Он курил на кухне, прислонившись к подоконнику, глядя на слабо подсвеченные огнями, окутанные туманом улицы.

Каникулы кончились, брат снова ходил на занятия, а серые будни Мангетсу прерывались кратковременными миссиями.

— Фу, сколько дыма, — Суигетсу прошел на кухню, помахав перед лицом ладонью. — Зачем ты столько куришь?

— Затем, что так надо, — ответил Мангетсу, с неудовольствием заметив в своем ответе интонации Забузы. Он все еще был зол, и не простил его за побег, и резню на похоронах Амеюри. — Когда вырастешь, тоже попробуешь, — он раздавил окурок о карниз, и выбросил его на улицу.

— Не, я такое не буду, — самоуверенно хмыкнул брат. — Кисаме говорит, что курильщики — рабы своих привычек, — Суигетсу обнял его за талию, и уткнулся лицом в живот. — Когда мы пойдем на пляж?

— Кисаме сам не понимает, о чем говорит, — отмахнулся Мангетсу. Его задевало, что он транслировал ему свое мнение через брата, с каких пор Кисаме теперь самый умный?!..

Он взглянул на Суигетсу: тот только что вышел из душа, и был раздет по пояс. Брат стал очень худым, Мангетсу с неудовольствием заметил выступающие ребра. После случившегося с Кошкой, он все еще не вернулся к своему нормальному весу. Мангетсу запустил ладонь в его светлые волосы, они сильно отрасли, челка лезла в глаза. Нужно было его подстричь, нужно было стричься и самому — он тоже сильно зарос. Скоро зима, брат опять вырос из своих прошлогодних, теплых вещей, придется покупать новые… Но как же неохота было всем этим заниматься! Постоянно следить за тем и за этим, чтобы все их существование не превратилось в хаос. Весь этот быт уже стоял у него поперек горла. Хотелось уйти на миссию в какие-нибудь глухие леса на неделю.

А лучше на две.

— Сейчас на пляже шторм, — Мангетсу собрал отросшую челку брата в хвост, и завязал ее обрывком бинта на затылке. Пока Суигетсу может походить и так, на стрижку у него сегодня не было никаких моральных сил. — Когда море успокоится, тогда и пойдем.

— А когда оно успокоится? — тут же поинтересовался брат.

— Когда поменяется ветер.

— А когда поменяется ветер? — Суигетсу любил цепляться к словам, чем частенько выводил из себя и Мангетсу и окружающих.

— Все, иди спать, — Мангетсу отстранил брата от себя. — Тебе не мечником нужно становиться, а идти в Ангобу, будешь там допросы вести, — он не удержался от колкости.

— В Ангобу скучно, — Суигетсу поморщился. — Свитки переписывать и все такое. Там одни слабаки! — уверенно закончил брат. — Когда Забуза-семпай вернется, я стану его учеником, и…

— Он не вернется, — перебил Мангетсу, на корню пресекая все дальнейшие иллюзии. — Он совершил преступление против деревни и Мизукаге. За такой поступок полагается смертная казнь.

— Но он же такой сильный! — Суигетсу топнул ногой, настаивая на своем. — Может, Мизукаге его простит!

— Ты простил Химуро за то, что он сделал с Кошкой? — Суигетсу потупился и не ответил. — Есть вещи, за которые нет прощения, — отрезал Мангетсу. — Предательство деревни — одна из них.

Брат, опустив голову, поплелся в спальню, дальнейший спор был исчерпан. Мангетсу скрутил еще одну сигарету.

Курильщики — рабы своих привычек, зазвучал в голове осуждающий голос Кисаме. Мангетсу затянулся, будто надеясь вытравить воспоминания о Кисаме из своих мыслей. Кирийский чай не был крепким, он просто хотел успокоиться.

Курильщики — рабы своих привычек, повторял за Кисаме Суигетсу. Мангетсу разломил сигарету пальцами.

— Пошел ты к черту, Кисаме, — процедил он сквозь зубы. Кисаме пытался проникнуть на ту сторону его жизни, куда Мангетсу не собирался пускать никого.

