Феникс

ЙОЭЛЬ

— Всего полгода. Слышишь, бро?

— М-м? — отзывается Йоэль, не отводя глаз от айфона.

— Как все перевернулось за какие-то полгода, — терпеливо повторяет Нико. — Конечно, мы верили, но…

— М-м-м, — невпопад мычит Йоэль, хмурясь в дисплей.

— Ладно, — Нико поднимает брови и качает головой. — Ты ни во что никогда не веришь. У тебя на это есть мы. Что там, опять она?

На этот раз Йоэль поворачивается и смотрит на него с мукой во взгляде.

— Она.

ДИ

Она болеет почти полгода. Смотрит на календарь: второе ноября… а двадцать второго будет ровно шесть месяцев. У её болезни красивое имя: Йоэль Хокка. Можно повторять вечно, и сердце не перестает проваливаться в штопор.

Сначала она горела — всем телом. Полыхали щеки, сверкали глаза, бабочки чинили пожар в животе. Стоило лишь взглянуть или просто вспомнить его

прозрачные глаза

вечно спутанные волосы

божественный голос

бесконечные ноги

её персональный Иисус.

Теперь в груди тлеет, как тлеет торф под землей: почти невозможно потушить. Торф — почти, её чувство — вообще нет. Никак, никогда. Хокка въелся под кожу, растворился в крови, встроился в метаболизм. Не будет его, не станет и её.

Она помнит, как он впервые просмотрел её сторис

ступор

тремор

тахикардия

спазм

асфиксия

…она ещё не знала, что скоро будет первый лайк.

И подписка.

Она умерла и воскресла, как феникс, о котором так божественно поёт Йоэль. Ведь он жив, значит, жива и она. Одна кровь, одно дыхание. Так она чувствует.

ЙОЭЛЬ

— Йоэль.

— Что?

— Твои зубы отрастут, как клыки у вампира, — Матела невозмутим, точно сфинкс. — Если не будешь ими пользоваться хоть иногда.

Йоэль секунду тупо смотрит на Олли, потом фыркает.

— Я ем достаточно, и…

— Ты только пьёшь, а о кофе, пиво и энергетики зубы не стачиваются.

— А надо, чтобы стачивались? Я животное? — огрызается Йоэль, вертит в руках банку колы и раздраженно ставит на подоконник. — Мои зубы выросли насовсем, как и твои. Целее будут.

— Знаю, — Олли хлопает его по плечу. — Не дебил. Просто вывожу тебя из комы.

— Я не в коме, господи, — Йоэль устало трёт лицо. — Вы заебали. Правда.

— Ты тоже, — Алекси входит в номер как раз на последних словах. — Держи, — протягивает ему большой пластиковый стакан с трубочкой. — Молочный коктейль. Банановый. Это жидкое и это еда, тебе подойдёт.

Йоэль нехотя берет угощение и не сдерживает улыбки. С Алекси всегда сложно ее сдержать.

***

— Мне кажется, она любит именно меня, — Йоэль настороженно смотрит на Нико, ожидая возражений. Тот молчит. — Знаю, это иллюзия, но… почему-то кажется.

— Ты говорил Хелми, что тебе это кажется?

— Хорошая попытка, но нет, — мрачно усмехается он. — Я не буду обсуждать мои сессии, Нико. Даже с тобой.

Нико улыбается уголком рта. Йоэль подавляет внезапное раздражение. Разумеется, его фантомные — отношения… он не знает, как назвать его виртуальную связь со странной женщиной из России, — бесконечно далеки от стабильных и прекрасных отношений Моиланена и Минны. Нико не нужна помощь психотерапевта. Нико легко и непринужденно обращается с фанатками. Йоэлю и в прежние времена не бывало так просто. Ни с кем и никогда.

— Пойду в зал, — бросает он, не глядя на Моиланена.

— Томми как раз собирается, — отзывается тот, провожая Йоэля понимающим взглядом.

Да к черту. Он хлопает дверью, стремясь быстрее выйти на воздух.

***

— Вам нужно увидеться, — Порко глубоко затягивается и резким движением гасит окурок в пепельнице.

— Что? — недоверчиво переспрашивает Йоэль.

— Увидеться, — повторяет Йоонас, глядя ему в глаза. — Вживую. Потрогать друг друга. Услышать. Понюхать. Что ты ржешь, это важно.

Йоэль истерически всхлипывает, давясь смешком. Ему не смешно, но до чертиков нервно. От одной мысли о встрече с той, что занимает часть его мыслей несколько месяцев.

— Кто-нибудь еще так думает? — он обводит взглядом парней, вытирая заслезившийся глаз.

— Да, — после паузы отвечает Нико.

Алекси молча кивает, Олли поднимает брови. Томми задумчиво смотрит в окно поверх плеча Йоэля.

Все.

— И… что мне с этим делать? Пригласить ее в гости?

— Наверное, так будет быстрее, чем ждать, когда сможем попасть в Россию, — осторожно говорит Моиланен.

