Луи ворочается. Он до сих пор проснулся не до конца, а тепло кровати задачу ему не облегчает, укутывая в кокон уюта и спокойствия и убаюкивая. Он хочет проснуться, чтобы в полной мере оценить всю эту атмосферу, но при этом глаза открывать желания абсолютно не имеет.
Он потягивается и поджимает пальцы ног, когда наконец сдаётся и позволяет себе выбраться из объятий сна. Ноздри сразу начинает щекотать сладкий запах его мужа — клубника и свежескошенная трава с нотами солёного морского воздуха, — и Луи счастливо вдыхает его полной грудью. Гарри.
Его омега чуть сдвигается у него за спиной и издаёт какой-то звук, напоминающий мяуканье, когда прижимается задницей к паху Луи, пачкая его член смазкой, и вжимается чуть влажной от пота спиной в грудь альфы.
Луи рефлекторно придвигается ещё ближе и начинает покачивать бёдрами так, чтобы скользнуть по расщелине Гарри, и наслаждается восхитительным трением, при этом давая понять, что проснулся и жаждет начать со своим омегой новый день. Гарри стонет, когда по всему его телу проходит дрожь, и тянется к руке альфы, лежащей поперек его округлившегося животика, где растёт их щенок. Омега поднимает ладонь супруга выше на грудь, на опухший сосок в немой просьбе поиграть с ним.
Томлинсон ухмыляется сам себе, зная все желания и нужды своего мужа; он всегда словно настроен на желания омеги. Альфа большим пальцем проводит по затвердевшему бутону, и с губ Гарри срывается высокий стон, когда скользит бедром между его ног и прижимается им к яичкам и основанию члена, растирая по коже выделившуюся смазку. Гарри такой чертовский твёрдый, как и каждое утро в последнее время.
Беременность Стайлса стала для них счастливым и особенно чувственным временем. Их сексуальная жизнь всегда приносила наслаждение им обоим, а сформировавшаяся связь альфы и омеги объединяла их ещё сильнее и позволяла испытать такой уровень близости, о котором Луи читал, но никогда не верил до момента, пока они не спарились два года назад. Сейчас же их отношения вышли совершенно на новый уровень. Они словно стали одним целым: эмоции и чувства друг друга ощущались теперь так ясно, будто были их собственными.
Луи тянется к другому соску Гарри и касается его мизинцем, одновременно перекатывая оба своими загрубевшими от работы на земле подушечками пальцев.
Много времени, чтобы завести, Гарри не требуется. Он и так уже постоянно напряжен и возбужден из-за гормонов, словно слишком сильно натянутая резинка, готовая порваться в любую секунду, а в последнее время таких моментов было не мало. Стайлс был ненасытен, и внутренний альфа Луи сполна наслаждался этим — инстинкт, заставляющий его забоится о своем омеге, стал совершенно непреодолимым и даже каким-то первобытным.
Он вытаскивает руку из-под головы Гарри и укладывает между ними, чуть оттягивая бедра назад и толкая член между ягодиц омеги, но не проникая внутрь — даже если он и готов, — и просто томно потираясь о его дырочку и яички.
Луи возвращает руку на прежнее место и сгибает в локте, перекидывая через плечо супруга и укладывая под подбородок, чтобы дотянуться до сосков и освободить другую руку, чтобы уделить внимание всему телу своего омеги.
Он отбрасывает локоны Гарри с его шеи и оставляет влажный поцелуй на коже, пока тот вжимается лицом в подушку, чтобы дать Луи больше пространства. Альфа покусывает и посасывает мочку, чередуя это с чувствительным местом за ухом и собственной меткой, пока мягко скользит по его влажной расселине. Было бы так просто — толкнуться в него, взять то, что он хочет, и довести их обоих до разрядки, но этим утром Томлинсон хочет действовать медленнее, по-настоящему насладиться временем со своим супругом и действительно удовлетворить его желания.
Альфа пробегается ладонью по животику мужа, чуть скребя ногтями кожу, и омега стонет в экстазе. Он продолжает блуждать по телу омеги, спускаясь ниже, и касается члена, подразнивая головку, при этом не прекращая свои ритмичные толчки. Тело Гарри стимулируется в стольких местах сразу: членом Луи потирается о его яйца и дырочку, пальцами дразнит соски, губами ласкает шею, а ладонью — обхватывает влажную и разгоряченную головку его члена.
