То, что мы потеряли, останется нам

Руки Ёнхёна были везде – нежные и умные, как будто бы они вели его, а не он управлял ими; и грудь Чана была вся в мурашках – а затем в тёплом обволакивающем чувстве, мягком прикосновении ладони. Ёнхён прошептал что-то, и растворившийся в прикосновении Чан был вынужден собрать себя в кучку снова – судя по всему, это тут же отразилось на его лице, и Ёнхён по-доброму улыбнулся и, погладив его щёку, переспросил.

- Тебе нормально? Всё хорошо?

И правда, Чану было хорошо; Чану было просто замечательно: сильные руки на нём, влажные, развязные поцелуи и касания-касания-касания, сколько их было – не сосчитать. Он всё силился посмотреть в глаза Ёнхёну, чтобы увидеть его по обыкновению радостное и довольное лицо – точно такое же, какое было у него в студии, когда они виделись дважды в неделю; но Ёнхён ускользал от него.

- Да, - выдохнул Чан, когда Ёнхён навалился на него и принялся вылизывать шею; затылок и плечи как будто пробило электрическим разрядом, и Чан беспомощно заскулил, хватаясь за плечи и талию любовника. Господи боже…

- А вот так? – Ёнхён поднял взгляд, но они так и не встретились – Чан смотрел в потолок, отчаянно желая не отъехать прямо-здесь-прямо-сейчас в мир иной, когда почувствовал укус чуть выше соска, а затем язык.

- Да, ч-чёрт, - Чан зажмурился и попытался выгнуться. Так далеко он ещё не заходил, но как же было хорошо – с бедром Ёнхёна между его ног, с его пальцами и ртом где-то в совершенно неприличных местах.

- Подумать только, - шутливо пробормотал Ёнхён прямо ему в губы. – Сколько лет ты этого не знал. Учимся-учимся.

Чан захихикал – было щекотно, когда Ёнхён ногтями провёл вверх по его животу; и мысль об «учёбе» изрядно его повеселила; он приподнял бёдра, чтобы потереться пахом о локоть или бок партнёра – хрен его разберёт, горячий и твёрдый – и тут же почувствовал, как в него упирается чужой член. Покраснев, он двинулся туда-сюда на пробу; ладонь Ёнхёна соскользнула на его стояк, прижалась крепко, и Чан тут же издал постыдно высокий звук.

- Хороший, - бормотал Ёнхён, беспорядочно прижимаясь губами к коже.

Почувствовав руку под резинкой трусов, Чан напрягся – вот теперь точно он сюда не заходил: было странно, и ни вдохнуть, ни выдохнуть, и приятно даже, но как-то непонятно. Говорить, что так он не хочет, не уверен, он не решился: было всё ещё хорошо, как будто он сидел на облачке, и из него вытягивали самые-самые сладкие ощущения. Нащупав задницу Ёнхёна, он сжал её на пробу, затем подобрался и неуверенно потрогал его член. Как же неловко, трещало у него в голове, какой стыд.

Ёнхён укусил его над ключицей, под ребром и совсем рядом с тазовой косточкой, потянул бельё вниз, и его лицо было совсем рядом – глаза блестели, он облизнулся… Чан закрыл руками лицо и почувствовал, как его заливает горячим румянцем – в который раз за вечер.

- Я-я не уверен, что хочу этого.

- Правда? – удивлённо вскинул брови Ёнхён, кончик его носа был буквально в паре сантиметров от стоящего члена.

Чан отчаянно пытался придумать отговорку – что-то там про принципы, про первые свидания, про то что он грязный во всех смыслах и, может быть, в другой раз, но получилось лишь жалкое и тихое «Я не готов».

- Всё нормально, - улыбнулся Ёнхён, - хочешь, я отдрочу нам?

Чан выдохнул.

- Конечно, - и убрал руки от лица.

В комнате потом адски пахло сексом. Чан слышал об этом сто раз, но, будучи двадцати-с-лишним-летним девственником, ни разу не испытывал на себе – это был, как выяснилось, пряный запах пота, соль и ещё что-то неуловимое и поразительно телесное. На вкус секс был пресным – как губы Ёнхёна, который, конечно, целовался мастерски, и с ним было хорошо; чуть-чуть сладким, как его шея, и с лёгким металлическим привкусом – то ли от пота, то ли от того, что он прикусил свою щёку, чтобы не хныкать, когда оргазм скатывался по его телу. Чан вдыхал и пытался понять, понравилось ему или нет.

Ёнхёна он оставил у общаги, а сам побрёл в круглосутку через дорогу. Так одиноко он чувствовал себя едва ли раз пять за свою жизнь – и все разы были связаны с компанией; он даже подумал над «I need somebody» в наушниках – но это было бы чересчур иронично: как же так, он только что переспал с одним из исполнителей, а ему ещё кого-то надо.

Заваривал рамен он уже в одиночестве, комната с настежь распахнутыми окнами совсем промёрзла, Чан, вынырнув из душа, тут же захлопнул их и закутался в плед. Послезавтра был дедлайн по нескольким проектам, и он обещал Чанбину посмотреть их стороннюю штучку, не влезающую в регламент агентства, но его ужасно клонило в сон, он был измотан, и в голове прокручивалось нежное «Учимся-учимся», неловкий поцелуй в ухо на прощание и сердечки в чате с Ёнхёном.

