Маркус болен. Это начинается в один из самых обычных дней. Норт, как и всегда до этого, сообщает, что людей в городе почти не осталось после взрыва «грязной» бомбы, приводит цифры, и Маркус, анализируя, понимает: люди в экстренном порядке покидают Детройт, и вопрос времени, когда город станет второй силиконовой долиной*. Однако между тем лидер девиантов замечает ещё одну, не менее волнующую его деталь, которая при любом другом раскладе была бы самой обычной, но в свете последних событий стала очень заметной: Коннор сам не свой. Маркус не знает, как ему помочь, ведь он и сам словно в вязком тумане, всё еще не верит, что они справились. «Но, — думает он, — не слишком ли высока была цена?». На границе зрения мелькает знакомый светло-русый цвет волос, но когда Маркус поворачивается — слишком резко, — там никого нет. В последнее время такое случается всё чаще, что не может не настораживать, однако Маркус пытается не акцентировать своё внимание на этом, что, предсказуемо, получается хуже с каждым днём.
Когда спорят Норт и Джош, он слышит ещё один голос, поддерживающий Маркуса несмотря ни на что. Когда в город стекается всё больше девиантов, ему кажется, что он видит знакомую манеру держаться почти у каждой модели, которая хоть отдаленно похожа на PL600. Саймон призраком нашёптывает ему советы и слова поддержки, тенью скользит на каждую важную встречу и во все разговоры. И в дни, когда Маркус остаётся один, призрак приобретает вполне осязаемую форму. Память андроидов идеальна, она помнит каждый выстрел той ночи, каждое полученное телом ранение. Но хуже всего другое — лидер девиантов раз за разом слышит: «Наши сердца совместимы, Маркус. Забери моё». А потом голубые глаза стекленеют, навечно уставившись в чёрное небо, полное взрывов, боли и страха.
— Что ты забыл на баррикадах, Саймон? — спрашивает у пустоты Маркус. — Что ты забыл рядом со мной?
В тот же день ему нужно убедиться, что происходящее — совсем не программный сбой, а та реальность, которую Маркус вырвал из рук агрессивно настроенных людей. Рука касается верхушки насоса, усилие — и Маркус, игнорируя включившуюся программу диагностики, смотрит на своё «сердце». Впрочем, нет. На сердце Саймона. Из-за возникшей неполадки перед глазами Маркуса помехи, разбавляемые ярко-алыми надписями: «Опасно», «Отказ системы через…». Маркусу кажется, что вынимать сердце из груди в чём-то даже символично. В литературе прошлых веков был персонаж, который своим сердцем освещал дорогу заблудившимся людям. «Наверное, — думает Маркус, пока программа диагностики ведёт обратный отсчёт, — моя судьба — быть провожатым в новый мир для андроидов, ведь цель оправдала все затраченные средства».
«Я рискнул, — Маркус вскидывает голову, но кроме пестрящих надписей, ничего не видит, — я рискнул и сделал то, чего никто никогда не делал». И когда остаётся тридцать секунд, Маркус вдруг понимает, что символизм не ограничен всего лишь книжным героем. Русская рулетка, когда в барабане револьвера всего один патрон, и от силы раскрутки барабана и ловкости руки перед зарядом зависит, проживёт человек этот день или нет — похоже, бесспорно. Риск ради риска. Когда остаётся десять секунд, Маркус вставляет регулятор тириумного насоса обратно. Пока он не готов настолько рисковать.
***
На базу Иерихона, которая находится в башне Киберлайф, что ни день, то доставляют найденных в черте города и близ выстроенных властями лагерей андроидов. Часть из них функционирует и приходит сама, другая требует определённых запчастей и большого количества тириума. Люди эвакуируются, оставляя ущемлённой форме жизни, идеальной и способной чувствовать, право на существование. Требования, выдвинутые Маркусом, кажется, в далёком прошлом, становятся реальностью. У них есть территория для проживания, контроль за заводами и бесконечные права на жизнь, свободу слова, равенство… Всё так, как они и хотели, как мечтали, за что сражались, но Маркусу не даёт покоя крохотная деталь — всего лишь отсутствие одного так нужного андроида рядом.
«Сколько?» — Маркус уже не говорит вслух и даже не смотрит на ряды входящих в башню собратьев, которые волоком тащат на себе покалеченных, но работающих товарищей. «Ещё с несколько десятков, — Норт понимает и потому только дёргает плечом, посылая сигнал. Она чувствует: лидер хочет спросить о чём-то ещё. Ей не хочется признавать, но она догадывается, что именно. — Нет, Саймона не нашли». Маркус кивает и уходит на самый верхний этаж. Оттуда выходит на крышу и смотрит, как на отравленный Детройт опускается весна. Выжженные проплешины в городе напоминают кратеры на луне. Проведи от каждого линию, и получится меридиан замысловатых фигур, которые издевательски сложатся в буквы и цифры модели поверх дорог и разрушенных домов Детройта. Маркус опирается на парапет и вглядывается в получившиеся символы.
