Отец

Багряный закат растворился в сгущающихся тучах, и лишь блеклые алые разводы на горизонте напоминали о том, что солнце всё ещё где-то там, за этими тяжёлыми облаками. Ночь обещала быть тёмной и снежной: вдалеке можно было различить, как приближается буря, опускаясь на горные пики белоснежными завихрениями. Долго всматриваясь в надвигающееся полотно, готовое накрыть собой замок и близлежащие поселения, можно было начать угадывать смутные силуэты. То как будто бы птицы камнем бросались к земле, сложив крылья, то взмывал в воздух рой бабочек, то начинали танец не нашедшие покоя призраки, то дрейфовали в буране галеоны, борясь с зимним штормом и волнами, застигнувшими их врасплох. Начинали тихо дребезжать стёкла в окнах, предвещая о приближении метели. В редкие дни сквозняк не терзал рамы, не пытался ворваться в Белый замок и разнести по нему обрывки свитков, замести пороги снегом, который не растает, пока не затопят камины. Тогда образовавшийся на искусной резьбе иней растает, и выхоложенные апартаменты станут выглядеть более живыми, но не тёплыми.

Распланированный Господином график полетел к дьяволу в тот момент, когда ему доложили о том, что один из взрослых драконов улетел с места тренировок, разбросав дрессировщиков, а нескольких сбросив с высоты своего полёта. Никто из тех, кто занимался им, не выжил, а свидетелей, которые могли бы подсказать, в каком направлении тот сбежал, не было. Дракон, не будь дурак, поднялся за облака и скрылся из вида. Ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к крайней мере – попытаться Господину отыскать его ментальный след. Поиски привели его и его сына, которого он взял с собой для обучения, в Зимние земли. Это сильно снижало риск того, что чудовище нападёт на мирные поселения или города, однако могло привести к конфликту с фракцией, находящейся южнее. Лучше было предупредить инцидент, чем потом разбираться с его последствиями, однако у Гилберта было крайне дурное предчувствие по этому поводу.

Ежеминутно казалось ему, что на его грудную клетку и виски давит невыносимая тяжесть, вынуждая припасть к полу, зажмуриться и погрузиться в тихую тьму. Предвидение не было сильной стороной чернокнижников, скорее строго наоборот – они были в этом плохи, как ни в чём другом. Но Гилберт предполагал, что дело вовсе не в прорицании, а в той связи, что он успел установить между собой и драконом. Из-за этого ему казалось, что он почти понимает, что же случилось, почему вдруг давно выдрессированный дракон взбесился. Нащупать истину не получалось, и пока что это было одно только смутное чувство, объяснить которое у него не выходило.

Метель как раз набрала нужную силу, когда Гилберт бросил созерцать пейзаж за окном и поплотнее закутался в зимний плащ, бортовка которого помогала держать форму воротника, скрывающего от метели, сильнейшего ветра – в этих местах одежда без подкладки была совершенно не востребована. Даже ему, вампиру, не хотелось отморозить себе конечности или уши. Чего доброго ещё отвалятся в самый неподходящий момент! В том, чтобы выходить в самую бурю, был свой замысел. Если дракон действительно затаился где-то в горах и собирается напасть на своих преследователей, буран поможет скрыться от него и подобраться незамеченными. Белый цвет одежды был Гилберту совершенно не к лицу, и он испытывал лёгкое раздражение, чувствуя себя не в своей тарелке. Оставив выделенные ему апартаменты, Найтгест прошёл чуть дальше по коридору и постучался в запертую дверь. Оттуда послышалось вопросительное мычание сына.

– Я зайду? – вежливо поинтересовался Гилберт. С подростками всегда было непросто, и Митсу как раз был в том возрасте, который заставлял седеть всё новые и новые пряди на голове его родственников. Хотя казалось бы, куда уж сильнее!

– Валяй, – почти сразу послышалось дозволение, и Найтгест прошёл в комнату. Митсу сидел за письменным столом, обложившись книгами и свитками и запустив пятерню в кудри на макушке. Он уткнулся не в низкосортную беллетристику, какую любил почитывать его дядя, но в талмуды, посвящённые тонкостям магии теней. На самом краю столешницы стояла полупустая вазочка с печеньем и пиала для чая, на донышке которой осталась пара чаинок. Студент был всерьёз занят, поэтому с лёгким промедлением всё же подал признаки жизни: – М? Пора? Я почти закончил.

