Не уходи

***

- Он меня пугает.

- Дорогая, не говори так, он же наш ребёнок.

- Это наш ребёнок? Дети так себя не ведут! Дети не пялятся в одну точку и не врезаются в столбы, глядя на небо, а не под ноги. Они не одеваются во всё чёрное день ото дня, не говорят о смерти и не…

- Дорогая, мы же уже обсуждали это…

- Дети не умеют предсказывать будущее! Я не знаю, что стало с моим сыном, но это – точно не тот ребёнок, которого я опекала с пелёнок! Скажи мне, Джон, что с ним случилось?! Что такого могло приключиться, чтобы мой милый мальчик превратился в бесчувственного чудака?!

- Мари, тише. Он же слышит. Понимаю, ты сейчас на взводе из-за тяжёлой потери и ищешь любые способы утолить горе, но сама ведь потом жалеть будешь!

- Плевать! Верни мне моего ребёнка! Верни мне моего чуткого Майкла и убери эту безразличную куклу прочь!

Громко хлопнула дверь, я вздрогнул. Из соседней комнаты послышался усталый вздох, затем шаги, и тихий вежливый стук.

- Да, - отвечаю, старательно выводя кривые линии на бумаге.

- Сынок… - из приоткрытой двери высунулась голова отца. – Не занят?

Я, не отрываясь от рисования, стянул с головы наушники.

- Нет. Ты что-то хотел?

Отец ответил не сразу – сначала постоял на пороге, подбирая слова и оформляя в них мысль. Видимо, ничего толкового в голову не пришло, так как прозвучало не утверждение, а новый вопрос.

- Хочешь поговорить о…

- Нет, спасибо.

Я не видел лица отца, но отчётливо представил написанные на нём в этот момент растерянность и разочарование, когда услышал тяжелый вздох. Где-то в самых укромных уголках души зашевелилась совесть, рука с карандашом дрогнула.

- Ты… уверен?.. – предпринял новую попытку завязать разговор отец.

С моих губ слетел неопределённый вздох. Не отцепятся. От меня никогда не отцепятся.

«Он же твой отец, он волнуется за тебя» - заговорила где-то глубоко внутри совесть.

«К чёрту это волнение. Он просто играет свою роль заботливого родителя» - раздражённо прикрикнул на неё я.

«А ты по-прежнему считаешь заботу лишь игрой, - упрекнули меня изнутри. – Может пора уже вылезти из своего кокона недоверия и расставить все точки над «и»?

Я лишь снисходительно фыркнул. «Вылезти из кокона недоверия», а как же. Вылез уже, и не раз. И что получил? Душевные шрамы на всю жизнь. Спасибо, больше не надо. Навылезался уже. И всё же…

Почти что со стоном отрываюсь от испорченного рисунка, поворачиваюсь к отцу и натянуто улыбаюсь:

- Пап, со мной всё в порядке. Не надо волноваться.

- Да? – я увидел в синих глазах проблеск облегчения, но они почти мгновенно потемнели. – Просто я думал, что смерть такого близкого человека сильно по тебе ударит и…

Взмах руки, отец замолчал.

- Пап. Всё нормально, - говорю твёрдо, уверенно, чтобы мой тон не вызывал никаких сомнений. – Я уже не ребёнок, чтобы терять голову из-за чьей-то гибели. Пойди лучше маму успокой. Такое потрясение гораздо глубже, когда ты морально к нему не готов, а она, в отличие от меня, готова не была.

Я прикусил язык, но было уже поздно. Чёрт.

На лице отца застыло какое-то неопределённое выражение, что-то среднее между «не напоминай о моём супружеском долге» и «что значит «в отличие от меня»?»

- В общем, я в порядке, можешь идти и не тратить на меня свои нервные клетки, - поспешно закончил я, снова схватившись за карандаш, и принялся старательно изображать активную деятельность.

Я всем своим естеством чувствовал на себе прожигающий вопросительный взгляд отца, но, к счастью, он ушёл, не проронив ни слова. Идиот. Это же надо было такое ляпнуть.

