Масляные пятна

— … и именно поэтому я считаю, что в этом году мы должны выделить чуть больше финансов для клуба музыки, — закончив свою речь, Гилберт деловито кивнул сам себе и, с чувством выполненного долга, опустился на свой стул под неодобрительным взглядом Родериха.

           Артур проследил взглядом за действиями Байльшмидта, продолжая думать о своем. Он тяжело вздохнул, опуская плечи. «Профинансировать клуб… это совершенно невозможно». Невеселые мысли в голове Керкланда пронеслись стремительно, лишь на мгновения привлекая его внимание. Даже если бы Артур приложил весь свой актерский потенциал в отчете перед директором и комиссией, ему бы все равно отказали. Лишних средств у них нет, а имеющиеся ежегодные выплаты из бюджета заранее были распределены в пару спортивных клубов и клуб астрономии. В конце концов, именно эти клубы показывали себя с лучшей стороны, подарив их университету не один золотой кубок и медаль, что теперь сияли начищенные до безобразия за стеклом витрин на клубном этаже.

           Довольный донельзя Гилберт все ещё не спускал пристального взгляда с Артура, растянув губы в победоносном оскале. Он выжидал, когда президент студенческого совета выразит свое мнение, но тот молчаливо и почти скучающе таращился в ответ. Каким бы хорошим не был доклад от Гилберта, какими бы подкрепленными не были его аргументы, но этого мало. Не для Артура, нет. Хоть и занимает он, несомненно, важную должность, но он ничего по сути не решает. Он лишь рупор для голосов студентов и ушей директора. Не более.

           Сбоку послышалась возня и недовольное цыканье сидящего по правую руку Людвига. Вечно собранный и опрятный немец лишь слегка скривился в притворном недовольстве, пока его, да и всего студсовета, если на то пошло, головная боль пробуждалась ото сна на крепкой руке главы клуба журналистики. Варгас, в своем обыкновении, лишь слегка потянулся и окинул сонным взглядом аудиторию и постные лица «коллег» по цеху.

           — Ве, Людвиг, мы ещё не закончили с этим вопросом? Я устал… — Артуру на секунду показалось, что он вмиг будет готов перебраться через Крауца, а если понадобиться, переползет по его коленям, лишь бы как следует зарядить Феличиано крепкий подзатыльник. Нет, у него не было никакой ненависти или чего-то подобного к этому любителю спать на важных собраниях и поедать пасту везде, где можно и нельзя. Совсем нет. Но сейчас ему очень сильно хотелось проехаться тяжелой рукой по его глупой голове. Все здесь стараются, сам Артур уже вторую ночь не спит, печатая отчет по последней сессии собраний, а этот… этот итальянец. — Артур тоже, он сегодня пугает больше обычного.

           Резкий удар по столу заставил всех обратить свое внимание на взъерошенного Керкланда, явно готовящегося повторить опыт своих предков в оккупации Италии.

           — Ещё одно слово, Варгас, и я сделаю так, что ты не сможешь рисовать и готовить свою дурацкую пасту ближайшие полгода, — в ответ послышалось лишь сдавленное «Вее?» и недовольный вздох немца.

           — Успокойся, Артур. Все мы сегодня устали, даже вечно лоботрясничающий Феличиано, — от скосившихся на него голубых глаз, впитавших в себя, казалось, всю строгость Людвига, Варгаса самую малость тряхнуло.

           — Эй, бровастый, не смей мне тут обижать малыша Феличиано, — атмосфера в зале понемногу начала накаляться. Все здесь были крайне взбудоражены и на иголках. Конец учебного года, впереди сессия, а им мало одной головной боли, они разбираются с чертовыми финансами и клубами, от которых уже голова кругом и в одном месте зудит.

           — Тебя спросить забыли, придурок, — на счастье Артура, Антонио успел осадить не менее недовольный Ловино. Последний в принципе не понимал, какого черта он тут торчит, а задерживаться ещё дольше, выжидая конца перепалки, он уж точно не намеревался. И если уж так сложилось, что пара затрещин Феличиано поможет ускорить весь процесс, то его близнец в первых рядах встанет, чтобы сделать это.

           — Все, хватит. Предлагаю закончить этот абсурд, — Элизабет поднялась из-за стола, краем глаза наблюдая за тем, как следом встают Родерих и Гилберт. — Артур, давай просто опустим этот вопрос и разойдемся.

           Людвиг одобрительно кивнул, ожидая подобного жеста и от Керкланда. Тот стушевался, но быстро согласился. Собрав все свои записи, он направился к выходу, уже не слушая недовольные возгласы Байльшмидта и его причитания о том, что демократия в этом чертовом вузе сдохла ещё в зародыше.

           Дождавшись щелчка закрытой двери, Керкланд недовольно выдохнул сквозь зубы. Чертовы идиоты, чертов студсовет, чертов университет. Казалось, сейчас его раздражает все вокруг до такой степени, что он действительно может сорваться и залепить кому-нибудь в лицо, да побольнее. Да, было бы неплохо. Особенно, если под его горячую руку попадется одна наглая французская морда, посмевшая прогулять собрание. Или тот же Антонио. Тоже сгодится.

           Артур бы так и дальше стоял, с жуткой улыбкой на губах блуждая в своих злостных мыслях, если бы сбоку от него не послышалось деликатное покашливание.

           На скамье у двери, как и обычно, его ждал Джонс, неотрывно залипающий в свой телефон. Не поднимая глаз от экрана, он лишь слегка пробурчал:

           — Ваш цирк, как обычно, на высоте, — раздражающий смех, казалось, готов уничтожить и без того болевшую голову Артура, так что тот просто прошел мимо, переступая через вытянутые ноги Альфреда. — Эй-эй, Артур, подожди.

           Ну нет. Ждать это американское чудо он не намерен. Да и тот все равно нагонит его за пару секунд. Это воплощение американской мечты не отлипало от Артура, как шарф Брагинского от его шеи.

           — Ну чего ты? У вас там какая-то возня была, все так плохо? — поравнявшись, как и ожидалось, с Артуром, Джонс чуть склонился, стараясь заглянуть в лицо собеседнику.

           — Все как обычно, Альфред. Давай опустим эту тему, я слишком устал от этого.

           Больше не произнося не слова, что действительно удивительно, учитывая в какой компании сейчас Керкланд, они направились к лестнице, надеясь быстрее покинуть осточертевшее за этот день здание.

           Артур искоса глянул на идущего рядом Альфреда, пока тот, как и всегда, неотрывно пялился в свой телефон, идя буквально наугад. Что всегда поражало Керкланда, с этой дурной привычкой он так ни разу не врезался в столб и не навернулся с лестницы. Чертов же везунчик, Альфред Фостер Джонс.

           Он грустно улыбнулся сам себе, прогоняя непрошенные мысли.

***

           Тихий скрип дверных петель разрушил тишину аудитории. Артур вслушался в начавший завывать ветер, который с радостью принялся разгуливать по помещению, стоило только открытой двери создать воздушный туннель. Пришедшая вместе с этим ветром прохлада заставила Керкланда зябко поежиться с непривычки.

           Он ступил внутрь клубной комнаты изобразительного искусства, прикрывая за собой массивную дверь. В ноздри почти сразу же ударил запах масла, пропитанных временем льняных полотен и потрепанных временем ветхих досок, которыми был вымощен пол и настенные полки. Смесь запахов больно резанула по обонянию отчего Артур сморщил нос и прикрыл глаза, успокаивая свои чувства.

           Как он отметил сразу же, стоило ему прийти в себя, помещение казалось покинутым и словно забытом. Одиноко стоящие по углам мольберты с накрытыми тканью холстами, недвижные скульптуры на полу и бюсты на полках, с которых уже отлуплялась беленная краска, открывая взгляду первоначальный оттенок обожжённой глины. На покосившихся столах лежали всевозможные художественные принадлежности: разномастные и разно размерные кисточки с заляпанными ручками, изломанные и искусанные карандаши, наполовину стертые резинки, обломанные куски угля и немного погнутые мастихины. На столике рядом с мойкой беспризорно валялся затертый обмылок в окружении деревянных палитр, насквозь пропитанных пестрыми пятнами, которые уже никогда не вымоются из древесины. Рядом же стояли различные тюбики без каких-либо наклеек и ярлыков.

           Чем дольше Артур находился в этой аудитории, тем спокойнее он себя чувствовал, позволяя себе расслабиться окончательно. Эта безумная неделя подходила к концу, комната студенческого совета была забита болтливыми идиотами, нежелающими выметаться и дать президенту хоть немного тишины для чтения. Вот пришлось сбегать в первую попавшеюся аудиторию, чтобы просто побыть в безмолвной тишине и придаться недочитанной книге.

           Окинув взглядом оставшуюся часть помещения, Керкланд наткнулся на удобный подоконник, застеленный пледом. Не имея никакого желания продуть себе спину или и вовсе заболеть, он решительно закрыл окно, а сам с ногами взобрался на так маняще расстеленную мягкую ткань.

           Мягкая ткань обожгла ладони внезапным теплом, стоило Артуру проехаться по ней кожей при посадке. Видимо, подумалось ему, небольшое трение разогрело плед. Умастившись поудобнее, Артур оперся спиной о стену у окна, радуясь тому, что в этой аудитории были именно окна-аквариумы. Необычно для учебного заведения, но видимо на то были нужды клуба. А какие уж на то были нужды, Керкланда совсем не волновало. Сейчас куда важнее было погрузиться в недавно начатую историю и отпустить все мысли, позволив страницам книги захватить его внимание и утянуть в круговорот немыслимых фантазий недавно найденного им автора.

           За окном разгуливал непокорный ветер, а в самом верху неба висел желтый диск солнца, совсем не согревающий даже в середине весны. Чуть сместив взгляд, Артур отметил, что деревья в университетском саду выглядят невероятно уныло и сухо без своей густой листвы, а промокшая садовая плитка нагоняет лишнюю тоску. Все в этой весне было таким же неправильным, как и присутствие Артура в этом чужом ему помещении.

