Петербург задыхается, как под толщей воды, страх сковывает, давит на ребра, оплетает горло проволокой, но разорвать сил нет — руки как будто покрылись прочной коркой льда.
Темнота давит; прижимает к земле неясной тяжестью, словно все проблемы и страхи в одно мгновение связали между собой и бросили в него. Она окутывает, душит, сжимая шею, он вдохнуть пытается, но кажется, весь воздух в миг исчез.
Петербург резко открывает глаза, боясь пошевелиться. Кончики пальцев покалывает. Сжимает их, будто проверяя, находится ли тело под контролем.
Он проводит по мокрым от пота волосам, жадно вдыхая застопорившийся воздух, слушая приглушённые капли, медленно стекающие с крыши после недавнего дождя.
Находиться в комнате с каждой секундой все меньше представляется возможным. Александр медленно встает, слегка пошатнувшись. Ноги будто ватные, не чувствуются совсем, а в голове — туман, сплошной пеленой затмевающий мысли. Александр не осознаёт, как опускает дверную ручку, тихо-тихо, чтобы скрипа не допустить, как оказывается в чужой комнате, смотря на того, с кем должно стать спокойнее.
Должно ли?
Александр прибыл в Москву впервые после пожара. Спустя столько времени Михаил наконец-то оправился достаточно, чтобы принять к себе кого-то.
Долгожданная встреча была запланирована на завтрашний день, но Александр, следуя непонятному зову, растерянный совсем, будто ребенок маленький, увидевший кошмар, пришел к тому, кто успокоить может.
Александр опускается перед кроватью, касается губами чужого запястья, на котором виднеется ожог. Как же ему хотелось взять хоть часть пережитой боли на себя, лишь бы Михаилу чуточку легче стало.
— Простите меня, простите, — шептал, зная, что вряд ли услышат, но желание получить прощение съедало изнутри, — Я боялся никогда не увидеть вас, — проговаривает почти бесшумно одними губами, пока на самом кончике языка остаётся обжигающие:
«Я люблю вас».
Александр поддаётся темноте, призывающей открыть ей и свету звёзд все тайны, что тревожат влюблённое сердце. Петербург сопротивляться не может, утопая в чувствах с головой. Он не замечает, как оставляет невесомый поцелуй на щеке, но когда понимание волной накатывает, то резко отстраняется, жмурится, головой качает, будто не верит, что смог поступить так.
Неправильно всё это. Александр решает сбежать, трусливо, но требовалось обдумать все, хотя бы в себя прийти.
Кто-то хватает его за рукав, и Александр с глазами, из которых еще мгновение и слезы появятся, испуганный, словно зверек маленький перед охотником, смотрит на Михаила; хмурого такого, точно недовольного. Петербург вдруг вновь себя как в детстве ощущает, но никак не столицей Российской империи.
Михаил не простит, отвернётся от него и Александр вновь бушующую ненависть в глазах увидит, от которой никогда избавиться не сможет.
Петербург пытается хоть слово вымолвить, но вновь горло проволокой связывает.
— Михаил Юр…
Договорить Александр не успевает, Михаил выдыхает как-то устало, и тянет потрясенный Петербург к себе.
Александр на ногах не держится, падает рядом, головой оказываясь на груди Михаила, тот начинает медленно перебирать непослушные пряди, но сердце — Александр слышит — торопливо бьётся, отчаянно, кажется вот-вот выскочит.
Пошевелиться страшно — Александр боится — это сон все, иллюзия, созданная больным воображением, но спокойное дыхание Михаила говорит об обратном, и Александру правда хочется верить, что это что-то да значит.
Бледный свет проникает через окно, освещает лицо. Александр привстаёт, задевая края чужой ночной рубашки, ногами свисает с небольшой кровати, смотрит решительно, но не без доли волнения.
А Михаил ждёт, знает о чем речь пойдёт и мог бы сам начать, уняв мучение Александра, но интересно ведь, как признаётся в любви столица Российской империи.
— Я не должен был, — запинается. Даже в темноте комнаты можно различить слегка покрасневшие щёки Александра, — Целовать вас, пока вы спите. Это противоречит всему, чему вы меня учили. Я должен извиниться перед вами, но даже этого будет недостаточно.