Нормальные люди не могут быть готовы к чьей-то смерти. Нормальные люди не знают, когда она наступит, это всегда происходит внезапно. Ключевое слово «нормальные», потому что я, судя по всему, какой-то ненормальный. Сплошная ходячая аномалия.

С чего я это взял? С того, что, как и говорила мама, нормальные дети так себя не ведут. Они не могут с каменным лицом выслушать весть о смерти любимых родственников, они не могут после этого хладнокровно пойти в школу и честно отсидеть там все восемь уроков, не подавая виду, что в семье горе.

И уж точно первой фразой нормальных детей после получения сообщения о чьей-то смерти не будет безэмоциональное: «я знал это».

Но я ведь знал это. Знал, что этот человек скоро погибнет, знал и то, что не успею с ним попрощаться, что опоздаю на обидно ничтожные пару часов. Знал и оплакивал потерю ещё за несколько месяцев до трагедии, поэтому сейчас слёз попросту не осталось. Я просто смирился уже. Привык.

А всё из-за снов. Я люблю спать и видеть сны. Они бывают страшные, наполненные чудовищами и сражениями за жизнь, порой настолько реалистичными и болезненными, что я сам себе поражаюсь, как ещё умом не тронулся, пережив столько собственных смертей. Они бывают фантастические, когда я расправляю крылья и несусь вперёд на орду демонов с гигантским бастардом наперевес. Они бывают осознанные, когда я сам создаю мир, который хочу увидеть, изменяю его и себя, подстраивая реальность под свои нужды.

А бывают и провидческие, в которых я вижу будущее. Такие сны – самые редкие в моей коллекции. Единственные, пришествия которых я действительно боюсь, и которые искренне ненавижу. Потому что будущее мне открывается только одно. Смерть.

***

Это началось десять лет назад. Тогда я впервые увидел сон о смерти, который ощущался по-другому. Не было той боли, которую я обычно испытывал, когда меня сжигали живьём или раздирали во сне на части, да и смерть была не моя. Во снах я не раз видел, как умирали и мои родственники, но тут даже их не было.

Просто старый свиток, на котором невидимая рука незримым пером выводила нечитабельные буквы, да прорастающие на бумаге прямо на глазах рисованные красные розы с шипами. А внизу две картинки.

Слева солнце с копьём, возле которого стоит человек, а справа – трон с вальяжно рассевшейся на нём тучей. В её руках была окровавленная сабля. Затем кадр сменился – перед глазами промелькнул огромный город на воде, а в моих руках на миг очутилось копьё, которое я передал незнакомцу.

Через секунду я уже стоял в окутанных ночным сумраком покоях перед кроватью с роскошным балдахином. А на кровати за полупрозрачным пологом в муках задыхался человек. Тот самый незнакомец.

Всё произошло за считанные мгновения, а когда судорожные вздохи затихли, меня словно током ударило, и я проснулся посреди ночи уже в своей спальне. Потерянный и с отчего-то трясущимися руками. По щеке скользила горячая слеза.

Смысл видения раскрылся три месяца спустя, когда один из дорогих мне людей погиб. Днём ничего не предвещало беды, она занималась своими будничными делами, а вечером мы с ней весело болтали по телефону. А ночью её не стало.

Для всех это был шок, а вот я… а я всё знал. Отчего-то появилось такое чувство, будто так всё и должно было быть. И это чувство заглушило кипящее в душе горе. Я просто отпустил.

С тех пор со мной стало твориться что-то неладное. Одни видели это, как небольшое чудачество, когда я наворачивался на ровном месте, будто не видел, куда иду, другие, более приближённые, поражались моей интуиции.

А меня самого она, откровенно говоря, пугала, потому что я не понимал, это совпадение, предчувствие, или вообще что-то за гранью понимания человека.

Дело в том, что с момента того провидческого сна, я со временем стал замечать за собой странности. Вот подумаю о том, что сегодня может быть незапланированная самостоятельная работа, и тут – бац – доставайте листочки, у нас летучка.