Он подошел к печи, нужно было растопить ее, чтобы тепло в доме продержалось до завтрашнего утра. Уголь уже был на дне мешка, с наступлением холодов он опять подорожает. Можно было бы заготовить дрова, чтобы сократить хотя бы часть расходов, но где их хранить? На кухне и без этого не развернешься.

Миссии сейчас были нерегулярными, да и оплачивались они теперь не как прежде. Мангетсу чувствовал, что отношение Мизукаге к нему изменилось. А попасть в немилость к Ягуре перед началом зимы так себе перспектива. Пока им с братом хватало на жизнь, но у него не было уверенности, что ситуация не ухудшится.

Когда им давали миссии как мечникам тумана, они были в полном составе, и была хоть какая-то стабильность. А теперь уход Забузы будет аукаться им еще очень долго.

Как бы Мангетсу не старался закрыть глаза на бытовые проблемы, они все равно обступали его со всех сторон.

Он высыпал оставшийся уголь в печь, и перемешал золу. До утра точно хватит, а потом он сходит в торговые ряды и купит еще. За спиной послышался шорох, задребезжала неубранная со стола посуда. Мангетсу раздраженно поморщился: если Кошка опять смахнет со стола и разобьет его тарелку, он…

У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, что никакой кошки у них больше нет. Мангетсу резко повернулся, но за спиной было пусто. Догорающая на столе свеча, посуда, все на своих местах.

Пламя свечи заколебалось, будто от сквозняка, но окно было закрыто. Будто рядом с ней было какое-то движение, словно возле нее прошел кто-то невидимый. Он задрал голову вверх, и, наконец, увидел это.

На потолке закручивалась, спираль из подвижных теней, постепенно исчезая. Мангетсу бросился в комнату, где спал Суигетсу.

В полумраке, возле постели брата тоже появилась воронка, искажающая пространство. Когда в центре спирали возникла рука, и потянулась к Суигетсу, мозг Мангетсу отключился, и все демоны, которые обитали в его бездне, устремились наружу.

***

Он растекся по полу, и резко дернул футон со спящим братом на себя, не дав чужаку до него дотронуться. Суигетсу проснулся и вскрикнул, рука, которая пыталась схватить его, исчезла, воронка начала закрываться.

— Беги! — закричал Мангетсу, снимая со стены кунай, который был частью ловушки приготовленной для этого случая.

Суигетсу открыл окно, но остановился, озираясь, не понимая, откуда исходит опасность, и с кем сейчас сражается его брат. Со стороны комната казалась ему пустой, в ней не было никого, кроме них двоих.

— Почему ты еще здесь?! — рявкнул Мангетсу, швырнув кунай в центр воронки. — Я сказал, беги! — он слово в слово повторил последние слова их матери, остро ощущая ее отчаянное желание любой ценой защитить тех, кто ей дорог.

Брат, наконец-то послушался, и выбрался на улицу. Кунай исчез внутри спирали, она продолжала «сворачиваться», постепенно исчезая, затягивая в себя соединённые леской кунаи и сюрикены, которые оставались снаружи.

Мангетсу на это и рассчитывал. Он активировал взрывные печати, которые уже затянуло внутрь, послышались приглушенные хлопки. Спираль прекратила свое движение, Мангетсу подобрал оставшийся снаружи конец лески, и рывком потянул ее на себя.

— Попался, ублюдок! — зашипел он, когда из пространства, по ту сторону воронки на пол вывалился человек в маске. Одежда на нем дымилась, взрывы все-таки, его зацепили, а леска опутала его, как паутина.

Это был не Забуза, тот был выше и шире в плечах, его фигуру он бы узнал сразу.

Мангетсу стремительно подошел к чужаку, вены на руках вздулись, вода увеличила мышцы рук, до такой степени, что они стали непропорционально огромными, в сравнении с остальными телом. Он поднял парня за воротник, и в исступлении стал бить его головой об пол.

Раз, второй, третий.

На полу появилась вмятина, маска треснула, чужак лежал неподвижно. Мангетсу вернул руки к обычному состоянию, и пробил основание шеи водяной пулей.

На пальце осталась белая, странная субстанция, не похожая ни на человеческую плоть, ни на глину, ни на что-либо еще.

— Да что ты за тварь такая, — Мангетсу вытер руки об одежду парня, перевернул труп на спину, собираясь снять с него покрытую трещинами маску.