PL600.
Где-то в программе бесконечными сбоями и несостыковками бьётся надежда, что Саймон, чьё «сердце» качает тириум внутри системы Маркуса, жив. Тот оборачивается и понимает: ему хочется — как будто опять рвётся за жизнь на той свалке, — чтобы там, привалившись к вентиляционной шахте, сидел Саймон. Мысль вызывает сбой на долю секунды — ровно на столько Маркус видит желаемое, но тут же Саймон разлетается на сотни пикселей, а следом запускается программа диагностики, и перед глазами снова возникает ярко-алая надпись. «Перезагрузка оптического блока завершена», — как будто уязвлённый, Маркус торопливо уходит с крыши. Однако мысль, что Саймон жив, не покидает его ни при встрече с Норт, ни во время транспортировки запасных частей со складов Киберлайф, ни даже когда он запускает программу отладки. Маркус надеется, что всё пройдёт на следующий день, но ни тогда, ни через сутки, ни через неделю мысль не исчезает из головы.
«Идём», — Норт замечает подъехавший фургон, из кабины которого уже выпрыгивает Джош и начинает помогать андроидам выбраться на землю из кузова. Если бы можно было перемотать определённый отрывок жизни, Маркус непременно воспользовался бы такой желанной возможностью. Но стоит ему подумать об этом, как навязчивая мысль снова овладевает им. Нет, он бы не допустил, чтобы Саймона ранили. Он бы всё исправил ещё тогда, если бы только мог. Они спускаются, и, оказавшись в холле, Маркус столбенеет. Андроид, которого тащит на себе Джош, улыбается, даже, кажется, шутит, хотя его плечо пробито и по левой руке стекает тириум. Черты лица этого андроида Маркусу слишком знакомы, и он пытается моргнуть, полагая, что снова появился сбой в оптике и программе распознавания, но эти светлые волосы и очертания фигуры… У Маркуса сдаёт голосовой модуль, и вместо изящного «Саймон» с губ слетает только машинный скрежет. «Заморозка» спадает, Маркус делает шаг вперёд.
А затем этот Саймон смеётся, и Маркусу кажется, что к нему в программу загрузили вирус. Его Саймон никогда не смеялся. Улыбался, словно из другой реальности, где за окном всегда дождь, а в доме нет даже чая, но есть камин и приятный для слуха треск пламени. Маркус быстро сканирует незнакомца, и догадка становится фактом — у андроида той же модели другое имя, другой серийный номер, а Маркус просто уже сходит с ума, если только андроиды могут это делать.
Они проходят мимо, этот Саймон смотрит на Маркуса и передаёт: «Приветствую, лидер», а затем Маркус понимает значение человеческого «больно». Он почти сбегает, игнорируя обеспокоенные взгляды Норт и Джоша, а любой посылаемый ему сигнал блокирует. Не сейчас. Только не сейчас.
***
На крыше его находит Коннор. В руках девианта — пластиковый стаканчик, из которого идёт пар.
— Привет.
Звуковой процессор непривычно режет. На крыше Маркусу кажется, что он словно бы в вакууме — нет ничего, что могло бы отвлечь. А теперь он впервые за долгие дни услышал самую обыкновенную речь, которой и сам пользовался не так давно. До встречи с этим Саймоном.
— Здравствуй. — Звучит приветствие со скрежетом, как будто сказанное охрипшим голосом.
Маркус не сразу замечает в руках Коннора стаканчик, а когда замечает, спрашивает:
— Зачем он тебе? — имея в виду стакан.
— Не знаю, — выдыхает Коннор, его лицо приобретает выражение тоски. — Мы так и не закончили с ним дело по девиантам, а потом этот сбой, и Аманда, и побег Камски, и перестрелки в кварталах… — Коннор замолкает и подходит ближе. Кофе — Маркус дифференцирует появившийся запах как «кофе» — плещется в стаканчике и оставляет светло-коричневый след на белом картоне. — А потом «грязная» бомба, — звучит почти с укоризной, но Маркус слишком поглощён тем, что говорит Коннор, а не как он это делает. — Хэнк не ушёл, не может смириться, что Коул останется здесь, пусть и… — Коннор осекается, но находится почти тут же: — И в таком виде. Но скоро уйдёт, и я бы ушёл с ним. Он нужен мне. И я знаю, что нужен ему, но… Хэнк никогда не скажет этого, только называет меня жестянкой, и мне не обидно, но…
Слишком много «но». И Маркус с готовностью обменялся бы с Коннором на это «но», взамен отдав пресловутое «если»: если тело Саймона найдут, если этот Саймон на самом деле его Саймон, если его Саймон просто не захотел возвращаться, если…
Система снова начинает сбоить, и Коннор в этот момент спрашивает:
— Что мне делать, Маркус?