Не то чтобы они встречались – у них вообще-то был запрет на отношения, они оба были парнями, было столько «но» в их образе жизни, которые бы не дали им быть вместе ни при каких обстоятельствах. Чан знал это и, кажется, это было первым, что он сказал – как только всё началось, как только тот-самый-взгляд Ёнхёна он даже не увидел, почувствовал кожей. Ёнхён хмыкнул, но согласился. Они ни разу не говорили о том, кем приходятся друг другу, не давали клятв – просто были рядом. На них косились Джисон с Чанбином, особенно когда Ёнхён заходил утром со стаканом кофе для себя и для Чана, по слухам, на него ругался Джэ, мол-де, какого хрена он тратит так много времени на мальчика из новичковой группы. Их бесчисленное множество раз ловили на расстоянии, которое вызывало вопросы: объятия, чуть большие, чем дружеские, Чан, склонившийся над чужой тетрадью, залезший в святой Грааль Stray Kids – ноут Чана – Ёнхён и тыкающий туда своими грязными лапами. 

Они вообще не встречались – но, казалось, у Чана несколько месяцев кряду не было человека ближе, чем Ёнхён. 

Когда на следующее утро он зашёл с двумя стаканами кофе в студию, Чан слабо улыбнулся.

- Мне надо идти, - Ёнхён состроил маленькую забавную улыбку и шагнул от стола. – Ты собираешься сегодня обедать, или у тебя диета из текстов трирачи?

Чан поймал его за рукав и встал, тут же скользнув рукой вниз, хватая его ладонь и переплетая пальцы. Он проигнорировал вопрос – было кое-что поважнее.

- Спасибо большое за вчерашнее, - сказал он, серьёзно глядя в глаза, - но я не уверен, что хочу повторять в ближайшее время.

У Ёнхёна было удивлённое лицо – точно такое же, как вчера, когда Чан попросил его притормозить – но он быстро сориентировался, кивнул и тепло посмотрел в ответ.

- Всё хорошо. Мы не обязаны к этому возвращаться прям сегодня. Или вообще не обязаны, - пожал он плечами, выпустив руку Чана из своей. – Сообщи мне, если что-то изменится. 

Чан кивнул.

Ёнхён наклонил голову.

- Я могу тебя поцеловать? Ничего серьёзного.

«Ничего серьёзного» значило – никаких лизаний на рабочем месте.

- Давай что-то серьёзное, - ухмыльнулся Чан, и Ёнхён наклонился к его губам, вновь взяв за руку. 

Поцелуй на вкус был как последний; приятное, дразнящее напряжение разбилось, и выстраивать его заново не было совершенно никакого смысла. Как будто ночью он показал Ёнхёну единственное, что у него осталось, и теперь они знали друг друга досконально. Думал ли Ёнхён так же? Хотел ли Ёнхён зайти ещё дальше? Чан уставился в рабочий лист, заваленный семплами.

Чанбин пощёлкал перед его лицом пальцами.

- Слышь, а научи так же, - Чан тряхнул чёлкой, вываливаясь из оцепенения. – Я полчаса назад пришёл, думал, ты тут завис, но походу, ты заснул, даже глаза не закрывал. Прикольно.

Чан со стоном поднял голову – шея болела ужасно, и на губах оставался вкус Ёнхёна, даже немножко с кофе. Его собственный стакан остыл, дошёл до кондиции «ещё не айс, но пить уже противно».

С Ёнхёном в самом деле потом не сложилось – в один день они пропустили утренние посиделки с кофе, а когда-то он потянулся к тетради Ёнхёна, оставленной в студии, и с удивлением понял, что ему не так интересно, что там написано. Ёнхён писал потрясные тексты – правда – но как только Чан перестал видеть своё отражение там, где намеревался его увидеть (а он привык, и отвязаться от этого было нереально сложно, если не невозможно), как будто всё изменилось. 

Честно, Чан пытался проговорить это наедине с собой, когда у него было время – сидел в большой ванной, которая ещё была залита горячим паром. Пытался сказать себе что-то вроде «ага, мы хреново поебались, и теперь ничего не будет как прежде», но не смог – видимо, дело было совершенно не в качестве первого секса и не в потрясении, а в чём-то другом.

Они говорили – они пытались, и Ёнхён был всё тем же очаровательным, умным, серьёзным хёном, которому можно было дать оценить своё творение, с которым можно было потрещать о сложном графике и о том, как же не хватает четырёх часов сна ночью. Они пересекались в столовой, в раменной недалеко от агентства, в коридорах – когда один спешил на дэнс-практику, а второй – на аудиенцию к Дживайпи; в лифте стояли (разве что без неловкой музыки), на кофе-брейках. Чан нервно думал: а что, если протянуть руку, а что, если тронуть его за локоть, а что, если просто пригласить его… А что, если сделать что-то, что казалось само собой разумеющимся буквально совсем недавно – но в какую-то секунду его как будто кипятком шпарило, он убирал руки, прекращал смотреть.

Непонятно, действительно ли Чану было неинтересно, или он заставлял себя поверить в это.

Джэ с Чаном общался мало и отрывисто. Они застряли в коридоре агентства, как только столкнулись: сонный Чан, облокотившийся на стену, и Джэ с гитарой в чехле. Как будто бы тот направлялся к выходу – но лифт был в другой стороне, а тут вообще был тупик…

- Ты окей, бро? – тон не был развязным, но Чану почудилось, что над ним смеются.

- Точно окей, - кивнул он на автопилоте. – Проблемы?

- Просто заметил, что ты не в духе, - пожал плечами Джэ.

Шпала и шпала. Чан не слепой – он видит, что за равнодушным взглядом из-за очков точно что-то стоит, скрытое и опасное.

- А, - махнул рукой Чан. – Недосып. Ничего страшного.

Джэ закатал рукава.

- Ты так на Ёнхёна смотришь, как собака побитая. Он тебе что-то сделал?

- А к чему вопрос? – Чан издал неловкий смешок.

- А к тому, что у него самого то ли кризис, то ли ещё какое-то говно. Внутри дэев ничего не происходило, значит, что-то с тобой. Близнецы хреновы. 