— Так хорошо, Лу. Ты будто повсюду, — мурчит Гарри, потираясь спиной о мужа; их запахи причудливо смешиваются и создают чудесный аромат, который проникает прямо в сердце Луи.
— Люблю доставлять тебе удовольствие, — шепчет альфа прямо в ухо супруга, вызывая у того мурашки.
— Хочу тебя в себе, наполни меня.
— Совсем скоро, милый, скоро, — убеждает его Луи.
Гарри судорожно вздыхает и ладонью хватается за ягодицу альфы, в попытке притянуть его ближе, чтобы ускорить процесс. Омега толкается бедрами назад, стараясь сделать так, чтобы член мужа оказался у самой его дырочки и наконец скользнул туда, где он так в нём нуждается.
Но Луи этого не делает, а только отпускает член мужа и откатывается в сторону, поднимаясь.
— Лу, — хнычет Гарри.
— На колени, ангел.
Стайлс ярко улыбается и встает в указанную позицию, прекрасно зная, что в таком положении он в любом случае получит член Луи (может, даже и в рот), и его устроит любой из этих вариантов.
Альфа тратит несколько минут на то, чтобы просто насладиться телом своего мужа, проводя руками по его спине и бедрам. Абсолютная красота обнажённого тела омеги — это то, чем альфа никогда не сможет перестать восхищаться. Длинные ноги, сильные, но стройные, дерзкая попка, в которую так и хочется впиться зубами, и мускулистая гладкая спина. На первый взгляд ни альфа, ни омега не вписываются в стандарты своего вторичного пола. Гарри не сложен как типичный омега, но и Луи с первой секунды альфой не кажется. Но стоит только людям познакомиться с ними поближе, как все стереотипы отступают на второй план. Это когда-то и привлекло их друг в друге в первую очередь: оба едва-едва втискивались в описанную норму.
Луи располагается между ног своего супруга, который смотрит на него через плечо. Альфа ухмыляется и разводит ягодицы Гарри в стороны, зачарованно смотря на влажные от смазки дырочку и бёдра. Тело действует само по себе — мужчина тянется вперёд, а инстинкты берут верх над ним, когда он касается языком дырочки омеги.
— Ох, бля, да, — стонет Гарри и сразу же падает на локти, изгибая спину и толкаясь бедрами назад. Луи вращает языком, лижет вокруг входа, периодически спускаясь к яйцам, вбирая их в рот, а затем слизывая активно выделяющуюся смазку. Альфа возвращается к своему изначальному занятию и зарывается лицом между ягодиц, концентрируясь на дырочке омеги и устанавливая устойчивый ритм, который заставляет Гарри умолять и упрашивать об узле. Луи всегда доставляло истинное удовольствие удовлетворять мужа так, видеть его корчащимся от ласк и слышать непристойные звуки, срывающиеся с его губ.
Мужчина чувствует себя бесконечно счастливым оттого, что Гарри выбрал его из всех возможных вариантов, которые были ему доступны: крупных, мускулистых и сильных альф, богатых, статусных или даже всё вместе, состоявшихся и готовых обеспечить омеге роскошь и комфорт на всю его жизнь. Но тот выбрал Луи, выбрал любовь.
Тогда в деревне проходила ярмарка, площадь была заставлена прилавками, которые ломились от товаров. Всё было симпатично, но слишком привычно, ничего примечательного: всё те же лица, те же разговоры, которые звучали годами, и ничто не предвещало того, что в итоге произошло.
Луи общался с Сирилом о недавних и таких долгожданных дождях; солнце основательно припекало, поэтому рубашка альфы липла к спине от пота, пока он глазами исследовал сочные красные помидоры, длинные зелёные перцы и крупные золотистые кабачки. Сирил вскользь упомянул, что у них дома гость, племянник, который должен был остаться с их семьёй на какое-то время. Тот только закончил обучение в университете и хотел сбежать из города, что вызывал у него приступ клаустрофобии и где каждый альфа стремился заполучить его внимание. Сирил всегда рвался поделиться любыми новостями, вплоть до погоды и жизни на ферме, а нечто столь необычное пропустить просто-напросто не мог.
Томлинсон унюхал его раньше, чем увидел, его внутренний альфа оживился и напрягся, несмотря даже на то, что дело было на переполненном рынке. Запах показался самым прекрасным из всех, что он когда-либо чувствовал: яркий и окутывающий, сладкий и при этом солоноватый, свежий.