— Охуеть, — Йоэль потирает лицо ладонью и оставляет ее на губах, скрывая выражение. — Может, вы правы.

— Это в любом случае что-то решит, — замечает Олли, перебирая струны. Притащить гитару в бар — для любого, кроме Мателы выглядело бы странным. — Что-то сдвинется… куда-то. Всё лучше, чем ты сожрешь себя заживо в этих недопереписках.

Йоэль молча опустошает свой бокал и поднимает руку, призывая официанта. Почему бы не напиться в дрова, он давно не позволял себе. Почему бы как раз не сегодня, и выплеснуть себя в сеть, что сразу назовут скандальным контентом, и снова станут буллить, и вынудят удалить… может быть. Он снова будет угрюмо молчать, и взрываться на внеочередной сессии у Хелми, пить таблетки и пытаться начинать с чистого листа, который никогда уже не сделать чистым, как ни старайся. Да, как раз сегодня.

ДИ

Она стоит перед зеркалом, пытаясь увидеть себя его глазами. В голове фоновый звон, так гудят провода высокого напряжения, с того самого момента, с того самого сообщения. Он не просто пригласил ее в гости «когда-нибудь (не в этой жизни)». Он попросил сообщить даты и время вылета, прилета и номер рейса. Да, да, вылета. Пока самолет будет нести ее в Хельсинки, Йоэль будет думать о ней в небе. Может, переживать. Она переживает, когда в небо поднимается он.

Что он может увидеть?

Тату — ей так нравится носить ее на себе. Его тату.

Глаза — говорят, они у нее красивые. И печальные. Йоэль в близких отношениях с печалью.

Волосы. Ей нравится, что они у них похожи. Понравится ли ему?

Фигура… кожа…

Зеркало пытается задушить ее болезненную радость, уничтожает полумертвую самооценку.

Она никогда не забывает, что старше Йоэля на двенадцать лет. Пусть и сейчас иногда не продадут сигареты без паспорта, но она знает свои годы, чувствует их каждой клеткой сорокалетнего тела. Ее максимум тридцатилетней душе дьявольски обидно быть заточенной в нем.

Она безмолвно отвечает зеркалу, что совершенно похуй, сколько ей и ему, если билет в Хельсинки прямо сейчас лежит в паспорте, его можно потрогать, и он не испарится. Внезапно бросает в жар. Она кидается в комнату, по пути вшибаясь коленкой в косяк и не замечая боли.

Нет, не исчез. Не приснилось.

В ванную она не возвращается. Нахуй зеркало, пусть травит своим правдивым ядом само себя.

ЙОЭЛЬ

— Ну что ты, — ласково увещевает Алекси, надежно удерживая его спутанные волосы подальше от унитаза. — Что ты, что ты… Все хорошо. Давай-ка…

Он не успевает договорить, Йоэля выворачивает особенно жестоко, остатками желчи, больше уже нечем. Алекси молча обнимает его за плечи и держит крепко, очень крепко. То, что ему сейчас больше всего и нужно. Чтобы кто-то удержал, не дал сорваться в бездну, не пустил во тьму, которая всегда рядом, самым верным врагом.

Эти кто-то всегда Алекси и Нико.

Йоэль глубоко вдыхает и медленно, прерывисто выдыхает. Кажется, все. В нем не осталось ничего, чем он мог бы поделиться с унитазом, с Алекси, с миром. Пришло время пустоты, оно всегда приходит, и он всегда покорно сдается, потому что бороться с пустотой невозможно и бесполезно. Ей можно лишь отдаться — полностью, она выпьет до дна то, что от тебя осталось, и довольно утихнет до новой встречи с тобой.

— Идем, — шепчет Алекси, его теплое дыхание согревает ему шею и сердце. — Идем, я тебя уложу.

И Йоэль с трудом поднимается, опираясь на него, и идет за ним в спальню, падает в кровать и закрывает глаза. Спустя какое-то время чувствует, как Алекси ложится рядом. Сквозь муть и туман внутри тянется к Литтл Мэну, позволяет ему снова себя обнять и утыкается носом ему в плечо. Он переживет эту ночь — как тысячи ночей до нее.

Он — феникс.

ДИ

Она накидывает куртку и выходит на балкон. Ветер рвет и треплет волосы, обжигает горящие щеки. То, что нужно сейчас — прийти в себя. Только получается неладно. Накрывает паническая уверенность: все это лишь розыгрыш. Безумный, идиотский, жестокий. Она прилетит в Финляндию и ее там никто не встретит. Он заблокирует ее в соцсетях. Поржет с парнями и забудет, как ее звали.

Пепел попадает в глаз, выжигая злые слезы. В приступе ненависти к себе она швыряет окурок, замирает и оледеневшими пальцами тянет из пачки новую сигарету.

Он

никогда

так

не поступит

Просто потому, что это невхарактерно, как пишут о фанфиках. Она перечитала их множество, главная сага о парнях разорвала ее на составные части: любовь, ревность, тоска, восторг, ненависть и второй экземпляр любви.

