Ладан

Дилюк резко вздрагивает и распахивает глаза, вырываясь из оков сна. Вокруг ночная темень, окно плотно зашторено, не пропускает ни единого луча лунного света. Поместье погрязло в умиротворенную тишину. Очередной кошмар. Спустя некоторые секунды Дилюку удается взять себя в руки и успокоиться. С того рокового дня прошло уже четыре года, но стабильно несколько раз за неделю он просыпается от ночных кошмаров, пересказывающих ему события того дня. Из раза в раз во сне его преследует образ умирающего отца, и каждый раз Дилюк оказывается не в силах ему помочь — не успевает что-либо предпринять. Сон для него давно перестал быть усладой, наоборот, принял на себя облик каторги. За все прошедшие годы ему не стало ни на грамм легче. Рагнвиндра преследуют ночные кошмары, исчез всякий стимул жить, понятие радости насовсем стерлось из его жизни. В эту ночь он точно решится положить всему конец.

Последние недели каждый вечер он сидел за религиозной литературой, — откопал несколько запылившихся книг на винокурне — а именно за Гоетией [1]. Дотошно прошерстил каждого демона из списка, изучил их особенности и навыки. Должно быть, он совсем отчаялся, если будучи преданным архонтам, решился на призыв приспешника ада. Демоны по природе своей лукавы, коварны и хитры, и Дилюк об этом прекрасно знает. Тем не менее, в этом он видит свое спасение от гнетущей боли прошлого.       

Губернатор Буер — десятый в списке духов. В его силах обучить призывающего моральной и природной философии, а также исцелить от физических и душевных расстройств. Именно этим Буер и заинтересовал Рагнвиндра так, что тот решительно настроился призвать именно его. Поговаривают, что Губернатор является к колдующему в облике стрельца с торсом человека и низом коня — то есть, кентавра.       

Дилюк усаживается за стол и укладывает перед собой книгу со способами призыва каждого из демонов. По оглавлению он находит нужную страницу, открывает книгу пошире и приглаживает стык между страниц для удобства. Распахивает окно, впуская желанную прохладу; ночь сегодня выдается ветренной. Из соображений безопасности Дилюк решает закрыть дверь спальни на замок, дабы случайная служанка не стала свидетельницей сего. Пока Дилюк возится с замком, в комнату врывается поток ветра и задевает потертые пожелтевшие страницы, которые от бессилия своего перелистываются на пару разворотов с тихим шебуршанием. Наконец разобравшись с заржавевшей щеколдой — надо бы ее уже наконец сменить — Дилюк вновь присаживается за стол, как ни в чем не бывало оглядывая страницы. В списке значатся свеча, золото, ладан… Вероятно, этого будет достаточно. Не размышляя ни секунды, из ящика под столешницей Рагнвиндр вынимает свое золотое фамильное кольцо и бутылек с обозначенным в книге благовонием, поджигает стоящую подле себя свечку и делает глубокий вдох. Он складывает руки в замок перед лицом и начинает бормотать указанные в тексте слова призыва: «Lirach tasa vefa wehl Beleth… Lirach tasa vefa wehl Beleth…» И… ничего не происходит. Дилюк пробует произнести эти слова еще раз: «Lirach tasa vefa wehl Beleth». Но и на этот раз магии не случается, лишь дрогнуло пламя свечи под натиском потока воздуха с улицы. Должно быть, писания о демонах — всего лишь мифы. Дилюк ожидал такого исхода, но, поглощенный отчаянием, немало расстроился. Что ж, теперь всякая надежда на избавление от тяжкого груза точно погибла. С навалившимся опустошением Дилюк тушит свечу, убирает куда подальше книгу и забирается в кровать. Ему удается уснуть, но до будильника остаются считанные часы.

Утром он просыпается куда более помятым, чем обычно. Но сегодня в таверне ожидается наплыв посетителей, так что он просто обязан выйти на смену и помочь Чарльзу. Дорога от винокурни до «Доли Ангелов» не отнимает много времени, но Рагнвиндр ощущает, будто путь затягивается длиною в вечность. Виной тому тревожное состояние, вызванное мурашками по спине, словно кто-то пристально за ним наблюдает. Это странно, ведь с утра погода оказывается куда теплее, нежели ночью. Но, вероятно, так на него влияет тотальная бессонница и кошмарные сновидения. В таверне и правда уже собирается народ, а ведь от момента открытия прошел всего час. Дилюк на пару с Чарльзом мечется меж столиков с разлитыми по бокалам напитками. Это выматывает, но, с другой стороны, приносит немалую прибыль бизнесу. Тем не менее, ощущение чужого взгляда на себе не покидает ни на минуту. Это не те взгляды, что принадлежат посетителям — этот словно ледяной, забирается под самую кожу и морозит все органы, проникает во всякую жилку, встреченную на своем пути, вызывает тошнотворную панику.