Или ещё. Задумавшись, иду по улице. Внезапно мне кажется, будто я стою посреди дороги, а на меня несётся автомобиль. Машинально шарахаюсь в сторону, врезаюсь в идущего рядом пешехода, извиняюсь. А через пару секунд неподалёку раздаются крики и визг тормозов.

Авария. На том перекрёстке, где должен был проходить я. Если бы не врезался в пешехода, если бы мы не задержались на тротуаре…

С тех пор я начал отслеживать свои мысли, вылавливать из них потенциальные предсказания и… о чудо, начал предугадывать всё наперёд. Оценки, события, реплики, скидки в магазинах, бедствия.

Со временем я даже начал подшучивать над своей способностью.

- Сегодня должен быть хороший день, но почему мне кажется, что у нас снова будет летучка по физике, - говорил я другу.

- Майки, сплюнь! Я же совсем не готовился! – с опаской кричал в ответ он и тут же садился за книги.

А через урок учитель торжественно объявлял нам о незапланированной летучке, и я выдавал коронное:

- Это называется закон Мерфи, проще говоря – закон подлости.

Со временем я научился пользоваться своим предвидением на таком уровне, чтобы извлекать из ситуаций максимальную выгоду и даже предупреждать события с опасными для жизни последствиями. Уже и не счесть сколько раз я оставался жив только благодаря, как говорили другие, «счастливому стечению обстоятельств» - в действительности моему точному просчёту и сверхъестественному чутью.

Я был рад, что обладаю таким, не побоюсь сказать, даром, но в то же время никогда не переставал искать причины его появления. Теорий было много, от третьего ока и до рассуждений о том, что мы живём в матрице, и я каким-то образом стал кем-то вроде модератора. Знаю, звучит дико.

Впрочем, однажды я даже выдал что-то похожее на правду. Объяснил чутьё тем, что мой мозг просто очень быстро анализирует ситуацию и просчитывает все варианты событий, выдавая самые вероятные из них. Отсюда и моя лёгкая тормознутость в общении и хроническая задумчивость.

Ну, говорили же некоторые учёные, что люди не используют мозг на все сто процентов? Говорили. Люди не используют. А я – очень даже. Почему бы и нет?

Но если мои сбывающиеся случайные мысли ещё можно как-то спихнуть на сверхбыстрый анализ, то что же со снами? Подсознание готовит меня к скорой потере, предчувствуя скорый уход кого-то близкого? Допустим. Откуда тогда такие точные детали?

***

Около трёх месяцев назад я снова увидел сон о смерти. В панике и слезах я отчаянно пытался набрать номер и дозвониться до родного человека, стоя в собственной комнате перед старенькими электронными часами, что висят над компьютером и по сей день.

В ужасе я раз десять перенабирал номер, не попадая по клавишам вспотевшими от напряжения пальцами, глядя на то, как на электронном циферблате вместо знакомого времени высвечивается обратный отсчёт с минутами и секундами.

Мне удалось набрать номер на последней минуте, но время истекло раньше, чем на той стороне успели поднять трубку. В этот же миг отчаяние и бескрайнее горе захлестнули всё моё нутро. Словно обухом по голове ударили, ко мне пришло осознание того, что я не успел.

Мучительно долгие гудки затихли, и механический безжизненный голос произнёс:

- Аппарат вне зоны доступа сети. Пожалуйста…

Я проснулся словно от удара током, в холодном поту, дрожащий и заплаканный. Секунда понадобилась, чтобы провести параллели, ещё одна – чтобы пришло осознание. Остаток ночи я провёл в скорби, снова оплакивая того, кому скоро суждено было покинуть этот мир…

Я остановился только когда услышал, как хлопнула входная дверь. Отец пошёл искать и успокаивать маму. Она последнюю неделю постоянно вся на нервах – всё никак не может поверить в то, что дорогих её сердцу людей больше нет. И её можно понять. Она ведь не я. Она не думает о смерти каждую ночь.

Я почти что обречённо взглянул на испорченный рисунок. Казалось бы, рука дрогнула всего раз, а почти готовая картина безвозвратно испорчена. Белая гоночная машина. Решил поддаться мимолётному желанию и попробовать что-то помимо пейзажей и людей. Вышло бы неплохо, если бы не кривая линия на капоте. Словно шрам.