- Тоже недосып, - предположил Чан. Каждая секунда от разговора отнимала у него секунду здорового сна в родной общаге, но он стойко удерживался от раздражённых реплик.

- Понятия не имею. Но там, если что-то произойдёт, - Джэ неопределённо помахал рукой, - вы говорите, а? Он это дело любит, полезно вообще говорить иногда, но не умеет.

Чан кивнул и помахал рукой, направившись к лифту – Джэ остался стоять там, в тёмном коридоре, залипая в экран. Может быть, твиттер, может быть, инста, может быть, групповой чат со своими. Почему-то тут же всё стало кристально ясно – и даже если у Чана не находилось слов, чтобы описать, что же произошло, он чувствовал, как пружинка внутри него распрямилась, и огромное облегчение накрыло его с головой. Всё тут же стало понятно – и тексты в тетради, в которых Чан раньше смотрелся, как в зеркало, а тут не мог уловить; длинные и нескладные, а на деле красивые, но по-своему. И почему Ёнхёна не хотелось касаться в самый последний момент.

- Эй, - поприветствовал Чан Ёнхёна на видеозвонке. – Как дела?

- Заебись, - в камере показался кусочек его лица и потолок одного из помещений агентства. Чан силился вспомнить, что это за потолок, но бросил тут же. – Чего звоним?

- Да так.

И правда, не скажешь же, что ты всё понял. И если скажешь – не прямым текстом. Чан же понял совсем не то, что два его хёна ещё чуть-чуть и начнут встречаться – это было бы гораздо проще объяснить на словах – а кое-что более личное.

- Как день прошёл? – Ёнхён наконец поставил телефон правильно – было видно, как он лениво тыкает в ноутбук, как бардак на заднем плане закрывается быстрым движением его руки и тут же открывается снова.

- Да как обычно, - Чан усмехнулся. – Я что хотел сказать…

- Я тоже тебе хотел кое-что сказать.

- Погоди, я первый, - помотал головой Чан. – Вы с Джэ?...

Экран не передавал озадаченность на лице Ёнхёна в полной мере, и Чан это знал.

- Я хотел сказать, ты с Джэ… Ну.

Пришлось сделать глубокий вдох, но Ёнхён, кажется, уже всё понял. Он потёр глаза и дёрнул бровями вверх-вниз. 

- Вот ты у меня и спиздил новость. Мы ещё не «ну», конечно, но я бы очень хотел, чтобы «ну». 

Чан был растерян – что дальше говорить, он так и не придумал.

- Я видел твою лирику… последнюю, когда мы на ланче застряли, неделю назад что ли. – Чан посмотрел на потолок в своей комнате. – Она совсем другая. Ты не шлифуешь ничего, ты просто… меняешься. Когда мы с тобой… раньше ты почти не экспериментировал.

- Ага. Просто вещи, которые я хотел сказать, не влезают в ту форму, которой я привык это говорить. Вот и всё.

Чан колебался. Такие вопросы было бы задавать неуместно, но это тоже в какой-то мере творческий путь, а Ёнхён ни разу не оставлял его вопросы без ответа. Он помолчал, но потом вздохнул и решился.

- Ты счастлив?

Ёнхён улыбнулся снова – как он умел, открыто, грустно и как будто заинтересованно.

- Наверное, да.

Этой ночью Чан не спал – он думал, это будет ощущаться, как будто из его сердца вынули кусок, забрали два литра из пяти в его кровеносной системе, как будто он нашёл дырку в жёстком диске, как будто он голым вышел на улицу: непонимание, уязвимость, страх. Вопросы: почему не я, почему я, почему.

Вместо этого он смотрел в потолок и думал о самых простых вещах – о том, как у Джэ, например, стоит крик Ёнхёна на уведомлениях; как Хёнджин подрался с Джисоном (и чуть не оторвал ему капюшон на любимом худи, между прочим); новый релиз TWICE, который должен был стать абсолютным хитом, и что же может делать его счастливым.

*

Наблюдательным Чан не был – он, скорее, был гениальным менеджером, способным предложить приемлемый для всех способ работы. Или предпочитал так думать, а на самом деле вывозил на каких-то понятиях уважения, товарищества и братства: слово лидера – закон, пиздиться – плохо, мы все тут подружки, и нужно всех если не любить, то, как минимум, считаться. Чан входил в комнату, и Джисон делал вид, что не он только что пихал локтем Хёнджина; Феликс тут же удерживал социальное животное внутри себя, а Минхо мимикрировал под искренне дружелюбного хёна.

Впрочем, иногда Чан видел, как Хёнджин уходит подальше от насупленного Джисона, и они переглядываются туда-сюда – холодно и серьёзно. Чёрт их разберёт, правда – если им нужно для комфортного сосуществования держать дистанцию, то кто Чан, чтобы им препятствовать? И если выпускают пар, то главное, что не на глазах у остальных.

На кофе-брейке Чан жевал край стакана.

- У нас скоро отчёт по проделанной работе, - задумчиво сказал Ёнхён.

Чан ожидал почувствовать зуд внутри, как в последние несколько недель, как будто он хотел что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука. Было легко и ясно.

- Как успехи? – Чан проскроллил до конца папку с забракованными демками и поднял взгляд из-за экрана.

- Хочешь послушать? – наклонил голову Ёнхён.

Чан согласился и пересел на соседний стул – так он видел экран чужого ноута, и проводные наушники дотягивались до него. Ёнхён включил – это была видеозапись выступления; и Чан тут же стукнул по пробелу, останавливая.

- А с чего это у вас не нормальные аудиошки?

Ёнхён пожал плечами.

- Требования. Ну и казённые камеры – раз они стоят в комнатах, чего б не применить?

- Понятно, - протянул Чан, хотя ему всё ещё ничего не было понятно.