— Мастер Дилюк, Вы очень неважно выглядите. Может, Вам стоит взять отпуск? — с левой стороны доносится голос Чарльза.

— Я еще в силах справляться с работой. Да и потом… на тебя взвалится слишком много обязанностей, — вздыхает Дилюк.

— О, Вам нет смысла переживать, я со всем управлюсь, даю слово. Так что подумайте нам моим предложением, пожалуйста.       

Дилюк вежливо ему кивает, не желая развивать эту тему. Он способен стоять на ногах, значит, способен и работать.       

Возвращается домой он уже за полночь по той же дороге. Хочется поскорее вернуться на винокурню, закрыться в своей комнате и поспать. Но из размышлений о предстоящем сне его вырывает неожиданное зрелище: вдали дороги он разглядывает темный силуэт человека на… коне? Быть не может. Дилюк несколько раз промаргивается, хмурит брови и вглядывается тщательнее. И правда всадник на коне. Но ведь Варка еще давно забрал всех до единой лошадей из Мондштадта. Так откуда же взялась эта? Как нельзя невовремя далеко позади раздается пьяное, приглушенное пение местного барда. Будь неладен этот прохвост-алкоголик, что даже ночью не умолкает и терроризирует сон жителей города своей лирой и охрипшим от вина голосом. Дилюку не хочется испытывать судьбу, поэтому он сворачивает в сторону на едва протоптанную тропинку. По ней он и добирается до поместья. Слава Архонтам, без приключений.       

В эту ночь заснуть оказывается еще тяжелее, чем вчера. И пускай усталость повисает на его плечах, не сходящее ощущение чужого взгляда не дает нормально отдаться сну. Кажется, теперь что сон, что бодрствование — сплошь невыносимый ужас.       

Точно по такому же сценарию проходят и следующие дни: Дилюк просыпается с невыносимым ощущением чужого взгляда на себе, проводит с этим холодком на спине рабочий день, а после закрытия плетется с работы за полночь, из раза в раз видит неизменный силуэт и сворачивает на более безопасную тропинку. Рагнвиндр начинает чувствовать себя помешанным, иначе он бы это не назвал. Все, что занимает его мысли — чья-то слежка за ним. Уже тогда он не выдерживает и берет-таки себе недельный выходной. Может, Чарльз окажется прав и ему это хоть немного поможет. Дилюк накидывает на себя сюртук, прощается с Чарльзом и бредет на винокурню. Но, на удивление, он больше не видит пугающего силуэта вдали. По крайней мере, уже одной проблемой меньше, так ведь? Когда он доходит до своей спальни, мастерски минуя Аделинду со словами об ужине, на часах уже близится второй час ночи. Он распахивает дверь, тут же ощущая, как внезапная свежесть повеяла на лицо. Интересно, он сам забыл закрыть окно с утра или его позднее любезно открыла Аделинда, дабы проветрить комнату? Так или иначе, Дилюк свободно вдыхает и делает несколько шагов в глубь комнаты.

— Ждал меня?

Дилюк мгновенно застывает на месте, словно окаменевший. От оцепенения он даже оказался не в силах повернуть голову на голос. Паника захлестывает, а чужой голос продолжает щекотать затылок.

— Ты плохо спишь. Почему? Признайся, испытывал предвкушение перед встречей со мной? — напряженных плеч касаются чужие ладони в поглаживающем жесте. — Прости, что заставил тебя ждать, — Дилюк чувствует, как руки начинают блуждать по его лопаткам. — Но мне нужно узнать о том, какой натуры человек меня призвал, прежде чем являться к нему.       

Дилюк неровно вздыхает, тут же начиная сопоставлять все произошедшее: проведенный днями ранее обряд, ощущение чужого взгляда, тот мрачный силуэт… Должно быть, он перепутал всадника на лошади со стрельцом. Ритуал все-таки сработал и к нему и впрямь явился Губернатор Буер. Оцепенение понемногу начало спадать, и вот он уже оказался в силах наклонить голову и увидеть ласкающие его руки. Те совсем не напоминали когтистые лапы или что-то в этом духе, чего можно было бы ожидать от демона, наоборот, выглядели ладони вполне себе по-человечески, смуглые, обтянутые плотными черными перчатками без пальцев. Дилюк маломальски возвращает себе контроль над собственным телом и вырывается из «объятий» демона, даже как-то нервно отскакивает от него, наконец поворачивается лицом.       