Когда он протянул руку к лицу, чужак перехватил его запястье.

— Рука у тебя тяжелая, — смеющимся голосом сообщил он. Похоже, удар головой и выстрел, после которого должен наступить стопроцентный паралич, не причинил ему никакого вреда.

Мангетсу выругался, растекся и отпрянул от своей «жертвы». Чужак не спеша поднялся.

— А у вас хорошо, — он огляделся в полумраке, будто действительно видел окружавшую обстановку. — Жить да жить, — добавил он с издевкой.

— Что тебе нужно от нас? — Мангетсу стиснул рукоять призванного меча.

— А у тебя есть, что мне предложить? — усмешка. — Бедняга, — вздохнул чужак. — Думаешь, будто знаешь истину, но ты ошибаешься. Тебе известна лишь ложь.

Лезвие Хирамекарей преисполнилось чакрой, Мангетсу стремительно бросился к врагу, меч разрубил его напополам, вместе со стеной, отделявшей спальню от кухни.

Раздался грохот, посыпались доски и камни.

— Неплохо, — раздался за спиной голос. Мангетсу на секунду затормозил, а потом мысленно выругался — гендзюцу. — Но давай, я покажу, что умею.

Мангетсу кожей почувствовал, что тот сейчас выдохнет пламя. Он перетек на кухню, вода в трубах загудела, а потом их прорвало, фонтан воды взмыл к потолку. Мангетсу создал стену воды, в которую врезался огромный огненный шар. В огне исчезала мебель, футоны, огонь добрался до крыши.

Горел их дом.

Их с братом дом.

Он стал притягивать к себе водопроводную воду, создавая вокруг себя и ублюдка сферу, подобие огромной водной тюрьмы, которую использовал Забуза. Он утопит его, под водой эта тварь задохнется. Попробует сбежать через спираль — вода хлынет в пространство по ту сторону. Но прежде чем он попытается — растворившиеся водяные клоны Мангетсу, слившиеся с водой, которую он использовал для ловушки, изрешетят его водяными пулями и разорвут на куски.

Круг замкнулся, оболочка из воды отрезала чужаку все пути. Тот пускал пузыри, делал нелепые пассы руками, в его движениях угадывалось, что он задыхается. А потом к нему со всех сторон из воды потянулись руки водяных клонов. Руки обвили его тело, прочно удерживая руки и ноги. Первые водяные пули уже разнесли маску, Мангетсу видел, что правая половина тела чужака от его выстрелов разлеталась на клочки, как тряпичная кукла.

Да что ты за хрен такой?!

Верхняя часть маски отвалилась, Мангетсу увидел черные волосы, странные складки справой стороны лба, глаза…

В этот момент обзор ему загородила воронка, и воду стало затягивать внутрь, как в сливное отверстие ванной. Клоны исчезали, Мангетсу пытался удержать сферу от разрушения, но спираль приближалась к нему, намереваясь поглотить и его тоже. Пришлось прервать действие дзюцу, и отскочить на безопасное расстояние.

Спираль исчезла, ублюдок, видимо, тоже. Мангетсу тяжело дыша, огляделся, оценивая разрушения. Он надеялся, что нанес чужаку достаточно ран, чтобы он скончался от них по ту сторону. Из прорванных труб все еще хлестала вода, но пожар был потушен, только в дальних уголках комнаты все еще догорало татами.

— Какого, я извиняюсь, дьявола, ты тут устроил? — раздался за спиной потрясенный голос Кисаме.

***

— Что? — Мангетсу все еще отпускало от пережитой схватки, вопрос Кисаме он понял не сразу. Откуда он здесь?.. Опустив взгляд, он увидел брата, державшего его за руку.

Суигетсу, точно. Он велел ему убираться из дома, и брат побежал за помощью к единственному взрослому, которому доверял.

— Тут был это тип, — начал Мангетсу, перешагивая через разбросанные на полу вещи. — Он хотел нас убить…

— «Этот тип»? — Кисаме смотрел на него так, будто он сейчас сморозил редкостную глупость. — Суигетсу мне все рассказал, — он кивком указал на брата, стоявшего рядом. — Ты опять обкурился до беспамятства, и теперь рассказываешь нам про «этого типа»?! — Кисаме неожиданно повысил голос, это, и его напряженная поза говорили о том, что едва сдерживал ярость.