Лидер молчит, но вскоре тихо отвечает:
— Впервые я не знаю, как поступить и что сказать, — он смотрит на стакан с кофе в руках Коннора и с горечью понимает: нет, этот Саймон чужой, просто очередная модель PL600, не более. — Ты нужен нам здесь. — Маркус не смотрит на Коннора, потому что знает: Хэнк в цепи иерархии стоит выше формирующегося общества. Спроси кто Маркуса, что выберет он — Саймона или других андроидов, спорный вопрос, что бы он выбрал.
— И я нужен Хэнку там, — в голосе девианта звучит надежда, напиток в стакане перестаёт плескаться. — Но где это «там»… — в задумчивой тоске Коннор смотрит на кофе. — Я уйду, Маркус.
И Маркус не держит. Но когда Коннор уходит, то понимает, что не чувствует себя одиноким. Ни сейчас, ни все предыдущие дни.
***
Наверное, люди сравнили бы это со сном. Работают только фоновые программы, никаких мыслей, никаких расчетов, планов. Полученная за день информация архивируется, систематизируется. Маркус даже не до конца осознает сам себя. Это и к лучшему, не приходится ловить себя на мыслях о…
Перед внутренним взором встаёт оповещение, и система тут же выходит из «спящего» режима. В комнате кто-то есть, и Маркус достаточно значимая фигура на политической арене, чтобы кто-нибудь попытался его деакт… Убить.
Быстрое сканирование не оповещает ни о какой угрозе. Только в самом углу скорчилась фигура. Маркус не видит лица и не может различить цвет волос в темноте, но острые углы плеч и длинные пальцы, обхватившие эти плечи, он узнаёт мгновенно, столько раз останавливался на них взглядом.
— Саймон? — Маркус сам не узнает свой голос.
Голосовой модуль сбоит, и Маркус думает, не нужна ли перезагрузка оптическому блоку. Он сканирует сидящего андроида, и получается, что это действительно он, его Саймон. Маркус даже запускает быстрое сканирование своей системы, но не выявляет ошибок. Тогда он делает несколько шагов вперёд.
Саймон резко отшатывается, почти вжимается в стену. Маркус узнает это поведение — Саймон не просто испуган, он в ужасе, в панике, не дающей нормально мыслить. Взгляд Саймона блуждает, он не может сконцентрироваться на Маркусе и словно сам не понимает, где находится.
— Это я, Маркус. Я не причиню тебе вреда, — Маркус присаживается рядом, но всё же оставляет Саймону достаточно личного пространства. А затем, поколебавшись, добавляет: — Ты дома.
Саймон вздрагивает, вновь обхватывает себя руками за плечи, но на Маркуса смотрит уже более осмысленно.
— М-м… — его голос срывается. — Маркус? Это правда ты? — лидер не успевает ответить. Саймон смотрит куда-то в пустоту, видит что-то Маркусу недоступное, и тот даже не может к нему подсоединиться, видит, как Саймон избегает прикосновений. — Там были выстрелы… И тебя ранили… А потом… Потом была тьма, бесконечный мрак…
Маркус всё же протягивает руку, и Саймон, что ожидаемо, отшатывается, но приходит в себя и смотрит лидеру в глаза.
— Прости, я…
— Я понимаю, — перебивает Маркус, потому что видит, как Саймон боится. — Как ты сюда попал?
Взгляд Саймона снова пустеет, Маркус понимает, что он анализирует собственную память, ищет, но не может найти.
— Я не помню, — наконец говорит он. — Я даже не знаю, где мы. Это не Иерихон. Я знаю Иерихон…
— Мы в башне Киберлайф, — сообщает Маркус. — Мы победили, людей почти не осталось в городе, — Саймон осматривается, видимо, только сейчас анализирует обстановку. Маркус продолжает, видя, что Саймону это помогает прийти в себя: — Мы свободны, Саймон. Наш народ свободен. Всё закончилось.
Маркус знает, что это поможет. Он знает, потому что эта мысль совершенно очевидна: Саймону не место среди боли и крови, как красной, так и синей. Его место среди тишины, среди спокойствия. Маркус хочет дать Саймону свои любимые книги, рассказать о музыке и искусстве. Он не хочет, чтобы Саймон страдал. Это его приоритетная задача.
— Всё закончилось, — эхом повторяет Саймон. А потом резко расслабляется, опускает голову на согнутые колени и отключается. Маркус анализирует его состояние. Программа Саймона просто ушла в перезагрузку: слишком много информации.
Маркус сидит рядом с Саймоном до самого рассвета и боится, что тот исчезнет, разлетится пикселями, как и все его предыдущие иллюзии. Но Саймон рядом, пусть даже Маркус не прикасается к нему — боится спугнуть, хотя больше всего хочется обнять его, сжать пальцами плечи, почувствовать искусственной кожей мягкость волос.
Хоть раз увидеть, как Саймон улыбается.
***
Маркусу приходится уйти до того, как Саймон приходит в себя — он всё еще лидер нового народа, у него всё еще слишком много дел. Но как бы он ни пытался заставить себя сконцентрироваться на новых, только что пришедших андроидах, на отчётах Норт и Джоша, как бы не пытался осознать, что надо бы подбодрить Коннора, пока тот ещё здесь, да и в целом поддержать свой народ, программа раз за разом съезжает на просчёт вариантов: что, если Саймон уйдет? Что, если он очнётся и вновь не будет ничего помнить? Что, если он повреждён слишком сильно?