           Невесело усмехнувшись, он вернулся к книге, окончательно ограждаясь от окружающего мира.

           Под потолком тихо потрескивала перегорающая лампочка, а справа гудел апрельский ветер, качающий тонкие голые стволы деревьев, неприятно скрипя холодной корой.

           Дверь снова скрипнула, впуская в аудиторию ещё одного человека. Керкланд стушевался, уязвленный тем, что оказался пойманным в неположенном месте. Чуть сжавшись на своем месте и плотнее вцепившись в жесткую обложку книги, он повернулся в сторону дверного проема. Феличиано удивленно уставился на президента студенческого совета, глупо моргая. Ещё бы ему не удивиться. Чего он точно не ожидал в клубной комнате, так это найти Артура Керкланда собственной персоной. Да скорее посреди комнаты упал бы метеорит. Варгас глупо улыбнулся, не переставая смотреть прямо в зеленые удивленные глаза напротив.

           — Нэ, Артур, не ожидал что кто-то будет в клубной комнате в это время, — Керкланд на это лишь нахмурился, не сводя проницательного взгляда с пришедшего и нарушившего его только обретенный покой. Замечательно, быть выпнутым из аудитории и кем? Варгасом, глуповатым итальяшкой. — Тебе удобно так?

           — Чего?

           — Г-говорю, тебе удобно там сидеть? — видимо, запоздало к Феличиано пришло осознание того, что он впервые разговаривает с Артуром тет-а-тет. Без Людвига или гиперопекающего Антонио. Внутри все немного сжалось и к горлу поднялась небольшая волна паники. Нет, Керкланд его ни разу не бил за весь период их совместного обучения. Нет. Но он был наслышан об его увлекательном прошлом. И, Варгас мог поклясться, у того явно время от времени чешутся кулаки. Особенно в присутствии Феличиано, он был уверен.

           Артур же молча посмотрел на вопрошавшего, а потом также молча отвернулся, продолжая чтение. Раз уж его никто не собирается выгонять, как показалось, то почему не воспользоваться внезапным гостеприимством?

           Не дождавшись какого-либо ответа со стороны оккупанта подоконника, Варгас закрыл за собой дверь, краем глаза посматривая на Керкланда. Он тихо прошел в дальний угол аудитории, начиная возиться со стоявшими там мольбертами. Артур предпочитал игнорировать чужое присутствие. Не дергают, уже хорошо. А фоновый шум, издаваемый этим чудилой, его не сильно волнует. Главное, чтобы он школьное имущество случайно не поломал в своей возне, а остальное значения не имеет.

            Шелестя страницами и бегая глазами по печатанным строчкам, Керкланд ненароком вслушивался в рядом происходящее. Скрипел мольберт, пока его ножки раскрывали на нужную и удобную Варгасу ширину, стучало основание холста, когда его водрузили на предоставленную поверхность. Какофония звуков не раздражала, а лишь приятно дополняла атмосферу в прогревшийся аудитории. Даже чертова потрескивающая лампочка уже не отвлекала, заглушенная чужой деятельностью.

           Артур поглубже вдохнул теплый воздух, наслаждаясь чужим присутствием. Как бы Керкланд не строил из себя заносчивого сноба, которому противны все и вся кругом, но он все-таки был человеком. А человеку, как известно, нужен человек. И не то что бы у Артура были какие-то проблемы в общении… нет, они были, конечно, но он не считал себя виноватым. Да, у него характер не сахар, и он заводится с пол-оборота, а любая случайна шутка может с легкостью уязвить его гордость, но он не видел в этом своей вины. Просто. Просто вот он такой, какой он есть. Однако, окружающие его не очень понимали его. Да и не хотели. Исключением был вежливый Кику, пристающий ко всему живому Франциск и тупоголовый Альфред, всюду ходящий за ним хвостом. Ему и этого в жизни хватало, но если они были единственными, с кем он общался, то вот у них были и другие друзья. И нет, Артура это не трогало, он любил тишину и одиночество, но в последние время этого стало слишком много в его повседневной жизни, что нагоняло на него тоску. Именно поэтому, и только поэтому, он был даже рад тому, что Феличиано пришел в клубную комнату и спокойно занялся своими обыденными делами.

           На минуту Артур задумался, почему он здесь. Впереди сессия, студенческая конференция. Естественно, все ответственные студенты заняты подготовкой ко всему этому безобразию. А, точно. Ответственные. Керкланд усмехнулся. Феличиано и ответственный студент просто не могут стоять в одном предложении. И, пожалуй, он впервые был благодарен такому стечению событий. Оборвав свои думы, он углубился в рассказ, стараясь больше не отвлекаться на ненужные мысли.

           Тем временем, возня со стороны Варгаса стихла, сменившись мерным стуком форменных ботинок о дощатый пол. Видимо, как подумалось Артуру, тот прошелся неспешным шагом к мойке. Он не особо понимал всех аспектов процесса рисования и не до конца был уверен, что вода вообще нужна при рисовании на холсте, но раз уж Феличиано уверенно направился туда, то не Артуру его судить.

           Варгас с усилием крутанул смеситель, ожидая течения проточной воды. Вот только ничего из крана не появилось. Не через пару секунд, не через полминуты его пребывания у белой раковины. Нахмурив свои тонкие брови, он закрыл смеситель и через секунду снова крутанул его, но уже в противоположную сторону. И снова ничего.

           Артур немного повернулся и глянул за плечо, чтобы рассмотреть мучения Варгаса. Тот ещё пару раз попробовал силой мысли совладать с непокорным смесителем и водой, которая ни в какую не собиралась течь из положенного места. Керкланд слегка улыбнулся. Наблюдать такое смешное выражение на лице Феличиано было в новинку. Сведенные на переносице брови и злой прищур казались такими несвойственными вечно радостному или напуганному итальянцу, что вызывали невольный смех из-за своей неестественности.

           Пнув мысом ботинок фарфоровую ножку раковину, он с причитаниями схватил баночку и направился в сторону двери. Видимо, решил набрать воды в туалетной комнате, не иначе.

           Стоило за спиной Варгаса захлопнуться двери, как Артур разом подобрался. Не то что бы он не уважал чужие границы и вообще на личные вещи смотреть нельзя, но. Но любопытство кошку сгубило, а чем он хуже этой кошки. Все таки, это неотъемлемая часть человеческого характера. Любопытство, чтоб его, всегда было сильнее Керкланда. И как бы он не одергивал себя сейчас, а пересилить это глупое чувство у него не получалось от слова совсем.

           Он быстро заложил закладку в книгу и спустился на пол, поправляя резким движением немного съехавший плед. Быстро, словно воришка, он подлетел к мольберту, огибая его по кругу и вглядываясь в исписанное полотно.

           Тихий выдох. Артур никогда не был ценителем искусства. Нет, его привлекали красивые картины или сильные симфонии. Но никогда ранее ничто не вызывало бы у него трепет. Наверное, пронесло в его мыслях, это потому что я лично не знал творца.

           На первый взгляд, ничего удивительно на холсте не было. Более того, картина не была и наполовину закончена, но что-то в ней невольно завораживало Керкланда. Аккуратные мазки складывались в темное ночное небо, наполненные мелкими и резкими, словно выстрел, белыми мазками звезд. Кое-где небо перемежалось разноцветными длинными полосами, прокладывающими себе путь куда-то вдаль из края холста.

           Нижняя часть все ещё оставалась безликими черновым наброском, который неаккуратно вывел очертания земли и рябь воды. Наверное, такой же темной, как этот небосвод. Подавив в себе желание провести пальцами по написанному, он отошел чуть дальше от мольберта, прислушиваясь к звукам вокруг. Да, насколько этот Варгас был идиотом, настолько же он был великолепным художником. Его мастерство и чувство прекрасного с лихвой окупала его придурковатость и наивность.

           Стало даже как-то тоскливо. Сам Артур в принципе особо ничего не умел. Конечно, он мог рисовать, и для того, кто этому не учился, рисовал он вполне неплохо. Но он никогда не умел пользоваться красками и маслом. Все его художественные потуги ограничивались черно-белыми зарисовками на страницах дешевых альбомов.

           Буквально на секунду, где-то в горле кольнуло, словно острием. Зависть, не иначе. Но неподдельный восторг постепенно перекрывал это чувство. Пожалуй, он хочет увидеть законченный вариант этого холста.

           Кивнув самому себе, он вернулся на свое место, присаживаясь на край подоконника, свесив ноги. Буквально через пару минут в помещение ввалился Феличиано, насвистывающий себе под нос незамысловатую мелодию. Да, такому дурилке даже поход за водой может поднять настроение. Иногда приятно быть необремененным мозгами.

           Артур взглядом проследил путь Варгаса от дверей к мольберту и только после вернулся к чтению. Пожалуй, он ничуть не жалеет, что первой под руку ему попалась именно эта аудитория.

***

           Минула вторая неделя, апрель сменился маем, а за окном, на подоконнике которого любил сидеть Артур, резко сменился вид. Окончательно проснувшаяся растительность резко заполонила собой все кругом, вынуждая садовника выйти на работу несколько раньше обычного.

           Артур кантуется тут уже вторую неделю, просиживая здесь часы за книгами, в компании Феличиано. Он взялся дочитывать уже пятую за все это время книгу, а Варгас все никак не мог закончить свое полотно.

           Керкланд отметил, что тот каждый раз усаживается в своем углу, наполняет банку водой из-под наконец-то заработавшего крана, но так и не решался взяться за кисть или мастихин. Он даже не открывал тюбики с краской, позволяя им остаться нетронутыми на небольшом заляпанном столике.

