1
Изумрудная драпировка обеденной залы тонула в сиреневом тумане, заполняющем всё пространство. Это был просто туман, неосязаемый, без запаха, но Регулусу он казался удушливым. Сегодня праздновались именины Салазара. «В этот день», — скрежещущим голосом говорила когда-то детям бабка Виолетта, да будут спокойны её дни на Авалоне, — «маги веков прошедших отрекались от детства и проходили испытание, каждый — своё, и в этот день каждый, кто сумел преодолеть свою судьбу и воплотить свою волю в жизнь, превозносился, становился не просто рядовым колдуном — но истинной личностью, и был с того дня ничьим слугой — ни Тёмного лорда, ни тьмы, ни слабостей земных». У этого дня было какое-то другое название: ведь он и до рождения Салазара был значимым, только изначальное название забылось, и знали его только историки да теоретики. Регулус не был теоретиком и весьма редко прибегал к помощи книг, особенно — громадных древних фолиантов, а потому не знал об этом дне ничего, кроме даты и смутных обрывков знаний, сохранившихся в его голове лишь по рассказам покойной бабки.
Но Вальпургиевы рыцари, конечно, не отреклись от празднования. Для Организации именины Салазара назывались днём Змея — и с потолков свешивались флаги с изображениями, собранными со всего мира. Уроборос. Змей-радуга. Кетцалькоатль. Говорили, что тёмный лорд использовал только те символы, с магией которых сумел столкнуться лицом к лицу: ведь он поездил по свету, прежде чем вернуться в Британию, созвать верных магов и положить начало Организации, и одной Моргане известно, в каких краях он был. Сиреневый туман, кажется, символизировал яд какого-то из великих змеев.
— А теперь, мои дорогие сэры и леди, и, конечно, милорд, — с поклоном объявил Люциус, который, как хозяин мэнора, сегодня развлекал присутствующих, — время взглянуть Фортуне в глаза, пофлиртовать с мойрами, отвесить поклон норнам. Время пощекотать рок и опустить лезвие на вену, время поставить на кон всё и больше, ибо сегодня, в день Исчезновения границ, в день Единственной Зари, в именины Салазара, грань тонка, как никогда. В этот день шут мог стать королём, нищий — генералом, в этот день раб становился императором, а великие тёмные лорды уходили в изгнание. Это день, когда все маги остаются собой — все, кроме нескольких счастливчиков или несчастных, которые ничем не будут отличаться от нас, кроме того, что вся их жизнь вступит на тропу неизбежности — к небывалым высотам или безнадёжным глубинам Аида, но главное: без дороги назад. Я прошу всех, кто сегодня примет в руки чашу с этим вином, — он приподнял простую чугунную чашу, тяжёлую и потрёпанную временем, — подумать дважды, а может быть, трижды, прежде чем отпить. Встав на путь испытания, вы бросаете кубики Тюхе. Готовы ли вы на риск? Взвесьте.
— Пустозвон, — тихо заметил Розье, стоявший справа от Регулуса, в компании дам.
Регулус отметил странную улыбку на губах Беллы и согласный кивок Ирмы Розье. Белла всегда любила тёмную магию, и сегодня всё её лицо горело азартом: румянец на щеках, блеск в глазах, насмешливый изгиб губ. Белла точно не думала, что Люци просто сотрясает воздух: с ноткой хищного торжества она наблюдала, как один за одним Вальпургиевы рыцари отпивают вино из чаши, и когда чаша подошла к ней, она выпрямилась сильнее обычного, гордо вздёрнула голову и, взглянув в глаза Долохову, своему наставнику, отпила огромный глоток. Розье не стал отказываться от вина, да и когда он отказывался от выпивки? И вот тяжёлая чаша оказалась в руках Регулуса, и почти все взгляды скрестились на нём — в ожидании. А Регулус помедлил. В мыслях промелькнуло то, о чём нельзя было думать, то, что было огорожено множеством мысленных щитов, и он поймал на себе взгляд Лорда, отсалютовал чашей и сделал глоток.