На видео были первые десять секунд полного молчания, затем вступал Джэ и Ёнхён бросал на него – и на его гитару, и на его руки, на микрофон – отчаянные взгляды, как будто не следил за песней, а смотрел лишь на самого Джэ. Было… удивительно, как уверенный в себе Ёнхён, всегда собранный, терялся в такие моменты.

Хотя, Чан просто много-много времени провёл с ним. Неудивительно, что он подмечал такие штуки, но остальные бы и внимания не обратили. Он снова стукнул по пробелу.

- Это та самая штука? – он подразумевал самую первую, которую он подсмотрел и по которой понял всё – звучало громко, но какой-то большой кусок влез в его картину мира.

- А-ага, - кивнул Ёнхён.

Чан был искренне рад за него. Ёнхён как будто поймал момент, а потому продолжил.

- Между нами нет напряжения? Как ты себя чувствуешь?

- Неплохо, - Чан скорчил нот-бэд лицо. – Я думал, будет хуже. Ты всё ещё мой крутой хён, к которому я могу прийти и показать свою срань.

Они обменялись взглядами. Чан немножко перегнул во славу момента, но… что ещё он мог сказать?

- А ты всё ещё мой крутой донсен, - он положил подбородок на ладонь и помолчал. – Знаешь, мне правда жаль, что всё так получилось. Ощущение, как будто с тобой мы были бы, понимаешь, как алтимейт дуо. Мне с тобой хорошо. Наверное, всё-таки в чём-то не сошлись.

- Да, так не работает, - Чан перевёл взгляд на экран, даже на паузе Ёнхён смотрел на Джэ. – Тебе с ним тоже хорошо.

Он стукнул его по плечу и, смеясь, добавил: «Приспособленец». Больно не было, и пустоты тоже – как будто бы ему это больше не было необходимо, как воздух.

Видео они досмотрели молча. Чан отметил потом изменения в тексте, бридж и ещё что-то, не сильно важное. Ёнхён смотрел на него и кивал, подперев щёку рукой. В какую-то секунду сердце пропустило удар, руки похолодели – Чан будто узнал это выражение лица, но убедил себя, что ему показалось. Момент был безнадёжно испорчен, кофе освоен, брейк заканчивался с минуты на минуту.

В дверях он столкнулся с Джэ – тот, со стаканом кофе и какой-то папкой, улыбнулся краем губ и проследовал на тот стул, где сидел Чан до этого. Ёнхён всё ещё смотрел Чану вслед.

Зал для практики был… громким.

- Я думал, ты позже придёшь, - Минхо наклонился к его уху, - потому и не стал разнимать. 

- До рукоприкладства не дошло? – Чан повернулся и строго посмотрел на Минхо, а потом, так же строго – на нарушителей спокойствия.

- Как видишь. Я вообще хрен знает, чего они. Вроде столько не дрались… шли сюда спокойно, Хёнджин вообще припёрся пораньше.

На фоне тем временем Хёнджин держал Джисона за плечи, Джисон отчаянно вырывался, скидывал руки и хотел вмазать по ближайшим частям тела – но пока что выходило только по предплечьям, между ними вклинивался Чанбин в попытке разнять – и вроде как у него это получалось с переменным успехом – но Хёнджин не отпускал Джисона ни в какую, а Джисон отказывался менять вектор своей агрессии. Чан положил ноутбук на стул в уголке и направился к ним.

- Ёбаный-корёбаный, ну сколько можно!

Джисон нервно оглянулся и продолжил – с меньшей силой, но сквозь зубы то и дело плевался гадкими словами. Хёнджина, очевидно, это всё достало: он просто пытался минимизировать ущерб. Чанбин нашёл слабое место и оттащил Джисона – не без помощи Чонина.

Хёнджин не выдавал секретов – молчал как рыба. На все вопросы отвечал «не знаю» и «его спроси», кивал на Джисона. Чан попытался бы расколоть Хёнджина, но зал был занят на ближайшие два часа, время шло и шло, а ничего хорошего за сегодня они не сделали. Джисон остыл, насупившийся, смотрел на Хёнджина через зеркало и так же отнекивался от всего, что ему говорил Чанбин.

Ночью, когда Чан сворачивал проект и собирался открыть окошко, чтобы проветрить комнату, к нему зашёл Джисон – опять в каком-то безразмерном шмоте, маленький и неуверенный. Чан пригляделся – всё-таки Хёнджин успел нанести ему тактическое ранение: царапины на тыльной стороне ладони и синяк в дырке рваных джинсов. Джисон достал икеевскую табуретку и сел в уголочек, как бедный родственник, не поднимая головы – а за козырьком кепки лица видно не было. За окном начинался дождь.

- Крис, - тихо сказал он. – Извини, а? Что я опять подрался.

Вот это сюрприз; раньше он не приходил и не извинялся после каждой драки.

Чан развернулся в кресле.

- Ну, допустим. А объясниться ты не хочешь?

Хёнджин после тренировки просто собрал вещи и ушёл. Джисон делал вид, что ничего не произошло… вплоть до теперешней минуты.

- Я… Я ничего, а этот, - вспылил он, и Чан наконец увидел его лицо, грустное и серьёзное. – Слушай, я потерялся.

- Иди сюда, - Чан пересел на диван и похлопал рядом с собой. – Ну давай, давай, кринжевать потом будешь. Такое случается.

Джисон доковылял до дивана и привалился к Чану, неудобно уложив руки, типа, обнял. Чан обнял его тоже, погладив по плечам.

- Ну чего? – почти шёпотом поинтересовался Чан.

- Он сказал, что он меня едва терпит, - пожаловался Джисон, но, по-видимому, дело было не в этом, - я разозлился и сказал ему: «Не терпи меня, хули, говори, как есть».