Перед собой он видит вовсе не то, что ожидал: вместо чудища, скрещенного из всадника и коня, перед ним стоит совершенно нормальный, не тронутый мутациями человек. Внешность его более чем приятна; украшенная золотыми элементами одежда, глубокий вырез на груди, смуглая ровная кожа, прямые длинные волосы приятного синего оттенка, миловидное лицо, пленяющий взгляд василькового глаза, — второй скрыт под повязкой — самоуверенная улыбка. Это вводит в замешательство: с одной стороны, в книге были детально описаны образ кентавра или льва на пяти козлиных ногах, но с другой… про человеческую форму Буера не было упомянуто ни слова. Может, он ранее ни к кому в таком виде не являлся? Где-то в глубине души Дилюку это льстит.       

Рагнвиндр решается сделать шаг навстречу, все еще не без опаски, но с появившейся надеждой, а затем… опускается перед демоном на колени, готовый молить его о помощи. Но прежде, чем он успевает что-либо сказать, его глаза заполняются непрошеными слезами. Сдерживая их из всех сил, он упорно, вопреки кому в горле, высказывает свою просьбу [2]:

— Я не могу спать, каждую чертову ночь меня преследуют кошмары с событиями того дня, это невыносимо, я просто погряз в страхе и нескончаемой боли, понимаешь? — против воли он издает всхлип, до боли кусает свои губы, но от этого глаза лишь пуще наполняются влагой. — В тот день я лишился отца, и до сих пор, спустя несколько лет, мне не стало нисколько легче, — еще один внезапный всхлип прорывается через горло. — Я хочу, чтобы ты помог мне избавиться от огромной душевной боли.       

Демон даже на мгновение ощутил некое подобие сочувствия к этому парню, но после широко улыбнулся. Дилюк непонятливо сводит брови к переносице, неуверенный в том, что он сказал такого, что могло бы развеселить приспешника ада.

— И как я, по-твоему, должен это сделать? — от отчаяния и непонимания Дилюк склоняет голову вбок, позволяя слезе все-таки выпасть из глаза и потечь по щеке. Такое мерзкое ощущение, будто над ним просто издеваются!

— Разве ты не владеешь силами исцеления недугов? — плечи начинают предательски дрожать, когда в ответ он слышит звучный смешок.

— Ты, должно быть, что-то перепутал. В моей власти лишь любовные чувства.       

Дилюк принимает лицо всепоглощающей неловкости и потерянности, еще раз штудирует свои мысли, окончательно путаясь в происходящем. Навыки побуждения любви, испытание страхом [3], образ кентавра… нет, всадника на лошади. Не может такого быть.

— Белет [4], — то ли вопросительно, то ли утвердительно произносит Дилюк, медленно поднимаясь с колен.       

Демон снова улыбается, но теперь заметно мягче и добрее, и кивает, подтверждая чужую догадку.

— Да, таково мое имя, но оно уже слишком устарело для нынешнего времени. Поэтому я предпочитаю, когда меня зовут Кэйя, — Король протягивает Дилюку руку, но тот не спешит принимать приглашение, все еще глядя на мужчину перед собой с опаской. Кэйя недовольно вздыхает, показательно закатывая глаза.

— Прояви хоть немного уважения к королю. Ты должен быть мне благодарен за то, что я не лишил тебя головы в первую же ночь за показанный тобою страх.

Рагнвиндр тяжело сглатывает и подходит, пожимая-таки чужую руку. Ладонь оказывается неожиданно теплая и приятная, чего не было так хорошо заметно через слои одежды, точь-в-точь человеческая. Он не замечает, что до сих пор плачет до тех пор, пока другая рука не касается его мокрой щеки, утирая соленую влагу. Кэйя шепчет ему:

— Ну, ну, не плачь. Уверен, и со мной ты славно проведешь время.       

Дилюк не успевает ничего ответить, как его губ касаются чужие, медленно и ненавязчиво целуя — но это оказывается лишь маневр, потому что через считанные секунды Кэйя мажет языком по соленым от скатившихся на них слез губам, проталкивает его внутрь и встречается с чужим языком. Дилюк, почти не задумываясь, начинает отвечать, дрожащие руки укладывает на узкую талию. Король совсем не торопится, но зато без стыда и совести кусается, протискивается языком как можно глубже, стирая надежды на сухой невинный поцелуй. Страх почти отступил, Дилюк касается тела напротив все чаще и откровеннее. Кэйя поощряет это неизменно хитрой улыбкой, а затем опускается к бледной шее и принимается ее выцеловывать, касаясь губами дрожащего кадыка, просвечивающих вен, не обделяя покусываниями и их. Руками блуждает по спине, подцепляет на плечах помятый сюртук и бережно снимает его, пуская в свободное падение на пол. Рагнвиндр же пробирается к чужой и без того открытой рубашке и путающимися пальцами одну за одной расстегивает немногочисленные пуговицы.

— Ты так прелестен в своем желании, — томно нашептывает демон на ухо, помогая избавить себя самого от рубашки.       

