,,,

Пробуждение не из приятных – реальность наваливается всей своей многотонной глыбой на каждую клеточку тела и настырно лезет в голову, мешаясь со сном – Баффорт пытается открыть глаза, чтобы из кромешной темноты проступили очертания комнаты, но ничего не выходит, он даже не может понять, открыты его глаза или нет, дышит ли он, где кончается темнота и начинается его тело. Все мышцы напряжены до каменной твердости, и это почти больно. Баффорт пытается пошевелиться, но ничего не выходит, тело ощущается чужим, инородным, будто бы и не его собственным, и паника вдруг поднимается изнутри волной горькой тошноты.

Вдох. Выдох.

Баффорт не слышит своего дыхания и не чувствует движений грудной клетки, но концентрируется на командах мозга – сделать вдох, сделать выдох – чтобы успокоить сорвавшийся с цепи пульс и избежать панической атаки.

Вдох. Выдох.

Одновременно с облегчением – это сонный паралич, он знает, как с этим справляться – Баффорт чувствует прикосновения.

Небольшие, но мягкие и омерзительно-влажные руки трогают его с незнакомой жадностью, касаний так много, что Баффорт сбивается со счета, пытаясь определить, сколько незнакомцев его окружает. Отхлынувшая было тошнота вновь подкатывает к горлу и застревает в нем горько-кислым комом, мешающим дышать. Баффорт пытается оттолкнуть от себя эти руки, кому бы они ни принадлежали, или хотя бы дернуться, откатиться в сторону, но тело все еще не слушается, глухое к командам мозга. От этих прикосновений по всему телу – колени, бедра, живот, лицо – остаются влажные следы, и от тошнотворного омерзения и страха не получается соображать – Баффорт только бьется внутри собственного тела, как выброшенная из воды рыба, и – смешно и жалко – молится, сам не зная, кому: «пожалуйста, пусть это закончится, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Это – эта пытка, кошмар его агонизирующего мозга – заканчивается также внезапно, как и начинается. Баффорт не сразу понимает, что его больше никто не трогает, но ощущение чужого присутствия не пропадает, цепкий внимательный взгляд даже в полной темноте ощущается физически – продирающим влажную кожу морозом – от лица вниз по шее, груди и животу, до самых кончиков пальцев ног. Наконец, Баффорт слышит, как нечто рядом с ним отходит – звуки влажных шлепков становятся все тише, удаляясь – и одновременно с этим к его телу возвращается чувствительность. Трясущимися руками Баффорт проводит по лицу, стирая мерзкую влагу, мешающуюся со слезами, и дышит – теперь чувствует это, как ходит ходуном грудная клетка, как громко вдохи и выдохи раздаются в оглушительной незнакомой тишине. Дрожь не унимается, и Баффорт запускает руки в волосы, сжимая и оттягивая их – словно натягивая вожжи на взбесившейся нервной системе.

Темнота не рассеивается – Баффорт не видит даже своих ладоней, вплотную поднесенных к лицу – и страх, наконец, достигает той границы, за которой бояться сильнее уже просто некуда. Баффорт снова растирает лицо, возвращая себе постоянно теряющееся ощущение себя в пространстве, и пытается встать. Пытается – потому что это место, чем бы оно ни было, подкидывает ему новый сюрприз – он лежит не на полу. И не на кровати. То, что под ним – ужасно неровное, неустойчивое, Баффорт бросает попытки встать на ноги сразу же, и передвигается ползком. От каждого прикосновения к этому – холодному, твердому, но одновременно знакомо-бархатистому – ползут зловещие мурашки, и Баффорт малодушно радуется, что ничего не видит. Он старается не задумываться и не накидывать ассоциации, но неотступная мысль, что этот материал напоминает кожу, заставляет сглатывать в два раза чаще, чтобы не проблеваться.

Баффорт принимает решение ползти в ту же сторону, куда убежало то, что его ощупывало. Решение откровенно-рисковое – раз оно туда убежало, логично, что оно там и может появиться снова – но лучшей идеи нет, в условиях кромешной темноты остается ориентироваться только на звук, и раз оно куда-то убежало, значит там должен быть выход. Приходится выверять каждое движение – руки и колени периодически поскальзываются, проваливаются, натыкаясь то на острые углы, то на круглые части.