- И что он сказал?

Джисон вздохнул и прижался.

- Я вообще ему перед тренировкой поджопника дал. Ну как поджопника… пенделя такого, ма-а-аленького. А он как раз сложный момент повторял.

- Ну-ну, - Чан снял с него кепку, потрепал по волосам. – Давай, я тебе тоже щелбанчика дам. Профилактического.

Джисон будто и не заметил – сидел спокойно, не дёргался, потому щелчок вышел совсем тихим.

- У тебя никогда такого не было, что ты видишь что-то крутое, и хочешь как-то к этому приложить руку? – несмело начал он.

- Типа текст доработать? Мы с Ёнхёном-

- Да нет же, - перебил Джисон. – Это даже не про технику, и не про умные предложения. 

- Похоже на зависть, - Чан потёр глаза, перед ними уже плыли пятна. – Ты же не маленький, должен и сам понимать.

- Да нет же, - вспылил. – Какая зависть! Вот когда мы с трирачей пишем тексты отдельно, а потом ты что-то чувствуешь, что текст про тебя – это зависть? Когда ты видишь, что всё, что делает человек – он про себя, а тебе хочется, чтобы и про тебя тоже – это зависть?!

Джисон захлопнулся и его уши тут же покраснели.

Чан вздохнул. За окном продолжался дождь и, кажется, мелькнула молния. Хотелось, наверное, подстебнуть его – Джисон же говорил это про одного конкретного человека, это было настолько очевидно – но было не время и не место. Ему открылись не для этого. Вместо слов он провёл рукой по растрёпанным волосам Джисона и почесал над ухом.

- Мне сложно, - пробубнил Джисон. – Я как будто говорить разучился.

- Понимаю.

Чан не понимал – все его сближения с людьми были основаны не на том, что у него перехватывало дыхание по каким-то непонятным причинам: он видел хорошего человека, он знал, что испытывает к нему уважение и восхищение, он подошёл, взял за руку, уверенно сказал «я хочу с тобой общаться». Правда, с Ёнхёном, например, у него пару раз было что-то похожее – когда они, ещё полностью не проснувшись, застревали в кафешке, ожидая кофе на вынос, и взгляд Чана сам по себе застревал в высветленных ёнхёновых патлах, а потом спускался на лисьи глазищи и ловил взгляд – внимательный и хитрый. Чан тогда хотел написать об этом что-то: ну два слова, ну две строчки – но получалась какая-то фигня; он винил в этом корейский и английский.

- Это может быть тяжело, но постарайся, - после долгого молчания произнёс Чан. – Говорить, я имею в виду. Если ты будешь говорить – тебя поймут с какой-то вероятностью; если не будешь – вообще никогда не поймут.

- Да я знаю, - тут же вставил Джисон. – Но вот с некоторыми говорить вообще не получается. Корейский они в школе не учили, или что?...

Чан засмеялся.

- Ты только этим некоторым такого не говори, хорошо? А то они точно тебя никогда не послушают.

После завтрака на следующий день Джисон твёрдо направился в комнату Хёнджина; Чан, не вставая из-за стола, незаметно проследил за ним – заметил, что тот теребил шнурки на домашних штанах, был бледным и вообще жутко нервничал. Из-за двери не послышалось звуков возни – они не дрались, замечательно, наверное, сегодняшний день они переживут без эксцессов, Минхо, отбой.

Они и правда перестали драться – теперь насовсем, без хлипкого перемирия, которое каждый раз грозилось сломаться и вылиться в огромную бурю. Они игнорировали друг друга – по крайней мере пытались; Чан видел, как Джисон однажды ненамеренно споткнулся об ногу Хёнджина – тот тут же подтянул её к себе, оба буркнули извинения, и разошлись.

Дни шли за днями, недели за неделями – рутина, тренировки, редкие поездки мемберов домой. Чан привык к этому: предебют, дебют, первые промоушены, выступления на шоу – всё подготовило его к этой стандартной жизни айдола, он читал про это, он слышал про это. Столько разговоров с нунами из TWICE, столько неловких диалогов на перерывах с Джебомом и Джексоном. Последний шутил про трудо-выебудни, и Чан смущённо хихикал. Реальность оказалась именно такой – выебудни, как они есть. Встречи с Дживайпи, ланчи с Ёнхёном, поездки в лифте с Саной. Душ после Чонина, запрещёнка вроде сладостей под кофеёк с Чанбином и Джисоном, фотки кошек Минхо (или котов?), диета Феликса и так далее, перечислять не было смысла. Иногда ему было интересно, такая же это рутина для остальных, как и для него?

Чан прокрался к коридору; это было месяцы спустя. Все спали, или должны были спать, но из гостиной слышались голоса: тихий, ленивый шёпот. Даже телевизор был выключен, похоже, света вообще не было, кроме тусклой луны и фонарей с улицы – но их было мало. Никаких теней на стенах.

Подслушивать нехорошо, помнил Чан, но и не спать до хрен-знает-скольки ночи тоже было нехорошо, так что все участники преступления этой ночью в той или иной степени накосячили. 

- Я тебя никогда не ненавидел, - возбуждённо шептал первый голос. – Ты просто меня провоцировал. Я…

За этим последовал добродушный смешок, а затем тоже шёпот – видимо, прямо в ухо первому, было слышно шушуканье, но не конкретные слова. Чан вздохнул.

- Ну конечно. Мне так нравится, как ты танцуешь. И ты весь нравишься, - продолжил первый, послышался шорох и слабо заскрипели пружины на диване. – Ты такой крутой, правда, я всегда хотел уметь так же въёбывать. И красивый такой.

- Придумывай больше, - похихикал вполголоса второй. – Как будто бы ты дурака валяешь.