Дилюк, как завороженный, засматривается на подтянутый и донельзя привлекательный смуглый торс, сглатывает вязкую слюну. Прикрыв веки, поддается в очередной поцелуй, в приглашении размыкая губы. Кэйя дурманит его своими трепетными ласками, не встречая сопротивления, избавляет Дилюка от оставшейся верхней одежды. Если бы сейчас Дилюк мог хоть сколько-то думать, он бы осознал, что стал объектом любовной магии [5]. Но думать у него не получается совсем.       

Кэйя опрокидывает Дилюка на кровать, с неспадающей ухмылкой усаживается на его бедра и, закусив губу, принимается оглаживать полуобнаженное тело. Рагнвиндр пропускает сквозь сжатые губы приглушенный стон, с тяжелым дыханием и прикрытыми глазами запрокидывает голову, давая абсолютный простор чужим рукам. Медленно, но верно Кэйя добирается до чужого ремня, с удивительной ловкостью вытаскивая его из шлевок. В комнате становится невероятно душно, хотя окно по-прежнему открыто нараспашку. В минуту Дилюк оказывается без штанов и нижнего белья, от чего неловко подгибает и смыкает колени. Точно так же изящно, без единого лишнего движения, Король оголяется сам. Теперь их позиции равны, но стыд не стремит ускользать от Дилюка.

— Тшш, позволь мне, — ласково проговаривает Кэйя на низких тонах, не спеша разводя чужие ноги. И Дилюк позволяет. Позволяет раздвинуть свои ноги, позволяет целовать и кусать свои бедра, позволяет помечать их цветастыми засосами. Позволяет вобрать свою плоть в теплый рот.       

Дилюк задушенно стонет, поглощенный в чувства с головой. Он не находит себе покоя, мечется по кровати и цепляется пальцами то за смятые простыни, то за плечи Кэйи, часто и прерывисто дышит, выгибаясь навстречу горячим рукам. Когда Кэйя успел снять перчатки?.. Он чувствует, как подходит к краю, но внезапно Кэйя отстраняется насовсем, вызывая невероятно разочарованный стон. Король без любого на то разрешения — а когда оно ему, как демону, вообще было нужно? — шарится в прикроватной тумбочке, дабы в конце концов выудить из ящичка ароматическое масло. Победно улыбнувшись, Кэйя, точь-в-точь как в самом начале, усаживается на Дилюка, не нарочно задевая его напряженный член, и наклоняется совсем близко, позволяя партнеру слышать свои мелодичные вздохи. Он с большой аккуратностью откупоривает бутылек, смачивает в вязкой жидкости свои пальцы и, всевышние, заводит руку себе за спину. Рагнвиндр не видит, но каждой своей клеточкой ощущает, чем занимается Король, отчего задушенно простанывает, цепляясь за его плечо короткими ногтями. Процесс пролетает незаметно под аккомпанемент звучных стонов и протяжных вздохов, и вот Кэйя выпрямляется, показательно прогибая спину, и, обхватив чужой член, медленно, плавно вводит его в себя. Рагнвиндр от переизбытка ощущений с силой хватается за смуглые бедра, наверняка оставляя за собой следы. Оба тяжело сглатывают, почти одновременно, когда Кэйя делает первое нерасторопное движение вверх-вниз.       

Постепенно темп ускоряется, комнату заполняют сплошь целиком звуки мокрых шлепков кожи о кожу, шорохов простыни, обессиленных стонов. От освежающей прохлады не осталось ничего — на ее место пришел душный запах безудержного страстного единения. Дилюк бессознательно нашептывает о том, как ему хорошо и как близок он к грани, на что Кэйя опускается до самого конца, сжимаясь вокруг него, и с эмоциональным стоном кончает, пачкая полупрозрачной спермой подрагивающий от предвкушения живот партнера. Дилюка ждать долго не приходится, он выходит из податливого тела и заканчивает через пару мгновений, сопровождая это вымученным стоном.       

В эту ночь Дилюк засыпает моментально, стоит одеялу покрыть его тело. Впервые за долгое время сон приносит желанное облегчение. Несмотря на то, что ему удается поспать от силы несколько часов, по пробуждении он чувствует себя так, словно отоспался за все-все бессонные ночи разом. Разлепив глаза, он осматривает комнату, а потом поворачивается на другой бок, испытывая непосильное желание обнять Кэйю. Но его не оказывается в кровати. Он просто бесследно исчез, забрав вместе с собой неприятное ощущение слежки. Дилюку думается, будто это все был один сплошной сон. Но, откинув одеяло, он подмечает многочисленные следы на своих бедрах, боках и груди. Значит…?       

Вечером того же дня он вновь усаживается за тот же самый стол, укладывает перед собой ту же самую книгу, распахивает окно, зажигает свечу и поджигает ладан. «Lirach tasa vefa wehl Beleth… Lirach tasa vefa wehl Beleth…»       

Неожиданно залетевший в комнату сквозняк тушит пламя свечи.