***

Земли вокруг леса Шинаори полны страха.

Страх отравляет подземные воды. Страх таится под куполами раскидистых древесных крон. Страх вечерами сползает с гор, смешиваясь с густым молочно-белым туманом. Страх растворен в стылом осеннем воздухе.

Фэйлон чувствует этот страх на кончике языка. Он древний и пахнет прогорклым дымом.

Фэйлон голоден, но он не собирается вытягивать жалкие капли страха из скрючившихся ветвей кленов, тонких стеблей осоки и тревожных птичьих трелей. Питаться остатками чужих трапез — удел дряхлых кицунэ, что уже разменяли девятую сотню лет. Фэйлон не намерен уподобляться им. Он еще молод — у него всего три хвоста.

И ему положено более изысканное кушанье.

К основному блюду — страху, — острый из боли, а на закуску — немного отчаяния.

Фэйлон усмехается в предвкушении.

Земля еще влажная после недавнего дождя; туман стелется по ней, как одеяло, мерцает жемчужным в медленно сгущающихся сумерках. Вдали слышен шорох — то ли бродяга-ветер листвой шелестит, то ли кто-то медленно приближается, едва волоча ноги от усталости.

Фэйлон хмурится, вглядываясь во тьму.

Человечий облик притупляет все чувства — обоняние, зрение, слух. Человечий облик слишком нелеп и хрупок. Но сегодня ночью этот облик — его оружие, и Фэйлон покорно мирится с временным неудобством.

Он знает, что выглядит как живой соблазн.

Длинные пальцы, тонкие запястья, выпирающие ключицы — люди так любят то, что легко сломать. Огненно-рыжие волосы струятся вдоль лебединой шеи, среди прядей игриво блестит серьга. Черный шелк кимоно расшит белыми и розовыми цветами, украшен блестящим бисером. Губы трогает легкая усмешка: ширма невинности — лучшая ширма, если нужно спрятать свои неблагие намерения.

Фэйлон выходит из-под покрова леса, и ветвистые тени тянутся за ним следом, но он сбрасывает их с плеч, даже не обернувшись. Лунный свет ласкает его лицо. Ковром стелются под ноги травы. Туман льстиво ласкает щиколотки.

На проселочной дороге тихо и безлюдно. Лишь вдалеке сияют огни деревни.

Лес Шинаори шумит, словно специально хочет запутать, но лисье чутье не обманешь даже в человечьем теле. Фэйлон слышит шаги — тяжелые, шаркающие. Фэйлон чувствует чужой страх. Он предвкушает, что это будет легкая охота.

Прекрасный юноша в свете единственного фонаря посреди стылой осенней ночи — кто сможет противиться такому соблазну? Кто не угодит в капкан? К грубо сколоченному указателю на обочине криво прибито объявление «Берегись ёкаев». Но тех, кому не сидится дома после наступления темноты, это уже не спасет.

Когда в тумане наконец показывается фигура несчастного гуляки, Фэйлон неприязненно морщится.

Мужчину в темно-синем рабочем кимоно заметно шатает — он перебрал сакэ. Запах алкоголя терпкий и резкий, неприятно щекочет ноздри, им разит чуть ли не за версту.

В лесу Шинаори пронзительно кричит ночная птица. Из трясущихся рук пьяницы на землю бесшумно падает бамбуковая каса. Он наклоняется, чтобы ее поднять. А затем поднимает голову — да так и замирает, не распрямив спину.

Фэйлон хищно облизывается, перехватывая его взгляд.

Страх мужчины немного горчит на губах и пахнет болотной тиной. Бедняга так пьян, что забыл даже главное правило этих мест — после захода солнца никому не смотреть в глаза. Если бы ёкаи знали жалость, Фэйлон бы непременно его пожалел.

Какой глупый человек. Но какая хорошая добыча.

— Кто этот юноша перед тобой? Он так красив. Молочно-белая кожа кажется прозрачной в свете молодой луны, глаза цвета янтаря сияют, точно настоящие камни, а волосы — прямо как пламя в этой густой ночи. Он кажется дружелюбным. Я хочу пойти за ним.

Фэйлон говорит с придыханием, слегка нараспев.

Контролировать затуманенный алкоголем разум проще простого, эта задача по силам даже кицунэ с одним хвостом. Самое главное — не отводить взгляд.

Фэйлон делает шаг прочь, сходя с дороги. Мужчина — следом.

Трава покалывает босые ступни. Зрачок луны равнодушно взирает с неба. Лес Шинаори предвкушающе шелестит — за свою долгую жизнь он видел достаточно трапез кицунэ и жаждет стать свидетелем новой.

Фэйлон с ухмылкой ныряет под сень высоких крон.

В его сегодняшней жертве слишком много страха — хватило бы на всех ёкаев в округе. Страх растекается по узловатым кленовым веткам, расползается по земле, впитывается в почву. Густой и вязкий, как мед. Сытный. Вожделенный. Почти то самое, за чем он охотился. Не хватает лишь соуса да закуски.

Фэйлон вскидывает руку. Бисер блестит во тьме, длинный рукав кимоно спадает к локтю, обнажая острые когти.

Дыхание мужчины срывается. Он все видит и понимает, но не может сдвинуться с места. Не может даже пошевелить пальцем. К горькому вкусу его страха добавляются кисловатые нотки отчаяния.

Фэйлон довольно кривит губы.

Подходит ближе, медленно проводит когтем по коже на шее. Горячая кровь струйкой стекает к ключицам, впитываясь в дешевую ткань рабочего кимоно. Привкус у боли особый — едва ощутимый, чуточку острый, оттеняющий все остальное.

Голод внутри разгорается с новой силой. Тьма под кронами леса Шинаори сгущается. Фэйлон прикрывает глаза и с силой смыкает пальцы на горле своей добычи.

Наконец пришло время для его трапезы.