– Лекции? – сочувственно поинтересовался Гилберт и положил ладонь на спину сыну. Глядя в его записи и на корешки собранных книг, мужчина узнавал те же темы, через которые он прошёл в своё время. – Думаешь, тебе стоит идти со мной?

– Ага, – односложно ответил парень, быстро делая последние записи и откладывая в сторону перо. Он резко выдохнул, сдувая отросшие пряди волос с лица и вставая из-за стола. – У меня осталось мало времени, чтобы напрактиковаться перед экзаменами. Когда ещё будет шанс усмирить дракона?

– Сомневаюсь, что у нас это получится, – серьёзно покачал головой Гилберт, отходя к двери и позволяя сыну собраться и подготовиться к выходу. Тот стал споро собираться, лишь вопросительно хмыкнув, ожидая объяснений о сказанном. – У меня есть ощущение, что мы не поможем ему. Случилось что-то… – Гилберт замолк, подбирая правильно слово. Покачал головой, не понимая, как впихнуть тревогу и боль в несколько фраз. Напрашивался крепкий матерок, но мужчина прикусил язык, стараясь сдержать себя от ненужной грубости. Какими бы доверительными ни были у них отношения с Митсу, стоило не опускаться до уровня трактирных выпивох, общающихся междометиями и матюгами. – Неутешительное.

– То есть? – сын на пару секунд замер со свитером в руках и поднял на Гилберта вопросительный взгляд. Он силился понять, это просто фигура речи или же отец опять избегает ситуаций, когда может скартавить в чужом присутствии. – Херовое?

– И это тоже, – кивнул мужчина и не стал делать замечаний ребёнку. Как там шутил Артемис? Кто из вас без греха, пусть первый кинет камень? – Я чувствую, что что-то случилось, что-то заставило его улететь сюда.

Не найдя нужных слов, Гилберт замолчал и покачал головой. Строить догадки и накручивать их двоих не стоило перед поисками. Он допускал, что его волнение может быть абсолютно беспочвенным, а потому предпочёл не развивать эту мысль и притупить терзающее его беспокойство. Митсу надел такой же тёплый плащ и накинул на голову капюшон с меховой подбивкой. Ткань примяла пшеничные кудри, но в белых одеяниях он ещё сильнее был похож на херувима, чем обычно. Супруг как-то показал Гилберту картины с ангелами из Сотминре, когда отчаялся объяснить, с кем в шутку сравнивает их сына. Дав понять, что готов, младший Найтгест вышел вслед за отцом в коридор.

– Едва ли что-то такое, с чем мы не справимся, – достаточно уверенно произнёс Митсу и улыбнулся Гилберту. И вправду стало легче. – Главное найти дракона до того, как он нападёт на южан или деревню.

– Совет нас живьём съест, если это случится, – согласно хмыкнул тот. –Потом не докажешь, что он не по указке это сделал.

– Точно, – негромко рассмеялся Митсу, но смех не продлился долго и вскоре затих.

Идти в полной тишине по замку было комфортнее, давало время сосредоточиться на их задаче. Да и тратить попусту силы перед выходом в пургу не стоило. Им обещали выделить лигров, чтобы не пришлось продираться через снегопад на своих двоих, и это должно было облегчить поиски. Буря как раз добралась до Белого замка, и чернокнижники, кутаясь в плащи, пробирались к пещере, где содержали ездовых животных. То, что им всё же согласились выдать своих лигров, заслуживало огромного уважения – жрецы не любили расставаться с ними, мало кому доверяли. Но раз сам Повелитель отправляется в зимние пустоши, кто они такие, чтобы ставить препоны? Оседлав ездовых животных, отец с сыном переглянулись и кивнули друг другу, перестраиваясь на псионическое общение. Шерстяные шарфы закрывали их лица от колкого снега, но в то же время приглушали голоса, да и кричать в снежных горах было банально опасно для жизни.

Ночь сгустилась за считанные минуты, и лишь вампирское зрение помогало продвигаться вперёд. Гилберт делился с сыном образами, помогая следовать за собой и не потеряться в буране. Лигр Митсу ухватил хвост лигра Гилберта, и они лёгкой рысью двигались в нужном направлении. И чем дальше они продвигались, тем острее чувствовал старший Найтгест сбежавшего дракона. Могучее создание, почитаемое чернокнижниками, уже не пыталось скрыться, не удалялось от них, и на Гилберта навалилось чувство отчаяния. Горя. Невосполнимой утраты. На какую-то долю секунды сознание его остекленело от тяжких воспоминаний, всколыхнувшихся в нём. Как наяву увидел он распростёртое на земле искалеченное белое тело, отчётливо вспомнил, как пытался нащупать пульс, услышать дыхание. «Нет-нет, это в прошлом», – попытался убедить он себя, отсекая сознание и ощущения дракона от собственных, не давая ему уволочь себя в смерч болезненной памяти. Даже Митсу поморщился, задетый отголосками отеческой боли, приложил пальцы к вискам в попытке унять её.