— Послушай, — Мангетсу тоже начал терять терпение, — мои привычки тут совершенно не причем! Это…

— Нет, это ты послушай! — Кисаме шагнул к нему, схватил за ворот майки, резко дернув на себя. — Ты громишь собственный дом, напугал своего брата до смерти, после того, как в очередной раз приложился к этой дряни! Все эти твои закидоны, разговоры про «призраков», — Кисаме, с потемневшим от ярости взглядом, встряхнул его. — У всего есть предел, Хозуки! И, по моему скромному мнению, своего предела ты сегодня достиг!

— Если ты сейчас же меня не отпустишь, — Мангетсу втянул ноздрями воздух. Он сыт по горло беспочвенными обвинениями от человека, который его даже не слушает. Дальнейшие объяснения были бессмысленны. У Кисаме сформировался портрет его личности — наркомана-курильщика, и он оценивал его поведение по ярлыку, который сам же на него навесил. — Я сломаю тебе кадык, и ты больше не сможешь поделиться с нами своим «скромным мнением», — спокойно предупредил он, поднимая руку со сложенными пальцами, чтобы исполнить свою угрозу.

Кисаме разжал руку, не прерывая зрительный контакт, он отступил на один шаг. Суигетсу стоял возле них, зажав уши ладонями, чтобы не слышать, как они кричат друг на друга.

— Я серьезно, завязывай с этой дрянью, — Кисаме вздохнул, и устало потер переносицу. — Тебе нужна помощь, я узнавал, существует специальное лечение…

— Когда мне была нужна помощь, я ее у тебя принял, — напомнил ему Мангетсу о летнем фестивале. — Теперь мы в расчёте. И свои ценные советы можешь оставить при себе, — желчно процедил он. — Пойдем, Суигетсу, — он подошел к брату.

Они спустились вниз, и направились прочь от дома по темным улицам. Суигетсу несколько раз обернулся, глядя на зияющую дыру в стене, где когда-то было окно кухни. Кисаме смотрел им вслед, даже пройдя несколько кварталов, Мангетсу продолжал чувствовать его пристальный взгляд.

***

После ночного происшествия он так и не смог заснуть. Кисаме обыскал все местные реканы, но братьев Хозуки нигде не было. Он вернулся в разгромленную квартиру, надеясь застать их там, но те так и не появились.

При дневном свете разрушения выглядели совсем удручающе. Татами почернело после пожара, стена, разделявшая кухню от спальни, была сломана, судя по линии среза, Мангетсу разнес ее Хирамекарей. На кухне, там, где раньше было окно — зияла дыра, шкафы обуглились, водопроводные трубы торчали из стены, с них все еще капала вода.

Кисаме огляделся, осматривая подпалины на стенах и раскисшие от воды свитки и книги, валяющиеся на полу. Столько вреда, и все от щепотки травы, насыпанной в кисеру или скрученной в папиросную бумагу. Он снова почувствовал бессильную злость: как можно быть таким безответственным?! Идти на поводу у собственных слабостей, поставить под угрозу не только собственную жизнь, но и ребенка, человека, который полностью от тебя зависит!

Он отправил меня спать, а сам курил на кухне. А потом столкнул меня с футона, взял кунай, и велел убираться из дома! Он бросил кунай в стену, но там никого не было!

В этой ситуации Кисаме верил Суигетсу, а не его старшему брату, утверждавшего, что к ним в дом кто-то проник. Может, и Джинина все-таки Мангетсу убил?..

Кисаме замер: он занес ногу над валявшейся на полу фоторамкой и чуть на нее не наступил. Поднял ее — стекло треснуло, от воды нижняя часть снимка поплыла, но лица были хорошо видны. Он поставил рамку на уцелевшую полку.

Семья.

Как можно променять это на несколько минут кайфа и галлюцинации?..

Под ногами захрустели осколки, Кисаме опустил взгляд, и увидел, что наступил не на остатки посуды. Что это?.. Он опустился на корточки, глядя на полосатые черепки, черно-рыжая расцветка напоминала шерсть тигра. Он начал собирать наиболее крупные куски вместе, и глядя на то, что у него получалось, у него задрожали руки. Когда он потянулся к очередному осколку, то обнаружил под ним зуб.