Мне он не нравится, тем не менее, уничтожить своё творение рука не поднимается. Никогда не поднималась.

Где-то в животе появилась странная лёгкая щекотка. Я напрягся, моментально узнав это ощущение. Скоро случится что-то нехорошее.

***

- Доктор, с ней точно всё будет в порядке? – обеспокоенно спросил отец, кажется, уже в десятый раз.

- Мистер Браун, прошу Вас, успокойтесь, - устало ответил пойманный у выхода из палаты доктор. – Ваша супруга находится в стабильном состоянии.

- Мы с сыном можем её увидеть? – обнадёженно осведомился папа, на что врач лишь покачал головой.

- Боюсь, что нет. Миссис Браун получила довольно тяжёлые ранения, поэтому сейчас находится без сознания. Будьте уверены!.. - поспешно продолжил доктор, повысив голос, чтобы пресечь поток вопросов от открывшего было рот отца, - …мы тщательно следим за её состоянием, - он одарил меня и папу вымученной улыбкой и, смягчив тон, закончил. - С вашей супругой всё будет в порядке. Лучше побеспокойтесь о себе и сыне, отдохните. Не прибавляйте нам работы.

Последнюю реплику замученный медик обронил уже быстрым шагом отдаляясь от нас с отцом. Не думаю, что папа её услышал, а если и услышал – сейчас его мысли витали далеко отсюда. Похоже, всё снова ложится на мои плечи…

- Пойдём, пап, - тихо сказал я, деликатно приобняв отца за плечи – благо рост позволял – и повёл его прочь, бросив беглый взгляд на белую больничную дверь.

Отец не стал сопротивляться, но, правду говоря, лучше бы сопротивлялся. Меня пугает его пустой взгляд.

Я усадил его на диванчик в комнате отдыха для посетителей и сходил за минералкой, чтобы споить отцу припрятанное в кармане успокоительное. Пару дней назад одалживал другу и забыл выложить.

- Подожди ещё секунду, - пробормотал я, открывая бутылку и доставая таблетку, затем протянул их отцу. – Держи. Выпей.

Тот отреагировал не сразу, сокрушённо сжимая голову в руках.

- Я не успел всего на минуту… Всего на минуту… Если бы только пошёл вслед за ней с самого начала, если бы…

Он внезапно вскинул голову и уставился на меня взглядом, полным смешанных ужаса и шока.

- Майкл, ты ведь знал…

- Не понял, - скривился я, так и не разобравшись, утверждение прозвучало или вопрос.

- Ты сразу же отмахнулся от меня тогда, - сбивчиво пояснил отец, и мне очень не понравились эти безумные искорки в его синих глазах. – Сказал идти успокаивать мать. Ты знал, что что-то случится…

И снова не понятно, он утверждает или вопрошает? Хотя, если задуматься…

Из обрывков более ранних разговоров я понял, что маму сбила белая спортивная машина. И на моём рисунке, который захотелось нарисовать ни с того, ни с сего, тоже была белая спортивная машина.

Разочарованно цокнул языком. Опять пропустил «предсказание». Способность способностью, а в совершенстве я ею пока не владею. И логично было бы спихнуть всё на простое совпадение, но… как говорят: «Один раз – случайность, два – совпадение, а вот три – уже закономерность»

У меня такие совпадения случаются и раз, и два, и три, и двадцать раз в сутки, причём каждый день на протяжении вот уже почти десяти лет. Я прямо слышу, как трещит по швам теория с «простым совпадением», а вместе с ней учёные умы скептиков, которые не верят в паранормальщину. Они просто меня не встречали.

Но сейчас не об этом…

Мой цок языком отец, видимо, воспринял на свой счёт, так как вскочил с дивана, чуть не выбив у меня из рук минералку.

- Нет, не подумай, я не упрекаю, сынок! Ты знал, предупреждал, а я… - он снова зарылся длинными пальцами в густую шевелюру. – Это всё я виноват… Я не успел, я…

- Пап. Успокоительное, - осторожно напомнил я, но отец продолжил бормотать про себя, пока внезапно не схватил меня за плечи.