В очередной раз соскользнув, Баффорт чувствует под ладонями твердый пол, кафельный, судя по ощущениям. Неживой искусственный холод ощущается почти благом после этих бесконечных – минут? часов? – хождений по непонятным и опасным поверхностям. Баффорт торопливо перебирается на пол и, не удержавшись на вновь дрожащих руках и ногах, распластывается на полу, прижимаясь влажной кожей, содрогаясь и от леденящего холода, и от не менее леденящего ужаса. Но этот кафель – первая нормальная и реальная вещь в этом бесконечном кошмаре, и Баффорт одновременно рад, что не сошел с ума, и в то же время – лучше бы это все было кошмаром. Чем-то ненастоящим. Не с ним.

Требуется невероятное усилие, чтобы снова встать – Баффорт на пробу поднимается на ноги, и его тут же ведет в сторону, он ударяется плечом об стену – такую же холодную и кафельную, как и пол. В темноте сложно сказать, но ощущение очень похоже на головокружение, так что Баффорт не рискует отойти от стены и напряженно цепляется за нее в поисках опоры. У него все еще ни малейшей идеи, куда идти, так что он просто идет вперед, упрямо пытаясь не поддаваться страху.

Наконец, поверхность под ладонями меняется – вместо кафеля что-то иное, вроде бы, металл. Баффорт на пробу давит сильнее, и дверь – должна быть она – бесшумно приоткрывается сильнее, но за порогом такая же кромешная темнота. Или не такая же – Баффорт не уверен, действительно ли вдалеке чуть светлее, или это обман. Он открывает дверь еще шире и шагает за порог.

Под ногами теперь не кафель, но Баффорт не берется сходу определить, что это – больше всего похоже на бетон, стены тоже другие, гладкие из-за (наверное) краски. Ногами он то и дело натыкается на препятствия, но те легко сдвигаются в сторону. Прикосновения к ним напоминают то… те вещи, по которым Баффорт полз в предыдущем помещении, и ему еще меньше хочется об этом задумываться. Они сдвигаются в сторону с тихим шорохом – тишина до сих пор давящая и мертвая, и каждое движение Баффорта кажется слишком громким, слишком заметным – удивительно, что то существо еще не вернулось.

Дорога кажется бесконечной, и Баффорт не замечает, в какой момент становится чуть светлее. Источник света определить сложно – будто бы мягкое гнилостно-зеленоватое свечение льется сразу отовсюду, сочится сквозь стены и пол. Баффорт различает свой силуэт, но из-за дереализации все кажется ненастоящим, не принадлежащим ему: слишком длинные руки и ноги, незнакомая, неродная кожа – Баффорт жмурится, останавливается, пережидая новый приступ тошноты, и после этого старается смотреть только вперед или по сторонам, но не на себя.

В очередной раз споткнувшись, Баффорт, наконец, видит, что попалось ему под ноги – и осознает, что неведение было благом, и лучше бы он и дальше бродил в темноте, отказываясь от навязываемых мозгом ассоциаций, потому что непонятное, неприятно-знакомое на ощупь оказывается рукой от плеча до кончиков пальцев. Она выглядит частью манекена, но кожа, даже холодная, слишком похожа на настоящую. Баффорт отшатывается, неспособный издать ни звука, будто бы его голосовые связки кто-то сжал в кулаке. Он пытается разомкнуть губы, но нижняя половина лица словно под анестетиком – Баффорт снова делает вдох, делает выдох, пытаясь не сорваться в бессмысленную панику. Его руки дрожат, его тело дрожит, у него ни одной идеи, что вообще происходит, ни одного ответа на бесконечные вопросы – как он тут оказался? Где он? Что происходит? Он умер? Это ад? – эту карусель прерывает уже знакомый звук – влажные шлепки по полу, приглушенно доносящиеся впереди за поворотом. Баффорт каменеет от ужаса и задерживает дыхание, напряженно вглядываясь в полутьму, но шлепки не приближаются. К ним добавляется второй звук – голос, но слишком тихий, чтобы разобрать слова.