Еще и потому она так боится оказаться ему неинтересной, придется что-то делать с этим двойным комплектом.

Ему нравится ее творчество. Он бы не говорил так, если не нравилось, правда? Творчество — это душа.

Она возвращается в комнату и, только оказавшись в тепле, осознает, как окоченела. Идет на кухню, ставит кофе и врубает Alone Against All.

Пора собираться.

Делай что должно, и будь что будет.

ЙОЭЛЬ

— Господи… — Йоэль жалеет, что так неосторожно рискнул открыть глаза. Этот свет выжжет их нахуй.

— Эй, — на щеку ложится мягкая ладонь. — Ты живой?

— Не знаю, — он осторожно поворачивается на спину и стонет. — Выключи ебаный свет. Пожалуйста.

— Не могу, прости. Это утро, — Алекси тихо смеется. Его смех не бывает обидным. Йоэль непроизвольно кривит губы в подобии ответной улыбки.

— Возможно, сегодня я сдохну, — собственный голос ужасает, но ему плевать. Он слышал его разным. Ди писала, что ради одного его голоса стоит жить. Ди. — Блядь, — он садится на кровати с максимально возможной несмертельной скоростью. — Сколько времени?

— Не волнуйся, — отзывается Алекси, — мы не проспали. Иди в душ, и поедем в аэропорт.

Йоэль смотрит на него, щурясь от рези в воспаленных глазах и не понимает, за что боги послали ему этого человека. Даже в тот вечер, когда парни убедили его позвать ее в Финляндию, он надрался не так.

— Ты святой, Литтл Мэн, — выдыхает он с чувством и, держась одной рукой за голову, опирается на вторую и сползает, наконец, с кровати.

Зеркало беспощадно.

Ему лишь недавно двадцать восемь, но отражение излучает сарказм на этот счет. Такого себя Йоэль не показывает миру. Одному богу известно, как до сих пор удается скрывать. Придется сильно постараться, чтобы не испугать Ди. Ладно, не сбить с ног волной перегара уже будет считаться успехом. Именно вчера его потянуло отвести душу. Ни днем раньше или позже.

Что ж, в конце концов, это его dark side, и она сегодня послужит ему лакмусом. Ему кажется, что Ди любит в нем его самого, а он такой, и другим быть не сумеет, даже если захочет.

Еще несколько секунд он мрачно изучает черноту под глазами, лопнувшие капилляры у радужки, волчью какую-то щетину, всклокоченные волосы. Даже они выглядят уставшими и потрепанными. Привет, я Йоэль Хокка, даже мои волосы устают от меня, вы еще здесь? Ну так это ненадолго.

Надолго с ним только семья и парни. Вряд ли что-то изменится… но внутри болезненно екает, заставляя вымотанное сердце притормозить с очередным ударом. Он вздрагивает, отлипает от проклятого зеркала и выкручивает кран горячей воды на максимум.

ДИ

Рейс задерживают. Совсем немного, но когда самолет нарезает третий круг над Хельсинки, головокружение напоминает, что она забывает вовремя делать вдохи. Сосед смотрит сочувственно: ему кажется, у нее приступ аэрофобии — по белым костяшкам ее пальцев, впившихся в подлокотники.

Когда самолет, наконец, останавливается, она внезапно не может заставить себя пошевелиться и ступает на финскую землю одной из последних. Вдыхает незнакомый воздух, кажущийся родным.

Входит в автобус, забивается в самый конец и не может отвести глаз от огромной светящейся надписи FINAVIA HELSINKI AIRPORT, пока автобус не поворачивает, и она исчезает из виду.

Чтобы покинуть автобус, ей приходится мысленно дать себе мощного пинка. И вот стеклянные двери, за которыми паспортный контроль и… Он. Или его нет.

Она запрещает себе думать и дальше движется, словно автомат.

ЙОЭЛЬ

— Пойдем?

— Еще рано. Ты же видел: рейс задерживается, — мягко отвечает Алекси.

Йоэль считает, что спокоен, пока тот не просит его перестать пробивать пальцами приборную панель.

— Мне нужно вытянуть ноги, — он выходит из машины, стараясь не сильно хлопнуть дверью. Вдыхает легкий мороз, закуривает, глубоко затягивается и медленно, сосредоточенно выпускает дым. Ему кажется, это прочищает мозги.

Когда он добивает вторую, Алекси неторопливо выходит, запирает машину, молча прячет улыбку. Йоэль ответил бы, но не сейчас.

Он то и дело тянет воду через трубочку, подсунув ее под маску, и держит в руках дурацкую табличку с надписью «Диапа»: к предпоследней букве вверх подрисованы палочки. Идея Порко и его же исполнение, написать сразу пять букв кириллицей оказалось не под силу. Сначала Йоэль ругался, потом ржал, потом ржали все. Но Йоонас настоял, что встречать Ди необходимо именно с этой табличкой, и вот Йоэль стискивает ее в пальцах, пытаясь не растерзать в клочки.