Луи повернулся лицом к толпе, которая ни на секунду не прекращала движение и тем самым закрывала ему обзор, а затем она, словно по мановению волшебной палочки, расступилась, и наступил момент, которого альфа ждал всю свою жизнь.
Прямо к нему шёл парень, широкополая соломенная шляпа скрывала его лицо от горячего летнего солнца и не позволяла мужчине увидеть его. Альфа воспользовался возможностью, чтобы по-настоящему рассмотреть его: длинные ноги, которые с каждым движением обтягивались коричневыми брюками, и лимонного цвета рубашку-парус с короткими рукавами, расстёгнутую и накинутую поверх тонкой белой майки. Грудь парня была широкой и, если Луи рассмотрел все правильно, усеяна татуировками. Внешне он ничем не напоминал омегу, но запах его выдавал.
Когда незнакомец подошел ближе и поднял на Томлинсона свои глаза, тому пришлось отступить назад, чтобы не грохнуться прямо на месте. Этот парень просто дух захватывал: сочные розовые губы, острая линия челюсти, идеальные пропорции черт лица и великолепная поцелованная солнцем кожа, чуть ли не умоляющая Луи прикоснуться к ней, лизнуть, насладиться ей.
Альфа встретился с незнакомцем взглядом, боясь выпустить его из виду и осознать, что он — всего лишь призрак, мираж, навеянный летней жарой. Тот ступил ближе, останавливаясь под навесом ларька, и посмотрел на Луи, оценивающе оглядывая черты его лица. Парень сладко улыбнулся, но в глазах мелькнуло озорство, и с того момента Луи окончательно попался на крючок. Незнакомец только лишь поздоровался, а альфа в тот же миг забыл, как разговаривать, двигать языком и губами. Он с огромным трудом только выдохнул хриплое приветствие в ответ. А потом Сирил наконец вмешался и представил Томлинсону своего прекрасного племянника, Гарри.
Они провели весь вечер вместе, с каждой секундой влюбляясь всё сильнее, смеясь, делясь историями, прохаживаясь по рынку и не отставая друг от друга ни на шаг. Когда солнце стало садиться, продавцы начали собираться, они оказались у фонтана, делясь свежими ягодами из маленькой корзинки, а Луи как волной накрыло осознание. Это его пара. Он уверен в этом.
Томлинсон снова сосредотачивается на парне перед собой: бёдра Гарри толкаются ближе к его лицу, когда он проникает языком в дырочку, и двигается в такт его движениям. Ладонями альфа скользит по ягодицам партнёра и нежно их сжимает, чтобы удержать его на месте, потому что мышцы уже начинают бесконтрольно подрагивать. Гарри — раб языка своего мужа, всегда им был, прямо с первой их совместной ночи.
Альфа не мог держать себя в руках с тех пор, как привёз его к себе на ферму. У них была домашняя еда, и они распили бутылку вина, прежде чем Гарри набросился на него, явно не в силах больше сдерживаться. Он буквально сорвал рубашку с тела Луи, пуговицы которой со стуком покатились по полу, и потащил их на диван. Многие альфы испугались бы такой напористости и доминирования от омеги, но только не он и не в случае со Стайлсом. Гарри — настоящая загадка. Самый мягкий и заботливый омега, какого только можно представить, но одновременно с этим — уверенный и сильный молодой человек, уверенный в том, кто он и чего хочет от жизни. Это необычная и сложная комбинация, но Луи стопроцентно самый счастливый человек из живущих, что он любит и любим этим человеком.
Гарри становится всё беспокойнее: высокие стоны перемежаются низким хрипом, что отражаются от стен комнаты и дают Луи понять, что время пришло. Он отстраняется и затем снова погружается в дырочку омеги, только теперь пальцами, тем самым срывая с его губ судорожный скулёж. Стайлс уже достаточно разработан, поэтому альфа не сомневается, что тот сможет выдержать всё, он ведь знает своего супруга лучше всего на свете: каждый его звук и движение, вызванные прикосновениями к чувствительным местам на теле. Луи бросает взгляд на своего прекрасного омегу, который уткнулся лицом в простыни и крепко сжимает кулаки. Из-за прогиба в спине его животик практически касается простыней, и мужчина не может удержаться от того, чтобы не скользнуть рукой по всей длине позвоночника от затылка до округлых ягодиц.
— Как ты себя чувствуешь, милый?
Гарри поворачивает голову: он вздыхает, наполняя лёгкие воздухом, на лоб спадают локоны, а рот кривится в усмешке.