Кисаме зажал его между пальцами, рассматривая на свету. У Суигетсу на смену молочным зубам давно прорезались акульи бритвы, это не мог быть его зуб. Кисаме почувствовал знакомую тяжесть желудке.

Это был зуб не кого-то из своих.

Выбитый зуб обычного человека. Обычного человека, который надел на себя полосатую маску, и проник в этот дом. Последний осколок с клоком налипших на него черных волос окончательно припечатал Кисаме к этому факту.

Тот, кто это сделал — умеет быстро перемещаться в пространстве незамеченным, и владеет техникой бесшумного убийства., вспомнились ему слова Забузы, когда они нашли Джинина мертвым в гостевом доме.

Поэтому Суигетсу никого и не увидел. Он еще слишком мал, у него нет боевого опыта, и ему показалось, что комната пуста, он не почувствовал постороннюю чакру. Даже Кисаме, когда пришел сюда, заметил только угасающую чакру Хозуки.

Кисаме в изнеможении провел ладонью по лицу, глядя на лежавшие перед ним доказательства существования чужака.

Хозуки сказал ему правду.

А он ему не поверил. Повел себя как свинья, наговорил всякого…

Он поднялся, понимая, что вернуть утраченное доверие теперь будет очень сложно, если не невозможно. Мангетсу гордец, он с ним не заговорит, даже если Кисаме перед ним разобьется в лепешку.

Но он должен попробовать все исправить.

***

Ветер набросал на берег пожелтевших листьев, после прилива на пляж вынесло разбитые ракушки и побуревшие водоросли. Море шумело, набегали волны, холодный ветер гнал их откуда-то с севера. Погода менялась, уже ощущалось едва уловимое дыхание зимы.

Кисаме не сразу догадался искать их на пляже. Но когда увидел кострище возле одного из накренившихся, ржавых баркасов, недолго думая сразу поднялся на палубу.

Прогнившие полы пружинили под ногами, он прошел в каюту, но там было пусто. Кисаме увидел обустроенную на полу лежанку, стопку книг, они точно ночевали здесь. Суигетсу должен был быть на учебе, а его брат…

Он почувствовал чужие пальцы, приставленные к своему виску, Мангетсу материализовался у него за спиной.

— Убирайся, — зашипел он. Кисаме чувствовал по его голосу, что от смерти его отделяют считанные секунды, а начавшая стекать с чужих пальцев вода, только подтвердила серьезность его опасений.

— Мне нужно поговорить с тобой, — Кисаме примиряюще вскинул руки. — Я был не прав, и пришел сюда обсудить ситуацию…

— А откуда мне знать, что ты с ним не заодно? — Мангетсу сильнее надавил ему пальцами на висок. — Ты ведь так старался выставить меня перед всеми обдолбанным идиотом!

— На то были причины, и я был бы признателен, если бы ты дал мне возможность о них рассказать, — Кисаме скосил глаза на стоявшего за плечом Мангетсу.

— Хорошо, — Мангетсу убрал руку от его головы. — Это твоя единственная возможность меня убедить. Я должен поверить твоему ответу, иначе я тебя убью, понял?

Кисаме кивнул, и они вышли на открытую палубу. За спиной Мангетсу садилось солнце, окрашивая воду алым, пляж будто тонул в гигантской луже крови. Вдалеке шумели чайки, сражаясь за место на крыше затопленной пагоды со своими собратьями.

Одетый во все черное, Мангетсу прислонился к борту, и, сложив руки на груди, выжидающе смотрел на него. Черты его лица заострились, а циничное выражение так вообще выскочило за всякие мерки.

Ни с одним человеком, с которым Кисаме доводилось спать, он не чувствовал себя таким ничтожеством как сейчас.