Горло обожгло вином — оно было красным, пахло, как вино, и выглядело, как вино, но на вкус оказалось гораздо крепче, чем положено. В остальном ничего особенного не произошло, и Регулус передал чашу Рабастану, и Люциус снова начал говорить что-то высокопарное, и вскоре взмыли в воздух арфы и барабаны и начались танцы.
2
Рассветные лучи осветили опустевшую залу, уже без тумана и флагов. Чаша, забытая всеми, закатилась под стол, и её первой увидел Регулус, когда проснулся на полу малфоевского поместья. Голова болела, и в этом не было ничего странного. Подняться было трудно: головная боль тут же усилилась от движений, ещё и затошнило, но Регулус не привык валяться на полу и перебрался в ближайшее кресло — видимо, домовики позаботились о присутствующих и перенесли мебель из гостиной.
Блэк осмотрел следы ночного танцевального побоища и присвистнул. Несколько магов, как и он, растянулись на полу, один даже укрылся скатертью. Многие уже, судя по всему, отбыли: даже хозяина поместья поблизости не наблюдалось. Только Белла возвышалась в своём кресле, как статуя, и насмешливо смотрела, как он приходит в себя.
— Как спалось, милый кузен? — нежно поинтересовалась она, как всегда, изображая милую девочку, хотя на лице — усмешка, а в глазах — сталь.
— Безмятежно, — зевнул Регулус и потёр глаза пальцами. — Почаще бы устраивать такие празднества.
Сталь в глазах сменилась едва заметной жалостью. Дорогая кузина невысокого мнения была о его интеллекте.
— Что? — приподнял он брови в ответ на невысказанное осуждение. — Можно подумать, ты великая трезвенница и сама серьёзность в этом мире, о истинная леди рода Блэков, благороднейшего и древнейшего.
Белла придирчиво осмотрела локон, стряхнула невидимую пылинку с рукава платья и поднялась. Регулус, не без труда, встал и подал ей руку, намереваясь проводить до ближайшего камина. Их не хватились бы в поместье Блэков: все прекрасно знали, что они заняты великим делом служения своему Лорду. И всё-таки гостить у Малфоев вечно ему не хотелось.
— Кому-то в благороднейшем и древнейшем нужно быть истинным, — заметила она. — Сириус, Цисси, Меди, ты — вы слабы и несерьёзны, закрываете глаза на реальность и живёте одним днём. Из всего поколения в ряду Вальпургиевых рыцарей только мы с тобой, Регги. Воистину гордость Блэков, юный и незамутнённый Регулус, который в жизни не прочёл ни одного трактата и не способен видеть дальше своего носа. Наследник.
— Слова истинной леди и завидной невесты, невинной, как первая утренняя роса, женщины, способной воспитать наследников и быть хозяйкой дома благороднейшего и древнейшего, — согласился Регулус.
Белла фыркнула, выдернула руку и побежала. Регулус заулыбался и кинулся следом, и, как школьники, они бросились наперегонки к камину, и Белла была уверена, что это она первая коснулась камней, а Регулус, конечно, с ней каждый раз спорил, но главное — они привычно перепугали смехом и воплями полусонный малфоевский мэнор, прежде чем нырнуть в камин и оказаться дома.
А много позже, вечером, выспавшийся и переодевшийся Регулус смотрел в зеркало на тощее, бледное и неуверенное лицо подростка, который каким-то чудом уже достиг 19-летнего возраста, и собирался с силами. Он, не истинный наследник, не видящий дальше своего носа, не прочитавший ни одного трактата — он знал больше, чем знала Белла. Чем знал кто-либо из Ближнего круга. Белла, видящая все подковёрные интриги, понимающая людей с полувзгляда — что знала она о своём Лорде, о человеке, предавшем дело Тьмы и нарушившем запрет? Запрет из древних скрижалей, запрет из девяти запретов, которые они, Блэки, впитали с молоком матери, знали раньше, чем пробудилась их первая стихийная магия. Раньше, чем научились ходить.