           Присутствие Феличиано, конечно, разбавляло тоску Артура, но его бездействие вызывало почти что жалость. Каждый раз в конце дня, когда солнце лениво заползало за горизонт, они оба, словно по сигналу, начинали собираться. Артур быстро бросал книгу в сумку и удалялся прочь, вскользь наблюдая, как Варгас накидывает тонкую белую ткань на мольберт и выливает воду в раковину.

           Расходились они молча и даже не провожая друг друга взглядом. Оттого накатывала легкая тяжесть и сковывала глотку Артура. Ему бы и хотелось что-то сказать или, вернее, даже спросить у Феличиано. Но он не решался нарушить эту повисшую между ними безмолвность. Ему это ни к чему, а Варгасу и подавно. «Быть может, это и есть тот самый творческий кризис?» невольная мысль стала тем, за что он зацепился как за истинно-верный вариант событий, а потом не отвлекал Варгаса, давая тому самому разобраться со своим застоем в творчестве.

           Но сегодня что-то было иначе.

           Феличиано пришел раньше Артура и сидел не у мольберта, как обычно, а за столом, что находился почти напротив окна, которое так облюбовал Керкланд.

           Фигура итальянца была напряженной, это выдавали чуть приподнятые плечи и опущенная голова. Артур медленно прошел мимо, чуть косясь в сторону. Феличиано всматривался в пустой лист, на котором были видны слегка грязные и мятые места. Видимо, он попросту стирал то, что рисовал до этого. Рядом валялся неровно наточенный карандаш и почерневшая от грифеля стерка.

           Все также в тишине, Артур заученным движением запрыгнул на подоконник, вытягивая ноги и устраиваясь максимально удобно. Что бы там не надумал делать Варгас, его это не касается. Он просто как обычно умоститься на своем месте и приступит к чтению. Правда, в этот раз пришел он сюда не с художественной литературой, а с распечатками своих же конспектов. Сессионный период уже дышал в затылок, обещая раздать по справедливости всем и каждому. И нет, Керкланд не боялся. Он прекрасно знал свои силы и весь пройденный материал, но лучше лишний раз прочесть и выделить главное дурно пахнущим маркером, чем потом впопыхах с больной головой пытаться уместить все необходимое в голову за одну чертову ночь.

           Усмехнувшись своим мыслям, он принялся вчитываться в свой почерк, малость искаженной после копирования и печати. Со стороны Феличиано послышалось шуршание бумаги, а после и скрип грифеля о плотный материал. Что же, каждый снова занят своим делом, а Варгас наконец-то хоть что-то начал рисовать. И славно.

           Лампочку, что вечно трещала и раздражала в особо тихие моменты, наконец-то заменили и её место главного раздражителя заняли настенные часы, противно тикающие при движении секундной стрелки. Размеренное тиканье не особо сильно выводило, но самую малость отвлекало. А попросить обслуживающий заведение персонал снять их у него не было желания. Да и права. В конце-концов, он тут лишь гость, которому разрешили просиживать здесь вечера.

           Феличиано часы не мешали. Керкланд чуть опустил голову и оторвал взгляд от листов, быстро окидывая взглядом рисующего. Варгас что-то усиленно выводил на бумаге, совершая быстрые и короткие движения карандашом. Неважно что он там рисует, главное, что он в принципе это делает. И делает это относительно тихо. Другое неважно.

           Тиканье снова резануло по ушам, стоило Артуру вынырнуть из своих мыслей. Он перевел взгляд на противные часы и замер, различив негромкое щелканье в своей сумке. Ну да, телефон.

           Керкланд спрыгнул с подоконника и подошел к столу, намереваясь словесно съездить по ушам Альфреду, а это наверняка был он, за то, что тот не на дополнительных занятиях и отвлекает его своими бессмысленными сообщениями.

           За столом активнее завозились, но Артур не обращал на Варгаса внимания, все его мысли были сосредоточены на том, как он будет отчитывать неуемного Джонса. Пока Артур открывал застежку на сумке, послышалось ещё два щелканья, но уже громче. Неожиданный резкий звук сильно ударил по слуху, отталкиваясь эхом от стен. Возможно, даже Варгаса это начало раздражать, но Керкланд не было уверен. Он быстро выудил телефон из бокового кармана, нащупав прохладный дисплей и ухватившись за него, совсем не заботясь о том, что оставит пятна на экране.

           На разблокированном дисплее сразу же всплыли окна с уведомлениями. Ну да, Альфред. Артур быстро пробежался глазами по сообщениям, каждый раз невольно кривя рот, когда взгляд цеплялся за неуместные смайлики и заборы из восклицательных знаков. Что ж, это была черта Джонса, с которой Керкланд никак не мог смириться и потому каждый раз раздражался заранее, когда получал от него сообщения.

           Дочитав сообщение, наполненное нытьем и жалобами на «занудного препода», Артур быстро набрал ответное сообщение, попросив Джонса перестать капать ему на нервы и заняться наконец делом, не забыв напомнить о сессии и то, что если Альфред в этот раз её не закроет сразу, то он, Артур, не будет выгораживать его перед отчимом и того ждет справедливая кара. И месть.

           Отправив угрожающее послание, он быстрым движением отключил телефон, чтобы больше не отвлекаться, и направился обратно к окну, когда его окликнули со стороны стола.

           — Эм, прости, Артур, — он повернулся в сторону говорящего, чувствуя смущение последнего и его неуверенность. Взглядом он попросил продолжить, не перебивая наконец заговорившего Варгаса. — Ты не мог бы, ну. Ну, пересесть, пожалуйста. Не то что бы ты мешаешь, просто…

           — Просто? — нет, Артур не собирался играть в добродетель. Ему там было удобно. Все, больше он не видел нужды объяснять что-то ещё. Что бы там себе не надумал Феличиано, а подстраиваться под него он не собирался. На мгновение на лице Варгаса появилось печальное, такое несвойственное ему, выражение. Керкланд бы соврал, если бы сказал, что его это не взволновало. В конце концов, это он тут на птичьих правах. Цыкнув, он бросил: — Хрен с тобой, идиот.

           Сдернув распечатки с насиженного места, он уселся напротив Феличиано и хмуро уставился в конспект, надеясь всем своим видом показать тому свое недовольство и задетое самомнение.

           Артур снова углубился в чтение, под монотонный скрип карандаша. Феличиано, видимо, разрисовывал руку после долгого простоя, потому делал все так быстро и комкано, скорее всего предпочитая ограничиться небольшими зарисовками.

           Не отрываясь от чтения, Керкланд потер свободной рукой затылок, взъерошив коротко остриженные волосы. Вместе с маем в страну пришла и обыденная почти летняя духота, душащая отвыкший от жары народ. Даже терпеливый Артур не выдержал и укоротил волосы сзади, лишь бы не перегреваться лишний раз.

           После он, довольно резким и скомканным движением, ослабил узел на галстуке, оттягивая тот в сторону, и расстегнул ворот. Не сказать, что ему было прям невыносимо жарко, но он все-таки англичанин. И родом он с северной части, пересекающийся границами с Шотландией. А там из-за вечных туманов с моря и скалистой местности, почти круглый год довольно прохладно. Здесь, в Америке, ему было непривычно и немного неуютно, но приходилось мириться и всяческими способами приближать свое уставшее тело к минимальному комфортному состоянию.

           Варгас все также был занят активной деятельностью и почти не отрывал взгляда от листов. По крайней мере, Артуру совсем не было видно лица Феличиано за его отросшей челкой. И тот был безмерно рад этому.

           Так бы они и сидели дальше, занятые каждый своим маленьким делом, пока со стороны Варгаса перестали исходить какие-либо звуки. Против своей воли, но Артур все таки оторвался от заковыристых формулировок в конспекте, и бросил взгляд на человека напротив. Феличиано снова сидел недвижно над листами и крутил исписанный карандаш.

           Излишние и не относящиеся к делу действия раздражали Керкланда, особенно учитывая то, что он мог наблюдать их не только непосредственно смотря на Варгаса, но и краем зрения. Он было уже открыл рот, чтобы возмутиться бесполезным телодвижениям со стороны своего визави, но тот, к его удивлению, его опередил.

           — Артур, я… хотел бы попросить тебя пересесть, — потупившись и выдержав секундную паузу, он все также неуверенно продолжил, не поднимаю глаз на Керкланда. — Снова, прости.

           От подобной наглости Артур чуть не задохнулся, глотая возмущенный вздох и те слова, которыми хотел обложить Варгаса. Этот хитрый чертенок подобным способом решил отомстить ему за все те нравоучения, которые Артур вливал в его пустую голову? Или припомнил ту угрозу, которую Керкланд вскользь обронил на одном из собраний студенческого совета? Неважно. Что бы там не стояло за этим, но мириться с подобным он точно не собирается и не будет в принципе. Все таки, итальянцы действительно наглый народец, даже на чужой земле.

           — Может, мне тебе ещё пасту сготовить? Или узаконить в университете сиесту? — Артур был честен с собой, и он прекрасно понимал, что шутить он не умеет. Но он и не шутил сейчас, а лишь подводил Варгаса к осознанию того, что он не собирается его тут слушаться и выполнять все его просьбы беспрекословно. Либо пусть объясняется, либо пусть засунет свои просьбы себе в задницу, да поглубже. Может попросить Антонио подсобить, тот наверняка с радостью согласиться. — Если так сильно хочешь, — на мгновение он запнулся. Гнев всегда быстро отпускал его, освобождая место обиде. Пожалуй, эту свою черту характера он и правда ненавидел, когда за вспышкой агрессии следовала накатывающая грусть и душащая обида. — Если так сильно хочешь меня отсюда выпроводить, то говори прямо, а не отсылай меня с места на место, словно я капрал при исполнении.

           Артур усмехнулся, стоило Феличиано резко вздернуть голову и заглянуть тому в глаза. На удивление Керкланда, в карих глазах он приметил легкую дымку непонимания, смешанную с промелькнувшим там страхом.