Поток пассажиров с рейса SU 2202 иссякает. Йоэль думает, что она не прилетела, сминает чертову бумажку с именем, поворачивается к Алекси и замирает.

Она стоит у багажной ленты, вцепившись в ручку маленького чемодана. На лице черная маска с белым лого. Их лого. Он уже видел ее в инстаграме, а сейчас она прилетела в Хельсинки.

Ди прилетела к нему.

Йоэль напоминает себе, что она его фанатка, не наоборот. Что это им уже приходится прятать лица от любопытных взглядов, натягивая кепки до самых масок. Но сердце делает болезненную паузу, а после колотится где-то в горле. Алекси легонько толкает его локтем в ребра. Он с трудом сглатывает и зачем-то разворачивает смятую табличку. Она склоняет голову к плечу и смеется. Йоэль шагает навстречу, Ди повторяет его движение. Спустя несколько секунд он обнимает ее — приходится слегка нагнуться, она ростом совсем малышка, — и ощущает ее руки на своих плечах.

ДИ

Она совершенно утрачивает чувство реальности. Пока не касается его, пока он ее не обнимает — Йоэль Хокка, звезда Евровидения, финский бог, ее личный Иисус, — склоняется и обнимает ее, прижимает к себе, этими своими красивыми руками, которые она столько раз зачарованно разглядывала на фото и видео.

Он пахнет старательно спрятанным перегаром, незнакомым парфюмом, табачным дымом и морозом. Она утыкается носом ему в шею, судорожно вдыхает этот микс, вышибающий землю из-под ног, стремясь запомнить навсегда. Йоэль тихо смеется, она не понимает почему, но готова вечность стоять здесь посреди аэропорта и слушать этот смех. Так близко… так невероятно.

Они везут ее в отель — Йоэль Хокка и Алекси Каунисвеси. Она тихо сходит с ума, глядя в их лица, слыша непринужденную речь. Голосом Йоэля можно покончить с собой. Кудри Алекси хочется гладить бесконечно. Она произносит их имена и плавится от счастья, которое пока неспособна переварить. Хочется поставить время на паузу, оно летит слишком быстро, слышно его свист.

Они договариваются встретиться через полтора часа у входа и оставляют ее прийти в себя после перелета. А она почти его не помнит. Весь объем памяти под завязку загружен прозрачными глазами Йоэля.

ЙОЭЛЬ

— Ну, что скажешь?

Голос Алекси доносится словно издалека и не сразу пробивает пелену мыслей. Йоэль смотрит на него, пытаясь вникнуть в вопрос.

— Вы встретились, — улыбается Алекси, не отрываясь от дороги. — Она здесь. А ты?

— И я, — отзывается он. — По крайней мере, пытаюсь быть.

— Она красивая.

— Да, — Йоэль задумчиво кивает. — И пахнет «Шанелью».

— Йоонас оценит, — смеется Алекси.

Йоэль рассеянно улыбается, слушая его смех. Он бликует, как солнце на поверхности воды, не проникая в глубину. Там страшными тенями скользят глубоководные монстры, хотя он пытается их игнорировать.

В назначенное время они сидят в машине, глядя каждый в свое окно. Безмятежность Алекси вовсе не так непробиваема, как кажется многим. Йоэль жалеет, что неспособен уберечь его от радиоактивных паров своей тревожности. Алекси готов и всегда принимает его целиком. Но это не избавляет Йоэля от терзаний и вины.

Его мрачные мысли обрывает Ди, растерянно озирающаяся на ступеньках. Он резко открывает дверь и идет к ней, не в силах отказать себе в радости видеть, как меняется ее лицо, загораются глаза. Он привык видеть, что может творить с толпой, но здесь что-то новое, и это смущает. Ди одна, она так близко, и весь свет в ее глазах — для него одного. Хотя он не на сцене и не поет, просто дышит с ней рядом.

Так он чувствует и панически боится обмануться, хотя глушит страх, как ему кажется, успешно.

Йоэль ждет, пока она спустится, целует в щеку, приобнимает за плечи и ведет к машине. Он одинаково любит обнимать приятных ему людей и ненавидит касаться остальных. Ди хочется касаться. Он не видит причин отказывать себе в этом.

ДИ

Они катаются по Хельсинки, фотографируются, едят, смеются и болтают — о чем придется. В России она сломала голову, пытаясь представить, о чем будет с ними говорить. Боялась, что будет тупо молчать, но вышло совсем иначе. Бесполезно что-то представлять, реальность всегда найдет, чем удивить.

Несколько часов просыпаются песком сквозь пальцы.

К вечеру парни везут ее в Riff. Ощущение реальности отодвигается всё дальше. Эта реальность — параллельная, так не бывает, просто не может быть.

Вчера она чувствовала себя дерьмом под ледяным ветром на своем балконе.