Запрет четвёртый.
Тёмному — не искать бессмертия. Ибо тёмные рождены бороться и погибать, брать всё и отдавать стократно, платить кровью и жизнью за причастность и славу.
3
Прошло много времени, прежде чем Регулус очнулся от задумчивости и нерешительности, накативших на него. Выпитое вчера вино, смех кузины, танцы с друзьями детства и боевыми товарищами — всё это калейдоскопом мелькало перед его взглядом, и ложились на чаши весов все потери, которые последуют за его поступком. Он представил холодное подземелье, мраморный пол, в который утекают тепло и силы, Круциатус, жажду, голод, боль. Представил презрение в глазах Беллы, последнего Блэка в стане Тёмного лорда. Представил удивление, ненависть, обиду, разочарование, равнодушие остальных. Сам озвучил для себя их слова, и дом, навсегда для него закрытый, изгнание, смерть, одиночество — все исходы, которые сулил ему один поступок, от которого было невозможно отказаться.
Он опустил взгляд на пергамент, на который хотел записать этот страшный секрет. Руки дрожали. Казалось, стоит ему сформулировать тайну — пусть даже на бумаге — и всё пропало, ведь на руке череп, следящий за ним, бдительный и неотвратимый. И Регулус отставил прочь чернильницу и положил перо на стол, а потом вновь взглянул в зеркало — и ему ответила странным взглядом бледная маска на месте когда-то живого и молодого лица.
Но он сказал себе, что больше откладывать нельзя, и после этого уже не медлил — ведь каждая секунда промедления могла стоить решимости. Сейчас нужно было действовать, без мыслей, без чувств, просто выполнить чёткую программу, вытеснив из мыслей всё, что может ей помешать.
— Кикимер, — твёрдо произнёс он, и послышался хлопок.
Ворчливый, но безусловно преданный домовик, он когда-то помогал ему во всех его начинаниях, играх, приносил еду в лес, разыскивал заблудившихся детей и возвращал в дом Блэков, и теперь, разреши Регулус себе думать, он бы думал о том, как тяжело подвергать опасности того, кто был с тобой рядом всегда. Но Регулус не мог думать: он должен был действовать.
Блэк отодвинул ящик стола и достал завёрнутый в ткань медальон. Фальшивку, выполненную в точности по воспоминаниям домовика и историческим колдографиям.
— Кикимер, — мягко произнёс он ещё раз и, вздохнув, продолжил уже резко и отрешённо: — Сейчас ты аппарируешь со мной вместе туда, где спрятан медальон. Я выпью зелье. Ты поменяешь местами медальоны и сразу же отнесёшь оригинал в мою комнату, в тайник. После этого ты сделаешь всё, чтобы уничтожить медальон. Если я тебя позову, вернись за мной. Но если ты не сможешь меня спасти, я приказываю тебе возвращаться домой без меня. Повтори инструкцию.
Выслушав встревоженного домовика, он сказал мягко:
— Кикимер — преданный домовик.
Вынул палочку, взял с собой зачарованный мешочек зелий — в основном лекарственных.
— Аппарируй, Кикимер.
4
Задача оказалась, на первый взгляд, нетрудной. Всё прошло примерно так, как Регулус и предполагал: послышался хлопок, Кикимер исчез вместе с оригиналом медальона, но это всё регистрировалось где-то на краю его сознания, а всё остальное занимала адская жажда, невероятная. Он хотел пить, до невозможности, и скоро Кикимер, медальон, дом — всё стало далёким и ненужным, и в мире осталось только одно: вода, манящая, такая близкая. Почему-то её нельзя было пить, но в душе Регулуса поднялась злая насмешка: кто, кто посмеет запретить ему воду, если её так много? Что это за глупости — нельзя пить? Вот же она, сверкающая и холодная, спасительная... Живительные глотки ледяной воды показались самыми сладкими, слаще любого вина, но тут чьи-то руки рванули его вглубь, и вот уже вода всюду, заполняет глаза, уши, нос, и мир превращается в боль и борьбу, а в голове только жажда и слабый свет — ощущение, что он сделал что-то важное, только почему так пусто, холодно и одиноко? А может быть, он и не успел всего этого ощутить, и просто за толщей воды последовала тьма.