Первый угукнул куда-то то ли в подушку, то ли во второго – мягко и приглушённо. Их не слышал никто, кроме Чана, он был свидетелем такого… сложного, такого драгоценного момента.

- Ты такой молодчина, - пробурчал второй голосом Хёнджина, тоже, кажется, то ли в подушку, то ли в своего партнёра. – Я тобой горжусь. Ты умница. А я был долбоёбом, что не…

Первый прыснул, отчего диван снова заскрипел. Послышалось тихое частое ойканье, пока звуки совсем не стихли.

Чану позарез нужно было пройти мимо них, но он подождал, пока тишина не устаканится целиком и полностью, и лишь тогда наступил на дальнюю доску пола – она отозвалась тихо, но достаточно, чтобы парочка встрепенулась. Чан медленно наступил на ближний скрипящий кусочек, затем вышел в коридор.

Джисон и Хёнджин спали на соседних диванах. У Хёнджина под боком лежало два телефона; слабо отражали тусклый серый свет из-за окна. Чан пошёл дальше – и не смог сдержать улыбку. Наблюдать он не умел, но очевидные вещи, маячащие перед глазами, игнорировать было невозможно. Да и незачем.

*

Был один из тех прекрасных солнечных дней, когда время застывает, и что бы ты ни делал – оно ведёт себя странно. То ты заканчиваешь проекты, на завершение которых требовалась не одна неделя, пачками, то никак не можешь расправиться с простейшими задачами. Солнце катилось по небу, и машины шумели за окном, было жарко, пыльно и поразительно хорошо. Бутылка с водой опустела, и Чан решил, что сейчас он закончит с планом на месяц, и пойдёт – он обещал сводить вечером младших в едальню, и Бан Чан не Бан Чан, если не выполнит своего обещания.

На самом деле план можно было записать словами «не помереть», и он едва ли был бы менее точным, чем то, что пытался накалякать Чан. Бесполезная работа, крутилось у него в голове, и на что нам менеджеры, если они не могут выбить нам ещё время в зале, и хотим ли мы мировой тур, и что вообще, блин, происходит сейчас…

- Эй, - дверь открылась. – Я услышал, что ты слишком громко думаешь. Не засоряй эфир, на.

Феликс попытался пальцем стянуть маску, но зафейлил, она осталась у него под носом. В обеих руках он держал стаканы с соком.

Чан улыбнулся и потянулся приобнять его.

- Моя-то ты радость. Я же вроде молчу, в чём дело?

- Я подхожу, значит, и слышу, как трясётся стол, - Феликс аккуратно поставил стаканы и присел на второе кресло. – Ты даже не заметил, наверное, но ты постоянно его шевелишь туда-сюда.

Чан на пробу вытянул ногу и упёрся в ножку тумбы. Туда-сюда – тихий, незаметный звук.

- Ага, слышишь? На этаже ты один. Так что… никто бы не подумал, что это ты. Конечно. Кто угодно, но не ты.

- Да брось, - махнул рукой Чан и тут же мягко рассмеялся. Феликс рассмеялся в ответ – растрёпанный, веснушчатый и тонкий, как тростиночка – и тут же потянулся к стакану.

- Ты пей, пей, эн эппл э дэй кипс зе доктор эвэй. Тебе ещё долго? Джисон говорит, он ждёт не дождётся, когда ты раскошелишься ему на пивчик.

- Я заканчивал, - снова повернулся к ноутбуку Чан. – Спасибо большое. Как раз водичка закончилась, а к кулеру было лень идти.

- У-у, лентяй, - за спиной Чана скрипнуло кресло.

Они просидели в тишине ещё несколько минут: Чан вычёркивал какие-то графы в гугл-календаре, скрёб по блокноту почти выдохшейся ручкой, время от времени брал телефон с зарядки и писал туда что-то. Оборачивался, смотрел на Феликса пару секунд, пока он сам не отрывался от телефона.

День как нельзя кстати подходил Ликсу - и веснушки у него становились ярче, и глаза под кепкой сияли под стать солнечным зайчикам. Чан вздохнул – Феликс был ужасно красивый и ужасно неосведомлённый о своей же красоте (за редким исключением случаев). А ещё трудолюбивый до жути, суетливый и экспрессивный – электровеник, ни дать, ни взять.

- Тебе нужна помощь? - буднично поинтересовался Феликс. Чан обернулся и увидел, что тот закинул ноги на подлокотник кресла, забавный такой. Можно было поднять его себе на спину и донести до самого общежития – просто потому, что захотелось.

- Ладно тебе, - потряс головой Чан. – Просто замучился. Тут работы на двадцать минут.

- Джисон пишет, что пивчик необходим, как воздух, просит поторопиться.

- Он им дышать будет?

- Не спрашивал, но в случае успеха эксперимента, мы получим первую пиводышащую квокку.

- А в случае неуспеха?

- Не получим, - прыснул Феликс.

- Ставки слишком высоки, - начал вещать Чан, удаляя кучку однотипных мероприятий в календаре. – Но группа исследователей под кодовым названием «Бродячий детсад» готова поставить всё на кон, чтобы получить пиводышащий организм.

Феликс покатился со смеху – буквально, оттолкнулся лапкой и проехал в кресле по узкой комнате, успевая при этом гыгыкать и выглядеть совершенно очаровательно.

- А прикинь, - он задыхался и пищал. – Прикинь, сабюнит стрэй кидз «Котячий детсад», типа Минхо и его эти… монстры.. дети…

Чан не боялся, что его ёбнет внезапной влюблённостью, тёплым покалывающим чувством в груди, бабочками от живота до кома в горле и прочими страшными вещами, вроде желания постоянно быть рядом, поделить что-то, прикоснуться – он был привычным. Сначала Сана когда-то давным-давно, затем Ёнхён – оба научили его правильно работать со своими чувствами: делать вид, что их нет, пока не станет совсем невмоготу, а потом продолжать, продолжать, продолжать, пока не почувствуешь, что отпустило.