           — А-Артур, я не то имел… не то имел в виду, — он сглотнул, все таки, вести такие прямые и долгие диалоги с президентом студенческого совета ему все ещё было сложно. Пусть они и притерлись друг к другу за эти две недели, но все то время они привыкали к молчаливому обществу друг друга и заговорили лишь сегодня. И за сегодня Феличиано, если он не ошибался в своих подсчетах, а с математическими дисциплинами у него всегда было все плохо, он говорит с Артуром больше, чем за весь этот учебный год. — Если быть честным, — он снова замолчал, проглатывая слова и сильнее сводя плечи до неприятной боли в ключицах. Под внимательным и ожидающим взглядом Керкланда всегда было тяжело. Особенно если тебе чего-то не хотелось говорить. Неважно по какой причине. Просто не хотелось. — Нет, неважно.

           Глухой стук донесся до его ушей с опозданием и словно через слой воды. Ну вот, Керкланд снова завелся. Пожалуй, больше обидных слов в свой адрес он терпеть не мог лишь то, что ему что-то недоговаривают или намеренно что-то скрывают. Прямо по середине, черт возьми, разговора.

           — Варгас, не доводи меня до греха и говори, черти тебя дери, прямо, — он ещё раз глухо ударил кулаком по столу и опустил голову, между делом замечая, что ударом случайно задел распечатки и смял пару из них.

           Со стороны Феличиано ответа не последовало. Тот продолжал молча смотреть на Артура, поджимая губы и вцепляясь крепче в свои острые коленки слегка подрагивающими ладонями. Он не любил, когда кто-то кричал. Особенно он не любил, когда кричали на него. И его до чертиков пугал Артур, когда он сам на кого-то злился и переходил на крик. Не потому что он был плохим человеком, а потому что он подолгу старался держать свой гнев, даже когда его задевали. И если уж он срывался, то только когда уже не мог сдерживаться. Феличиано знал, что у того выдержка маленькая, но обычно никто и не пересекал границы, зная предел шуткам.

           Он иногда колотил Франциска и Антонио с Гилбертом, но никогда не переходил на полноценный мордобой, ограничиваясь небольшой и громкой возней. Альфреда он тоже поколачивал, если тот его доставал, но их перепалки больше походили на своеобразный флирт, чем на подобие драки.

           На него, Феличиано, он никогда не кричал, ограничиваясь сухими угрозами в том же тоне, в котором он обычно обсуждал прочитанные книги с Кику или зачитывал доклад на собрании.

           Скрипнули ножки стула о дощатый пол, отодвигая его чуть дальше, чтобы Артур мог выйти из-за стола. Варгас проследил его путь до клетчатой сумки и стал наблюдать за тем, как тот засовывает скомканные листы внутрь, а после резким движением дергает собачку, с громким визгом застегивая молнию. Если он промолчит, то он точно уйдет и вряд ли когда-нибудь ещё зайдет в эту аудиторию.

           — Я рисовал тебя, — казалось, Феличиано сам себе удивился, и картинно закрыл себе рот ладонью, отводя взгляд. Керкланд медленно повернулся всем корпусом к Варгасу, опираясь поясницей о стол, на котором лежала его сумка. Он выжидающе смотрел, надеясь услышать чуть больше, чем случайно оброненное признание. Не мешало бы получить хоть какие-то объяснения, если дурная голова Феличиано в принципе на это способна. Все также, смотря куда-то в сторону и не отводя руки ото рта, Варгас продолжил. — У меня совсем пропало желание рисовать, — приглушенные ладонью слова кое-как доходили до Артура, но он решил не поправлять говорившего. — Я уже месяц не могу закончить ту картину. Первые пару дней я сидел и тупо пялился в холст. Ну, когда ты только начал сюда приходить…

           — Допустим.

           Варгас прикрыл глаза, стараясь разобрать непонятные ему нотки в голосе Керкланда. Тот совершенно точно уже не был дико зол, но все ещё был малость рассержен. И сосредоточен. Если бы он взглянул на Артура, то увидел бы, как тот смотрит на него, ловя каждое сказанное им слово.

           — Потом я решил, что стоит переключиться, — он, наконец, отвел ладонь от губ, позволяя словам звучать более уверенно. — Зна-знаешь, это помогает, если у тебя застой в творчестве, ха-ха, — Варгас неловко и скомкано посмеялся, краем глаза наблюдая за настенными часами и отмечая про себя, что сейчас в университете стартовали факультативы. — Думал порисовать что-нибудь в аудитории, но глаз ни за что не цеплялся. А потом я присмотрелся к тебе… — он неловко махнул рукой в воздухе, вычерчивая пальцами непонятные Артуру силуэты. — Вся твоя поза была такой забавной, но уютной, что я решил… ну, решил попробовать нарисовать тебя. Вернее, нет.

           Керкланд молчал. Он хотел было подумать о словах, которые произносил Варгас, но мысли не цеплялись ни за одно слово, просто пропуская скомканную речь говорившего.

           — Сначала я рисовал кисти, если быть точным, — он замялся, продолжая вырисовывать рукой силуэты. Видимо, как подумалось Артуру, это помогает ему успокоиться и чувствовать себя хоть немного увереннее. — У тебя тонкие длинные пальцы, ты же в курсе? — Феличиано, наконец, перевел свой взгляд на Артура, ожидая его ответа. Артур подавился смешком, слегка удивленно смотря в ответ. Ну да, это его пальцы, ещё бы он не был в курсе, какие они у него. Но, для приличия, он все же кивнул Варгасу, наблюдая как тот снова отводит взгляд в сторону. — Как у пианиста, знаешь. Или скрипача. Я слышал от Франциска, что ты раньше занимался скрипкой… — Керкланда передернуло от воспоминаний и он поджал губы, впиваясь зубами в нижнюю.

           — Да, — пожалуй, Артур сам от себя не ожидал, что поддержит этот нервный монолог Варгаса, переводя его в своеобразные комканный диалог. — Но я вовремя понял, что слишком плох в этом, ясно? — Он окончательно уселся на стол и оперся руками о столешницу, продолжая время от времени жевать ни в чем неповинную кожу на губах. Его снова захлестнула легкая обида и неприятные воспоминания. — Мне намекнули, и я понял намек, вот и всё.

           — Хорошо, жаль, — Феличиано не нашелся, что сказать Артуру. Сам он всегда рисовал, с самого детства. И ему было плевать на то, что говорят окружающие. У него был Ловино, который с особым усердием колотил тех, кто обижал его. А Антонио вторил ему. Так что Феличиано никогда не находил себя в ситуации близкой к тому, чтобы бросить все то, что он делает. — Но все же, твои руки правда красивые, они мне понравились, и я начал их рисовать. Потом я решил зарисовать твое… тв-твое, — он снова стушевался и перестал водить рукой по воздуху, вместо этого схватился ею за край своей рубашки. — Твое лицо.

           — Мое лицо? А в нем ты что нашел особенное, хм? — Артур даже как-то зло усмехнулся. Все эти намеки уже начинали донельзя смущать. А как скрыть смущение? Ну, если вы Артур Керкланд, коренной британец и легко заводимый идиот, то выход только один. Напирать в ответ и давить.

           Но, на удивление Артура, Феличиано довольно легко и без тени смущения ответил.

           — Ну, знаешь. Ты парень, но черты лица у тебя мягкие. То есть, я имею в виду, у англичан в целом довольно… аккуратное лицо, по моим наблюдениям, вот. — Варгас потер ткань рубашки меж пальцев, начав методично мять зажатый край. На мгновение стрельнув взглядом на Артура, он заметил, как лицо последнего залила неяркая, но отчетливая краска смущения. Что же, комплименты всегда были слишком мощным оружием против Керкланда. Против любого Керкланда, если быть точнее.

           Варгас аккуратно улыбнулся, довольный реакцией и тем, что Артур окончательно притих. Осторожно брошенный комплимент выполнил поставленную задачу и опустил всю агрессию Керкланда, придав Феличиано чуть больше уверенности.

           — Ну, про твои… брови и говорить нечего. Знаешь, их интересно рисовать.

           — Боже, хватит, Варгас, — Артур резко переместился чуть вперед, наклонившись. Он с силой и со звучным хлопком прижал ладони к лицу, пряча в них смущение. Нет, он не был разнеженным мальчиком, но положительные отзывы об его внешности донельзя смущали, да и не умел он как-то отвечать на все это. А просто принимать всё это дело, как должное, у него и подавно не получалось. — Ещё хоть слово и я точно тебя ударю, — слова чуть приглушились из-за плотно сведенных и до боли прижатых ладоней, но Варгас все отчетливо услышал, продолжая улыбаться. Пожалуй, он впервые заметил за собой, что отвешивать комплименты приятно не только девушкам.

           — Хорошо. Ну и. В конечном итоге, — он выждал паузу, надеясь, что Артур откроет лицо и посмотрит в ответ. Но тот продолжал сидеть в той же позе. — Я решил зарисовать тебя в полный рост. Сначала я просто рисовал тебя в той позе, в которой ты сидел на подоконнике, но с разных ракурсов. Ну, почти разных.

           Артур медленно отодвинул ладони от лица, искоса поглядывая на Феличиано прищуренными глазами.

           — Так вот какого хрена ты скрипел стулом по полу, дурень, — пожалуй, Артур не хотел разбрасывать обидными словами, но в данной ситуации это помогало ему чувствовать, что ситуация у него под полным контролем. — Елозил туда-сюда, раздражал.