Регулус почувствовал огонь, разливающийся по венам, по каждой клетке его тела, перевернулся и яростно закашлялся. Царил полумрак, и под ним была мокрая земля, в которой он уже успел испачкаться. Горло и нос болели, глаза слезились, и в первое мгновение он даже не понял, где находится — а потом вспомнил и резко сел. Тут же закружилась голова, в ушах шумело, в глазах было темно, и по венам снова пробежал огонь, на этот раз вполне объяснимый, ведь тихий голос рядом произнёс:
— Эннервейт. Петрификус Партус.
Обездвиженный Регулус поморщился бы от удара о землю, но Петрификус — каким бы примитивным он ни был — делал своё дело.
Его привели в сидячее положение, спиной прижали к какому-то камню и так и оставили. Регулус мог дышать и моргать и, наверное, смог бы говорить, если бы очень постарался. Все остальные движения были ему недоступны. Удобное заклинание, когда хочешь поговорить, но не хочешь, чтобы на тебя нападали.
— Милорд, — всё-таки выдавил Блэк непослушными губами, когда немного пришёл в себя и понял, кто перед ним; его охватил ужас, но в то же время и мандраж и даже азарт.
Риддл к этому моменту, судя по всему, сотворил себе кресло, и теперь расположился в нём, внимательно рассматривая Регулуса и ленивыми движениями подбрасывая маленьких рыбок инферналам. Откуда он аппарировал себе аквариум, известно разве что Мордреду.
— Юный Регулус, — кивком поприветствовал его Риддл. — Предаём-с.
Блэк нервно сглотнул бы, если бы позволяла магия, но мышцы слушались его очень избирательно.
— Вы вытащили меня из озера.
Регулус бы поблагодарил, если бы был чуть более наивен. Но спасение от рук тёмного лорда, которому ты перешёл дорогу — не спасение вовсе, а обещание.
— Ты проявляешь поразительную наблюдательность в последние дни, — легко согласился Риддл. — Очевидно, я зря оставил в живых вашего домовика. Преданность для Блэков мало что значит.
Регулус вскинулся, но тело ответило ему ничем, и всё его движение превратилось лишь в странную гримасу — а руки так и лежали на земле, вялые и непослушные.
— Вы нарушили четвёртый запрет! Милорд.
Риддл задумчиво повертел палочку в руках.
— Ах, запреты... — он насмешливо посмотрел на своего пленника. — Юный, правильный Регулус Арктурус, обратная сторона брата-бунтаря. Верно? — не ожидая ответа, он продолжил свою речь под бульканье ещё не успокоившихся инферналов. — А скажи мне, Регги, кем и когда были введены эти запреты?
— Они указаны в древних скрижалях... — Регулусу нечего было ответить, и оба это знали.
— Если под конец нашей прекрасной беседы я решу подарить тебе жизнь, — он перестал вертеть палочку в руках и теперь с удобством устроился, опершись локтями о подлокотники, — ты заглянешь в ту же секцию, где когда-то узнал о хоркруксах, и прочтёшь хранящийся там том Агнессы Игни Блэк, «Становление магической монархии в Британии». Конечно, это зависит от того, способен ли ты к чтению. Мой Ближний круг в большинстве своём считает, что нет, однако вы, молодой человек, сумели распознать, что скрыто в медальоне, а значит, мой Ближний круг ошибается.