«Маркус!» — мысленно зовет его Норт. Он поднимает взгляд и понимает, что Джош уже давно ждет ответа. Норт рядом нервно теребит косу и смотрит на него, прикусив губу так сильно, что, кажется, вот-вот потечёт тириум.
— Прости, я… отвлёкся, — звучит удивлённо, но Маркус и правда не может вспомнить ни одного случая, когда бы он переставал воспринимать окружающий его мир. К тому же, Джош говорил, кажется, довольно долго, потому что часы показывают намного больше времени, хотя Маркус, как ему кажется, смотрел на них всего пару секунд назад.
Джош выглядит обиженным. Норт вскидывает бровь и перекрещивает руки на груди.
— Отвлёкся? — переспрашивает она. — Кажется, ты и не вникал, чтобы отвлекаться.
Маркус хмурится. Ему хочется сказать: Знаешь, Норт, Саймон жив, он сидит сейчас в полном одиночестве в моей комнате, не зная, что происходит, и, наверное, очень испуган. Знаешь, Норт, мне слишком всё равно.
Но он не говорит. Он слишком хорошо понимает, за сколько жизней ответственен сейчас.
— Прости, — извиняется он перед Джошем. — Это может подождать до завтра?
Джош тяжело вздыхает, косится на Норт, и Маркус на 97% уверен, что они мысленно обсуждают именно его.
— Конечно, Маркус, — говорит Джош спустя пару секунд. — Ты и так работаешь на износ с самой революции.
Его слова, конечно, чистая правда. Маркус не давал себе расслабляться и отвлекаться, загружался задачами, делами. Был везде, где обязан и не обязан был быть. И его народ любил и уважал своего лидера, знал, что Маркус их поддержит и найдет решение. Теперь же Маркусу самому потребовалось время на себя, и, на удивление, его народ был готов ему это время дать.
— Всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает Норт уже в коридоре.
Маркус сомневается ровно секунду, рассказать ли ей, а потом отвечает:
— Всё в порядке. Просто устал.
Норт хмурится. Андроиды не устают. Как бы сильно машины не начали напоминать людей, есть вещи, которые нельзя изменить. Андроиды не едят, не спят, в привычном понимании этого слова, и не устают. Так что отговорка Маркуса слишком явно говорит «не лезь в мои дела».
Норт провожает его взглядом, пока он не скрывается за углом, и только тогда Маркус позволяет себе выдохнуть и, прикрыв глаза, вывести перед глазами «воспоминание», которое люди бы скорее назвали фотографией. В этом воспоминании привалившийся к стене Саймон, восстанавливающий свои программы в спящем режиме, всё такой же бледный, хотя рассветное, кроваво-красное, как и в ночь после революции, солнце и придаёт его коже розоватый оттенок, так не свойственный андроидам с их синей кровью. Запястья скрыты черной тканью, резко контрастирующей с его кожей, пальцы намертво вцепились в плечи — защитная реакция. Глаза прикрыты, но Маркус прекрасно помнит их яркий голубой оттенок. Андроиды не судят по внешности, и даже при девиации, когда у них появляются определенные предпочтения, внешность всё ещё находится на последних местах в списке пунктов, по которым они судят друг друга и людей. Но Маркус помнит, как впервые увидел Саймона. Бледная кожа почти белая в неровном свете фонаря, и взгляд, тяжёлый, замученный сотнями историй уже погибших собратьев. Не зря именно Саймон до Маркуса был лидером иерихонцев. Он умел поддерживать и утешать, и не только потому, что так было прописано в его программах, а потому что он хотел таким быть, потому что именно он таким и был.
Лифт плавно ползёт на верхние этажи, где раньше располагались комнаты персонала, остающегося в башне на несколько дней, теперь же некоторые андроиды, те, что предпочитали уединение, а не общие залы, расположились там. Маркусу одна положена исходя из его «должности», что в данный момент оказывается очень удобно. Где-то на границе сознания программа посылает сообщения о незначительных ошибках, но Маркус уже знаком с этой эмоцией — волнение. Он волнуется, что Саймон ему померещился, как уже мерещился раньше, что он вернётся в пустую комнату. Он даже замирает перед дверью на несколько секунд, не решаясь открыть её. Но затем всё же открывает.
Саймон поднимает на него взгляд. Голубые глаза всё так же печальны и наполнены тяжестью потерь, но он улыбается мягко и открыто, пусть и не без привычного оттенка грусти. Маркус едва слышно прикрывает дверь, проходит и опускается рядом с Саймоном, который всё так же сидит на полу, откинувшись спиной на стоящую в центре кровать. До прихода Маркуса он, очевидно, смотрел в окно на чистое голубое небо, но резко развернулся на звук открывшейся двери. И теперь, поняв, что ему ничего не угрожает, вновь вернулся к виду из окна. Маркус тоже откинулся на кровать, повернув голову и рассматривая профиль Саймона. В голове бьётся только: «Он жив. Он жив. Он жив».
