Аякс просыпается резко, вдруг чувствуя то, что чувствовать не должен. Он подскакивает на кровати и рассеянно хлопает глазами, пытаясь понять.

Человек, его обнимавший, ворочается и сонно мычит, разбуженный Аяксом. Он его рассматривает и начинает вспоминать: этот человек — капитан мондштадтской кавалерии, с которым они познакомились пару недель назад.

Аякс расслабляется, но сердце его все ещё колотится в груди. И когда он потихоньку осознаёт ситуацию и вспоминает вчерашнее, оно начинает колотиться быстрее.

— Что... — Кайя Альберих поднимает голову и хмуро смотрит на него, видимо, тоже пытаясь ситуацию переварить. Он смешной и растрёпанный, в помятой и выбившийся из развязанного и съехавшего корсета рубашке; совсем ратсерял свой лоск. Но Аякс улыбается невольно, и что-то в груди будто трескается от тепла.

— Всё...э... в порядке, — наконец севшим голосом отвечает Аякс. Он собирается с мыслями, думает, как лучше напомнить о вчерашнем; о том, что они снова встретились; веселились в таверне и пили; и думает отчаянно, как объяснить, почему он не ушёл, после того, как проводил Кайю до его гостиницы, а остался на ночь. Но Кайю устраивает это простое заверение, он угукает только, не ждёт продолжения, а снова утыкается лицом в подушку, сладко потягиваясь.

Аякс так и продолжает сидеть на кровати, не может пошевелиться. Он давно не засыпал так с кем-то. Сейчас по всему телу разливается стыд, неловкость и — нежность? — он действительно соскучился по этому: по теплу чужого тела, по сопению рядом, по касаниям и объятьям.

Кайю же вся эта ситуация ничуть не трогала — едва ли его смутило присутствие малознакомого человека в своей комнате. Вопросов он никаких не задаёт, продолжает себе дремать спокойно... ну или...

Кайя вдруг поворачивается на бок, смотря на него уже более вдумчиво и настороженно. Затем приподнимается на локтях.

Или он просто ещё не проснулся.

Аякс неуверенно ёрзает на кровати. Кайя осматривает его внимательно, а потом вдруг растягивается в наглой (но почему-то приятной) улыбке — и Аякс чувствует, как жар ползёт по лицу и шее. Видимо, Кайя вспомнил. И Аякс тоже, как назло, снова отчётливо вспоминает — Кайин горячий язык и винный привкус поцелуя; тесноту между стеной и горячим телом; руки под рубашкой; и снова поцелуи, жаркие и бесконечные — на лице, на губах, на шее — сбивая дыхание напрочь.

— Ты так и будешь сидеть? — вдруг спрашивает Кайя, и Аякс смущается ещё больше, как будто Кайя мог увидеть, о чём он думает — вспоминает.

— Нет, я... я пойду, — бормочет Аякс и порывается встать, но Кайя хватает его за рубашку — очень резво для человека, что только что проснулся после пьянки — и тянет к себе.

И Аякс тянется, не смея отвести глаз — до самого момента, как Кайя целует его осторожно в губы.

— Надеюсь ещё свидимся! — эта фраза нагоняет Аякса, когда он уже закрывает за собой дверь, бормоча неловкое "до встречи", и подгоняет жара к сердцу. Он сбегает по ступенькам быстро, вылетает из гостиницы, не смотря по сторонам, и быстрым шагом идёт по улице, невесть куда.

А потом вдруг понимает, что у него с лица не сходит широкая и глупая улыбка, и он думает лишь о том, что с ним ждут новой встречи.

Свидятся, обязательно свидятся — в этом он теперь не сомневается.