Регулус был напряжён и пытался слушать, хотя все его мысли были посвящены Петрификусу, невозможности пошевелиться, инферналам, которые чуть было его не утопили, хоркруксу у него в комнате, Кикимеру... Он пытался найти выход и не находил его, а Риддл продолжал говорить, спокойно и размеренно.
— Из этого занятного тома ты узнаешь, что эти древние скрижали суть договоры между первыми магическими землями Альбиона. Видишь ли, скрижали с запретами — лишь магические воплощения договоров между первым законным светлым лордом и первым законным тёмным лордом наших земель о разделении границ. Нам сила — им бессмертие. Нам кровная магия — им природная. Нужно было разделить сферы влияния, чтобы искусственно снизить конкуренцию за артефакты, фолианты и другие магические ресурсы, снизить на законодательном уровне. Маги добывали бессмертие, шагая по головам, и его оставили светлым магам. С тех пор разделённая монархия сменилась демократией, Министерство множество раз меняло законы, светлых лордов и тёмных в их старом понимании давно нет, и только Блэки рассказывают сказки про древние скрижали и великие запреты.
Тело начало неметь, мир немного плыл перед глазами. Нервное напряжение и близость смерти сказывались на его состоянии.
— Бессмертие и вправду опасная вещь, — продолжал Риддл. — Если создать несколько хоркруксов подряд, не дождавшись восстановления души, станешь безумцем. Все трактаты и фолианты о хоркруксах кишат предупреждениями и длинными списками действий, призванных оградить от ненужных последствий. Хоркруксы не даруют истинного бессмертия, как не дарует его мистеру Фламелю его философский камень. Хоркруксы — это всего лишь щит, дополнительная жизнь, как у египетских кошек. Кошек почитали древние маги, и оттого проводили ритуалы, давая им восемь крестражей. Кошкам. Повсеместно. И мир не рухнул.
Холод, казалось, начал просачиваться в кости.
— Вам, мистер блюститель нравственности и темномагических заповедей, — с лёгкой насмешкой заключил Риддл, — очень не хватает образования. Не сочти за оскорбление; всего лишь небольшой совет. Фините инкантатем.
Регулус рефлекторно обхватил себя руками и подтянул колени к себе. Его колотила дрожь. Он ещё не знал, верить ли Тёмному лорду, подтвердятся ли эти сведения, если действительно прочесть нужные книги, но уже чувствовал себя глупо. И, конечно, было страшно, несмотря на внешнее дружелюбие Лорда. Он был непредсказуем, и дружелюбие в любой момент могло обернуться смертью, особенно здесь, рядом с инферналами.
— Милорд... — хрипло сказал он и прокашлялся. — Я...
Но он не знал, что сказать. Можно было позвать Кикимера, но этот путь вёл в никуда; сбежать — а что дальше? Бежать на континент? Всю жизнь скрываться, и то в самом удачном случае, если вообще сумеет добраться? До этого жизнь казалась простой и понятной: совершить поступок и принять последствия в виде смерти или пыток. О побеге же он не задумывался раньше, а сейчас ему явно не хватило бы подготовки, чтобы его осуществить. Да и сбежать — значит лишиться шансов на восстановление в должности, на которое намекнул Риддл. А он дорожил своим местом в Кругу, пока не столкнулся с тем, что шло вразрез с его мировоззрением.
— Насколько я понимаю, — мягко заметил Лорд, — сейчас некий домовик пытается разными способами надругаться над неким артефактом, и мне доподлинно известно, что ничего из его затеи не выйдет. Так почему бы не освободить этого домовика от бесполезной работы?
— Милорд, — на этот раз с просительными интонациями сказал Регулус. — Он действовал по моему приказу. Он дорог моей матушке. Прошу вас, пощадите домовика.
Риддл приподнял бровь и внимательно посмотрел на Регулуса.
— Мерзкий нарушитель древних запретов не знает жалости к домовикам и матушкам, разве нет? Тот, кто предал Тьму и ушёл ещё глубже, вырежет всю твою семью, Регулус, друзей и врагов, и заставит наблюдать за каждой мучительной смертью.
