«Если однажды у меня от власти помутится рассудок, ты будешь моей совестью».
Приторно-сладкий аромат роз разливается в предгрозовой духоте. Черные розы пахнут не так, как белые, но белых в королевском саду не сажали уже давно. Тонкие ветви гнутся зелеными арками под весом тяжелых бутонов, ласкают сухую землю. Ветер треплет изрезанные прожилками листья — розовые кусты шепчутся меж собой.
Герберт не слушает. Герберт знает: их шепот — дурман, ложь, яд.
Черные розы — символ несчастья, их шипастые стебли оплетают могильные камни, их корни питаются силой земли, орошенной кровью, их лепестки, перетертые в пыль, — ценнейший алхимический ингредиент, обложенный тысячами запретов.
Герберт хотел бы знать, чем они так заворожили Эстебана.
— Белый цвет слишком маркий, красный и без того повсюду. А утренняя роса на черном сверкает ярче обычного.
Эстебан любит свой сад. Он пьет вино, откинувшись на резную спинку скамьи, смотрит, как закатный свет окрашивает струи фонтанной воды в киноварный и золотой, и слушает-слушает-слушает шепот роз.
Герберт хотел бы знать, о чем они шепчут ему.
— Все в порядке. Ты слишком сильно обо мне беспокоишься. В конце концов, это просто цветы.
Герберт бессильно прикусывает губу, опуская голову.
Да. Просто цветы.
…но с каждым днем тени под глазами у Эстебана становятся все темнее, а кожа — бледнее, и с каждым днем он все дольше и дольше сидит в саду, безмолвно глядя на аспидные соцветия роз, перебирая пальцами их бархатистые лепестки, вслушиваясь в песнь шепотков, сплетающихся в ночной прохладе.
Герберт хотел бы не беспокоиться, но у него есть глаза, и он не может заставить себя не видеть.
— Ты меняешься, мой король.
— Что? Ерунда. Просто, немного устал. Править страной, знаешь ли, весьма утомительное занятие.
Черные розы — благоухающие и пышные, черные розы — предвестники скорой беды. В томительном предгрозье их шепот особенно отчетлив.
Герберт думает не-свои мысли.
Герберт думает, что иногда наступают темные времена, когда все данные ранее клятвы перестают иметь силу, а казавшиеся вечными союзы разрушаются. Герберт думает, что призрачная цепь, все еще держащая его здесь — это два слова и один поцелуй руки. Герберт думает, что его никто ни за что не осудит. Герберт думает, что принципы — это не более чем разменная монета, которой можно оплатить спокойную жизнь в обмен на небольшие муки совести.
Герберт тихо рычит сквозь зубы, прогоняя из головы дурман.
Ветер шелестит лепестками розовых кустов в тишине. Ветер-чревовещатель.
Герберт болезненно морщится. Он знает, что никуда не уйдет. Может, цепь — призрачна, может, клятвы — бессильны, но уже давно здесь его держат отнюдь не они.
Герберт поднимает голову, оглядывая фасад дворца. Почти во всех залах свечи уже погашены и окна зашторены, но из покоев Эстебана в душную серость вечера льется мягкий золотой свет. Он приподнимает уголки губ, рассматривая искаженный ломаной геометрией витражей силуэт короля, склонившегося над столом.
«Если однажды у меня от власти помутится рассудок, ты будешь моей совестью. Если однажды я перестану слушать вообще всех, ты найдешь правильные слова, которые я услышу. Пообещай мне».
Герберт едва заметно улыбается, вспоминая.
Сегодня Эстебан не выйдет встречать ночь в сад.
Его верный сторожевой пес позаботится об этом.