Конечно, иногда казалось, что не отпустило – когда он пересекался с Ёнхёном, когда смотрел лайвы. Пустота внутри сменялась сожалением, но никогда ревностью или завистью – это было бессмысленно. Или Чан научился подавлять эмоции настолько, что не мог сам зарегистрировать и следа от них. Но на практике это всё равно приводило его к хорошим, спокойным отношениям с другими, так зачем париться?

Чан, скорее, боялся того, что кто угодно – Феликс, маленькая девочка из NMIXX, которая, стесняясь, подошла к нему когда-то и сказала, что он очень классный, кто-то ещё – вдруг почувствует к нему то же самое, болезненное и просто так не проходящее. Этот кто-то окажется в ловушке сам или затянет и Чана туда же, и их чувства… они не сделают их счастливыми.

- Спишь?

Чан моргнул. Последние минут пять он пялился в экран с ящиком внутренней почты, рядом был открыт мессенджер. Под конец нужно было добиться согласования пары штук, и вообще-то рабочий день ещё не был закончен, но Чан чувствовал, что какого-то ответа он добьётся только завтра. Ну или к завтрашнему дню.

- Есть такое, - признался он. – Давай ещё пару минут подождём, а потом пойдём.

- Хорошо, - отвернулся от него Феликс. Чан запоздало подумал, что тому бы пошли длинные волосы, собранные сзади в хвост – даже не как у Хёнджина, а совсем-совсем длинные. И, наверное, шляпа на затылке. Надо будет внести предложение стилистам.

Чан почти задремал снова – ответа не было.

Были и другие дни – пасмурные и дождливые, когда промокший до нитки Чан вваливался в зал для практики и находил там только дэнсрачу с Джисоном, повторяющих движения раз за разом, перемежая это руганью Минхо. Были дни, когда он палил, как зацелованный Джисон вываливается из комнаты Хёнджина, а Чонин, хихикая, украдкой указывал ему на шею, где у самого Джисона были краснющие пятна, которые, тем не менее, сходили за пару часов.

Были дни, когда он с трирачей вспоминал какие-то старые времена и старые тексты, чтобы сделать из них демки к новым штукам. Чанбин называл его старым пердуном, потом в шутку ругался и принимался за работу сам – Чан особенно ценил такие дни.

Были дни, когда он не вспоминал ни о чём, что могло бы разбить ему сердце – как будто оно не было уже разбито достаточно, просто он не заметил, когда тонкое стекло пошло трещинами, и сейчас едва удерживал его от потрясений.

Был день, когда он не выдержал.

Они сидели с Феликсом – тот болтал ногами на барном стуле, единственном в их общежитии, Чан сидел рядом, на обычном, тянул кофе и сёрфил ютуб. Феликс был мастером примазываться, выглядел, как кот, большой, тощий и очень-очень ласковый. Чан видел его каждый день, но сегодня он моргнул, глянул на Ликса – и где-то на краю сознания удивлённо подметил, что тот стал взрослее. Впалые щёки, хитрый прищур; как будто бы даже меньше веснушек – а жаль, Чану так нравилось, когда летом тот был весь в крошечных веснушках.

Прямо сказать, Чан не испытывал проблем с тем, чтобы держать какие-то свои мысли в себе, но когда ютуб подкинул ему видос про нейробиологию счастья и всякие заумные слова, а Феликс заканючил, что это хорошая штука, давай, Чан, врубай, посмотрим; он сломался. Где-то на третьей минуте рассказа про нейромедиаторы он уже думал, как будет говорить о своих мыслях.

Он же мог довериться Феликсу, верно? Он доверял ему так, как не доверял, наверное, никому.

- Же-есть, - протянул Ликс, сползши со стула, но всё ещё опираясь на него. – Щас бы пожрать дофаминчика.

- Или девушку найти, - без особого энтузиазма повторил строчку из видео Чан.

- Всё ясно, трёхлетнее кокблок-соглашение на исходе, ты уже ищешь себе, хм, бесплатный дофаминчик, - поддразнил Феликс. – Ну ничего-ничего, будет и на твоей улице праздник.

Он полностью облокотился на стул, чуть ли не лёг на него, и свесил руки вниз. Ладошки больше не были совсем крошечными, но были… меньше чановых. Он трогательно цеплялся за перекладинки на стуле, а потом потянулся к столу.

- Знаешь, - он собрался с силами, как будто собирался признаться Ликсу в любви, но настроение было совсем не таким, сердце не билось в груди, как бешеное. Он грустно улыбнулся и посмотрел ему в глаза. – Чисто философски. Может, в этом и есть счастье – наблюдать за счастьем других?

Феликс застыл ненадолго, а потом нахмурился и пнул ножку стула Чана.

- Ты на Хёнджина с Джисоном насмотрелся? – медленно спросил он. 

- Да какая разница, - пожал плечами Чан. – Жизненный опыт.

Феликс принял другую позу – сверху это была «нарисуй меня, как одну из своих французских женщин», снизу… он просто стоял. Он хмуро зыркнул на ноут, потом на Чана.

- Я, конечно, всё понимаю, но вот этого я не понимаю. Ты как будто только что сказал, что тебе на всё поебать, ты тут менеджер, но сильной радости ты от нас не испытываешь. Точнее, испытываешь, но, знаешь, в порядке «посадить сына, построить дерево», что там ещё. 

Чан замешкался.

- Ты несчастлив здесь? – Феликс заглянул в глаза Чану.

- Это не тот вопрос, к которому я готовился, - пошутил Чан, пытаясь скрыться от проницательного взгляда Ликса. – Я даже не о музыке.