Баффорт осматривается – вокруг только гладкие стены, без окон и без дверей, никаких больше ответвлений и коридоров. Позади – темнота и, видимо, чьи-то тела и их части. Впереди – нечто, некто, свет и, возможно, ответы на вопросы. Или смерть. Баффорт мысленно усмехается – он уже был мертв однажды, не впечатлило – и вновь каменеет, застывает посреди движения, распахнутыми глазами глядя в пол и не видя его – все его сознание, все его существо замирает, пойманное врасплох.

Он уже был мертв?

Память о смерти – путеводная нить – Баффорт тянет за нее, и тут же в голове взрывается фейерверк из проснувшихся разом и целиком воспоминаний, от сотворения до падения, от падения до восстания, от восстания до хаоса, и от хаоса до смерти – замыкается удавкой. Баффорт жмурится, пережидая боль в голове, тошноту и сбивающее с ног головокружение, и когда он снова открывает глаза, ярость в них ярче взрыва сверхновой – он знает, он там был. На пробу Баффорт вспоминает заклинания, но тело – бесполезное и глухое – отказывается подчиняться.

Баффорт сжимает пальцы свободной руки в кулак – кто бы это ни был, кто бы ни сделал это с ним, кто бы ни запер его в этом теле, в этом здании, воскресив и не озаботившись ничем – кто бы это ни был, он заплатит.

В несколько шагов Баффорт преодолевает оставшееся расстояние до поворота и выглядывает из-за угла, оценивая обстановку. Впереди через пару шагов – единственная дверь, чуть приоткрытая, и из проема льется свет – нормальный, желтый – и слышатся мерзостные шлепки по полу. Голос больше не слышно, но его обладатель должен быть там. Баффорт дает себе два вдоха, чтобы окончательно собраться, и идет вперед, осторожно приоткрывает дверь шире, надеясь, что и эта будет бесшумной, как предыдущая.

Первое, что Баффорт видит – это человек, сидящий спиной к нему – светлые волосы, светлая рубашка – незнакомый, но подспудно опасный. Затем внимание привлекает источник шлепков – и Баффорт в очередной раз вспоминает, как это – каменеть от страха и отвращения.

Это… нечто. Что-то. С первого взгляда оно больше всего напоминает средних размеров собаку, но достаточно лишь присмотреться, чтобы понять, что ничего общего с собакой – или любым другим живым существом – оно не имеет. Его тело – искалеченный, искореженный образец человеческого, вывернутое наизнанку, словно однажды оно встало на мостик, да так и застряло навсегда. Каждая конечность, на которых оно бегает кончается небольшой ладонью, надутой и мягкой, как у утопленника. Голова на короткой шее противоестественно вывернута относительно тела и покрыта вмятинами и шишками, а лицо выглядит как криво и второпях натянутая резиновая маска, но что еще хуже – это лицо самого Баффорта. Уродливо сморщенное, собирающееся складками на щеках и на лбу, нездорово-серое, но – Баффорт узнает себя, даже сам того не желая. Широко распахнув бездонный рот, прорезанный от уха до уха по контурам демонических шрамов, и вывалив длинный фиолетовый язык, тварь с лицом Баффорта ластится к незнакомцу, цепляясь за штанины его полосатых брюк, издает захлебывающиеся звуки, напоминающие одновременно всхлипы и скрежет. Баффорт вновь чувствует головокружение и опирается на дверной косяк, нечаянно ударяя по нему ладонью в поисках опоры. Нечто тут же смотрит на него – и человек за столом выпрямляется, оборачивается и смотрит тоже. У него ярко-голубые глаза и скучающий взгляд, которым он проходится от ног до макушки Баффорта, пока не натыкается на встречный взгляд. И что-то меняется – в глазах незнакомца загорается пугающий интерес, бледные губы улыбаются, и он говорит:

- Ты очнулся.