— Хорошо, так блядски хорошо, — стонет он, облизывая губы и сильнее насаживаясь на пальцы мужа.
— Хочешь, чтобы я взял тебя так? Сзади?
— М-м-м, да, — выдыхает омега, медленно кивая. — Хочу почувствовать тебя.
Чем больше становится их щенок, тем сложнее им выбрать удобную позу. Гарри ненавидит лежать на спине, потому что тогда давление на его бедра становится слишком сильным. Объездить Луи он тоже не может, потому что так у него болят колени, но ведь именно по этому они оба так сильно скучают. Но не найти выход они не могли. Любимым вариантом стал секс в ванной на открытом воздухе, ведь вода помогала Гарри двигаться куда свободнее.
— Хорошо, всё что угодно для моего омеги.
И он имеет в виду именно это. Луи сделал бы для него всё, отправился бы на край света и обратно, просто чтобы удовлетворить любое желание Гарри. Когда альфа только начал период ухаживания, то очень сильно переживал, что не сможет обеспечить парню ту жизнь, к которой он привык с детства: всё это вращение в высших кругах и богатство большого города и семьи. Скромный домик Томлинсона и его маленькая ферма не могли бы сравниться со всей той роскошью, а он сам никогда не смог бы предложить омеге что-то хотя бы отдаленно похожее. Но тот не устаёт напоминать мужу (к его собственному облегчению), что он абсолютно простой человек с такими же простыми желаниями.
— Нужен твой узел, альфа. Пожалуйста, — умоляет Гарри, всё его тело содрогается, пока Луи продолжает двигать пальцами, с каждым прикосновением касаясь простаты, — наполни меня.
— Конечно, любовь моя, — воркует мужчина, прижимаясь губами к ягодицам партнёра и его дырочке, смакуя смазку, которая всё продолжает выделяться. — Так вкусно. Никогда не смогу насытиться тобой.
Гарри реагирует на слова супруга тем, что становится-таки на колени, готовясь принять узел альфы, чуть изгибая спину из-за тяжести своего животика.
Луи же выпрямляется, смещаясь вперед, — теперь он практически прижимается тазом к ягодицам омеги, — и касается головкой дырочки. Он осторожно входит, сжимая бёдра мужа, чтобы не слишком потеряться в ощущениях. Гарри всегда такой узкий и тёплый, а его мышцы так приятно сжимают член альфы.
— О-о-о-ох, — стонет Гарри. — Наполни меня. Сделай меня своим, альфа.
Гарри всегда нравилось это, нравилось чувствовать всё. Поначалу, когда они только узнали о беременности омеги, Луи это беспокоило: его инстинкты требовали, чтобы все прикосновения и занятия любовью с омегой были медленными и нежными.
Сам омега же всё ворчал, что он не фарфоровый и что ему нужно, нет, необходимо, чтобы Луи по-настоящему трахнул его. Тот, конечно, сомневался, но муж убедил его, что на их щенка это никак не повлияет, поэтому Томлинсон поверил ему — Гарри ведь явно знает своё тело лучше. Первые месяцы беременности были тяжёлыми. Омега всё время был уставшим, гормоны бушевали, и помогал ему только узел альфы. Ощущение было такое, словно у Гарри совсем скоро течка, и внутренний альфа Луи сходил с ума, желая дать своему партнёру всё необходимое. Но совсем скоро желание Стайлса вышло на новый уровень. Он хотел секса постоянно. Утром, вечером и в перерыве, а мужчина был только рад потакать ему.
Альфа глубоко входит в Гарри, совершая небольшие круги тазом и позволяя омеге качественно прочувствовать момент, прежде чем он по-настоящему начнет двигаться. Луи неспешно потирает бока супруга, очерчивает кончиками пальцев линию позвоночника, мнёт ягодицы и на секунду замирает, чтобы насладиться открывшимся видом. Он восхищается телом Гарри, каждым его дюймом, каждой растяжкой, веснушкой, волосами на затылке, которые сейчас чуть потемнели от пота, ямочками чуть ниже поясницы, сильными и крепкими мышцами, да и всем, что в нём есть.
Луи отводит бёдра и толкается навстречу потянувшемуся к нему омеге, а затем они оба стонут от остроты ощущений. Сквозь тело альфы пробегаются искры удовольствия, сверкающие и бурлящие прямо под кожей, когда он снова двигается. Они — идеальный тандем, взаимодействуют так отлаженно, будто в хорошо отрепетированном танце, внутрь и обратно, и мужчина каждый раз попадает по простате Гарри. Альфа уже чувствует, как формируется узел, но он собирается подождать ещё — сначала стоит как следует удовлетворить своего омегу.