Сегодня сидит в лучшем баре Хельсинки, и ее руки рассеянно касается Йоэль Хокка.

Если прямо сейчас понадобится умереть, она готова. Лучше дня в ее жизни уже не будет.

Спустя несколько часов голова окончательно идет кругом: от его улыбки, музыки, алкоголя, круговорота людей. С Йоэлем и Алекси постоянно кто-то здоровается, а вот сфотографироваться просят редко. Люди здесь какие-то деликатные, это лишь усиливает ощущение нереальности.

Ей становится душно. Следя за координацией, она встает из-за стола. Йоэль бросает на нее вопросительный взгляд и поднимается следом. Он ведет ее не туда, где они вошли в клуб, а в другую сторону. Неприметная железная дверь оказывается черным ходом.

На улице она до отказа в легких вдыхает острый морозный воздух и прикрывает глаза, пытаясь осмыслить сегодняшний день. Нет, нет, бесполезно. Слишком рано.

Йоэль закуривает и помогает прикурить ей. Огонек зажигалки освещает его ладонь, отражается в кольцах. Она склоняется к нему, не в силах отвести глаз от этой картины.

— Все хорошо?

Его голос.

— Как никогда, — улыбается она, поднимая голову.

Сколько раз она всматривалась в его куртку, в черты божественного лица, в этот феерический пучок, любимый всем фандомом. Сейчас она может запросто спросить и разглядеть, как он его скручивает.

Йоэль отвечает ей долгим взглядом, улыбается — боги, этой улыбкой ведь можно убить с первого выстрела, почему она до сих пор жива и держится на ногах, как это возможно? Точно сон.

— Я рад, что ты прилетела, — говорит он, и она верит.

Потому что весь вечер он сбрасывает половину звонков и не выходит в соцсети. У нее замирает сердце от мысли, что она тому причиной. Она отлично помнит, каково сидеть без контента от Blind Channel. Всего лишь день без контента от Хокки для всех фанатов мира — лучший день за всю ее жизнь. У мира есть остальные пятеро.

Даже ее совесть заткнулась и не высовывается.

— У тебя здесь… — он указывает себе на уголок рта, прерывает сам себя. — Стой, сейчас.

И аккуратно стряхивает соринку, или что там за херня заставила его прикоснуться к ее лицу, ей все равно. Тело властно отодвигает в сторону разум и начинает жить собственной жизнью. Это сильнее нее.

Она ловит его руку, прижимает к щеке, поворачивает голову и целует ладонь. Он замирает, не убирая руку. В горле ком размером с Хельсинки, она боится поднять глаза, отпустить его руку, пошевелиться, дышать. И чувствует, как другая его рука ложится ей на спину, он прижимает ее к себе. Кожаный скрип курток сводит с ума.

Его пальцы скользят на ее подбородок и приподнимают лицо. Она, наконец, решается взглянуть, и сердце проваливается куда-то к ебеням: его огромные, космически светящиеся глаза так близко. Он медлит, изучая ее лицо и осторожно касается ее губ своими.

Умирая, она будет вспоминать именно этот момент.

ЙОЭЛЬ

Поцелуй Ди вышибает его из колеи. Со дна души очень неожиданно и быстро поднимаются чувства, которых он почти уже не помнит. Он не готов к такому, но вот она, вот ее губы касаются его ладони. И, прежде чем Йоэль успевает что-то решить, его рука обнимает и притягивает ее.

Он завороженно смотрит, как бликует в ее глазах уличный неон, спустя секунду склоняется и проводит языком по ее приоткрытым губам. Ловит вкус дыма и мартини с апельсином из коктейля, вдыхает «Шанель» — на ее коже она пахнет совершенно особенно, и это контрольный в голову.

Дыхание сбивается.

Йоэль сгребает ее в охапку, Ди издает придушенный стон, но запрокидывает голову, чтобы не оторваться от его губ. Он прижимает ее к перилам крыльца, нагибает назад, будто партнершу в танго. Его пучок распускается, не выдержав долгого дня, и волосы свешиваются, закрывая от мира их лица.

Целовать ее — словно лететь в бесконечную пропасть.

Конечно, он хочет большего, и она готова дать это ему и сполна получить от него.

Мучительным усилием он заставляет себя оторваться и, тяжело дыша, видит: она читает в его глазах требовательный вопрос. И ее полыхающее тело — ответ на любые его вопросы.

ДИ

Пока Йоэль вызывает такси, она стоит, не отлипая от перил, потому что боится: стоит ей сделать шаг, и ноги больше не удержат. Целоваться с Хоккой — будто попасть в эпицентр шторма. Мысль о том, что может быть дальше, она просто не пускает в голову, пока способна на это.

Такси приезжает почти мгновенно.

Йоэль берет ее за руку, и она благодарна за это. В такси без сил приваливается к нему, ловя его тепло, и смотрит в окно, пока он сбивчиво объясняет в трубку Алекси, что они не вернутся в бар.