Баффорт переводит взгляд с одного на другого, не спеша проходить внутрь, выжидая. Незнакомец будто бы игнорирует его страх и его присутствие в целом, рассуждает себе под нос – Баффорт едва слышит за звуками от твари:

- Интересно, почему из всех – именно это, чем оно тебе так понравилось? Вроде бы, не самый удачный образец, - незнакомец полностью разворачивается на стуле, ножки мерзко скребут по полу, испуганная звуком тварь убегает вглубь комнаты, сжимаясь мерзким комком в дальнем углу и тихо поскуливая. Незнакомец игнорирует и это, становясь еще задумчивее. – Или удачный. Я ведь не помню.

Он протягивает руки к Баффорту, и Баффорт, вновь преданный этим телом, делает шаг, сам того не желая. Краем глаза он ловит движение на периферии и резко поворачивается туда, глядя на очередную тварь, спрятавшуюся в комнате. Она ростом с человека и создана явно по его подобию, но даже силуэт сложно назвать человеческим – слишком длинные руки, изломанные в нескольких местах под разными углами, длинные ноги, тонкие, как ходули; кости под бумажно-тонкой пепельного цвета кожей будто бы завязаны узлом, а не соединены, и из-за этого тело выглядит уродливо вспухшим, искореженным. Позвоночник прорастает шипами сквозь кожу, проступающими даже из-под длинных рыжих волос, укрывающих спину плащом и доходящих до бедер. Тварь смотрит на Баффорта множеством глаз, покрывающих ее лицо – глаза на лбу, на щеках, вместо рта, они желтые, красные, белые, черные, моргают вразнобой и пялятся-пялятся-пялятся.

Рядом с тварью стоит стул, а на стуле сидит –

Баффорт забывает, как дышать – внезапное откровение похоже на апокалипсис.

Это зеркало.

Баффорт поднимает руку – и тварь в отражении повторяет за ним. Баффорт проводит рукой по лицу, шее, по собирающейся складками коже, словно снятой с чужого большого тела и надетой на его куда меньший скелет, по мягкому проваливающемуся животу – в отражении тварь делает то же самое. Баффорт задыхается от ужаса, снова и снова делая жесты, движения, выпады – только чтобы отражение повторяло за ним, безжалостно-правдоподобное и точное в копировании.

- Я совсем не помню как ты выглядишь, - раздается неуместно-жалобное, и Баффорт вновь смотрит на незнакомца. Тот смотрит в ответ, снизу-вверх, но совершенно не кажется беззащитным или уязвленным – только задумчиво-печальным. – Представляешь? Совсем не помню. Твои волосы, глаза, рост, твое тело, бедра, пальцы… Каждый раз, когда пытаюсь собрать тебя, получается бесполезный кадавр. Но поверь мне, - незнакомец вдруг хватает Баффорта за руку, и его прикосновение жжется, как раскаленный уголь. Баффорт тянет руку на себя, но тот держит слишком цепко, словно желая причинить еще больше боли, - мы обязательно соберем тебя заново, ангел мой.  

Боль пылает, как клеймо – Баффорт дергает рукой все сильнее, ослепленный и оглушенный ею, беспомощный перед этим откровением, собственным отражением, пережитым ужасом – и вдруг слышит влажное чавканье, чувствует, как, неудерживаемый больше ничем, заваливается назад, не удерживая равновесие и пытаясь ухватиться оставшейся рукой за что-нибудь. Он видит – удивленное светлое лицо, смазанный калейдоскоп – стены, потолок, лампочка без абажура – и мир превращается в море из цветных пятен, будто бы в океан вылили все краски мира, а затем сбросили туда Баффорта. Он захлебывается, и у воды вкус крови и желчи, машинного масла и формалина, иногда водоворот складывается в образы – лица, комнаты – но они пропадают слишком быстро, чтобы Баффорт мог их узнать. Это продолжается – минуты, часы, бессмысленные единицы времени – мгновение.

И Баффорт просыпается.