Руки Гарри начинают подрагивать от напряжения, и Луи сразу же замечает это, поэтому подталкивает омегу вперед к спинке кровати, на которую тот опирается поднимаясь на колени. В этом положении альфе значительно проще играть с сосками Гарри и его членом, а самому омеге легче поддерживать свой вес. Такой способ быстро стал их самым любимым, и они точно не откажутся от него, когда на свет появится их щенок.
Угол меняется, поэтому Луи удается ускорить ритм, водя руками по груди мужа и касаясь сосков, потирая их, сжимая и скручивая при каждом движении.
— Боже, как хорошо. Всегда так хорошо, — выдыхает альфа ему в кожу, покусывая и посасывая плечо и шею.
— Сильнее. Трахай сильнее, — хнычет Гарри.
Томлинсон подчиняется и входит резче, а мышцы напрягаются, чтобы удержать их на месте. Его узел становится всё больше, растягивая дырочку омеги и срывая с его губ стоны.
— Близко. Ты готов? — спрашивает Луи.
Гарри яростно кивает, выворачиваясь для небрежного поцелуя, в котором больше зубов и языка, чем чего-либо ещё, и они жарко дышат друг другу в рот. Они отрываются друг от друга, и омега прижимается к спинке кровати, а мужчина обхватывает его член рукой, быстро и довольно грубо водя по нему; именно так, как нравится Гарри.
— Блять, альфа. Мне нужен твой узел. Дай мне его, — словно в бреду выдыхает Стайлс.
Томлинсон наконец проталкивает узел в дырочку Гарри, накрепко связывая их. Он всеми силами оттягивает свой оргазм, чтобы до пика первым дошёл его омега после всего пары движений. Гарри напрягается, готовый кончить, а Луи утыкается ему в шею, засасывая метку, когда оргазм накрывает их обоих. Альфа чувствует выплескивающуюся сперму Гарри на своей руке, а сам Луи пульсирует внутри него, наполняя своего омегу, как тот и желал.
Альфа ждёт, пока узел не уменьшится, а потом опускает их на бок: он сам лежит за Гарри, крепко обхватив его руками. Томлинсон укрывает их одеялом, укутывая и оставляя в их собственном коконе до тех пор, пока он не сможет безопасно выйти из омеги.
Тот поворачивается и слепо ищет губы мужа.
— Доброе утро, солнце, — хрипло выдыхает альфа, а в конце фразы его голос чуть срывается.
Гарри приоткрывает глаза и смотрит на Луи в ответ: щёки его чуть розовеют, а губы краснеют от покусываний.
— Доброе утро, альфа.
Они лежат в объятиях друг друга, болтая о предстоящем дне и пытаясь сузить список имён для щенка. В какой-то момент они останавливаются на трёх для девочки и стольких же для мальчика, поэтому решают подождать рождения щенка, чтобы принять уже окончательное решение. Затем они раздельно принимают душ, по очереди готовят завтрак, заваривают чай в отточенном до автоматизма ритме: один продолжает то, что другой оставляет.
Из-за сарая выглядывает солнце, когда они выбираются на маленькую террасу со второй порцией чая. Гарри натянул только брюки, а Луи же оделся полностью и теперь готов по-настоящему начать день. Омеге и в обычное время было жарко, а сейчас он такой горячий, словно просидел у огня несколько часов, и необходимость носить одежду стала для него еще менее привлекательной.
Они усаживаются за маленький столик на стулья, которые Стайлс сделал сам в собственной мастерской. Он жутко творческий, такой рукодельник, и его супруг безумно им гордится. То, что начиналось как хобби, постепенно переросло в малый бизнес по изготовлению изделий по индивидуальным заказам и продаже их на местной ярмарке дважды в неделю.
— Великолепный день, — замечает Луи, отпивая чай.
— М-м-м-м… чувствую себя таким вдохновленным. Может, даже закончу ту штучку с подсолнухами для Миллеров.
— Да? Кофейный столик с мозаикой?
Гарри кивает и, оставив свою чашку, поднимается на ноги, потягиваясь.
— Ага, хочу закончить, пока живот не стал ещё больше, — говорит он, похлопывая по животику.
