Цветы, что сквозь меня прорастали

      Вы не казались мне эталоном идеала

      Никого подобного ранее я не встречал,

И, честно признаться,

(здесь, в нитях этих строк, есть чего смущаться)

Мне хотелось целовать Вас так,

Как никого никогда я ранее не целовал.

      Это происходит долгие часы, месяца, годы и столетия.

      Будучи демоном и ангелом, они оба вынуждены пребывать в человеческих телах ради маскировки. Особой необходимости покидать оболочки никогда не было, так что это происходило очень, очень долго. И, несмотря ни на что, даже божественную защиту в благодати и адское проклятье в скверне, иногда они могут подхватить человеческие болезни. На то чтобы исцелиться уходит день-два. Азирафаэль обычно даже не замечал этого, всего раз чихнув или же пожаловавшись на головную боль. Но Кроули…

      Кроули всегда в этом плохо разбирался. Он не мог просить помощи у ангела, боясь предстать перед ним слабым и ничтожным, кем он себя и считал после Падения. К тому же, страх за жизнь друга которая была в приоритете над всем остальным в его сознании. Его действительно ужасала, почти как человека оскверняло убийство, мысль о том, что он доставит ангелу неприятности. Так что он молчал.

      И однажды пропал на целый век, уснув от усталости и простуды, которая так резко накатила на него чувством, что он вот-вот потеряет сознание и тело, развоплотившись. Сон был столь крепок, что он не чувствовал как его укрыли одеялом и целовали в лоб.

      Ваши длинные пальцы надо мною порхали,

Оживляя меня, Вы кричали.

Что: «Ах, так нельзя!» и что: «Нам с тобою это не властно!»

«Губить жизнь так громогласно — напрасно!»

      Вы меня, пепельно-серого,

Рукою, так нежно, дрожащей сжимали

Но Вы так и не увидали необъятных,

Невыразимых пустот моих позолоченных слёз.

      Ему снились облака и звезды. Времена, когда он парил в небесах с братьями и сестрами. И времена, когда звёзды украшали его кожу, оставив после себя, после Падения, маленькие угольки-веснушки, обуглившись и потускнев.

      Азирафаэль тогда с трудом нашел его в заброшенном замке, где его друг уснул на давно просевшей кровати. Огненные волосы не прекращали свой вечный рост, больше неподдерживаемые демоническими чудесами. Периодически их приходилось обрезать и расчесывать, чем и занимался ангел в периоды времени, когда он был свободен от необходимости выполнять Райские приказы, тут и там сея чудеса и добровольно заменять Кроули, распространяя скверну. Иногда засыпая рядом с другом, он слышал неясное бормотание сквозь сон и утирал чужие выступившие слезы, торопливо нашёптывая Кроули только приятные сны.

      Другие, возможно, Вас целовали,

Но мне не дозволяли

В гладь океана сотни-тысяч из глаз Ваших взглянуть,

хоть однажды, хоть раз.

      Мне лишь бы обнять Вас, —

О, Богиня слепая! — что за дивны дары

Мне в сырость дождей

Букетами роз приносите Вы.

      На протяжении 6000 лет они шли рука об руку и неизбежно было сближение. Кроули понял в тот момент, что был влюблен в ангела уже некоторое время. Когда внезапно осознал что любит его. Это ведь в корне разные вещи, особенно для них, не обезображенных временем. И было это так внезапно, что его сбило порывом нежности с ног.

      И тогда он, ослабевший, забившийся в угол и трясущийся словно от озноба, позволил себе подхватить очередную глупую человеческую болезнь. Вирус, распространяющийся от прикосновения к больному. Нулевым пациентом, как несложно было догадаться, был он сам.

      Столетиями в его демоническом сердце, априори не способном чувствовать ту любовь и нежность, что он испытывал глядя в голубые глаза, прорастал цветок. Он разрастался, пуская корни и дурманя ароматом. Говорят, что для демонов есть лишь одна страшная болезнь. И именно её Кроули взращивал в себе так долго, что она прекратила находиться внутри.

      Я кусаю щеку за щекой,

Вытирая дорожки из слёз.

А Вы гневно кричите

На раненых, — Вашими словами —

Обрывками некогда присвоенных мною же, грёз.

      Обрубки крыльев лишь оставили мне Вы,

Не повернувши гордо выпрямленной спины,

Отвернулись. Ушли.

      Странно, но в начале он не болел. Невольно заразив этим добрую часть Лондона и тем самым распространив вирус по всему миру с помощью туристов, он и сам почувствовал что-то ноющее, удушающее, сжимающее его сердце. И однажды в одну из ночей, когда невозможно заснуть ни на кровати, ни на полу, ни на стене, Кроули почувствовал. Это.

      Сквозь кожу, с невероятной болью, что можно было бы сравнить только с обуглившимися крыльями, пророс росток. Зелёный, выпрямляясь в сторону блеска золотых глаз, он тянулся к хозяину. Глаза Кроули заслезились, непроизвольно выпуская на свет две крошечные слезинки, что упали на раскрывающийся бутон. Крошечной, меньше мизинца, белоснежной розы.

      А я целовал.

Словно из мрамора белой стены,

Цветы, что сквозь меня прорастали.

Те, что оставили, не разглядев, после себя мне Вы.