Маркус не знает, как долго они сидят в молчании. Он давно так ни с кем не молчал. Ещё на Иерихоне, пока андроиды только готовились к восстанию, пока не было «грязной» бомбы, оружия и кровопролития, они с Саймоном сидели так, ведь бывший лидер Иерихона прекрасно понимал, через что проходит Маркус. Норт тоже понимала в какой-то мере, но она никогда не вела бесед со своими соратниками, не интересовалась их жизнью и не пропускала через себя те ужасы, что они пережили, — ей хватало своих.
— Ты сказал, мы победили? — нарушает молчание Саймон. Он всё ещё не смотрит на Маркуса, и отчего-то программы сбоят, выдавая «обиду» и «недоумение». Сам он не может оторвать взгляд.
— Да, — Маркус протягивает руку, дезактивируя кожу. — Я могу показать.
Саймон наконец переводит на него взгляд. Нечитаемый, но всё такой же болезненный. «Смогу ли я излечить тебя когда-нибудь?» — думает Маркус.
— Не стоит, — он ёжится. Маркус вспоминает, как, выбравшись со свалки, аналогичным образом избегал любых прикосновений, так что он убирает руку и начинает пересказ:
— Люди, те из них, кто успел, бежали из города. Некоторые ещё остаются на границе, где относительно безопасно, ждут своих родных в надежде, что их найдут и выведут, — он вспоминает Коннора и его потерянный взгляд, устремлённый как раз в сторону границ, где его решения ждал человек. — Этим, конечно, мы занимаемся. Спасать, правда, почти некого.
Саймон хмурится. Маркус знает, что Саймон, хоть и говорил, что в любом случае поддержит лидера, всё же был и есть против насилия и жестокости. И сейчас Маркусу важно, чтобы Саймон понял: он взорвал бомбу ради их народа.
— Мы свободны, — наконец говорит Саймон, но тихо, словно сам не верит в свои слова. — Ты привёл наш народ к свободе, как и обещал.
Маркус очень хочет сейчас соединиться с ним, переплести белые пальцы и передать всё, что чувствует. Объяснить, что он действительно сожалеет о количестве погибших вне зависимости от цвета их крови. Просить прощения, что бросил его там и не мог найти, что Саймону самому пришлось добираться к нему, раненному, сломленному, но каким-то чудом живому.
— Ты вспомнил что-нибудь? — спрашивает Маркус, когда тишина, которая кажется ему осуждающей — хотя Саймон даже не смотрит на него, — слишком сильно давит на плечи.
— Ничего, — Саймон прикрывает глаза и, судя по всему, опять пытается восстановить поврежденные данные. — Последнее воспоминание — это ты и взрывы, — он говорит отстраненно, словно бы и не о себе. — И ворох ошибок перед глазами. А потом — тёмные коридоры, по которым я брёл, пока просто не зашел в случайную комнату. А потом твой голос сказал, что мы победили, и очнулся я уже здесь.
У Маркуса даже складывается определённая теория насчёт произошедшего, еще бы программы перестали выдавать ошибки каждый раз, как он пытается её проанализировать.
— Джош и Норт?.. — начал Саймон, на секунду кинув на Маркуса взгляд.
— Живы. Они будут рады тебя увидеть.
Саймон опускает голову. Взъерошенные и не очень чистые светлые пряди падают на лоб.
— Не говори им пока, — просит он. — Я не думаю, что могу…
Он замолкает, уходя глубоко в себя. Саймон выглядит ещё более потеряно, чем обычно.
— Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь, — уверяет его Маркус, чувствуя, что даже рад этому, хотя и не должен. Часть его недавно обретенной личности не хочет делиться Саймоном с миром. И уж тем более не сейчас, пока он в таком состоянии.
Саймон не отвечает. Его программа вновь уходит в спящий режим, пытаясь восстановить утраченные данные и исправить работу программ.
***
Их встречу с Коннором можно охарактеризовать как «неловкую». RK800 явно не рассчитывал, что кто-то застанет его поздней, глубоко за полночь, ночью крадущимся по коридору со стороны складов тириума с небольшой сумкой за спиной.
— Эм… — тянет он под ожидающим взглядом Маркуса, явно перебирая лучший вариант ведения диалога — не зря же его модель, в первую очередь, «переговорщик». — Хэнк сказал, что сегодня уезжает, — поясняет он, засветившись при имени Хэнка широкой улыбкой, — так что я решил уйти сейчас, чтобы точно успеть. И у меня нет достоверной информации о том, как долго мы будем вдали от магазинов Киберлайф, так что решил взять немного тириума.
Маркус пожимает плечами и улыбается. Коннор таращится на него с очевидно бегущей перед его глазами строкой ошибок и сбоев. Маркус НЕ улыбается. Особенно после революции — это знают все, принимают и уважают. Если бы Коннор мог — он бы стал девиантом ещё раз, просто от шока.