Блэк побледнел, хотя и до этого напоминал цветом замороженную мумию.
— Милорд, — он искал слова и не находил, но ужас перед лицом собственной смерти сменился ещё большим страхом — перед глазами пронеслись лица тех, кем он дорожил, с кем вырос, и в то же время вспомнились разговоры, встречи Организации, встречи Ближнего Круга.
Тёмный лорд был жесток по отношению к магглам, жесток по отношению к врагам, но своим он всегда платил человечностью за преданность. Маг, вступивший в Организацию и верно служащий Лорду, мог быть уверен: на домах всех его близких, и кровных, и нет, если они не принадлежат к стану врага, будут самые лучшие щиты, на руках - самые лучшие обереги. Риддл легко жонглировал шантажом, угрожал детям и матерям, но только если у них не было связей среди Вальпургиевых рыцарей, пусть даже отдалённых. Никому из своих вассалов, даже если они были неспособны выполнить приказ, он не угрожал уничтожением семьи, и даже отрёкшимся — если не отреклась и его семья тоже. Но Регулус, приняв своего сюзерена за врага, подверг это сомнению, отказался от защиты сюзерена, забыл о существовании этой защиты, надругался над ней, и сейчас он столкнулся с последствиями.
Блэк с трудом поднялся, шатаясь и опираясь на камень, к которому его недавно прислонили, шагнул вперёд и, пытаясь совладать с дрожащими мышцами, молча преклонил колено.
И плескались в озере инферналы, выжидающе глядя на них, жаждущие рыбы или человечины, и сидел в кресле тёмный лорд, и стоял, преклонив колено, его мокрый замёрзший слуга, чуть не ставший едой для подводных тварей.
— Прикажи Кикимеру явиться.
— Милорд, прошу вас...
— Ты слышал приказ.
Всё тот же выбор: борьба или преданность, и борьба не оправдала его надежд, а лишь завела в ловушку и заставила усомниться в собственных целях.
— Кикимер, — позвал он, и ожидаемо услышал хлопок.
— Молодой хозяин позвал Кикимера...
— Кикимер, — прервал его Регулус, — пожалуйста, аппарируй обратно, один, и принеси сюда медальон, который я просил тебя спрятать.
— Но молодой хозяин... — растерялся домовик, но под взглядом двух магов добавил: — Кикимер слушается.
Тёмный лорд наблюдал молча, с неподдельным интересом; он немного сдвинул складки мантии, и Регулус заметил свою палочку у него в кармане.
Кикимер вернулся довольно быстро и отдал медальон Риддлу, повинуясь приказу Блэка.
— Милорд, вы позволите отправить Кикимера домой? — нервно сглотнув, спросил Регулус, у которого до сих пор перед глазами проносились образы, рождённые недавними угрозами.
— Империо Обливио, — негромко сказал Риддл, направив палочку на Кикимера, и тот растерянно захлопал глазами. — Кикимер, ты вернёшься домой и навсегда забудешь о том, что здесь происходило, а также об этой пещере, о существовании медальона и о приказах своего хозяина касательно этого медальона. Регулус на каком-то задании, ты не знаешь, где точно. Выполняй.
Регулус выдохнул с облегчением, когда домовик исчез из пещеры. От холода у него уже начинали стучать зубы, да и в ушах снова зашумело.
— Милорд, благодарю вас, — искренне сказал Блэк.
— Пожалуй, мы здесь засиделись, — заключил Волдеморт. — Ступефай.
5
Очнулся Регулус, как и предполагал тогда у себя в комнате, в кандалах и на холодном мраморном полу. Но рядом, на удивление, была небольшая кровать, прикроватная тумбочка с фруктами, водой и склянкой с перцовым зельем. О том, что это перцовое зелье, он, конечно, узнал чуть позже, когда поднялся и перебрался на кровать.