Чёрт, вода пролилась прямиком в рукав. Ненавижу…

- Майк, ты же всё знаешь! Скажи, с мамой всё будет в порядке? Прошу, Майк! Только в этот раз! – взмолился отец, а я смотрел на него и не понимал, что ощущаю.

То ли раздражение, то ли жалость. Но после его слов мне и самому стало интересно. Жаль только, что моя способность не так работает. Я пока не дошёл до уровня, когда могу нарочно вызывать предсказания. Или такого уровня попросту нет, учитывая тот простой факт, что будущее, судя по всему, не статично и постоянно меняется.

Если я всё ещё не почувствовал, что будет с мамой, может ли быть так, что будущее пока не определено, и мой мозг просто не может просчитать самый вероятный из вариантов?

- Майкл, прошу…

- Пап, - с завидным спокойствием ответил я, оборвав отца на полуслове. – Успокоительное.

Он как-то тупо воззрился на протянутые таблетки – я добавил ещё две, чтоб наверняка – после чего машинально принял их и бутылку с водой из моих рук.

- Майкл… - начал было отец, возвращая мне минералку, но я безапелляционным тоном произнёс:

- Ложись.

- Но…

- Я разбужу, как будут новости. Всё равно спать не охота, - монотонно ответил я, усевшись в соседнее кресло, и достал небольшие наушники.

Втихаря зевнул в руку и вставил наушники в уши, параллельно выискивая в плейлисте что-то погромче и потяжелее. Отец всё это время наблюдал за каждым моим движением. Когда я расслабился в кресле, прикрыв глаза и отдавшись музыке, отец, судя по всему истрактовав моё спокойствие, как уверенность в том, что всё обойдётся, тоже прилёг.

Когда через пару минут я приоткрыл глаза, чтобы проверить его состояние, он уже мирно посапывал, в совсем несвойственной ему манере раскинувшись на диване.

Я снова закрыл глаза и позволил себе полноценно погрузиться в размышления. Ничего необычного или философского, просто визуальный ряд, подогнанный под музыку из наушников.

Навязчивое волнение о матери, которое не исчезло, несмотря на произнесённые ею ранее не самые приятные слова – сам виноват, чудить меньше надо, особенно, когда родные на нервах – скромно скреблось на периферии сознания. И никакого намёка на предвидение.

Врач обмолвился, что состояние мамы тяжёлое. Не критическое, но тяжёлое. И, волей-неволей, я медленно уступал волнению.

«Всё будет в порядке» - вертелось в голове, но сейчас я как никогда отчётливо осознавал, что это – всего лишь мысли. Не прорицание.

Я действительно хотел дождаться каких-либо новостей о состоянии мамы от врачей, но сам не понял, как умудрился соскользнуть в царство Морфея.

***

Это был бесконечно-длинный больничный коридор. Обставленный так, как тот, по которому ещё час назад мы с отцом бежали вслед за каталкой. Только теперь в нём не было ни души, лишь я да пустота.

Такие сны мне снятся довольно часто – они до того похожи на реальность, что я и сам не всегда до поры до времени осознаю, что всё ещё сплю. Так и просыпаюсь по нескольку раз во сне, проживая три-четыре дня за ночь. За те мимолётные секунды до пробуждения, когда сны обычно сняться.

Но этот сон был нетипичным. Уровень реалистичности действительно был очень высок – порождение моего суматошного сознания ничем не отличалось от реальной больницы. Разве что только тем, что не имело конца, а за каждой дверью мелькали пугающие тени.

Нет, не то чтобы я боялся. Видел тварей и похуже. Но те монстры не нагоняли столько жути, как эти неясные тени.

Не соображая, что происходит, но отчётливо понимая, что это всего лишь сон, я неторопливо пошёл прямо по коридору. Двери с тенями автоматически были занесены в раздел «не лезть», поэтому мне в принципе больше ничего не оставалось.

Шёл я так невесть сколь долго – ощущение времени утратилось и исказилось. Вроде и пару минут, а казалось – будто пару тысячелетий. И, скорее всего, шёл был я секундную вечность, если бы впереди не скрипнула дверь.