           — Прости? — Феличиано тоже, устав стоять, уселся на стоящий позади него стол, замечая про себя, что будь сейчас здесь Брагинский, он бы обязательно треснул его муштабелем за такое поведение. И Артура за компанию, непременно. — Кхм, в конечно итоге, я пересел за стол, чтобы зарисовать тебя с нового ракурса. Но мне быстро надоело. Сам посуди, одна и та же п-поза! — он кивнул сам себе, усаживаясь полу-боком, чтобы было удобнее смотреть на Керкланда и не вертеть шеей. — Вот я и попросил тебя пересесть за стол. Ты ещё такое лицо скорчи…л, — Артур все также смотрел на Варгаса, совершенно не меняясь в лице, но что-то в глубине глаз подсказывало ему, что Артур вовсе не пропустил мимо ушей его неосторожную фразу. — И я снова начал рисовать. Ну и вот, ты понял, думаю.

           Артур все также молчал, медленно беря себя в руки и выпрямляя спину. Что же, теперь все стало несколько понятнее. По крайней мере, его отсюда не выпроваживать хотели, а просто втихую использовали его, словно модель. Он улыбнулся своим мыслям. Пожалуй, такое внимание к своей персоне даже льстило. Хотя, стоило осадить себя. В конце концов, он просто единственный человек в этой аудитории, с которого можно рисовать. Но ему все равно было немного приятно, что Варгас обратил на него свой взгляд художника и нашел его достаточно привлекательным для того, чтобы нарисовать. Феличиано продолжал что-то говорить, но Артур уже окончательно отгородился от его голоса, думая о своем. И он бы продолжил витать в своих мыслях, если бы не зацепился слухом за чрезмерно уверенный голос итальянца.

           — Чего?

           —Я сказал, что хочу, чтобы ты побыл моделью для полноценного холста, А-Артур…

           И если бы в клубном секторе кто-то находился, то он бы непременно заподозрил, что кого-то убивают, настолько громко Керкланд умудрился плюхнуть со стола, опрокинув его следом.

***

           Феличиано, как казалось Артуру, уже добрых двадцать минут создавал свою «сцену», в десятый раз перестилая черную лоснящуюся ткань то так, то эдак. Три раза он разбирал и собирал чертову софу, никак не решаясь оставить что-то одно. Сам же Керкланд все это время лапал все что можно и нельзя у мольберта. Он впервые за эти две недели решился спросить у Варгаса, не против ли тот, если загребущие «длинные тонкие» пальцы Артура немного потрогают художественные принадлежности. Феличиано, что удивительно для человека творческого, довольно легко и почти простодушно согласился, попросив ничего не сжимать слишком сильно.

           Тюбики акриловой краски оказались холодными даже в такой душный день. Возможно, все дело в том, что лежали они в тени и далеко от открытого окна. В конце концов, пусть Варгас и дурак редкостный, но во всем, что касается рисования и причастных к этой деятельности вещей, он знал как следует. И, скорее всего, просто соблюдал банальные правила хранения краски.

           Разномастные кисточки были одна причудливее другой. То непозволительно мягкие, то настолько жесткие, что при желании можно было бы и уколоться о твердый волос.

           Ощупывая все это дело, Артур расслаблялся, словно погружаясь в эту атмосферу творчества и проникаясь любовью к каждой мелочи в этом помещении. Пожалуй, будь он чуть младше и посмелее, он бы попросил Феличиано поучить его. Хотя бы основам.

           Пока он возился, останавливаясь на каждой мало-мальски заметной вещице, его окликнул Варгас, наконец определившийся с композицией.

           — Ну, а теперь — одежду до-долой… в смысле, эм, — вообще, как помнил Артур, итальянец не был особо стеснительным и, по словам Антонио, близнецы Варгас каждую сиесту спали в обнимку. Голые, конечно же. Артур тогда лишь кривился, списывая все на дурацкие итальянские традиции, но ничего больше не говорил, понимая грань дозволенного. В конце концов, различия менталитетов всегда были острой темой, а в этой стране не приветствовалось порицание той или иной культуры. Да и сам он, будучи англичанином, был человеком воспитанным, умеющим сдерживать себя в некоторых вопросах. Не всегда. Далеко не всегда. Но в подобных вопросах он всегда старался оставаться в зоне нейтралитета, пока ничего не боящаяся троица идиотов не начинала распевать «Боже, храни королеву» и предлагать ему чай в пять вечера.

           — Так, — Керкланд не хотел казаться угрожающим или недовольным, вовсе нет. Но обычно только такой тон мог подтолкнуть окружающих к объяснениям. Внятным объяснениям, а не глупым отговоркам. — Поподробнее, Варгас.

           Феличиано стоял к нем спиной и потом он не мог видеть его лица, а значит и понять, что примерно твориться в этой дурной голове. Плечи Варгаса тяжело поднялись и с громким выдохом опустились.

           — Обычно, мы всегда… ну знаешь. Ну, рисуем с натуры. Обнаженной. В этом правда нет ничего такого! Это… это просто искусство, не более.

           Но Артур не понимал. Раздеться. РАЗДЕТЬСЯ. Перед этим вот идиотом. В голове проносилась тысяча иррациональных мыслей, от нелепого «он рисует картины для извращенцев» до кажущегося почти логичным и небезосновательным «то дурное трио подговорило Варгаса и ждут за дверью». Феличиано не видел лица и глаз Артура, но каким-то нутром чувствовал его тяжелый взгляд, направленный ему в спину. Прямо между напряженных лопаток. Существуй в этом мире магия, Варгас не сомневался, Керкланд бы пронзил его одним лишь взглядом. Ну, не зря же Гилберт шутит насчет его «колдовских» зеленых глаз.

           Керкланд продолжал стоять позади у мольберта в полной нерешительности. Казалось бы, чего такого. Они оба парни, да и к вечеру стало только жарче. Но сама перспектива валяться на диване с голой задницей… от одних только мыслей его передернуло.

           — Это, — тихий голос Варгаса снова разрезал тишину, отвлекая Артура от его запутанных мыслей. — Это не эротика или что-то в том роде. Самая обычная академическая практика. Мы всегда рисуем с обнаженной натуры… — он быстро сглотнул, облизывая губы и разворачиваясь в пол-оборота к Керкланду. — Так лучше видно мышцы, изгибы… все это. Одежда, знаешь ли, мешает в этом плане.

           — До этого она тебе мало мешала, не находишь?

           Варгас глупо улыбнулся, прикрыв глаза.

           — То были быстрые наброски. По сути, просто разрисовка руки. Но… но сейчас я хочу нарисовать полноценный холст. А для этого мне нужна обнаженная натура. Т-твоя, нат-натура, хорошо?

           Теплый весенний воздух, словно оглаживая фигуру, обдул Керкланда, забираясь своими легкими потоками в светлые волосы. Он поежился, но не от внезапного порыва прогретого воздуха, а от слов дурного Феличиано.

           Артур вообще, если попросить его быть честным, не стеснялся своей наготы, как таковой. Но лежать перед рисующим художником обнаженным… казалось ему слишком. Слишком опасным, быть может. Непривычным, возможно. Он не считал это чем-то унизительным, ведь раздеть его хотели не для грязных вещей. Да и Варгас, что греха таить, по мнению Артура был тем ещё божьим одуванчиком. Пусть он был без чувства стыда и немного причудливым, но он совершенно точно был безобидным.

           Как-то внезапно голову прострелило осознание того, что вечно правильный и собранный президент студенческого совета, был отнюдь не таким уж правильным. Он похлопал себя рукой по ноге, на внутренней стороне бедра которой красовалась татуировка, сейчас сокрытая плотной клетчатой тканью форменных штанов.

           Артур тихо усмехнулся, вспоминая лицо тату-мастера, когда зареванный Керкланд заявился в салон с паспортом и эскизом, вереща о том, что он теперь совершеннолетний и будет делать со своим бренным телом всякие развратные вещи. Жаль он тогда первым делом не завалился в паб и не надрался по самые уши, тогда салон был бы в полном праве отказать ему и не делал бы это чертово тату. Все бы ничего, но у Артура тогда был конфликтный момент с его переходом от идиота-панка на домашнего любителя вышивки и чая с молоком. Да, нельзя ему тогда было ехать на уикенд в Британию к брату. Там он был совершеннолетним и мог творить с собой все, что его душе хотелось. В Америке его бы выпроводили из всех тех злачных мест, которые он обошел на следующий день после дня рождения.

           Ещё одно неприятное воспоминание острием резануло по самомнению Артура, учтиво подбрасывая ненавистные ему картины. В тот момент он пожалел, что надрался не так сильно, тогда он бы не дополз до паба и не собрал бы своей спиной все углы и прочие поверхности в его туалете, ведомый незнакомым ему парнем.

           — Артур?

           Керкланд ещё с минуту подумал, а потом решил послать все дерьмо в своей голове к черту. Если он и дальше будет так загоняться по поводу и без, то очень скоро разделит участь Яо, переняв его звание ворчливого засранца, не умеющего веселиться.

           — Черт с тобой, Варгас. — Он, несомненно, и раньше творил совсем уж дикие и безумные вещи. Ещё один дурной поступок в его длинном списке уже не усугубит ситуацию.

           Он прошел вперед, оттесняя Феличиано и одним лишь взглядом призывая того деть себя куда подальше отсюда или хотя бы отвернуться. Ради приличия, разумеется.

           Тот, впрочем, не стал спорить и быстрым шагом направился к своему рабочему месту, исчезая за широким полотном на мольберте. Дерганными движениями он установил первый тюбик на ключ, аккуратно выдавливая краску на плоскую деревянную палитру. Отточенным движением, он быстро сменил один тюбик на другой, борясь с легкой дрожью в руках.

           Он не был смущен, лишь немного взволнован. Тогда, несколькими минутами ранее, озвучив свою глупую просьбу, он действовал импульсивно, поддавшись творческому началу внутри себя. Он понимал эту свою часть и вовсе не хотел ругать себя за такую дерзость. Просто… одно дело, когда ты рисуешь приглашенных натурщиков, привыкших к подобной работе. Но совсем другое дело, когда перед тобой позировать будет Артур, черт возьми, Керкланд. Взрывной президент студенческого совета. Вычурный британец со смешными бровями.