Кандалы, похоже, играли роль декоративную, потому что он их снял без особого труда и расстегнул, даже не имея ключа. Зато в комнате не было ни одной двери, кроме той, что вела в ванную комнату, да и волшебной палочки нигде не наблюдалось. Видимо, он действительно пленник, но на вполне приемлемых условиях. Регулус пожал плечами, съел яблоко и поморщился (оно оказалось очень кислым), запил водой, выпил перцовое зелье и лишь тогда начал ощущать, как отступает озноб. Силы возвращались к нему. Подумав, он принял и горячий душ, чтобы окончательно прогнать воспоминания о ледяной воде и не менее ледяных инфернальных руках.
Вернувшись, он обнаружил на столе несколько книг; среди них была та самая, от Агнессы, и подлинность фолианта Регулус легко проверил с помощью небольшой кровной магии: любой член рода Блэк всегда мог капнуть кровью на фамильный фолиант, чтобы проверить подлинность и неизменность. Он погрузился в чтение, пытаясь разобраться в хитросплетениях политики, и оторвался от книги лишь много часов позже, когда дочитал до момента про запреты и убедился в правдивости сказанных тогда в пещере слов.
Всё остальное время до вечера он лежал и размышлял, иногда ел (помимо фруктов ему несколько позже подали обед, а затем ужин), иногда нервно ходил по комнате. Поздно вечером он забылся беспокойным сном, и ему снилась пещера, и погибший Кикимер, и убитая до последнего человека семья — род Блэков, исчезнувший навсегда из-за недопонимания.
6
Шло время, менялись книги, и лишь на третий день в комнате сгустилась тьма, и из тьмы выступил Риддл — модифицированная версия аппарации, которую Вальпургиевы рыцари применяли уже несколько лет. С визуальным эффектом, зато совершенно беззвучно.
Регулус соскользнул с кровати и преклонил колено. Обычно так приветствовали Лорда только в официальной обстановке: на общих сборах, на церемониях. Но Регулус всё ещё был предателем, амнистию которому никто не объявлял, и уж от него точно требовалось соблюдение этикета.
— Милорд, — с лёгким поклоном сказал он.
Риддл прошёл к креслу и сел в него, и Регулус увидел, что он отметил и книгу, лежащую на кровати, и другие — в неаккуратной стопке.
— Итак, ты ознакомился с необходимой информацией, — тоном, не требующим ответа, заметил Тёмный лорд. — Похвальное рвение для мертвеца.
Регулус снова ощутил на шее и руках ледяные руки, а в носу — удушающую воду. Во рту пересохло.
— Если мертвец хочет жить, он не только прочтёт необходимые книги, но ещё и подпишет магический контракт о неразглашении, не правда ли? Непреложный обет — слишком гибкая альтернатива, я предпочитаю полную безопасность.
И контракт был прочитан внимательно и подписан обеими сторонами. Регулусу, естественно, порекомендовали прекратить протирать собой пол и сесть в соседнее кресло на время подписания и беседы, иначе это выглядело бы слишком нелепо.
— Я не разбрасываюсь Блэками, — напоследок сказал ему Риддл, испаряя контракт в воздухе. — Поэтому сейчас ты отправишься домой, придумаешь правдоподобное объяснение своего отсутствия, и мы забудем об этом маленьком инциденте. Но, — глаза его сверкнули, и Метка зажглась яростным огнём, отчего Регулус дёрнулся и схватился за руку, — второе предательство, на чём бы оно ни основывалось, станет твоей смертью. И во второй раз я не обращу внимание ни на возраст, ни на невежество, ни на благородные побуждения. Запомни и всегда имей в виду, Регулус Арктурус Блэк.
Регулус вышел в открывшуюся дверь, шатаясь, и машинально побрёл к ближайшему камину.
Норна, или рок, или, может быть, мойра — словом, кто-то удовлетворённо кивнул и обратил свой взгляд на других испивших вина.