Я замер, в смешанных чувствах наблюдая за тем, как из приоткрытой двери высунулась светлая макушка. Мама робко оглянулась по сторонам и вышла в коридор. Она была настолько потеряна и напугана, что мне хотелось немедленно подбежать к ней, обнять и успокоить. Реалистичность сна только подливала масла в огонь, но тело словно оцепенело.

А тем временем мама, не заметив меня в полумраке коридора, начала отдаляться.

Почему-то в голове мелькнула мысль, что если я сейчас позволю ей уйти, то больше никогда не увижу. Но тело по-прежнему не двигалось, несмотря на все мои потуги.

Отчаяние и паника разом накатили гигантской волной – стремительной и неудержимой. Этот сон такой же, как и те два. Тот самый сон, наступления которого я столько лет боялся, потому что знал – если он придёт, кто-то, кого я люблю, погибнет.

Но почему я должен снова наблюдать за этим?! За что именно мама?! Да, мы регулярно спорим, но только потому, что тем самым пытаемся понять друг друга! Да, это происходит не так часто, как хотелось бы, но мы всё равно любим друг друга!

Да, я одарён, но к чему мне этот дар, если ничего нельзя изменить?! Если я всё равно не могу спасти тех, кто мне дорог?!

Просто наблюдать? Ни за что!

В тот же миг режущая боль пронзила всё тело, и я наконец-то сдвинулся с места. Медленно, неуверенно стоя на ногах и петляя из стороны в сторону, я на подгибающихся ногах побежал за матерью. Вспышки боли пронзали каждый шаг, но я игнорировал их, стремясь к одной-единственной цели – прикоснуться к хрупкой фигуре в больничном халате.

В этот раз я не буду беспомощно наблюдать. В этот раз я успею. В этот раз я ни за что не отпущу!

Я нагнал маму как раз вовремя, чтобы увидеть, как в конце коридора – так он не был бесконечным? – отворилась массивная дверь. Свет на миг ослепил, а осознание птицей забилось в висках.

Только не говорите мне, что те пресловутые байки о свете в конце туннеля правдивы!

Из глотки вырвался – нет не крик – болезненный хрип, когда я, собрав в себе последние силы, вслепую рванул вперёд, выставив вперёд руку.

Пальцы коснулись мягкой ткани и тут же машинально сомкнулись на ней, вцепившись, словно в спасательный круг.

Я подался вперёд, всем весом навалившись на охнувшую от неожиданности маму и, едва не сбив её с ног, сжал в объятьях.

- Не уходи… мама, не уходи… - тихо прохрипел надломленным и осевшим до неузнаваемости голосом.

Взор помутился от слёз, которые теперь струились и по щекам. Не помню, когда плакал в последний раз, но сейчас мне было так страшно и так грустно, что не рыдать я не мог.

И словно дитя малое, продолжал вжиматься в хрупкую фигуру матери, как когда-то в детстве, когда мне снились мои самые первые страшные сны.

- Не уходи… не уходи… - к чёрту достоинство и силу, я больше так не могу.

Я бесчувственен, только когда уверен в том, что произойдёт. Настолько привык к своему дару, что совсем забыл о том, какого это – быть обычным человеком, для которого любая неожиданность внезапна. Который чувствует радость и грусть по поводу и без, который теряется, когда что-то случается, и который с опаской смотрит на тех, кто ведёт себя не так.

А ведь в последнее время мы с мамой столько раз ссорились именно из-за моего нестандартного поведения. Серьёзно ссорились. Её затрагивало моё безразличие ко всему, непрошибаемый пофигизм и уверенность в правоте. И пугало то, что я-таки оказывался прав почти в любой ситуации.

А я, поглощённый мыслями, совсем перестал замечать не только косые взгляды соседей и друзей, но и страх моих близких. Не страх меня, как думал раньше, а страх за меня.

Как я буду жить в мире без них? В социуме, где аномальные индивидуумы либо на вершине, либо на дне?