Ездовые животные начинали подавать признаки тревоги тогда же, когда Гилберт понял, что дракон совсем рядом. Лигры порыкивали, замедляя ход, а затем и вовсе начали топтаться на месте. Они вертели гривастыми головами, стремились прижаться друг к другу замёрзшими и часто вздымающимися крутыми боками. Успокоить их не получалось, сколько Митсу ни гладил их по мягким большим ушам, мускулистым шеям, сколько бы ни шептал умиротворяющие слова. Казалось, что с каждой секундой они становятся всё более встревоженными, нервными и злыми, начинали взбрыкивать под спинами наездников.

– Возьми их под контроль, – мысленно приказал Гилберт. Всё его сосредоточение уходило на то, чтобы не позволить распространиться безумию, источник которого был совсем рядом, где-то под землёй. В том, что это дракон, почти не приходилось сомневаться.

Спешившись, старший Найтгест отдал младшему поводья, а сам повёл головой, прислушиваясь и силясь уловить даже малейший шорох. Дело осложняло то, что вой метели становился всё громче, и ветер мог бы смести их с ног, если бы стал сильнее, но пока что удавалось удержаться и не потеряться в снегопаде. Митсу двигался вслед за отцом, держа обоих лигров уже за шкирки и не давая им вырваться, притупляя ярость и страх, обуявшие их. Какой-то огромный снежный бархан выплыл из темноты, и лёд заблестел на его поверхности, заиграл в свете крохотного светляка, выпущенного Гилбертом, чтобы немного осветить им дорогу. Оба чернокнижника с непониманием и прищуром уставились на едва виднеющуюся в вышине вершину горы. В ней было добрых сорок футов! От неё даже как будто бы поднимался блеклый парок, завивался над ней, но тут же рассеивался под шквалистым ветром, терялся в снежинках. Гул, который казался ветром, становился всё громче, а под ногами ощущалась дрожь. Наст, образовавшийся вокруг горы, заскрипел, пошёл трещинами. Земля крупно дрогнула под ногами, выталкивая из своего чрева поток воды. Ледяной вулкан извергся в считанные секунды, не давая времени на размышления и готовясь обжечь путников стремительно замерзающей водой. Времени на размышления не было, и Гилберт сделал единственное, что успевал: метнулся к сыну, одновременно с этим призывая тени и накрывая и себя, и его с животными щитом из них. На него успело обрушиться несколько фунтов воды, едва не ставшей льдом, и даже стоическая выдержка и вампирское тело не помогли ему не заорать от сковавшего мышцы холода. Боль ослепила сознание, и всё равно мужчина продолжал держать над ними щит, не давая промокнуть ни сыну, ни лиграм. Митсу медленно поднял взгляд, глядя на перекошенное от боли лицо отца, боясь шелохнуться или хотя бы вздохнуть. Иногда ему казалось, что Повелителю не бывает больно, что он непоколебим. Забыть о его уязвимости было легче лёгкого. Да и как не забыть, когда видишь лишь серьёзное лицо и то, как он играючи справляется с делами Повелителя? Теперь же, подавляя в ушах эхо крика, младший Найтгест чувствовал зарождающуюся под рёбрами дрожь. Её породил не холод, царствующий в Зимних землях, но захлестнувшие с головой эмоции и образы, перешедшие к нему через их псионическую связь. Грохот воды по щиту становился всё тише и тише, пока наконец не затих окончательно. Тени плавно опали, растворяясь. Горный склон оледенел, и если бы не реакция Гилберта, быть им замёрзшими статуями, памятниками самим себе.

– Ебануться… – едва слышно прошептал Митсу, но в установившейся тишине, в застывшем воздухе его голос прозвучал достаточно отчётливо.

– Митсу, – с лёгким укором в голосе произнёс отец, медленно выпрямляясь и морщась от боли. Плащ замёрз и теперь подол стоял стоймя. Пришлось как следует поломать его, чтобы заставить лечь вдоль тела.