— Мизукаге отдал мне приказ, — начал он, выкладывая подробности миссии, не утаивая того факта, что он проследил за ним и Забузой. — Я пытался тебя защитить, поэтому…

— Защитить?! — сплюнул в ответ Мангетсу. — Посадив под замок в темном подземелье?! Нас держали в подвалах Кири несколько недель, я даже не был уверен, что выйду оттуда! Ты мог бы нам обо всем рассказать, тогда мы все — я, Джинпачи и Кушимару сдали бы Забузу. Или ты думаешь, что я не доложил бы, если бы мне стала известна дата нападения на Мизукаге? Тогда, в бухте, Забуза был хорош лишь на словах, я не ожидал, что он начнет действовать так скоро. И у нас был ты, у которого на руках были все карты! — Мангетсу прищурился. — Удачно выслужился перед Мизукаге? Повысил он тебя, пока мы трое гнили в карцерах?

— Я выполнял свою работу! — Кисаме, повинуясь порыву, сделал шаг в его сторону, вода за спиной Мангетсу забурлила. Он увидел силуэты плавающих вокруг баркаса удильщиков. Стоит Хозуки столкнуть его в воду и эти твари разорвут его на куски. — И я сожалею, что Ягура так с тобой обошелся, но я не мог повлиять на его приговор, — он остался стоять на месте. — В этой ситуации не было единственно правильного решения! Даже если бы мы все пришли в Мизукаге, не было никаких гарантий, что нас бы не обвинили в сговоре. Все равно бы нашли крайнего! Сначала им стал я, когда мне поручили следить за вами, теперь вы, после того, как Забуза устроил бунт. Возможно, и Джинин был крайним, — Мангетсу полоснул его злым взглядом, — но я готов поклясться, что я его не убивал, и верю, что ты этого не делал! — Кисаме решил вернуться к тому, ради чего и пришел сюда. — Я нашел следы у вас дома, и признаю, что был неправ, — он опустил взгляд, понимая, что одних слов недостаточно. — Там действительно побывал чужак. Я помогу тебе с ремонтом, вы можете пока пожить у меня…

Его перебили ритмичные хлопки, Мангетсу склонив голову на бок, медленно аплодировал, равнодушно глядя на него.

— Такую речь можно смело толкать со сцены, — он покачал головой. — Ты смешал меня с дерьмом, выставил ненормальным не только перед командой, но и перед моим братом. Собираешься делать ремонт в моем доме, — он хмыкнул. — В моем мать его, доме! Тебя ничего не смущает? — Кисаме недовольно поджал губы. — Да кто тебе дал право вмешиваться в мою жизнь?! А дальше что? Если бы ты не нашел подтверждение моим словам? Сдал бы меня под красные крыши?

«Красные крыши» — так у них называлась психбольница, это единственное здание в деревне, крышу которого покрыли красной краской.

Кисаме не ответил. Он вспомнил блуждающий взгляд Мангетсу, то, как он с жадностью прикладывался к своим сигаретам. Его странные реакции и вопросы. Испуганного Суигетсу, который прибежал к нему ночью…

Красные крыши.

Да он бы потащил туда Хозуки насильно, если бы был уверен в своей правоте.

Сейчас, стоя на ржавом баркасе, в лучах закатного солнца, глядя в глаза человеку, который собирался его убить, Кисаме понял, какая ничтожная малость отделяла его от того, чтобы разрушить чужую жизнь.

— Убирайся, — повторил Мангетсу, видя, что все ответы написаны у него на лице.

Пробормотав «прости», Кисаме направился прочь. Он шел по улицам деревни, не разбирая дороги, ноги сами привели его в кабак, и подумал, что напиться — это не такая уж плохая идея.

Он облажался.

Он смог рассказать Мангетсу правду, а тот показал ему, что он за человек. Кисаме хотелось придушить ту часть себя, которая считала, что имеет право решать за других.

Он сам не понимал, в какой момент стал таким. Он не считал своих собеседников глупыми, но в общение все чаще ловил себя на том, что разговаривал учительским, поучающим тоном, уверенный, что именно он лучше всего разбирается в предмете разговора.

Кисаме хотел, чтобы его не только слушали, но и слушались. Ему льстило, когда к нему обращались за помощью, нравилось видеть, что без него не могут обойтись.

Он смотрел на дно пиалы, как в бездну. Только что он понял про себя одну ужасную вещь — он сознательно хотел сделать Хозуки зависимым от него. Он ведь хотел его спасти, избавить от дурной привычки, сделать как лучше.