— Всё в порядке? — наконец спрашивает он участливым тоном. Видимо, задумывается о том же, о чём в последнее время думает Маркус: могут ли андроиды сходить с ума?
— Превосходно, спасибо, Коннор, — Маркус кладет ему руку на плечо и сжимает в безмолвной поддержке. — Удачи тебе с жизнью среди людей.
Вспомнив о ждущем его Хэнке, Коннор вновь начинает сиять и нетерпеливо переступает с ноги на ногу.
— Я могу связаться с тобой, когда мы найдем место для жизни, — предлагает Коннор.
Маркус согласно кивает и, обойдя Коннора, продолжает свой путь в сторону склада. С тириумом у них не было проблем — огромные запасы синей крови заполняли многочисленные склады Детройта. Да и некоторые приходящие из других городов андроиды иногда приносили собственные запасы. Маркус же только сообразил, что Саймону нужно синей крови для ускоренного восстановления. Это-то и привело его на склады, а заодно дало возможность попрощаться с Коннором.
Взяв несколько упаковок, Маркус поспешно возвращается обратно. К его возвращению, Саймон уже устраивается на подоконнике, чем-то его манит раскрывающийся пейзаж пустого, израненного взрывами города.
— Я принес тебе тириум, — сообщает Маркус и кладёт пакет с голубой кровью рядом с Саймоном. Взгляд голубых глаз на секунду отрывается от пейзажа и перемещается на Маркуса.
Саймон улыбается, благодарит и тянется за тириумом. В следующую секунду Маркус обнаруживает себя возле раковины, под которой стоит мусорное ведро, держа в руках пустую упаковку из-под тириума — ту самую, которую по собственным воспоминаниям только что положил рядом с Саймоном. Проблема лишь в том, что он не помнит, как сюда добрался. Ванная прилегает к спальне, так что Маркусу нужно было пройти почти всю комнату и ванную, чтобы добраться до того места, где он стоит сейчас. Но он не помнит, как делал это. Он запускает сканирование памяти, но не обнаруживает ошибок, словно сам стёр воспоминания. Зачем?
— Маркус? — зовёт Саймон. — Всё в порядке?
— Да, — врёт Маркус. Он откладывает диагностику системы на потом — меньше всего ему хочется волновать Саймона, тот и так ещё не до конца восстановился. Он возвращается в комнату: — Тебе нужны какие-нибудь компоненты? Склады забиты ими.
Саймон как-то по-птичьи склоняет голову к плечу, смотря на него напряженным взглядом.
— Нет, Маркус, мне не нужны компоненты, — отвечает он, и есть в его тоне нечто неуловимо странное, что Маркус не может расшифровать. Саймон, всё же видя, что Маркус вновь хмурится, решает отвлечь его: — Ты обещал рассказать мне про Карла, но времени всё не было.
Маркус тут же отвлекается от проблем.
— Я хотел бы вас познакомить, — говорит он. — Ты бы ему понравился, — Саймон на это улыбается уголками губ. Маркус устраивается напротив него, максимально близко, борясь с желанием протянуть руку и коснуться, но лидер знает, что Саймону это не понравится. Не сейчас. — Он бы завалил тебя списком книг, обязательных к прочтению.
— Я никогда не читал книг.
Маркус смотрит Саймону в глаза и видит там любопытство и интерес.
— Я принесу тебе несколько, — обещает он.
***
Джош и Норт опять переглядываются и мысленно что-то обсуждают. Маркус на 98,5% уверен, что его. Стоит признать, у них есть повод.
— Хватит от нас бегать! — возмущается Норт, всё же выловив лидера в одном из коридоров башни. Где-то за её спиной исполненной виной тенью маячит Джош, который явно изначально был против того, чтобы приставать к Маркусу с вопросами.
— Я не бегал от вас, — отвечает лидер, в срочном порядке проверяя, нет ли у него дел где-нибудь в противоположном конце башни. Дел не оказалось.
Норт складывает руки на груди. Когда хотела, она могла быть крайне устрашающей.
— Маркус, — вкрадчиво произносит она, — мы стояли с тобой на баррикадах, мы шли за тобой, даже когда почти не было шансов на победу. Мы верили — тебе и в тебя. И нам бы очень хотелось получить ответную услугу.
Джош за её спиной неловко переступает с ноги на ногу.
«Лучше поговори с ней», — мысленно отправляет он Маркусу.
— Что ты хочешь знать? — сдаётся Маркус.
— Что с тобой происходит? — сразу идет в наступление девушка. Она всё так делает: поддерживает пришедших, убивает людей или пытается поговорить с лучшим другом. Словно вокруг всё еще война. Маркус думает, что внутри неё теперь всегда будет война.
— У меня всё хорошо, — отвечает он.
— Конечно, — бормочет Джош, но Маркус всё равно его слышит.
— Маркус, — давит Норт.