– Да-да, прости, – не особо искренне повинился тот, помогая отцу справиться с одеждой и не скрывая улыбку, которая была скорее нервной, нежели ехидной или дерзкой.

Аметистовые глаза Гилберта гневно сверкнули. Владыке пришлось приложить уйму усилий, чтобы не наворчать на ребёнка. В их ситуации следовало не тратить силы на пустые споры и препирательства, направив их в полезное русло. Лигры жались к заснеженной земле, передвигались ползком, стараясь свернуться у ног Повелителя. Звери чувствовали, что рядом с ним они под защитой, что он сможет оградить их от опасности. Она всё ещё ощущалась, подкрадывалась к ним и поджидала за пределами ментального блока, возведённого Митсу. Ей нужна была крохотная щель, секундное отвлечение, чтобы завладеть ими и заставить убраться, поджав хвосты. Однако теперь оба чернокнижника были настороже, сконцентрированы и далеко не беззащитны. Прежде ледяной вулкан преграждал проход в пещеру, однако теперь что-то огромное развалило его, расширило, и можно было увидеть, как блестит под снегом кимберлит. Вероятно когда-то это был настоящий огненный вулкан, уснувший беспробудным сном под снежным покрывалом. Дракон пытался скрыться, искал себе пристанище и, похоже, нашёл его.

Найтгесты переглянулись, пока что не рискуя прибегать даже к псионическому общению. Драконы были чувствительны к подобному, а вспугнуть или взбесить чудовище совершенно не хотелось. В темноте пещеры светляк, созданный Гилбертом, был почти ослепительно ярким, и в его свете алмазные вкрапления мерцали, точно звёзды, а свод обратился далёким небом. На какую-то секунду им обоим показалось, что рядом с ними движется знакомый белоснежный силуэт, родной настолько, что под рёбрами нестерпимо заныло. Видение исчезло, как только глаза привыкли к черноте и магическому сиянию. Чем глубже они продвигались в гору, тем тише становились звуки, доносящиеся снаружи. Почти не было слышно ветра, а шелест снежинок и вовсе остался далёким воспоминанием, постепенно стирающимся из памяти. Зато вместо этого стало слышно, как что-то большое тяжело и прерывисто дышит, как воздух втягивается через огромные ноздри, вздымает рёбра и грудную клетку, клокочет внутри, раздувая огонь. Казалось, что ещё чуть-чуть, и оно вырвется наружу, заполонит собой проходы, опалит тела. Но этого не происходило. Жерло было испещрено множеством проходов, и очень быстро они натолкнулись на тройную развилку, ветвившуюся снова и снова уже дальше. Ничего не оставалось, кроме как найти сознание дракона и проложить себе путь через лабиринт.

Отупляющая боль не отпускала. Всё пульсировала и пульсировала, вторила за сердцами. Забиться под землю, свернуться. Не видеть, не видеть, не видеть. Забыться. Найти путь к Той, что подарит забвение. Он слышал Её зов с того самого момента, как почувствовал запах родной крови, хлынувшей из разодранной шеи. Кровь от его крови! Он был так юн, едва расправил крылья, ещё недавно поменял свою третью чешую, а эти люди! Эти проклятые кожистые! Забрали! Огненное сосредоточие заклокотало в груди, входя в резонанс с открытой рваной раной, что образовалась в душе в тот самый миг, когда его дитя испустило дух на поле боя смертных. Кому, как не ему, было ощутить последнюю секунду его жизни? Он больше не свернётся под его крылом, не потянется к отеческому сознанию собственным, чтобы увидеть мир глазами друг друга, не будет подставлять чешую под горячее дыхание, чтобы она блестела, как новая, чтобы становилась прочнее. Он любил небо и тосковал в пещерах, взвивался за самые облака, а теперь... Теперь летит в Сердце мира. И ему тоже нужно туда! ОНА обещала! Призвала его, показала, что его сын ждёт! Что они будут вместе! Так где же он? Почему всё, что его окружает — лишь тьма?! Почему он не слышит родного клёкота?!