Знаю я всегда вроде всё, да не всё. Смерть дорогого человека добила маму, и она не выдержала. Вспылила. А я, дурак, не понял главного – она просто волновалась за меня. Из-за того, что я столь равнодушный и спокойный. Нелюдимый. Неприспособленный к жизни в социуме.

Из-за того, что я выше серой массы, выделяюсь. Таким тяжело.

Она не решалась высказать мне всё прямо в глаза, а я боялся признаться в тех сумасшествии и паранормальщине, что пропитали мою жизнь, словно бензин – ткань.

Мне столько раз вонзали нож в спину, что я утратил веру во всех, включая самых близких людей. Зажигалка сыпала искрами, но они не долетали до ткани, а бензин тем временем впитывался в неё всё больше и больше.

Но вот случай расставил всё на свои места – уверенной рукой поднёс зажигалку к ткани. И я всё понял. Пускай это всего лишь сон, но я всё понял.

- Не уходи… - снова проскулил, роняя слёзы на тёплую мамину шею.

И почувствовал, как меня деликатно обняли в ответ. Сначала неловко заключили в кольцо рук, потом сжали покрепче.

- Не уйду, - надломленным от наплыва эмоций голосом прошелестела мать.

Кажется, она тоже плакала. Я смог лишь выдавить что-то утвердительно-нечленораздельное, после чего мы ещё некоторое время стояли и обнимались у пресловутой дыры в загробный мир.

***

- …кл!.. Майкл!..

Я с воплем вскочил, спросонья машинально впечатав кулак во что-то очень твёрдое. Откуда-то сверху послышался сдавленный стон, и ощущение того, что надо мной нависают, исчезло.

- Папа?.. – растерянно пробормотал я, глядя на то, как отец массажирует свой подбородок. – Прости…

- Маме стало хуже. Ей увезли в реанимацию, - огорошил меня папа, его глаза потемнели от горя. – Вставай скорее.

Я ощутил, будто что-то тяжёлое ложится мне на плечи. Не может быть. Этого не может быть! Тот сон… он же отличался!.. Он же…

Нарастающую панику остановили лёгшие на плечи тёплые руки.

- Майк, пойдём, - спокойно – и куда только подевалась та паника, что была раньше – промолвил отец и деликатно потянул меня за собой.

Поначалу я безропотно подчинился, переваривая произошедшее, но притормозил у выхода из комнаты отдыха.

- Что такое? – осведомился отец.

- С мамой всё будет в порядке, - надломленно, но вместе с тем уверенно, произнёс я и первым вышел в коридор, мысленно добавив. – «Я это знаю»

         Несколько мучительно-долгих часов мы с отцом провели, нарезая круги по коридору. Каждый погрузился в себя, у каждого было предостаточно пищи для размышлений.

         Я, например, в деталях вспоминал свой сон и продолжал убеждать себя в том, что его исход – хорошее знамение. Это не была одна из тех случайных мыслей, которые имеют свойство сбываться, но это было моё отчаянное желание. Чтобы всё обошлось. Чтобы мама вернулась домой.

         Хочу обнять и разрыдаться у неё на плече. Хочу извиниться и признаться в том, чего всё это время боялся. Потерять. Её и отца. Ведь каждая моя мысль о смерти всегда возвращалась к этому осознанию. Что когда-то мне приснится сон, и я потеряю самое дорогое в жизни. Или даже без этих пресловутых снов – всё равно рано или поздно этот момент наступит, знаешь ты о нём или нет.

         Только, прошу, не сейчас. Не сегодня. Не тогда, когда я только-только начал хоть что-то понимать. Я обещаю, что буду прилежным человеком. Я обещаю, что больше не буду расстраивать родителей. Я обещаю приделать им больше внимания и ценить каждое мгновение, проведённое с ними, только прошу – нет, молю! – не забирайте её у меня!

         Не знаю, то ли из-за сна, то ли из-за моей отчаянной мольбы, но в какой-то момент я почувствовал, что всё будет в порядке. Со слезами на глазах и какой-то безумной улыбкой остановился. Сел на стул. И начал ждать.