           Феличиано одолевали смешанные чувства по этому поводу. Как он после будет смотреть в лицо Керкланду, им ещё пару лет вместе доучиваться. С тяжелым вздохом, он опустил палитру на рядом стоящий маленький столик, размазывая краску плоским мастихином. Что же, сейчас лучше отгородиться от всего этого и позволить своей руке творить, подумать обо всем этом он сможет дома, спрятавшись под гору одеял.

           Наконец, со стороны Артура скрипнули пружины, прогнувшиеся под весом тела, и Феличиано чуть наклонился, выглядывая из-за холста. Керкланд, как он и ожидал, был предельно напряжен и лег в неудобную позу, но упорно боролся с дискомфортом, зарывшись лицом в складки скользкого шелка.

           Осторожно ступая по скрипучему полу, Варгас подошел вплотную, осматривая напряженную фигуру. Как ему и думалось, тело Артура было довольно живописным на его взгляд. Он не был болезненно худым или перекаченным. Обычное юношеское тело. Напряженные плечи были тронуты аккуратной россыпью светлых веснушек, чуть более крупных и частых, чем те, что красовались у него на лице. Феличиано протянул руку, почти невесомо касаясь небольшой цепочки из веснушек, тянущихся от предплечья к спрятанным в шелке ключицам.

           Краем глаза он заметил, что уши Артура обдало яркой краской, а сам он завозился, медленно поворачивая голову и смотря хмурым взглядом на нарушителя, как ему казалось, личных границ.

           Но вот только правда в том, что во всем, что касается творчества, Варгас умел быть напористой и наглой заразой. И даже если мгновения назад он был взволнован и самую малость напуган, то теперь он довольно уверенно смотрел в яркую зеленую радужку напротив, почти нахально улыбаясь в ответ.

           — Артур, ты немного не так улегся, если честно.

           — Да мне по барабану, Варгас. Ты просил, я сделал. Иди и рисуй, чудила.

           Все также не переставая кривить рот в улыбке, Феличиано прошелся рукой от плеч к лопаткам, нежно оглаживая все изгибы. Артур стушевался и почувствовал себя словно прибитым к этой чертовой софе одной лишь рукой Варгаса. Хотя, дело скорее не в самом факте наличия чужой руки на его теле, он же не ханжа. Дело было скорее… в том, как именно Феличиано его касался. Ладони его были мягкими, а вот подушечки на пальцах были чуть загрубевшими, видимо, сказывались долгие годы его сотрудничества с кистью и прочими атрибутами художественной деятельности. Мимолетно пронеслась мысль, что у Артура и самого когда-то были загрубевшие подушечки на пальцах левой руки, которой он зажимал необходимые ему аккорды на грифе скрипки. Струны у неё были тонкими и первое время больно резали пальцы, но со временем боль отступила, стоило только подушечкам загрубеть от почти ежедневной практики.

           И если возвращаться к ощущениям от прикосновений, то все это вместе создавало интересный контраст. Итальянец, чтоб его, частично начал подтверждать в голове у Артура стереотип о том, что выходцы из Италии чувственные любовники. Касания Варгаса были нежными и почти кроткими, когда он проходился по теплой коже, и его огрубевшие пальцы слегка давили в тех местах, где встречались изгибы или очередная россыпь пигментных пятен.  Керкланд прислушивался к этим касаниям, стараясь отвлечься от своих дурных мыслей. Запоздало он отметил, что руки Варгаса были немного холодными в контраст его согретой весенним воздухом коже. Видимо, ещё до конца не прогрелись после контакта с упаковкой тюбиков. Или, может, у него от природы прохладные руки? Артур не знал, это в принципе был первый их довольно близкий контакт.

           Чуть поерзав, Керкланд вытащил руку из-под своего подбородка, заводя её назад и перехватывая уходившую на непозволительную территорию руку Феличиано, останавливая её где-то в районе поясницы.

           — Ты меня рисовать хотел или лапать, Варгас?

           Но ответа не последовало, вместо этого Феличиано аккуратно надавил на поясницу, ловя каждое движение в прогибе, взглядом огибая еле заметные позвонки.

           — Я тебе врежу, если ты не прекратишь страдать фигней, Варгас.

           — Я просто пытаюсь уложить тебя так, как мне нужно.

           Неловкое молчание, повисшее на пару мгновений в воздухе, позволило Артуру посчитать про себя до десяти и успокоиться, призывая себя не стесывать костяшки о глупую мордашку художника.

           — Так скажи мне, ради всего святого, КАК я должен улечься, черт возьми, Варгас!

           Софа прогнулась, а рядом с боком Артура возникла коленка. Цыкнув, Керкланд ещё раз сосчитал до десяти, уже не в силах себя к чему-либо призывать и просто успокаивал себя, пропуская мимо себя подобную наглость со стороны Варгаса.

           — Ты не поймешь, я слегка помогу, хорошо?

           — Черт с тобой, идиот.

           Феличиано снова улыбнулся, сощурив глаза. И Артур мол поклясться, что всего лишь на мгновение заметил там лисью хитринку. Чертов, чертов Варгас, чтоб его и его тупые идеи. И внезапный порыв добродетели Артура тоже к черту. Чтобы он ещё раз повелся на эту хитрую просящую моську.

           Пока Артур про себя проклинал все, до чего его мысли только могли дотянуться в потоке размышлений, вторая рука Варгаса легка ему на правое плечо, обжигая кожу в месте прикосновения. Керкланд соврал бы, сказав, что ему неприятно. Скорее ему было непривычно от столь… интимных касаний, как ему казалось. Все-таки, вся эта ситуация казалась ему донельзя абсурдной и какой-то неправильной, но сворачивать назад было слишком поздно. Слишком.

           Феличиано же, увлеченный своим делом, аккуратно надавил на предплечье, призывая Артура немного развернуться верхней частью корпуса. Где-то у основания шеи он почувствовал, как потянуло мышцы с непривычки, но предпочел молча дождаться конца его персональной пытки. Повернув его достаточно, Варгас переместился обеими руками на его запястья, вынуждая Керкланда расслабить руки и послушно наблюдать за тем, как их укладывают на скользящую ткань, скрещивая.

           Как только тепло с запястий пропало, он ощутил мягкое давление на затылок, вынуждающее его опустить голову на скрещенные руки. Вторая рука подхватила его за подбородок, аккуратно разворачивая голову так, что Артур в итоге прижался щекой к своей кисти, позволяя всей тяжести головы распределиться по поверхности.

           Следом чуткие руки медлительным движением прошлись до бедер, вызвав по спине Керкланда резкую и мимолетную волну мурашек, поднявшуюся до загривка. Чертов. Итальянец. Варгас. Тот словно специально делал все нарочито медленными и мягкими движениями. Будто не выстраивал рабочую композицию, а соблазнял изнеженную любовницу. Артур зло цыкнул, поджав губы. Ничего, после всего этого спектакля он все таки съездит Варгасу по затылку, потому как негоже милую мордашку портить, а отомстить же надо.

           За потоком мыслей Артур и не заметил, как его таз совсем чуть-чуть повернули, не раскрывая запретных чужому взору зон. Ну, для Варгаса они точно были и будут запретными. Запоздало Керкланд понял, что нога, оказавшаяся поверх и оголившая часть внутренней стороны бедра из-за повернутого таза было той самой, на которой он имел наглость набить свою несуразную татуировку.

           На долю секунды ему даже показалось, что Феличиано будет иметь наглость её потрогать и обвести контуры черных чернил своими непозволительно чуткими пальцами. Но, к счастью Артура, он этого не сделал.

           — Красивое, — не отрываясь от своего дела произнес он, словно без интереса. Выпрямив его стопу, он уложил её на ребро, вскользь пробежавшись по пальцам ноги. — Я про тату.

           — Хватит дурачиться и приступай уже к работе.

           Ещё один внезапный комплимент, пусть и адресованный скорее работе тату-мастера, чем самому Артуру, окончательно загнал Керкланда в пучины смущения. Теперь он просто обязан отвесить Варгасу пинка, да побольнее.

           — Не против, если я её изображу на холсте?

           Керкланд не ответил, лишь слегка мотнув головой в непонятном жесте. Пусть трактует как хочет, чертов художник.

           — Хорошо.

           Пружины софы жалобно скрипнули, стоило Варгасу подняться с места и быстро протопать к мольберту. Артур же облегченно выдохнул, предаваясь своим мыслям и упорно сгоняя краску с лица. Феличиано, судя по всему, любит зарисовывать все то, что видит. Ещё и его позорный румянец перенесет на картину, с него станется.

           Послышался неприятный слуху звук трения металла о дерево, когда Феличиано начал усердно смешивать две краски до нужной консистенции, добиваясь нужного ему оттенка.

           Мерное тиканье часов, до этого будто выпавшее из звукового поля Керкланда, снова заполонило собой пространства. Наверное, до этого он просто не сосредотачивался на нем, но теперь ему только и оставалось, что слушать его. За окном светило солнце, а дождь и не собирался накрапывать, отвлечься ему тут не на что. «Сколько там они рисуют обычно? Час или два? Или три. Не уснуть бы».

           Феличиано же отложил палитру, чуть разворачивая мольберт, скрипя ножками при развороте конструкции. Артур лишь недовольно покосился на это, не желая комментировать происходящее. Видимо, так Варгасу будет удобнее или вроде того. Керкланд сейчас меньше всего хотел думать о происходящем и просто смотрел перед собой, отсчитывая в голове количество тиков, издаваемых часами.

           К палитре Варгас так и не притронулся, взявшись рукой за кусок угля и начав методично шкрябать им по полотну. Движения его в этот раз были медленными и словно вдумчивыми, не такими порывистыми, как когда он стачивал грифель о бумагу, когда зарисовывал Артура до этого.