Кисаме смог бы убедить окружающих и врачей, что у Мангетсу серьезные проблемы с головой, он умеет подбирать слова, к нему бы прислушались. Добился бы принудительного лечения, ему бы это удалось, он умеет стоять на своем…

Кисаме уронил голову в сложенные перед лицом ладони.

Да он просто чудовище.

В кабаке было душно и накурено, приглушенные разговоры, взрывы смеха, все как всегда. Справа от Кисаме загрохотал отодвигаемый стул, и он увидел усаживающегося за свободный стол Джинпачи. Они уже давно не пересекались, и Кисаме хотел было подсесть к нему, чтобы не пить в одиночестве, когда увидел, что тот положил перед собой знакомую маску.

Его опущенные плечи и потухший взгляд указывали на то, что Кисаме понял все правильно. В стране Огня все пошло не по плану, половина отправленного туда отряда шиноби погибла. Те, кто смогли уцелеть, говорили, что с ними расправился генин, но Кисаме не слишком этому верил.

Но он верил тому, что видел сейчас: Джинпачи задумчиво гладил большим пальцем маску, представляя вместо нее чужое лицо. Кисаме не стал к нему подходить, проявив уважение к чужому горю.

Это был последний раз, когда он видел Джинпачи живым.

— Сегодня на редкость красивый закат, вы не находите? — обратился к нему изрядно подвыпивший, пузатый шиноби, со сдвинутым на бок протектером. Его красные щеки говорили о том, что он уже порядком набрался, и теперь отчаянно нуждался в собеседнике.

Кисаме кивнул. Закат, и, правда, был фантастический. В его лучах он чуть не погиб.

Он расплатился, и взял с собой еще две бутылки саке. Теперь он понимал, почему люди изобрели наркотики и алкоголь.

Доступные человечеству способы, чтобы забыться.

***

Они уже больше недели жили на пляже. Суигетсу воспринимал происходящее, как приключение или поход: ему нравилось готовить еду на костре, спать под открытым небом, и все пространство вокруг — одна большая тренировочная площадка.

Мангетсу объяснил ему, что тот «дядька», которого он однажды увидел ночью — вражеский шиноби-шпион, и тот ему поверил.

Думаешь, будто знаешь истину, но ты ошибаешься. Тебе известна лишь ложь.

После разговора с Кисаме, Мангетсу понял, что чужак имел в виду. Раз ему были известны подробности миссии Кисаме, то он должен был очень глубоко внедриться в резиденцию Каге. Его беспокоило это, но он не мог прийти к Ягуре с этим заявлением. Слишком рано. Слишком мало доказательств.

Мангетсу написал письмо Ао о своих опасениях, бывший наставник со своим бьякуганом, мог защититься от постороннего влияния, но тот ему пока не ответил.

Первые несколько дней, вспоминая Кисаме, и его приход сюда, Мангетсу трясло от злости. Он думал, что стоило прострелить этому самоуверенному ублюдку хотя бы колено, чтобы он понял, как глубоко он заблуждался на его счет, и не имел права распоряжаться его жизнью.

Мангетсу не покидал пляж, и брат стал его единственной связью с реальностью, среди окружавших их пустынного берега, затопленных зданий, моря, баркаса, и стай морских птиц. Ему нравилась такая уединенная жизнь, но он понимал, что они не смогут остаться здесь надолго.

Скоро зима, а баркас это временное укрытие, он не защитит их от холода. Суигетсу ходил на учебу, и расстояние до академии из-за их бегства от общества увеличилось почти в три раза. Конечно, брат ни на что не жаловался, но Мангетсу понимал, что и ему скоро осточертеет подниматься чуть свет, и возвращаться на закате.

Он видел, что Кисаме не отказался от своего намеренья — сделать ремонт в их доме. Он замечал пятна краски на одежде Суигетсу, застрявшие в волосах опилки… Мангетсу давно раскусил эту тактику — сначала Кисаме переманит на свою сторону брата, а потом и ему уже будет некуда деваться, и придется заключить перемирие.

