я здесь.
***
Антон открывает глаза, потому что до ушей доходит чей-то крик, и сразу понимает, что кролик действительно перенес его с собой в замок, вот только, видимо, немного сбился с курса, потому что, оглядываясь, Антон не видит Арсения. Зато видит краешек юбки, мелькнувшей за поворотом, и, не разбираясь, бежит за ним, едва не спотыкаясь.
В коридорах шумно. Слышно мешанину из голосов, плески воды и лязг металла. А ещё в носу отчетливый и явный запах гари, который ни с чем нельзя пепепутать. В замке определенно разгорается пожар.
В такой обстановке сосредоточиться сложно, и из каши в голове Антон пытается вычленить конкретные цели.
Первая из них – найти Арсения. И она кажется невозможной. Комнат в замке наверняка больше, чем Антон видел за всю жизнь, а ещё он совершенно ничего не знает о его устройстве. Единственная надежда теплится в том, что кролик всё-таки не сильно промахнулся и перенёс их в место, от которого Арсений не слишком далеко.
Сворачивая наугад влево, Антон попадает в просторный зал с величественным троном, вот только горящие занавески и порушенные статуи по периметру подсказывают, что вряд ли в нём ещё можно найти живых людей. Здесь ещё отчётливее пахнет порохом, кровью и плавленным железом, и Антон до сих пор не понимает, что именно произошло, но разбираться ему некогда.
– Антон, – как в тумане звучит голос, на который страшно обернуться.
«Он жив», – проносится в голове, и что-то тяжёлое падает с сердца, позволяя Антону дышать. Мысли его липнут друг к другу, растягивая отдельные воспоминания, и прочное ощущение того, что именно Антон во всем этом виноват, оседает внутри.
– Антон! – плечи тормошат без остановки, пытаясь привести шляпника в чувства, но единственное чувство, которое у него есть, – это страх.
Ему страшно находиться в эпицентре хаоса, страшно думать, страшно понимать, но Арсений тормошит его снова, в этот раз сильнее, и громко и отчётливо говорит:
– Нам нужно найти Алису!
Имя действует катализатором. Антон поднимает на человека напротив осмысленный взгляд, но чувство вины только усиливается и как нарочно замедляет реакции.
На то, чтобы собраться, у Антона уходит мгновение, за которое он успеет сто раз себя проклясть, потому что если это всё устроила Алиса, то сам Антон – единственный, кто в этом виноват.
Но Арсений смотрит взволнованно и строго одновременно, и оцепенение спадает. Антон, больше ничем не останавливаемый, кидается ему на шею, прижимая так крепко к себе, будто в этот раз, чтобы спастись, им должно хватить одного только желания. И позволяет себе насладиться новой встречей, на которую он и надеяться не смел.
– Слава Королеве, ты в порядке, – говорит Антон, не собираясь размыкать объятий, – что здесь произошло?
– Я знаю только, что все говорят о маленькой девочке, — качает головой Арсений, – я думаю, это Алиса, но не представляю, как она смогла устроить такой бедлам.
– Нужно найти её.
Шляпник из Антона никудышный, и если раньше он думал, что это только потому, что он совершенно скуп на фантазию во время шитья, то теперь оказалось, что он и со своей судьбой справиться не может. Заяц же говорил ему найти предсказателя. Зря он не свернул тогда с тропинки к большим грибам.
Но изменить прошлое невозможно, если ты в нём не живёшь, поэтому делать нечего.
Антон не хочет верить в то, что из-за его минутной слабости горит целый замок, что Алиса, совсем маленькая ещё девочка, которую он должен был направлять, сейчас в опасности, что Арсений...
Арсений крепко держит Антона за плечи и пытается найти выход. Огонь быстро разбегается по всему залу, отрезая выходы так быстро, что коридоров, в которые можно уйти, уже и не различить в дыму. Температура повышается, и шансов спастись у них остаётся всё меньше.
– Эмира? – тонкий девичий голос глухо слышится в одном из коридоров, и Антон подрывается, спеша к нему, потому что этот голос точно принадлежит Алисе. – Эмира, мне страшно! Где ты?