           — Знаешь, мы можем поговорить о чем-нибудь.

           Артур про себя рассмеялся, не позволяя предательскому голосу вырваться наружу.

           — Для начала, будь добр, отправь сообщению Джонсу, чтобы он шел домой без меня, — Варгас непонятливо глянул на Артура, ожидая дальнейших просьб, но их не последовало.

           Новость о том, что Артур и Альфред ходят домой вместе не была для него нова. Их родители расписались ещё в их бытность подростками, а как только Артур закончил школу и изъявил желание учиться в Америке, его мать тут же собралась и вместе с ним метнулась к своему любимому. Старший брат Керкланда, Скотт, как было известно Варгасу, предпочел остаться в привычной ему Британии, перебравшись ещё севернее, в Шотландию.

           У Альфреда же, помимо сводного брата в лице Артура, есть близнец Мэттью. С ним Феличиано иногда проводил время и даже выбирался погулять. Общаться с ним было куда легче и приятнее, чем с шумным и задиристым Альфредом или молчаливым и медленно закипающим Артуром.

           Об их совместной жизни он мало чего знал. Мэттью об этом особо не говорил, но по нему было видно, что дома у них все в целом замечательно и если конфликты и случаются, то только между Альфредом и Артуром. Но все они, как уже отмечал про себя Феличиано, больше были похожи на своеобразные неумелые заигрывания.

           Варгас отложил уголь, протирая пальцы тканевой салфеткой. Ворсинки разогрели холодные руки и у него запоздало зародилась мысль в голове, что он, скорее всего, доставил Артуру некоторый дискомфорт своими действиями. О том, что он просто смущает его, тот даже не думал. Для Варгаса это было работой и касался он не человека, а рабочего материала, как бы странно это не звучало.

           Потянувшись и размяв плечи, он в три широких шага преодолел расстояние до соседствующего с софой столика, на котором Артур оставил сумку. Вжикнув молний, он отодвинул смятые листы, которые несколько минут назад Керкланд затолкал внутрь и наткнулся взглядом на искомый гаджет.

           Коснувшись холодного корпуса, он выудил телефон из отдельного кармашка. Дождавшись включения смартфона, он разблокировал экран, немного удивляясь тому, что желавший все контролировать Артур не поставил хоть какой-то пароль на свое устройство. Это было так на него непохоже, что Варгас на секунду сощурился. Следом за разблокированным дисплеем, на экран вывалилась куча уведомлений.

           Феличиано даже как-то нервно усмехнулся. Альфред постучался к Артуру во все мессенджеры и социальные сети. Выбрав первое попавшееся уведомление, он дожидался открытия приложения, краем глаза наблюдая за Керкландом, напевающим себе что-то под нос. Незамысловатая мелодия показалась ему знакомой, но глубже вдаваться в это не было нужды.

           Прогрузившаяся история сообщений поразила Варгаса. Пожалуй, в такой манере даже он не позволял себе писать. Даже Людвигу, который, казалось, мог стерпеть любую глупость со стороны итальянца. Стараясь игнорировать обилие неуместных смайликов и раздражающие сокращения, так любимые американцами, Феличиано написал и отправил сообщение, о котором его просили. Больше ничего от себя не добавляя, он снова заблокировал телефон, между делом размышляя о том, как скоро Джонс снова завалит личку потоком сообщений.

           Наконец умастившись обратно за мольберт, он продолжил аккуратно очерчивать фигуру углем, перенося её на плотную ткань холста.

           — Итак, поговорим?

           — О чем нам с тобой говорить, Варгас? — голос Керкланда был чуть тише обычного, видимо, такое положение и безделье успели его малость разморить. В таком случаи, им совершенно точно нужно занять его чем-то, пока он не отключился и не испортил Варгасу всю малину.

           — Об Альфреде, например, — Феличиано этого не видел, да и не смог бы разглядеть, но Артур немного напрягся, услышав то, с какой именно интонацией это произнес Варгас. Он словно смаковал каждое слово, не отрываясь от процесса творчества. — Твои взгляды довольно очевидны, ты в курсе?

           Артур поборол в себе резкое желание вскочить на ноги и как следуют вдарить по лицу итальянца, но он вовремя одернул. Если он так сделает, то только подтвердит слова Варгаса. Хотя, как подумалось Керкланду, тому и подтверждения не нужно. Он итак все прекрасно понимает.

           — Франциск, к слову, давно понял. Молчит только из уважения, я думаю. Хотя, кажется, старший братец не из джентльменов, но промолчать, когда нужно и он умеет.

           Артур сглотнул плотный ком в горле, продолжая слушать мягкий голос Варгаса, не перебивая его и не желая что-либо ему отвечать в принципе.

           — И что с того? Спасибо, конечно, что вы двое играете в рыцарей и услужливо молчите в тряпочку, но мне от твоих слов ни капельки не легче, Варгас.

           — Неважно, — последним отточенным движением руки, он провел углем по полотну, откладывая его в сторону и вновь протирая запачканные руки. — Альфред такой же идиот в делах сердечных, как я в понимании матриц. Тут только в лобовую идти, не так ли?

           — Я не собираюсь идти ни в лобовую, ни окольными путями. Пусть все будет и остается таким, каким оно есть сейчас. Меня все…

           — Устраивает? — нужно было бы возмутиться, но Артур этого не сделал. Чертов Варгас перебил его. Варгас. Перебил. Его. Чем дольше они контактируют, тем более наглым становиться этот выходец из Италии. — Думаю, тебя мало что в этом может устраивать.

           Он подхватил свободной рукой палитру и маленький мастихин, аккуратно собирая на кончике ранее перемешанную краску.

           — Что я должен сказать закостенелому натуралу, не умеющими читать атмосферу? Если уж я настолько очевидно, по твоим словам, бросаю ему намеки. Он либо идиот, либо намеренно игнорирует все мои потуги.

           Артур запоздало подумал о том, что не стоит ему вступать в этот диалог и если он сейчас просто промолчит, то Варгас в конечно счете отстанет от него. Но… где-то меж ребер больно кольнуло и Артур впился ногтями одной руки в тыльную сторону ладони другой. Место соприкосновения отозвалось глухой болью, а сердце зашлось чуть быстрее, невыносимо резко, как казалось, ударяясь. Плотное тянущее кольцо, словно охватившее несчастную мышцу, сдавило чуть сильнее, вынуждая сердце в ответ на это заходиться чуть сильнее. Четов, чертов Варгас.

           — Я боюсь, — он почти вымученно выдохнул эти слова, прислушиваясь к своему сорвавшемуся сердцебиению. Феличиано задел неприятную тему, но Артуру и правда нужно было хоть с кем-то это обсудить. К Франциску он не решался подойти с этим, ожидая от того лишь насмешек. Хоть он и понимал, что в нужный момент Бонфуа отпустит свой обычно игривый характер и станет серьезнее, но что-то все равно не позволяло Керкланду обратиться к нему. А Варгас сам предложил. Пожалуй, пусть отдувается. А Артур после устроит ему не только головомойку, но заодно и загрузит его чем понуднее в отместку за то, что тот посмел теребить такие неприятные раны.

           Ответа не последовало, и в тягучем молчании Керкланд различил призыв продолжать. Но вот выстроить поток хаотичных мыслей сразу не получалось. В какой-то момент ему показалось, что все настолько запущен в его страхах и предубеждениях, что боится он не реакции Альфреда, а его самого. Он легко дернул головой, стараясь по инерции не поменять позу, испортив композицию.

           — И чего?

           — М, — Артур снова обратил свой взор на Варгаса, подмечая у того спокойное, словно одеревенелое, выражение на лице. Он продолжал свою работу, почти неотрывно всматриваясь в получавшиеся мазки. Он изредка бросал быстрые скользящие взгляды на Керкланда, сверяясь с полотном.

           — Я не могу ничего утверждать, но Альфред не кажется мне плохим человеком. Даже если ему что-то не понравится, вряд ли он обозлиться на тебя и уж точно не обидит, разве не так?

           Феличиано, конечно же, был прав. Это даже немного раздражало, потому как в таком случае единственным виноватым идиотом остается он, Артур. Какой-то частью он понимал, что Варгас не хочет его запутать или обидеть, и говорит он все верно. Чертовски, мать его, верно. Альфред не был плохим парнем. Никогда. Не до, не после встречи Керкландом. Он мог дурачиться и ненароком задеть кого-либо в шуточной перепалке, но всегда умело сглаживал острые углы в диалоге. Пожалуй, самый мирный и добродушный идиот, который не очень заботиться о личных границах. Впрочем, как успел подметить Артур, это типичная американская черта — набиваться всем в приятели и вести себя с окружающими приторно дружелюбно. Не со зла, естественно и без каких-либо корыстных целей.

           — Сам посуди, ты ему не чужой человек, не незнакомец, увлекшийся сталкингом. Вы друзья, приятели. Сводные… сводные братья, — он немного потупил взгляд, когда его рука дрогнула и провела по полотну неровный мазок. — В любом случае… в этом нет ничего плохого. Вы же не связаны по крови, разве нет?

           — Да не в этом дело, ты все никак не сообразишь? Даже если он продолжит играть славного парня, мне от этого легче не станет, ясно? Мне нужен четкий ответ. Положительный, черт возьми, — непонятная обида снова сковала горло, привлекая следом опустошающую тоску. Даже если Джонс продолжит играть с ним в друзей, проигнорировав признание Керкланду, он лишь сильнее загонит того в ловушку из собственных переживаний вперемешку с самобичеванием.

           — Ну, может он отве…

           — Да ни за что он не примет это и не ответит взаимностью. Думай ты хоть иногда головой, Варгас. Чертов Джонс — железобетонный натурал, если ты не заметил, — нет, Артур не имел ничего против и даже смирился бы в конечном итоге, принял бы поражение, если бы не… — Этот идиот каждый, каждый чертов раз отчитывается мне о своих свиданиях с непонятными девицами, которых он так мастерски цепляет по углам, чертов идиот.