Луи допивает последний глоток чая и тоже встаёт, беря мужа за руку и ведя на их привычную утреннюю прогулку.
Под аккомпанемент из жужжащих пчёл, перелетающих с цветка на цветок, они бредут по дорожке в их собственном саду. Над ярко-жёлтыми лилейниками и пурпурными бутонами пальмы парят крошки-колибри, вытягивающие сладкий нектар. Нежный ветерок гонит семена одуванчиков, которые то поднимаются, то опускаются из-за каждого лёгкого дуновения. Дорожка выводит пару к полю, поросшему подсолнечниками, высокими и словно танцующими на месте, зарывшись своими ногами глубоко в землю.
Гарри останавливается, окидывая взглядом стелющееся перед ним золото.
— Как думаешь, каким он будет?
Луи улыбается, отлично понимая, о чем именно говорит супруг, поэтому разворачивает его к себе лицом и опускается на колени на влажную от утренней росы землю, кладёт руки по обе стороны от округлого животика Гарри. Альфа оставляет целомудренный поцелуй над пупком мужа, который прикрыт его свободными черными штанами.
— Каким ты будешь, а? — спрашивает Луи у живота своей пары, слыша, как тот посмеивается. — Ты будешь большим и сильным или быстрым, как ветер? Может, ты вырастешь творческим и талантливым. Музыкантом или художником? А может, учёным, или же фермером? Или прекрасным поваром?
Томлинсон поднимает взгляд и натыкается на сияющую улыбку Гарри:
— Он будет тем, кем захочет, да?
Это больше похоже на утверждение, чем на вопрос, и мужчина поднимается, стряхивая грязь с колен, и берет ладонь Стайлса в свою:
— Да, и мы будем любить и поддерживать его в каждом решении.
— Именно так, — шепчет омега, и его глаза сияют от непролитых слёз. — Я так тебя люблю.
Он говорит это так искренне, что сердце Луи пропускает удар.
— Я люблю тебя, всегда. Я так рад, что ты выбрал меня.
Гарри улыбается, и по его щеке всё же стекает слезинка. Альфа разъединяет их руки и стирает её, и омега тянется за его прикосновением:
— Там и речи не шло о выборе. С того момента, как я увидел тебя на рынке, я знал, что ты особенный. И я понял, что ты моя пара, уже когда мы сидели у фонтана в тот же день.
— Думаю, я знал с той самой секунды, как впервые почувствовал твой запах, — ухмыляется Луи.
— Ты же меня даже не видел, — возмущается Гарри и несильно бьёт альфу в грудь. — Я мог быть уродом. Мне могло быть сто лет, и я бы разваливался. Или у меня были бы три головы.
Томлинсон на это только смеется, прикрывая рот тыльной стороной ладони:
— К счастью для меня, ничего из этого не правда. Ты был самым красивым созданием, которое я когда-либо видел. Я был сражён с первой секунды, с тех же пор я без ума от тебя. Даже иногда задумываюсь, а не заколдовал ли ты меня?
Омега вскидывает брови, а уголки губ изгибаются в дьявольской усмешке:
— Кто сказал, что я этого не делал?
— Ну, тогда я надеюсь, что действие никогда не прекратится.
Луи наклоняется, избегая давления на животик Гарри, и обхватывает его лицо ладонями, соединяя их губы.
~~~~
Элайджа Уилльям появился на свет ярким солнечным сентябрьским утром — весь морщинистый, светловолосый и с кристально голубыми глазами. Он стал физическим воплощением любви своих родителей и приносил им чистейшее счастье каждой своей улыбкой, любым звуком и поморщиванием своего крошечного носика-пуговки.
Гарри так легко и прекрасно вошёл в свою новую роль, что у Луи от этого иногда перехватывало дыхание: он был так заботлив и так внимателен к нуждам их сына. Альфа невероятно горд тем, что у него есть возможность разделить родительские обязанности именно с этим человеком, и он искренне наслаждается тем, что теперь может дарить любовь уже двум своим прекрасным мальчикам.
И хотя Томлинсон готов признать, что очень скучает по своему беременному омеге, но его тело после родов — это страна чудес, о которой альфа даже не мечтал. Каждая отметина на теле Гарри напоминает о том, с какой любовью он носил их щенка и дарил ему безопасность, пока щенок рос и развивался у него в утробе.
Луи не может дождаться момента, когда в их доме станет больше детей (как минимум на одного, или даже двух), но сейчас он совершенно доволен своей семьёй из трёх человек