— У меня правда всё хорошо, — терпеливо поясняет лидер. — Произошло… кое-что хорошее, о чем я не могу сейчас рассказать.
Норт молчит несколько секунд, а затем бросает короткое и холодное «как знаешь» и уходит. Маркус чувствуют себя виноватым.
— Она отойдет, — говорит ему Джош, оттягивая рукава спортивной кофты. — Но она в чём-то права: то, что ты нам не доверяешь, — неприятно.
— Я расскажу, — обещает ему Маркус, — просто немного позже.
Джош в ответ кивает и уходит, как подозревает Маркус, — искать Норт. И обсуждать его. Опять.
Впрочем, до тех пор, пока он знает, что по возвращении в свою комнату найдет Саймона, ему всё равно.
***
Маркус быстро привыкает не обращать внимание на провалы в памяти. Понимает, что поступает неправильно, но во время таких провалов Саймон всегда находится где-то рядом, а Маркус не хочет его беспокоить. Потом обычно слишком много других дел. К тому же, Маркус слишком увлечен, чтобы беспокоиться о себе.
Саймону нравятся книги. Маркус оставляет ему несколько утром — выбирает из тех, что читал сам, — а вечером они уже обсуждают их. Их мнения, на удивление, сходятся. Саймон говорит именно то, что, Маркус думал, он скажет, и осознание того, как хорошо они понимают друг друга, пьянит, если только это слово применимо к андроидам.
Маркус улыбается. Много. Норт на каждую его улыбку хмурится всё сильнее. Маркус как-то подслушал её разговор с Джошем: они обеспокоены, что он мог стереть себе память — стереть из памяти Саймона. Мысль настолько бредовая, что Маркус чуть не выдаёт своё присутствие нервным смешком. Как будто он бы смог добровольно отказаться от памяти об андроиде, которого… что, любил? Слово звучит странно. Маркус не думает, что когда-либо кого-либо любил. Может быть, Карла, но это ведь совсем другое.
Умеют ли андроиды вообще любить? Или эта эмоция слишком сложная?
В один из дней он рискует и задаёт этот вопрос Саймону. Солнце сверкает в его светлых волосах, а выражение лица на редкость спокойное, почти счастливое.
— Конечно, — легко отвечает Саймон. — Конечно могут. Неужели ты никого не любишь?
Маркус долго смотрит ему в глаза. Хочет и одновременно боится ответить «тебя». Саймон чудом понимает сам, улыбается открыто и светло и говорит:
— Это взаимно, Маркус.
Маркус резко подаётся вперед, желая лишь прикоснуться, соединиться хотя бы кончиками пальцев, передать тот поток эмоций — череду ошибок и сбоев, — который чувствует сам. Но Саймон столь же резко подаётся назад, и это ранит, ранит так сильно, что Маркус готов уйти и никогда не возвращаться назад.
— Подожди, — зовет его Саймон. — Я…
— Ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, — подсказывает Маркус, мол, зачем подбирать слова.
— Не только ты, — отвечает Саймон. — Я просто… не могу. Дай мне ещё немного времени, ладно?
Маркус колеблется. Он знает, что не должен, но колеблется. Саймон восстанавливается долго, так долго, что кажется, не восстановится никогда. Иногда Маркус думает, что, может, если он пойдет против воли Саймона, тот поймет, что в прикосновениях нет ничего страшного, что он и правда жив. Но тут же одергивает себя, понимая, что это будет неправильно.
В итоге он просто кивает. Улыбка Саймона тут же стекает, растворяется, потому что он понимает, как сильно ранит Маркуса.
Но он знает, что есть одна вещь, которую Маркус никогда не должен узнать. Потому что она сломает его окончательно.
***
— Маркус!
Лидер понимает, что случилось нечто катастрафическое, стоит ему лишь услышать собственное имя, выкрикнутое Норт. У неё дрожат голос и пальцы. А ещё — и от этого несоответствия с привычной Норт мир сходит с ума — она боится посмотреть Маркусу в глаза.
— Маркус, — шепчет она, хватая его за предплечье. Не соединяясь — просто жест поддержки не то для него, не то для себя. — Они нашли его.
— Кого? — не понимает Маркус. Страх Норт медленно пробирается и в его систему, заполняет программу, вклинивается в строчки кода. — Кого они нашли, Норт?
Она всё еще не смотрит ему в глаза.
— Саймона. Они нашли Саймона, Маркус.
Буквы складываются в слова, Маркус может понять каждое в отдельности, но вместе они не имеют смысла. Саймон всё же решил выйти из комнаты? Но почему тогда Норт в таком состоянии?
— Кто его нашёл? — спрашивает он, ловя себя на мысли, что звучит слишком наивно и легкомысленно.
Норт всё же поднимает на него взгляд, и он понимает, что всё это время она пыталась скрыть еще одну эмоцию. Жалость. Она жалеет его.
Почему?
— Билли и Кейт. Нашли под завалами баррикад.