Позади раздался звук покатившегося камня, соскользнувшего из-под неосторожной ноги. Он раскрыл крылья и развернулся, набирая воздух в лёгкие, чтобы выдохнуть пламя, но остановился. Замер в нерешительности, смотря то на одного человека, то на другого. Того, что стоял впереди, он узнавал. Он пах мёртвой кровью, холодом и тьмой. От него веяло глубинным льдом, который тысячелетиями лежит во мраке, выжидая час, чтобы ощериться острейшими осколками и обагриться кровью. Без капли сомнения или секундного промедления он заслонил собой второго. Этот пах совсем иначе. Как пламя преисподней. Как угроза. Затаившаяся, тлеющая угроза. Такова земля в Нижнем мире, в самых дальних его закоулках. Она готова задымиться, вспыхнуть и утопить туннели в дыму и смерти. Они смотрели в ответ со смесью страха, трепета, непонимания, но не спешили нападать. Боялись? Понимали, что нет смысла? Благоговели перед ним?

Тот, что мёртвый и холодный, перестал заслонять собой второго и вдруг протянул вперёд руку. В поток боли и бесконечного гнева стало вливаться странное ощущение. Понимание? Светлая тоска, далёкая от его разъедающего горя, но такая похожая. Близкая. Он видел и чувствовал то же самое! Прошёл через эту боль! Хотел поделиться ею? Утешить? Вместо того, чтобы за раз проглотить наглеца, потянулся вперёд, втягивая ноздрями запах мрака и смерти. Они были умиротворяющими, как снег, который укрывает землю от холодов. И им хотелось подчиниться, поверить.

Дракон медленно опустился на землю и вытянул шею, закрыл глаза, позволяя Гилберту коснуться своей головы там, где брали начало рога. Твёрдая чёрная чешуя была почти острой, неподдатливой. Этому огнедышащему ящеру было уже больше семисот лет, он был стар, его использовали во всех битвах, где требовалась драконья мощь. И он был в агонии. Его разум горел от боли и ненависти, которые не могли найти свой выход. Здесь, в землях жрецов, он искал Истинную драконицу, целительствующую души и тела. Её зов привёл его в эти места, заставил перелететь через всю страну, чтобы найти покой для своей души. В мёртвом вампирском сердце ещё теплилась надежда на то, что удастся угомонить могучее создание и унять его боль. «Ты бы справился?» – услышал он сочувствующий вопрос сына и зажмурился. Они оба знали, что нет.

Старший Найтгест наклонился и коснулся лба дракона собственным, делясь с ним воспоминаниями. Той болью, что искорёжила его душу, когда на его руках умирал возлюбленный, ужасом, что его сковывал каждый раз, когда он думал, что его сына, первенца, ждёт казнь, если вдруг он оступится. Но сильнее всего Гилберту хотелось поделиться своей безграничной любовью к ним обоим и спокойной уверенностью, что испытывал теперь.

– Ты встретишь их. Найдёшь, – увещевал он дракона. – Не в этой подлунной, так в иной.

Дракон открыл золотые глаза. Они были почти слепы, покрывались белёсой плёнкой, и вертикальный зрачок мутнел, но нашёл взглядом стоящего рядом Господина. Безумное неизбывное отчаяние плескалось в глубине больших умных глаз. По ним читалось то, как дракон устал нести своё бремя, не жаждет влачить это существование и дальше. И просьба. Ясная и лишённая надежды.

Гилберт молча оглянулся на сына.

– Ты этого не сделаешь! – громким шёпотом произнёс Митсу, боясь повысить голос, словно его мог услышать кто-то ещё. – Это же... дракон! Тебя не простят!

– Он отжил своё. Жизнь ему в муку, в тягость. Если не мы, он упадёт из облаков. Такой кончины он достоин? – без капли гнева или страха произнёс старший Найтгест.

Драконы были почти священны для чернокнижников. Их редко бросали в пекло битвы. Лишь тогда, когда на кону стояло слишком многое. Его вина была в том, что он отдал приказ сделать всё, чтобы выиграть тот бой как можно быстрее. Даже если придётся поднять в воздух драконов и их наездников. Кто знал, что дрессировщики решат забрать такую молодую особь и погубят её? Повелитель хорошо помнил, как прошли похороны погибших магов и главное – юного дракона. Он был ещё совсем мягким, чешуя его была невозможно податливой, больше серой, чем чёрной, и кто-то пробил ему горло снарядом баллисты. Если бы только Гилберт не отдал этот приказ... Но Господин должен защищать свою фракцию. Своих людей и земли. Его долг – сделать всё, даже пойти на жертвы, если это позволит сберечь всех остальных. Не было такого, чтобы все всегда оставались довольны отданными приказами, чтобы никого не задела воля правителя. Нет-нет да и рыдал кто-то в кабинете, проклиная его на все лады. Сейчас было больнее, чем обычно.