Она почти не помнит, как они добираются до его отеля, поднимаются в номер. Сквозь туман смотрит, как он проводит ключом по замку, увлекает ее в темноту, и дверь закрывается, разделяя их и весь мир. Разделяя ее и всю прежнюю жизнь.

Точка.

ЙОЭЛЬ

В номере он не включает свет — света ночи в окно достаточно, чтобы видеть то, что хочется видеть. Несколько мгновений они стоят, пожирая друг друга глазами, потом она сбрасывает куртку прямо на пол. Он повторяет ее движение, а после рывком стягивает с нее пуловер, приникает губами к голому плечу, не удерживается и прикусывает, вырывая у нее стон. Смотрит на следы собственных зубов на ее коже, из горла рвется нечленораздельное рычание. Ди смотрит в упор, — зрачки расширены так, что глаза кажутся черными, — вытаскивает его ремень, дергает молнию джинсов. Он не успевает сообразить, как оказывается без трусов, и она на коленях у его ног, а дальше уже нечем соображать.

Ди бесцеремонно вцепляется ногтями в его бедра и толкает, вынуждая сесть на подоконник. До Йоэля доходит: она маленькая, а у него длинные ноги.

Она обхватывает член, в несколько движений доводит до звенящей готовности, ведет языком по стволу, облизывает головку, и ему приходится ухватиться за подоконник, чтобы не рухнуть на пол. Ее жаркий, влажный рот сводит с ума, Йоэль стонет в голос и слышит, как она откликается. Он слабо двигает бедрами, сдерживаясь, чтобы не заставить ее давиться, но понимает, что долго так не выдержит. Прикусывает губу едва не до крови и останавливает Ди, мягко придержав ее голову.

Она вопросительно смотрит на него снизу вверх, он едва не кончает, видя ее затуманенные глаза. Протягивает ей руки, помогает подняться, подхватывает и усаживает на подоконник. Лишь после соображает, что нужно снять с нее джинсы, рычит от нетерпения, она спрыгивает сама и быстро раздевается. Все равно недостаточно быстро — Йоэль выдирает одежду у нее из рук и швыряет в сторону. Ди беззвучно смеется, это внезапно заводит еще сильнее.

Он передумывает: разворачивает ее спиной к себе и подталкивает вперед. Она наклоняется, прогнув спину, грудью на подоконник. Он с силой оглаживает ее бедра — кожа светится в темноте, — пристраивается сзади, уговаривая руки не трястись, а себя не торопиться. Входит резко, одним движением на всю длину. Ее вскрик переходит в протяжный стон. Он задерживается в ней, наслаждаясь непривычным горячим давлением, и начинает плавно двигаться. Она пытается заглушить стоны, пряча лицо в сгибе локтя. Так не пойдет.

Йоэль хватает ее руки и соединяет за ее спиной, удерживая одной левой. Ей приходится лечь щекой на подоконник, это неудобно. Ди выпрямляется, и он обхватывает ее поперек живота, не переставая двигаться в ней. Так еще лучше, еще ближе, еще глубже. Йоэль сжимает зубы, со свистом втягивая воздух, выходит и разворачивает ее лицом к себе. Снова расширенные зрачки, от её глаз можно кончать, не напрягаясь. Он напрягается, чтобы не кончить раньше времени.

К черту подоконник. Он подхватывает ее на руки и несет на кровать. На секунду задерживается, стараясь зафиксировать в памяти ее, распростертую на его постели, и набрасывается, не в силах совладать с желанием, да и зачем?

Снова входит быстро и резко, она обхватывает его ногами, скрещивает их на пояснице, вжимая в себя ближе, глубже. Ее руки обвивают его шею, губы впиваются в его, он вколачивается изо всех сил, неспособный больше сдерживаться. Она расцарапывает ему спину, но боли он не чувствует, лишь хочет еще сильнее. Ди хватает его за голову, запутывается пальцами в волосах, выгибается, и стонет, и кричит, и он не выдерживает. Садится на кровати, вздергивает ее на себя и резко насаживает на член, и еще раз, и еще.

Оргазм похож на ебаный взрыв. Сам себе он никогда не приносил такой радости. Йоэль содрогается всем телом, изливаясь внутри нее. Прижимает к себе, едва не ломая кости, слышит ее хриплый стон — она кончает одновременно с ним. Господи, это лучшее.

Он дергается в ней, Ди вращает бедрами, стремясь вобрать его в себя еще сильнее, будто это возможно. Слившись друг с другом, они некоторое время переводят дух, прежде чем рухнуть на подушки. Он дышит рвано, словно бежал марафон, она тоже долго не может отдышаться. Она все еще удерживает его в себе, обвивая ногами, и он не против. Они молча смотрят друг на друга, потому что любые слова кажутся лишними сейчас. Тела говорят за них.