– Алиса!
Девочка, едва различимая вдали, оборачивается, замечая Антона, и уже через мгновение врезается в него сразбегу, чуть не сбивая с ног. Он обнимает её так крепко, как только может, но она не успокаивается всё равно. Алиса плачет, шмыгает, трётся лицом о штаны и сжимает в кулачки маленькие ручки. Антон выдыхает, успокаивающе гладя её по голове, и совсем забывает о том, что их время критически ограничено.
– Алиса, что произошло? – спрашивает он на ушко, и она, вытирая слёзы, виновато опускает глаза.
– Это дракон. Её зовут Эмира. Она сказала, что Красная королева убивает людей, сказала, что если я проведу её в замок, то Страна Чудес освободится от её гнёта. Мы были в саду с гильотиной, и я так хотела помочь... Я... Ты же сам сказал, что в замке нужна моя помощь.
Антон снова стискивает её в объятиях и ругает себя за глупость. Дурак, увлёкся своими переживаниями и натворил делов, сам того не осознавая.
Паника и хаос. Хаос и паника. Безумный Шляпник и Безумная Алиса. Хотя, скорее, Глупый Шляпник. И Алиса Неразумная ещё.
Среди сжирающего комнату огня, Антон теряется, не зная, что ему делать и как дальше быть. Им надо срочно выбираться, об остальном можно подумать поздней, но ни одной идеи опять, как назло, не лезет в голову.
Арсений оказывается рядом неожиданно, и когда его рука касается Антонова плеча, тот вздрагивает, будто просыпаясь. В Стране Чудес нет ничего невозможного. Здесь всё решаешь только ты и то, насколько далеко может зайти твоя фантазия. Антон пытается придумать, что бы смог нафантазировать сейчас Арсений, и одна его мысль, лениво перекатывающаяся в голове, кажется нелепее другой. Но времени искать правильную у них нет, и Антон, больше не думая, ломая все рамки, сдёргивает с Арсения его безвкусный проигрышный цилиндр и бросает его в уничтожающий всё на своем пути огонь. Ткань горит, обнажая корпус, цветы постепенно превращаются в пепел, и только основание, пока не задетое пламенем, остаётся идеально целостным.
Обугленая шляпа не похожа на себя прежнюю, и в её уродстве Антон видит себя: такого же подпаленного, некрасивого и обречённого.
Но вместе с приобретённой уродливостью шляпа становится искусством. Не просто элементом, дополняющим недополняющийся костюм, а самым настоящим символом. Символом страдания.
План абсурдный. Никудышный. Проигрышный. Его на самом деле и нет. Только порыв, ни к чему в итоге не приводящий. Но другого у них нет и, наверное, не будет, поэтому Антон берёт Алису и Арсения за руки, закрывает глаза и думает о том, что не хочет вот так умирать, медленно задыхаясь.
Прыжок веры в себя даётся ему с невообразимой лёгкостью. Перестаёт ощущаться жар огня, душность витающего в воздухе дыма, твёрдость частичек пепла. На несколько секунд всё вокруг перестаёт существовать. Остаются только чужие руки и надежда, стимулирующая фантазию.
– Антон! – кричит ему Арсений, и приходится через силу открыть глаза.
Вокруг них всё ещё страшный пожар, подбирающийся всё ближе, но перед ними шляпа.
Антон моргает несколько раз, чтобы смахнуть галлюцинацию, но брошенная им на поле шляпка из приклеенных к проволочкам лепестков остаётся на месте, насмешливо переливаясь цветами в отблесках огня. Он смотрит на Арсения, отпускающего их руки и на его хмурые брови.
Тот явно хочет попытаться сделать, что-то, что их всех спасёт, но почему-то медлит. Антону стыдно, что он сам так вёл себя всего пару часов назад, но он не сомневается в Арсении ни на секунду, потому что из них двоих тот больший безумец, чем он, и это хорошо. Так, как жителю Страны чудес и полагается.