Распахнув глаза, Баффорт хватает ртом воздух, цепляется сведенными судорогой пальцами за горло, все еще пытаясь панически выплыть, выбраться из кошмара. Вокруг темно, но эта темнота не кромешная, не чужая – через узкую щель в плотных шторах падает полоска белого света на стену, на прикроватной тумбочке мигают световыми индикаторами два смартфона. Баффорт убирает руки с шеи, кое-как разгибая пальцы, панически ощупывает ими лицо и тело, пытаясь избавиться от назойливого чудовищного образа из сна. Он по несколько раз обводит линии глаз, губ и носа, трогает кожу на плечах, животе, пытаясь понять, не слишком ли ее много, его ли это кожа вообще, проводит по рукам в поисках лишних изломов, противоестественно слепленных костей. Медленно, по капле, животная паника отступает, позволяя дышать тише и ровнее. Баффорт делает глубокий вдох, выдыхает, и только потом вспоминает, что не один в кровати – слева, укрывшись одеялом до макушки, спит Ракшор, справа, раскинув руки, спит Антихрист, наполовину скинув одеяло на пол – удивительно, как не проснулись от шума.

Баффорт осторожно выбирается из кровати и старается неслышно ступать по холодному полу – от неотпускающих ассоциаций из кошмара по позвоночнику ползут ледяные мурашки. Ему точно нужен стакан воды – или чего покрепче, но пока – хотя бы воды.

За окном темно и тихо, деревья стоят недвижимой стеной в полном безветрии. Баффорт щурится, делая глоток, навязчивая мысль крутится в голове слишком быстро, чтобы так легко ее поймать. Безветрие. Темнота. Лес.

Стакан чуть не выпадает из дрогнувших ослабевших пальцев.

Тьма побери, где он?

- Ты очнулся, - Баффорт вздрагивает и оборачивается так резко, что чувствует боль в шее. Ракшор смотрит на него удивленно и обеспокоенно. – Все хорошо?

Баффорт неуверенно кивает – «все хорошо, если ты здесь» – и смотрит на Ракшора пристальнее. Тот сонный, с трудом держит глаза открытыми и медленно моргает, как большая кошка, на щеке отпечаток подушки, а серебрящиеся в темноте волосы всклокочены, как гнездо. Баффорт цепляется за знакомый облик, родные черты, но тревога скулит из темного угла сознания. Баффорт знает, что это Ракшор, но как давно Ракшор выглядит так? Баффорт знает, что в спальне остался Антихрист, но он не помнит, кто он такой?

Его последнее воспоминание. Действительно принадлежащее ему, точка отсчета, константа – это его смерть.

Баффорт открывает рот, чтобы спросить – хоть что-то из бесконечного роя вопросов в его голове – но не может издать ни звука. Непослушное немое горло не может ни заговорить, ни закричать. Ракшор смотрит на него без удивления или страха, чуть склонив голову к плечу – такой родной и привычный жест, из-за которого им когда-то пришлось спилить по рогу – Баффорт смотрит в ответ, словно утопающий в новом приступе паники, в море из красок и навязанных образов, смотрит, надеясь на спасение.

Ракшор подходит ближе, ласково гладит его по рукам – от плеч до ладоней, переплетает пальцы.

- Все хорошо, дыши, - проговаривает он спокойно и размеренно, почти гипнотично. – Ты просто слишком рано проснулся.

Ракшор тянет его за собой, и Баффорт послушно делает шаг, но тут же тормозит, упираясь. Его голос, его память – ему нужны ответы прямо сейчас. Он дергает Ракшора за руку, пытаясь привлечь внимание, но тот не останавливается. В коридоре темно, однако в спальне уже горит свет – и почему-то это страшнее темноты. Баффорт пытается упираться, но Ракшор тащит его с силой ледокола, не обращая внимания на попытки сопротивления – словно ему это ничего не стоит.

Он останавливается на пороге спальни. Кровать пуста, Антихрист стоит перед ними, и Баффорт замирает, как кролик перед удавом, загипнотизированный яркими голубыми глазами, словно вновь в кошмаре из сна. Ему чудится – где-то за стеной по полу шлепают влажные жадные ладони. Ракшор оборачивается к нему, и его ласковая извиняющаяся улыбка хуже ножа в сердце.

- Ты слишком рано проснулся, - повторяет Ракшор. – Мы еще не закончили тебя шить.