Ди медленно расцепляет ноги, Йоэль так же медленно выскальзывает из нее, нежно гладит по бедру, кайфуя от гладкости ее кожи. Она совсем без сил. Улыбается, прикрывает глаза. Он очерчивает пальцем контур ее лица, касается губ. Ди ловит его палец и мягко обхватывает губами. Он погружает его глубже в ее фантастический рот, вытаскивает и возвращает… член отзывается шевелением. Да ладно?

Ди распахивает глаза, в них читается вопрос. Он пожимает плечом — сам не ожидал. Она поворачивается на спину, он нависает над ней, опираясь на локоть. Ее грудь не такая, как у его бывших девчонок. Йоэль знает, сколько ей лет; знает, что у нее есть ребенок. Он не спрашивал, но, наверное, она кормила его сама. В ее взгляде он читает внезапное смущение. До него доходит: она стесняется — ее грудь не торчит, и, наверное, она считает ее далекой от идеала. Йоэль ощущает острое желание донести до нее, что это не так.

Он склоняется над ней, берет губами сосок, ласкает языком, наблюдая за выражением ее лица. Она закрывает его ладонью, прячась. Хорошо… Йоэль тянет ее к себе, укладывает сверху. Ди опирается на руки, нависая сверху. Он обхватывает ладонями обе ее груди, терзает соски большими пальцами, неотрывно смотрит ей в глаза. Это возбуждает сильнее всего. Она постанывает, закусив губу, сдается и улыбается. Чувствуя его напряжение, садится на него верхом и опускается на восставший член.

Теперь все иначе: медленно, чувственно, мучительно сладко. Йоэль гладит ее плечи, спину; спускается к ягодицам, сжимает и пощипывает. Ему хочется трогать ее бесконечно. Ди чуть слышно прерывисто постанывает, двигаясь на нем, проводит ногтями дорожки по его груди через впалый живот к паху. Находит пальцами его соски, склоняется, захватывает губами, прикусывает — мстит.

Йоэль издает низкий стон, обнимает ее и переворачивается, теперь снова сверху. Разводит ее бедра максимально широко, выходит почти совсем и напористо возвращается. Снова ловит и перехватывает ее предплечья одной рукой за головой. Ее беспомощный вид что-то творит с его мозгами. Он проводит пальцем по ее губам, Ди ловит его и легонько кусает, а потом с силой всасывает.

Все.

Йоэль снова кончает, Ди выгибается навстречу с жалобным стоном. Кончить дважды одновременно — он и не вспомнит, с кем ещё такое было.

Теперь они оба лежат на спине, соединяясь лишь сплетенными пальцами. Йоэль потерял счет времени. Ничего сейчас не важно. Кроме ее горячих пальцев, ее запаха, ее тепла. Он словно родился заново. Страхи сдохли.

Дыхание Ди становится тихим и ровным. Уснула.

— Люблю тебя, — слышит Йоэль и вздрагивает.

Поворачивает голову: она спит. И говорит во сне.

Говорит с ним.

ДИ

Утро застигает ее внезапно: бьющим в глаза светом; хриплым со сна голосом Йоэля, говорящего по телефону. Она открывает глаза и видит его исцарапанную спину, ниже пояса прикрытую одеялом. Минувшая ночь возвращается к ней вспышками и кусками, кровь приливает к лицу. Она прячется с головой под одеяло, но поздно — он ее услышал.

— Эй, — ласковый голос, нежное касание руки на волосах. — Ты проснулась?

Вместо ответа она зарывается лицом в подушку. Вспоминая ночь, она еще не готова ему отвечать. Смешно, господи, ведь давно не девочка. Но этой ночью она точно лишилась какого-то уровня девственности, который не сломался в ее шестнадцать.

— Ди.

Она влюбляется в свое имя, озвученное его голосом.

— Что?

Ему невозможно не ответить.

— Что ты любишь на завтрак, sweetie?

Господи, тебя.

Кажется, она говорит это вслух.

Кажется, его устраивает ее ответ.

Он все же заказывает завтрак. Но пока они его ждут, успевают принять душ. Вместе. Стук в дверь застает их там, и Йоэль, чертыхаясь, обматывается полотенцем и идет забирать еду. Она тоже выходит и смеется взахлеб, потому что едва за room service закрывается дверь, его полотенце спадает.

…А потом уже не до смеха. Хер с ним, с остывшим завтраком. В утреннем сексе есть тонкая особенность. Двое доказывают друг другу, что минувшая ночь не была пьяной случайностью.

Их — не была.

ЙОЭЛЬ

Он по-настоящему удивлен. Потому что далеко не с каждой, с кем сводили его ночи, случались прекрасные утра.

Ди, завернутая в покрывало, ест с аппетитом. Йоэлю нравится наблюдать за этой маленькой женщиной в своём номере. Мало кто вызывал в нем такие ощущения. Он вспоминает, как она заставила его сесть, чтобы удобнее было ему отсосать. Это воспоминание гонит по коже стаю мурашек.