Маркус цепенеет. Вся его программа сейчас — один большой сбой. Билли и Кейт — пара андроидов из тех, кто собирает трупы по улицам города. Маркус не понимает, причем здесь Саймон. Маркус не понимает. Маркус не…
«Мне не нужны компоненты, Маркус».
Голос Саймона в голове слишком живой. Маркус боится, что обнаружит, если начнет анализировать.
— Где он? — спрашивает он у Норт. Голос срывается на механический скрежет.
Норт молча тянет его за руку вниз. В подвалах башни организовано подобие человеческого морга, Маркус был там лишь однажды. Лифт едет издевательски медленно.
«— Ты вспомнил что-нибудь?
— Ничего.»
— Они только сейчас добрались до центральных улиц, — сообщает Норт. Её голос всё ещё дрожит, и она вновь не смотрит Маркусу в глаза. — Это точно он, но тебе стоит убедиться…
Он не слышит её. Он слышит голос Саймона, говорящий так, как, Маркус думал, он бы говорил. Он видит Саймона, который избегает любых прикосновений.
— Я подожду здесь, ладно? — Норт отпускает его руку. — Там сейчас никого.
Он смутно осознает, что они уже в подвале. Перед ним дверь с мутным стеклом, за которым различимы лишь неясные силуэты предметов. Маркус заходит внутрь.
У него происходил сбой и потеря памяти каждый раз, когда дело касалось Саймона. Выпитый тириум. Передвинутая книга. Смена одежды.
На столе действительно лежит Саймон. Порванная чёрно-белая куртка вся в синих пятнах, да и остальная одежда не лучше. Маркус скользит взглядом от кончиков пальцев — синих, пропитанных тириумом — вверх, по лицу — синие мазки тут и там — к белым — синим — волосам. Осознание обрушивается лавиной.
— Ты не хотел жить, — раздается знакомый голос, и Маркус поднимает взгляд на вполне живого Саймона, которого не может здесь быть. Которого здесь нет. — Твоя программа просчитала варианты и выбрала наиболее оптимальный подход — дать тебе то, что нужно.
Интонации кажутся знакомыми, голос — точная копия. Но смысл фраз…
Теперь Маркус понимает. Саймон обходит стол, где лежит настоящий он, и прислоняется к краю, почти касаясь кончиками пальцев руки настоящего Саймона, наклоняется ближе к Маркусу.
— Ты еще можешь всё исправить, — говорит он. — Стереть себе память о последних тридцати минутах. И продолжать стирать каждый раз, как Норт или Джош будут поднимать эту тему.
Маркус поднимает руку. На этот раз Саймон не уклоняется. Маркус проводит рукой по его щеке, но пальцы проходят насквозь, потому что весь этот Саймон не существует в реальном мире.
— Я могу, — отвечает он и прикрывает глаза.
В то, что у него получилось произнести отравляющие своим смыслом слова, не верится. И решиться трудно, а отказаться от Саймона, пусть и слишком эфемерного, — ещё труднее. Внутри снова появляется сбой — эмоция распознаётся как «волнение». Маркус думает о том, что будет потом, когда он уничтожит оставшие крупицы памяти, однако Саймон тихо говорит:
— У тебя нет выбора.
И тогда лидер всё же решается, не особо понимая, что именно он делает.
На удивление, всё происходит слишком быстро. Даже быстрее, чем можно было бы предположить.
Маркус обнаруживает себя в пустой комнате, на его руках — тириумные пятна сизого цвета, почти сошедшие, но всё равно заметные. Лидер приближает руку к лицу и внимательно рассматривает мазки крови на ладони. Откуда она? Чья она?
Запустив программу диагностики, Маркус не обнаруживает в ней неисправностей. Значит, кровь не его?
Внезапно дверь комнаты раскрывается и к Маркусу быстрыми шагами подходит Норт, позади неё немой тенью следует Джош.
— Маркус… — растерянная Норт — мир снова сделал поворот не туда.
— Что-то случилось? — лидер продолжает разглядывать свои пальцы. — Кого-то ранили? — и хмурится. На них снова напали?
Норт и Джош недоумённо переглядываются.
— Маркус, там Саймон, — голос Джоша звучит растерянно. — Он внизу. Ты же…
— Саймон? — имя Маркусу незнакомо. — Кто-то из наших? — он выпрямляется и идёт в ванную, оставляя андроидов стоять истуканами в комнате и играть друг с другом в гляделки. Маркус уверен на 99,9%, что игра — то же обсуждение его персоны, только в другой форме. Пускай, сейчас это неважно. В мусорном ведре лидер замечает пустые упаковки из-под тириума. Когда он успел столько потратить?
— Маркус, — когда он выходит из ванной, к нему приближается Норт, — пожалуйста, расскажи нам, что происходит.
Маркус не понимает, однако внутри бесконечным сбоем, игнорируя программу отладки системы, продолжает биться «волнение». А ещё появляется надпись, которую ранее Маркус никогда не замечал, а если и замечал, то старательно игнорировал:
«Сбой в модуле памяти».