Москва хмурится, наигранно пытаясь выглядеть серьёзнее и, может, слегка недовольнее, чем есть на самом деле.
Молчание всё продолжается и Петербург сильнее смущается — понимает, что Москва ждет продолжение монолога, но Боже, как же неловко.
Он ёрзает на кровати, вспоминая, что говорить о таких вещах в подобном виде и месте непозволительно. Такие отношения сами по себе непозволительные — так что смена обстановки мало изменила бы ситуацию. Но Александр поднимается, встаёт на колено — точно не в любви признаётся, а предложение делать собирается — и Михаилу сдерживать улыбку становится все сложнее.
— Сердце моё к вам стремится, бьётся ради вас одного, вы чувства вызываете во мне такие, что дрожь по всему телу проходит. И этому есть одно объяснение — любовь. Я люблю вас, Михаил Юрьевич, давно очень, искренне и если любовь моя безответна, то она не потревожит вас больше. Я продолжу быть вашим учеником, другом или просто знакомым. И если вы скажете уйти, никогда видеть не захотите, то и это сделаю. Я понимаю, — Александра за подбородок приподнимают, он останавливается, проглатывая дальнейшие слова.
— Не понимаете вы ничего, Александр Петрович. И встаньте с колена, я вас прошу.
Александр скованно присаживается обратно, на самый край, на совсем маленькое расстояние от Михаила. Он глазами по комнате бегает, лишь бы не встречаться с теми, от которых теперь вся жизнь зависит.
— Посмотрите на меня, — Александр слушается, и почти тает под взглядом Михаила, — Я прощаю вас за тот поцелуй, — пальцами скользит к чужой ладони, поглаживает, от чего рука Александра еле заметно вздрагивает.
В глазах Петербурга надежда отражается — что существует маленькая вероятность, что Москва примет чувства, но главное — не оттолкнёт.
— Ваши чувства, — Михаил прикладывает руку к щеке Александра, на губах расцветает улыбка, полная безграничной нежности, — Твои чувства, Саша, они взаимны. Я видел, что ты неровно дышишь ко мне, но понял, что ты дороже мне, чем друг или ученик не так уж давно.
Петербург не веря, не моргая, смотрит на Михаила. Внутри ураган настоящий, и как справиться с ним — один только Бог знает, а Александр только неподвижно сидеть может. Не замечает даже, что по щеке бежит слеза, Михаил тихо смеется глядя на это, вытирает ее, сокращая между лицами расстояние.
— Я отдаю тебе свое сердце. — в самые губы шепчет.
Касание по началу мягкое, невинное совсем, какое бывает при первом поцелуе, но затем Петербург первый напористее становится, языки сплетая, хотя и неумело совсем, но старательно. И Москве хочется улыбаться от переполняющего счастья, но чтобы Александра не смущать, только уголки губ невольно вздрагивают.
Когда они отстраняются, Михаил берёт руки его в свои, поглаживает холодные пальцы.
— Ты ведь не признаваться в любви по среди ночи пришел?
Петербург молчит какое-то время, но раз их теперь связывают столь близкие отношения, то и делиться переживаниями они должны.
— Кошмар приснился. Казалось, я тонул где-то, может в самой Неве, в комнате воздуха не хватало, а в голове была одна сумятица. Ноги сами к тебе привели, я скучал по вам сильно. Хотел еще раньше приехать, навестить, даже несмотря на то, что вы без сознания были, но не пускали обязанности.
Александр виновато потупил голову, будто последние слова служили пустым оправданием.
Михаил подносит его запястья к губам.
— Теперь мы можем спать рядом, так что никакие кошмары беспокоить не будут, — и смотрит в глаза прямо, что Александра снова в краску вгоняет, — У тебя даже кончики ушей покраснели. О чём вы только думаете, Александр Петрович?
Александр откашливается, и Михаил со вздохом снова притягивает его к себе. Петербург оказывается на другой половине подушки — перед лицом — золотые волны волос, до которых так и хочется дотронуться — и Александр желание выполняет. Москва поворачивается лицом к нему, руку Петербурга в свою сжимая, аккуратно кладет её себе на талию.
— Вот так, а теперь нам обоим стоит лечь спать. У нас с вами завтра свидание, если вы не забыли.
Александр закрывает глаза, точно зная, что с Михаилом рядом ничего бояться больше не стоит.