Невольно вспоминается Арсеньева ярость во время встречи с Зайцем, и тот бесполезный, очевидно не сработавший магический залп, но Антона не смущает и это. Он верит в то, что для безумцев все пути открыты, и он готов теперь стать сумасшедшим, если Арсений будет сумасшедшим с ним.
– У тебя получится, – говорит он тихо, и они смотрят ещё секунду прямо друг другу в глаза.
Арсений кивает, последний раз что-то обдумывая и снова берёт за руки Алису и Антона, смотрит жалостливо и просит их:
– Нам нужно прыгнуть в шляпу.
Антон думает, что готов прыгать куда угодно, если за ним.
Алиса же вовсе не думает: настоящая любимица Страны чудес и её несуществующих правил.
Они снова зажмуриваются, крепче сжимая руки друг друга, и на счёт три прыгают вперёд, прямо на нахально подмигивающую им отблесками огоньков шляпку.
***
На улице прохладный ветерок обдувает кожу, сбивая до сих пор чувствующийся фантомный жар.
Замок горит ярче, чем солнце. С его балкона свешивается обезглавленный королевский труп. А карточные солдаты в панике спасаются бегством. Ведьма, устроившая всё это, прямо в эту секунду становится новой королевой Страны Чудес.
Революция вершится, завершается переворот. Теперь всех жителей ждут новые законы, новый виток истории страны, созданной целиком из желаний и мечт, а может быть, из обид и кошмаров. Возможно, это будет что-то страшное, возможно, что-то неверотяное. Сложное или простое. Обычное или, как всегда, безумное. Прямо сейчас нельзя об этом судить, и кажется, будто Безумный Шляпник и Алиса обязаны в это вмешаться.
– Нам нужно... – говорит Антон, чувствуя колотящееся в груди сердце.
– Уйти, – перебивает его Арсений.
– Что?
Арсений улыбается печально, осматривая ещё раз бывшую Королеву, небо и растекающийся от замка в стороны дым, а потом кивает сам себе и отпускает ладошку Алисы, чтобы обеими руками ухватиться за Антона.
– Давай уйдём. Вместе. В другой мир, где ничего не будет заставлять нас бояться, где не придётся выживать в лесу, где ни летающие карты, ни зайцы, ни волшебные пожары нас не найдут, не убьют, не достанут.
Безумие этой идеи, как и её абсурдность, очевидны, как медленно перевоплощающийся в человека дракон в воротах замка, и Антону страшно от того, насколько правильно она звучит.
– Но как же Страна Чудес? – спрашивает он немного растерянно.
Арсений не смущается ни на секунду.
– Она всегда живёт самостоятельно, ей не нужны мы. Она справляется сама. Всегда. Эта история не наша, и битва тоже, и всё, что тут будет происходить. Если во всем последующем безумстве ей нужен будет спаситель, Страна Чудес его найдёт, и ты... Ты нужен мне больше, чем этому давно сошедшему с ума мирку.
– Но куда мы пойдём? Наш дом же здесь, – пробует ещё раз Антон, но уже тоже улыбается.
– Фиалка была права, когда советовала не бояться. Не бойся, Антон, мы обязательно найдём место. Наше место. Всё, что я знаю, – это то, что оно точно не здесь.
– Кролик показал мне нору, – говорит неожиданно Алиса и, не беря за руку никого из них, идёт куда-то вперёд, беспечно оставляя за спиной труп старой королевы и дымящийся замок, который до утра явно не доживёт, – пойдём.
– Вот так просто? – удивляется Антон, оставляя позади руины.
– Ты очень любишь всё усложнять, да? – ухмыляется Арсений, заправляя прядь волос Антону за ухо.
А в следующую секунду он целует его, осторожно прикасаясь сумасшедшими губами, и делит своё безумие на двоих.
Это всего лишь маленький подарок, первая тарталетка закуски на званом ужине, но простота, с которой Арсений делает это, как будто снова вытаскивает из мрака, заставляя выйти на ненавистный свет.
– Да, – отвечает Антон и целует его тоже.