Чан хотел обидеться, злобное, горячее чувство ткнуло его в грудь, но он вздохнул и сцепил руки в замок. Ликс побледнел и смутился.

- Я-я… Я не хотел, извини меня, пожалуйста, - он вцепился в сиденье. – Просто… эта фигня со счастьем не должна крутиться только вокруг любовных дел. Это же бессмысленно. И странно. Ты делаешь то, что тебе приносит удовольствие, с людьми, которых считаешь своими друзьями.

Чан сдержал улыбку.

- Наверное, даже чуть больше, чем друзьями.

- Ты только это Хёнджину не говори, я не смогу изобразить, какое лицо он сделает, но ты понял, о чём я.

- Я ваш кринжовый батяня, - пошутил Чан.

- Ага, - кивнул Ликс. – Такой настрой мне нравится. Но мы отошли от изначальной темы. Почему ты решил, что чтобы быть счастливым тебе надо только наблюдать?

Чан не знал, с чего начинать – это было особенное чувство, как будто внутри живёт понимание всех-всех на свете процессов, и время от времени оно ударяет в мозг – болезненно и оглушающе, и, видя понравившегося человека, ты знаешь, что обречён.

Дело было даже не в том, что ты этому человеку не понравишься – о, Чан умел нравиться и знал об этом хорошо. Дело в том, что будет дальше: нужда в том, чтобы постоянно скрываться, чужая душа – потёмки, что же будет дальше и правильный ли выбор он делает в самом начале и каждую секунду.

Чан всегда мог положиться на Ёнхёна, когда они когда они были вместе, если они вообще когда-то были вместе. Но мог ли он на самом деле, всерьёз положиться на себя? Он не знал. Ему было что сказать Феликсу, но он не знал и как сказать ему всё это – слишком много мыслей, не пакующихся в слова.

- Я не знаю, - беспомощно произнёс Чан, и это была чистая правда. – Я не умею быть не один.

Феликс поджал губы и сполз вниз, уселся на самую нижнюю перекладину стула и внимательно посмотрел на Чана, поймав своей маленькой ладонью его.

- А теперь скажи мне прямо в глаза – ты всё это время был один? Ты чувствовал себя одиноко?

Чан вздохнул.

- Вы – это… это совершенно другое. Я же кринжовый батяня и какая-то большая доля ответственности лежит на мне.

- Ответь, - настойчиво попросил Феликс.

В тот раз он не ответил, потому что не смог бы соврать Феликсу прямо в глаза. Но и быть честным прямо в глаза тоже не сумел.

*

Стакан апельсинового сока прямо перед его ноутбуком.

Заполненный календарь и пара дублирующих заметок о самом важном, написанных не его почерком.

Смешной каомодзи в контактах вместо имени.

Подушка, пропахшая лимонным, свежим парфюмом – как будто специально, но нет, Чан точно знал, что Феликсу больше нравится, когда от белья пахнет больше порошком.

Тарелка со свежеиспечёнными печенюхами.

Сообщение на английском вперемешку с корейским.

Чан пытался подсчитать, но так и не смог – сколько же вещей напоминает ему о Феликсе за день. Пытался понять – знает ли он, умеет ли он теперь быть не один – это была важнейшая, основополагающая вещь.

Феликс никому не говорил о том, что произошло вечером, в этом Чан мог на него положиться. Тёмная ночь, облокотившийся на стул Ликс и отвернувшийся Чан – он правда очень-очень надеялся, что ему удастся сдержать слёзы, противные, душащие, те самые, не мужские скупые, а сигналящие ярким красным о поражении. Не сдержать, так скрыть – но Ликс смотрел внимательно-внимательно, как будто боялся пропустить малейшую деталь. Он всё молчал и как будто не дышал, ожидая ответа, но ответа не было.

Чан едва не начал захлёбываться – больно, и это была только его вина. Столько времени баюкать яд под сердцем и делать вид, что его нет; столько лет не обращать ни малейшего внимания на себя – и в то же время притворяться, что твоя же компания тебе дороже всего. Правильно говорят – ты не других обманываешь, ты обманываешь самого себя; и если остальные видели его добрым, внимательным, общительным, хо-ро-шим, не жалеющим себя ни на что; то самому себе он всё время казался исключительным эгоистом, хотел казаться. Зачем?

Когда ему впервые предложили помощь – ничего особенного, Чанбин просто хотел ревьюшнуть его текст, потому что «чел, ты себя-то видел? Иди поспи, долбоёба кусок», - он не согласился.

Когда это вошло в привычку, когда он перестал сопротивляться, то почувствовал, о чём говорил Феликс, и знание вновь ударило его по темечку.

По-хорошему, Феликс не говорил в тот вечер ни о чём, но очень хотел сказать, а впоследствии и сказал вслух: всё это время, всё это время оно было здесь – то, что искал Чан, оказалось именно тем, от чего он всё время бежал и чего боялся.

Ликс тыкнул его в нос.

- Ты в порядке?

На дворе была ночь. Чан уже устал, и Ликс вообще-то тоже, они оба вспотели, как черти, и надо бы было поменять простыни, а ещё смотаться в душ. После оргазма ощущения были такие, как будто бы они вышли из бани и медленно-медленно остывали на холодном воздухе или под тёплым душем, голова слегка кружилась, а в ушах ещё звенел тихий, сдавленный стон Ликса – когда Чан прокрутил запястье и тут же вжал его в себя, вылизывая его рот.

У Феликса, кстати, губы были искусаны чуть ли не до крови. Или до синяков. Но это было не так уж и важно – на завтра была запланирована запись дэнс-практики, и можно было надеть маску, если наутро ничего не сойдёт.

Чан улыбнулся и чмокнул его в губы.

- Конечно.