Подъём. Умывания. Завтрак. Учёба. Обед. Учёба. Ужин. Домашнее задание. Умывание. Сон.
Таков распорядок моих дней на ближайшие несколько лет. Родители ко мне слишком строги. Каждый раз им подавай идеального сына, который будет преуспевать во всём. Однако я не такой. Мне не хватает элегантности, ума, сосредоточенности, стойкости и многих других качеств, чтобы преуспеть во всех дисциплинах
Поэтому в свободную минутку, которая выдаётся мне слишком редко, я выхожу на улицу и жгу ненавистные старые тетрадки.
Раньше я боялся огня. Помню, как однажды залез на кухню, чтобы выпить воды. Но была только холодная. Мне сразу пришла мысль подогреть воду в кастрюльке, но чтобы разжечь огонь, надо было воспользоваться спичками. Пить хотелось очень сильно, поэтому я дрожащими пальцами вытащил одну из коробка. Аккуратно провёл кончиком по красной полосе. И ещё. И более резко. Одна искра, и в моих руках зажёгся огонь. Это явление так поразило меня, что я смотрел на горящую спичку, пока огонь не дошёл до моих пальцев. Тогда-то я осознал, как мне нравится смотреть на огонь.
Иногда, я бы сказал, меньше чем один раз в год, родители позволяют поехать на загородную дачу. Я обожал там бывать, вдали от уроков и учителей. Здесь, на многвение, я мог быть самим собой. Лёгкий ветерок обдувал мои щеки, шею и руки. Маленький ручей, текший через наш сад, всегда влек меня. Он был свободен, и всегда в движении. Ручей повидал многое: как его перепрыгивают зайцы, перелетают бабочки, и как я пускаю по нему свои кораблики. В те солнечные и беззаботные дни я осознал, как меня привлекает течение вод.
Моё совершеннолетие прошло уныло. Бесконечная учёба прекратилась. Я подумывал, чтобы сжечь всю библиотеку, но ограничился учебниками и тетрадками. Выйдя в сад со всей макулатурой, я наткнулся на белый мольберт с закрытыми красками. Кто его мог здесь оставить - вопрос не из лёгких. Осмотревшись по сторонам, я не увидел ничего подозрительного. Кругом тишь да гладь. Я аккуратно приблизился к мольберту, будто боясь спугнуть его. Он стоял неподвижно, словно ожидал только меня на протяжении многих веков. И вот наша встреча произошла, от чего мольберт весь светился на солнце.
Я решился взять кисточку. Она была мягкой и податливой. Легонько провел сухим концом по листу. Мне почудилось, что кисточка продолжение моей руки. После я выдавил краски: оранжевую, красную, синию, голубую и белую. Показалось, что именно эти цвета помогут воплотить, что крутится у меня в голове.
Взмахи кисточки давались с невообразимой лёгкостью, я давал ей рисовать самой, и был только куратором. Мазки красками на холсте были похожи на отпечатки моей души. Я не думал, я творил, и это чувство прекрасного заполнило моё сердце. Протирая пот со лба, я взглянул на свою первую в жизни картину: не знаю, чему удивляться больше - красотой или идеей.
На склонившееся к ручью ветке сакуры восседал Феникс, горящий ярким пламенем. Его взор направлен к воде, где в отражении птица принимает облик без огня. Он заворожено смотрит, но боится упасть в ручей, поэтому сильно вцепился когтями в ветку.
После эта картина станет шедевром мирового искусства, но сейчас она только отклик моей души. Однажды я не побоюсь окунуться в прохладную воду.
Первое, что хочется сказать, касается технической части исполнения задания. Слова встроены органично, не ощущается какого-либо насильного заталкивания чужеродных элементов в повествование ради того, чтобы выполнить ограничение движа. Кажется, что всё так и должно быть, ничего не выбивается, на мой взгляд, ни стилистически, ни семантически, что о...