         Через полчаса на соседний стул едва ли не упал отец. А ещё минут через пятнадцать, словно ангел, спустившийся с небес на грешную землю, из массивной двери реанимации – которая подозрительно напоминала мне ту самую дверь из конца коридора, к слову – вышел врач и с облегчением сообщил, что, несмотря на некоторые осложнения, всё прошло удачно. Жизни матери ничто не угрожает.

         Мысль о «некоторых осложнениях» утонула в нашем с отцом синхронном торжествующем вопле, а затем меня до хруста костей сжали в медвежьих объятьях.

         - Пап, я не могу дышать… - прохрипел, чувствуя, как снова увлажнидись глаза – в этот раз от счастья.

***

         Мама сидела на больничной кровати, солнечный свет причудливо играл на золотистых волнах её волос.

         - Дорогая, как ты? – поинтересовался отец, аккуратно поцеловав её в щеку.

         Я прекрасно видел, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не заключить маму в крепкие объятья, но только потому что опасается сделать ей больно.

- Нормально, - слабо, но искренне улыбнулась мама, но её и без того тусклая улыбка испарилась, стоило только голубым глазам наткнуться на скромно примостившегося в углу меня.

- Майкл… - позвала она, и я рваными шагами приблизился к больничной кровати.

Было больно видеть замотанную в бинты бледную мать, но отвести взгляд я не мог. Напротив, поглощал каждую её черту лица, каждую морщинку от недоспанных ночей с такой жадностью, что, кажется, даже отцу стало немного не по себе.

Мама сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и произнесла:

- Майкл, я хочу изв…

- Прости, - перебил её я, чувствуя, как сердце пустилось вскачь.

Мир перед глазами уже в какой раз поплыл – да сколько можно, тряпка! – но я заставил себя хрипло продолжить.

- Я исправлюсь, честно. Я просто так боялся… и я не хладнокровный, просто знал… думал… эти сны… Я думаю, что это какая-то аналитическая штука, просто думаю быстро и… не понимаю, как оно происходит, но…

Мой сбивчивый поток откровений прервало тепло, окутавшее мою ладонь.

- Боже, Майкл, у тебя, как обычно, руки, как у лягушки, - театрально вздохнула мама.

- Ничего подобного, это такая техника, чтобы не мёрзнуть, как у чаек! – тут же нахохлился я, как обиженный птенец.

Мама мягко улыбнулась, и только тогда я понял, что это было сделано нарочно, чтобы разрядить обстановку.

- Прости, Майкл. Видимо, волнение ослепило меня, раз я не увидела, как, проявляя заботу, случайно ранила и отдаляла тебя, - просто сказала она.

- Извини, мам, - так же просто ответил я, наклонившись, чтобы мама могла приобнять меня. – Только прошу…

- Знаю. Не уйду, - на грани слышимости прошептала мама, окатив ухо своим тёплым дыханием.

Когда она отстранилась, мы втроём впервые за долгое время наконец-то провели время, как настоящая семья. Здесь было место и для радости, и для печали – каждый выговорился о том, что его тревожит, и даже я сознался в своём паранормальном чутье. Ну, без некоторых деталей, но всё же…

Ещё через три недели мама окончательно оправилась от ран и вернулась домой. Жизнь снова пошла своим чередом, но теперь это уже была та самая семейная жизнь, которой мне не хватало все эти годы. Мы наконец-то научились не только слушать друг друга, но слышать. Не без недопониманий, конечно же, но тем не менее дружно.

***

Сейчас, пять лет спустя, я уже не подросток и живу в силу обстоятельств отдельно, но мой дар так никуда и не делся. Как и воспоминания о том безумном дне. С тех пор у меня осталось много вопросов.

На некоторые я со временем сумел найти ответы, на некоторые – нет. Я не знаю, почему могу «видеть будущее», не знаю, почему предрекаю смерть, да и вряд ли когда-то узнаю. Такие вещи остаётся только принять и использовать во благо.

А вот что я и по сей день действительно хочу узнать, но никак не решаюсь спросить… мама ведь тоже видела тот сон? Сон, в котором я уберёг её от смерти?..