– Гилберт, с тебя будут спрашивать! Старейшины не упустят этот инцидент из вида! – попытался остановить отца Митсу, видя, что он тянется к клинку на поясе.

– Я знаю. Выйди. Ты не должен быть свидетелем.

– Нет. Я останусь.

Под удивлённым взглядом родителя Митсу приблизился к нему и положил ладонь на большую горячую голову дракона. Тот беспрестанно ворчал, у него не хватало сил бороться с болью. Но теперь, когда кто-то другой разделил его боль, пропустил через себя и понял, ему было не столь горько. Не так одиноко. И даже когда длинный клинок вспорол шею и вместе с ней дыхательные и огнедышащие пути и железы, могучее создание не вздрогнуло и не воспротивилось. Обжигающая кровь хлынула из его артерий, и чернокнижникам пришлось отпрянуть в сторону, чтобы не вспыхнуть и не обвариться. Едкий запах наполнил пещеру, и от него заслезились глаза. Гилберт немедленно обнял сына, прижимая к своей груди и пряча под плащом. Ему было плевать на эти выделения, но Митсу мог повредить себе носоглотку и глаза. Они отошли к другой стене как раз вовремя, когда дракон забился в предсмертных конвульсиях. Он бил крыльями, хвостом, и разрезанное горло издавало хрипение. Едкая густая кровь всё лилась и лилась, а грохот отдавался в ушах и паутине туннелей. Но страха обвала ни у одного, ни у другого не было – отец и сын стояли в стороне, обхватив друг друга руками. Гилберт не сводил взгляда с затихающего чёрного дракона. Даже теперь, почти испустив последний дух, это существо было великолепно. Его мощь крылась в каждой чешуйке, в витых рогах, в том, как покорно он принял избавление у того, кто лишил его детёныша. И теперь его кровь была на и без того замаранных руках Гилберта.

– Что произошло? – всё же спросил Митсу. Когда они вышли из пещер, пропахших смертью, светало. Тучи всё ещё застилали небосвод, но становились видны проблески, и силуэты гор проявились из мрака. Младший Найтгест щурил всё ещё слезящиеся глаза на восток, пытаясь вытереть с лица копоть. Пробил ногой заледеневший наст, зачерпнул рассыпчатого снега и принялся умываться им, шумно отфыркиваясь. – Почему он взбесился?

– Его детёныш погиб в бою. Единственный.

Митсу перестал загребать снег и поднял взгляд на отца. Тот неподвижно стоял у входа в пещеру, уставив взгляд на ледяной вулкан. Лицо его было всё таким же спокойным, каким его привыкли видеть всегда. Не сутулился, не хмурился, не кусал губы. Кажется, дажа не дышал. Хотелось что-то сказать, но никак не выходило. Молча приблизившись к Гилберту, Митсу аккуратно тронул его за плечо, а через секунду неловко приобнял. Помнил, как он крепко и бережно прижимал к себе в пещере, как закрыл собой от ледяного извержения, и это было меньшее, как он мог отблагодарить его.

– Ты... как? – негромко спросил он у Гилберта, с опаской взглянув в бескровное лицо. – Думаешь о папе?

– Немного.

Скупая улыбка появилась на лице старшего Найтгеста. Усталая, но тёплая. Он выполнил свой долг, воссоединив родителя и ребёнка, пусть и запятнал себя драконьей кровью. Она была не первой на его руках и не последней. Скольких ещё он отправит на смерть? Какова цена жизней его мужа и ребёнка? Насколько она вырастет? И сколько он готов заплатить? Когда нарушится баланс между хорошим семьянином и правильным Господином? И как долго он сможет нести на себе эту тяжесть? Гилберт повернулся к сыну и ласково окликнул его:

– Митсу.

– Да?

– Когда ты станешь Повелителем, ты всегда сможешь получить у меня помощь. Какой бы она ни была. Я знаю, что тяжело заниматься этим без какой-то помощи, наставления, союзников. И ты не должен будешь нести эту тяжесть в одиночку.

Митсу неловко потупился и пробормотал только тихое «спасибо». Гилберт и не ждал иного от своего ребёнка и, понятливо улыбнувшись, поправил на нём плащ.

Повелитель имеет власть над жизнью и над смертью. Гилберт обманул и ту, и другую.