Но думать об этом он пока не станет. Потому что через пару часов она улетает, и неизвестно, увидятся ли когда-нибудь снова. Сейчас думать об этом больно, а боль — не то, что ему нужно в преддверии выпуска нового релиза. Вот-вот группу захлестнет горячкой премьер: тизер, сингл, клип, альбом. Новые концерты. Господи, он придет в себя даже не в этом году.

Ди вытирает губы салфеткой и отпивает кофе.

— Спасибо. Нереально вкусно.

— Я рад, — улыбается Йоэль.

Она собирается сказать что-то еще, но звонит Алекси. Пока он с ним говорит, Ди уходит в душ. Потом звонит Нико, она успевает одеться.

А потом звякает уведомление от Uber: такси прибыло.

ДИ

Нужно было выбирать вечерний рейс. Ещё полдня с ним, потом пережить полет, приехать домой и вырубиться. Утром было бы легче.

Но ей неловко занимать собой еще половину его дня. Он — не она. Не простой смертный. Пусть вчера так казалось, утром яснее ясного: Йоэль Хокка — финская звезда, выходящая на мировой уровень. Звезды не бывают свободны. Ни от работы, ни от обстоятельств, ни от людей.

Хотя она видела в Йоэле свободу — вчера ночью точно. Он был только собой с ней. Что ж… она помолится, чтобы так оставалось максимально долго. Помолится за их успех и счастье. Лишь за себя ей молиться некому.

В Яндекс-такси она затыкает уши наушниками, игнорируя общительного таксиста. Не финский Uber. Balboa на репите.

Через полтора часа она дома.

Через месяц она тупо смотрит на две полоски третьего подряд теста на беременность.

ГОД СПУСТЯ

— Даже не верится, что это дерьмо закончилось, — Вика подмигивает, отпивая коктейль.

Ди чувствует маленькое теплое счастье в районе солнечного сплетения. Без Вики она не знает, как пережила бы последний год.

— Адекватность победила, — смеется она в ответ. — Это странно, но факт.

Границы снова закрыли чуть не на следующий день после ее возвращения из Хельсинки. Ее до сих пор бросало в дрожь от мысли, что она могла не успеть.

Что в ее жизни могло не случиться тех финских суток.

А теперь, когда пандемия наконец-то повсеместно пошла на спад, снова можно летать в разные страны, ходить без масок, много чего еще, о чем все они почти забыли.

И Blind Channel летят в Россию.

Этот факт заставляет ее умирать и рождаться заново. Каждый день.

— Как ты? — Вика смотрит на нее без улыбки.

Ди знает: она всерьез озабочена. Это Вика сумела по-настоящему вытащить ее после выкидыша. Вика и найденный ею психотерапевт.

Никто, кроме нее не знает, как прошла ее короткая поездка. Не знает, что в неполные сутки Ди успела прожить целую альтернативную жизнь.

— Хорошо, — успокаивает она подругу. — Правда, хорошо.

— Готова к воскресенью?

— По всем пунктам, кроме одного.

Вика вопросительно поднимает бровь.

— КТО, блядь, придумал проводить концерты по вечерам воскресенья?

Вика заливисто ржет. Ди улыбается.

Ну правда, какого черта, неужели никому в понедельник не на работу?

Терапия и таблетки позволяют ей почти спокойно думать о том, что Йоэль Хокка вот-вот ступит на русскую землю. Почти без истерики помнить о небольшой, но знаковой операции в конце прошлого года. В итоге все к лучшему. У нее есть ребенок, второго она бы не вывезла. Ди не позволяет себе представлять, какие у него были бы глаза. Он не случился — и она в этом не виновата. Просто так сложилось.

Эта альтернативная реальность остается между ней и Викой.

Ди тянет из трубочки коктейль и прикрывает глаза от удовольствия.

Скоро они увидятся на ее территории. Она чувствует себя прожившей две жизни вместо одной. Иногда ощущает себя старой мудрой змеей. Хорошо, что не выглядит.

У нее есть еще несколько дней, чтобы выбрать, какие именно слова она скажет ему при встрече. Встреча будет короткой, но она будет — и это главное.

Теперь ей достаточно этого: знать, что он помнит о ней и стремится увидеться при каждой возможности.

Она продолжает делать видео и коллажи с красивейшим мужиком во Вселенной. Он больше не пропускает ни одного.

А ее больше не трясет от каждого лайка.

Она подарит ему «Gucci Guilti Absolute», нашла его тогда в душе и побрызгалась тайком. Словно привезла в Россию часть его самого. Хотя аромат и так навсегда въелся в память.

Какая-то часть его навсегда принадлежит ей. И ей просто хорошо жить под одним с ним небом.

И ему очень нравится ее новая тату, которой еще не видел вживую, — красный феникс во всю спину. Но главное, она нравится ей.

— Еще по одному? — предлагает Вика.

— Обязательно, — соглашается Ди.

И выбирает мартини с апельсином.

На плазме за спиной начинается клип Blind Channel.

Ди улыбается и не оборачивается.