           — Ну, это ещё ни о чем не говорит, разве нет? Он может быть, ну. Быть игроком на два фронта, не думаешь?

           — Да, конечно. И именно поэтому он ведет список лучших сисек, верно, Варгас. Меньше второго размера он даже не рассматривает. Он… он даже как-то расхвастал мне, как уломал одну девушку постарше на секс. И то, как он все это описывал, — секундная пауза помогла Керкланду немного унять ноющее в груди сердце и приказать самому себе сохранять спокойствие. Пока он не видит лица Варгаса, ему даже легче от этого разговора становиться. По крайней мере, он начинает понимать свое состояние все лучше и лучше. — В красках, Варгас. Со всеми подробностями. А мне не хватило духу заставить его заткнуться.

           Они не смотрели друг другу в глаза. Это могло бы выстроить между ними непробиваемую стену. Так они могли спокойно вести диалог, не отрываясь каждый от своего дела. Феличиано продолжал методично рисовать, поглядывая на Артура и радуясь тому, что тот не смотрел в ответ, предпочитая бродить взглядом по противоположной стене. Сам же Керкланд, хоть и был втянут в диалог, но все же больше плавал в своих невеселых мыслях, изредка выныривая из них, чтобы что-то ответить.

           — Я, — Варгас мог поклясться, что сейчас ему сложно подобрать правильные слова. Сейчас, когда вечно закрытый и нахохленный президент студенческого совета обнажил вслед за телом и свою душу, Феличиано боялся быть резким или сказать что-то не то. Что-то неправильное или то, что могут неверно трактовать. Но и лить лживые речи он тоже не был готов, попросту будучи неуверенным в том какие именно измышления могут оказаться верными относительно Джонса. Да, по нему было видно, что он сильно привязан к Артуру. Да, их перепалки всегда смахивают на неумелый флирт, но черт бы побрал эту американскую черту и их дурное воспитание. Пожалуй, отделить истинные чувства Альфреда от этого образа учтивого славного парня смог бы лишь Франциск. И то не сразу, Варгас был в этом уверен. — Я не могу утверждать, что он тебе ответит, ты прав…

           Феличиано почувствовал укол совести за то, что в принципе задел эту тему. Меньше всего он хотел обидеть Артура. Но ему казалось, что все куда проще.

           — Его любовные рекорды раздражают меня от раза к разу. И больше всего меня бесит то, что я сам мечтаю оказаться на месте тех девушек.

           И как бы Феличиано не хотел, но он не мог подобрать слов для ответа. Джонс оказался куда сложнее, со слов Артура, и так вот в лоб залепить ему признание будет глупо. Очень глупо. Варгас даже остановил рисующую руку, глубоко задумавшись. Если ещё учитывать то, что Керкланда удовлетворит лишь взаимность со стороны Альфреда…

           Качнув головой, он снова бросил взгляд на притихшего Артура. Тот все также отупело пялился в стену, редко моргая, словно боролся с сонливостью. Или подступающими слезами, быть может. Выяснять этого Варгас не хотел. Уж к чему он точно не был готов морально, так это к чужим слезам. Особенно от этого человека.

           — Можешь пока расслабиться, я возьму маленький перерыв.

           Керкланд с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы и принимая сидячее положение. Пусть Варгас и уложил его в максимально удобную позу, но бездействие все равно сводило все тело. Заодно можно привести мысли в порядок и согнать легкую негу.

           Почти неосознанно, он опустил руку на свое бедро, медленно обводя контуры своей татуировки. Каждый раз он ругал сам себя за то, что сделал её. Каждый чертов раз, когда зацеплялся за неё взглядом в зеркале. Она, словно самое болезненное воспоминание, каждый раз вызывала в нем дрожь и неприязнь к самому себе.

           — Знаешь, — Артур дождался, пока Варгас, со скучающим видом читающий новостную ленту со своего смартфона, обратит на него свой усталый взор. Как только он поймал на себе его взгляд, то аккуратно прикрыл свой таз темным шелком ткани, на которой совсем недавно возлежал так, чтобы она скрыла запретные взору части тела, но оставила оголенными ноги. Он медленно, не спуская глаз с заинтересованного Феличиано, развел свои ноги, обнажая вытатуированный рисунок почти полностью. — Я нарисовал этот эскиз почти четыре года назад. Ты назвал его красивым. Альфред тоже так думал. Именно поэтому я и решил набить его на своем теле, как только достиг совершеннолетия, — он замолчал, отгоняя от себя колющее чувство, которое будто насмехалось над его глупым поступком от раза к разу. — Это глупо, я понимаю. Но тогда я… я был разбит. Альфред мне все уши прожужжал той старшеклассницей и их незабываемым первым разом. В мой, чертов, день рождения. Я на следующий день нашел ближайший салон и понесся туда, словно в задницу клюнутый. Идиот.

           Варгас молча и завороженно рассматривал рисунок, вслушиваясь в немного срывающий голос Керкланда. Казалось бы, ничего не обычного в тату не было, но взгляд она все равно привлекала. Красные и розовые бутоны только что распустившихся роз, обрамленные острыми зелеными листьями, аккуратно располагались в опасной близости к паху Артура. Феличиано на момент усмехнулся, давя улыбку, стоило ему представить лицо мастера, когда он набивал рисунок… там.

           — Нет, — он не врал и Артур это чувствовал. — Тебя можно понять. Это тату, словно клеймо обиды, которое ты навечно запечатлел на своей коже, но в труднодоступном взору месте. Это не глупо, Артур… это больно, но не глупо.

           Керкланд же лишь благодарно улыбнулся, прикрыв глаза. Пусть это и было клеймом его затаенной на Альфреда обиды, о которой он ни сном, ни духом, но этот проклятый рисунок был его вечным спутником, напоминающим о его несдержанности и навязанному страху, сковывающему его болезненные чувства.

           Он правда был благодарен Варгасу, сумевшему так быстро прочитать посыл изображения.

           — Четыре года, да? — тихий голос итальянца резко выхватил Артура из собственных мыслей, а осознав сказанные слова, он лишь стушевался, снова обводя пальцами контуры рисунка.

           — Долго, правда?

           — Да… ты, на удивление, хорошо держишься. Хотя, будем честны. Альфред полный простофиля в делах сердечных, Артур. Тебе все же стоит быть немного увереннее в себе…

           Артур кивнул, но скорее по инерции, чем из согласия с брошенными ему словами. Он и сам бы хотел быть увереннее и чуть большее честным в своих чувствах и переживаниях перед Альфредом. Хотел бы… но все равно все нутром понимал, что не мог.

           Продолжая обводить пальцами мягкие контуры, он опустил взгляд, следя за собственными гуляющими по коже пальцами. Этот чертов рисунок останется с ним на всю жизнь, как свидетельство его глупого молчания.

           Чертов рисунок, который так понравился Джонсу и который он так сильно нахваливал, стал персональным клеймом для Артура. Альфред, сам того не ведая, выбрал облик не озвученных чувств Керкланда, словно хозяин, выбравший символику своего железного клейма для породистого жеребца со своей фермы.

           Артур бы хотел засмеяться своим мыслям, но отчего-то смешно ему не было. В кои-то веке, размышляя обо всем этом он не придавался натуженному смеху, обращающему его чувства в шутку.

           Поймавший его настрой Феличиано лишь грустно улыбнулся, схватившись за торчащую из пустой банки кисточку.

           Подошедший медленным шагом Варгас аккуратно опустился на колени, оказываясь на одном уровне глаз с Керкландом. Он лениво поводил кистью по палитре, собирая мягким волосом алую краску. Артуру же оставалось лишь недоуменно следить за отточенными движениями руки, пока Феличиано дожидался полной пропитки волоса краской. Художественные причуды, не иначе.

           Наконец, он закончил свои бессмысленные манипуляции и хитро глянул прямо в глаза Керкланду. Взгляд он этот встретил с непониманием и немым вопросом. Что бы там не планировал делать этот итальяшка, Артуру уже это не нравилось. Сначала он вскрыл больные раны, не дал внятного ответа на вопрос, который силками из него, Артура, вытащил, а теперь сидит перед ним, занимаясь непонятной деятельностью.

           Артуру стоило бы смутиться, но Варгас итак уже успел его изучить ранее. Руками. Так что уже не имело смысла то, как именно и в чем, а вернее без чего, сидит перед ним Керкланд.

           Он усмехнулся, прикрыв глаза и чуть склонив голову вбок. Пожалуй, Варгас правда может быть пугающим и наглым, если подпустить его слишком близко и позволить тому чувствовать себя хоть немного уверенно.

           Внезапная прохлада обожгла губы и вынудила Артура резко открыть глаза только для того, чтобы с немым укором уставиться на ухмыляющегося Феличиано, а потом обратить свой взор на его руку, держащую ту самую идиотскую кисточку, щетинки которой в наглую щекотали чувствительную кожу губ, нанося на неё акрил. Чертов, Варгас…

           — На месте Джонса, — он замолчал на минуту, продолжая возить кисточкой по губам Артура. — Я бы точно не устоял, хех.

           Щетинки сместились с губ на щеку, проводя красный след из краски, раздражая потихоньку закипающего Керкланда ещё больше. Этот итальянец сегодня точно не уйдет живым отсюда. Феличиано же, словно прочитав немую угрозу в прищуре глаз, порешал сам с собой пару вопросов. После чинно кивнув своим же мыслям, он резко придвинулся к ошалевшему от быстрых движений Артуру, не успевшему ничего сообразить.

           Теплое дыхание коснулось его лица, а к ощущению неприязни от прохладной краски, добавился табун мурашек, возникший от ощущений теплых губ на его собственных и нежного, почти невесомого касания прохладных пальцев к его щекам.