Он понимал, что, не смотря на произошедшую стычку, своим равнодушием к разрушенному жилью, давал Кисаме повод вновь вмешаться в их размеренное существование. Дом — это его зона ответственности. Но мысли о засорившихся трубах, убитых плесенью стенах и отсыревшем татами вызывали лишь отвращение, а не желание все изменить.

Мангетсу устал с детства тащить на себе этот быт, зарабатывать деньги, и воспитывать брата. Поэтому растягивал образовавшуюся передышку — пусть Кисаме делает с их домом что хочет.

Даже если он решит заново спалить его дотла, ему будет все равно.

***

Мангетсу задумчиво смотрел, из окна каюты на плещущуюся в свете луны темную воду. Начались заморозки, по утрам крыша баркаса покрывалась инеем, а вода в его стакане покрывалась корочкой льда. Суигетсу по ночам кашлял, Мангетсу подошел к лежанке, и накрыл брата своим одеялом. Он его так и не подстриг, Мангетсу отвел от лица отросшие волосы, рассматривая знакомые черты. Природа не пожалела для него красоты, Мангетсу был уверен, что став старше, брат расцветёт, он будет выше него, а своей харизмой превзойдет даже отца. Он прижался своим лбом к его, в порыве щемящей нежности. Маленькое совершенство.

Суигетсу забухикал, глубже зарываясь в одеяло. Мангетсу отстранился и вздохнул.

Пора возвращаться.

***

Дом встретил запахами свежей краски и древесины. Кисаме перестелил полы, отремонтировал стены, разместил мебель так, что пространства стало казаться больше. Водопроводные трубы исправно качали воду, новая посуда была аккуратно расставлена на полках. О случившемся здесь погроме напоминала лишь фоторамка с треснувшим стеклом.

Мангетсу с тоской взял ее в руки, глядя на испорченный снимок. Он сегодня же приведет себя и брата в порядок, и завтра они сделают новую фотографию.

Начнут все заново, с чистого листа.

***

Снег слепил глаза, наброшенный на голову капюшон совершенно не защищал от ветра. На севере вечная зима, но Кисаме никак не мог привыкнуть к суровости этих мест.

— Мы засекли его! — крикнул парень с посиневшими от холода руками. — Отсюда на два часа!

Он и отряд из трех человек перешли на бег, по белоснежной поверхности замерзшего моря. Впереди только летящий снег и бесконечная пустота. Вскоре Кисаме увидел снежный холм, один из его спутников полез за катаной, но сенсор остановил его:

— Она не понадобится.

Подойдя ближе, Кисаме увидел торчащее из снега знакомое зеленое хаори, и на секунду прикрыл глаза. Они опоздали.

Хотя, Джинпачи наверняка не хотел, чтобы его искали. Дикие звери уходят из стаи умирать в одиночестве.

Он опустился рядом с телом на корточки, стряхнул с него снег.

Бледное, отдающее синевой лицо, на ресницах единственного глаза застыл иней. На бороде из-за дыхания остались мелкие сосульки… Он замерз здесь на смерть.

Джинпачи лежал на боку, прижимая к себе маску, будто только она могла его согреть.

— Очевидцы из местного рекана сказали, что видели его, выходящим пьяным из кабака на соседней улице, — отчитался невысокий шиноби, зябко потирая руки. — Он за кем-то погнался…

— О покойном либо хорошо, либо ничего, — перебил его Кисаме, поднимаясь.

Его спутники закивали. Кисаме смотрел на неподвижное тело, пока его готовили к транспортировке в Кири.

— Все катится к морским чертям, Ку. Все к чертям!

Не считая Забузы, от прежнего отряда их осталось всего двое. Их будто истребляли одного за другим. Обстановка в деревне становилась все хуже. Ягура подозревал в предательстве всех и каждого. После ухода Забузы начались репрессии, более сотни шиноби было отправлено за решетку.

Постоянные внутренние расследования и проверки, слежка и доносы.

— Все катится к морским чертям, Ку. Все к чертям!

Кисаме зябко повел плечами. Он не хотел быть следующим. Не хотел он, и чтобы им становился Мангетсу.

По свету в окнах он видел, что Мангетсу с братом вернулся домой. Но ближе к их кварталу Кисаме не приближался.

Все должно закончиться здесь.

Пожалуйста, пусть все закончится здесь.

Кисаме удалялся от места смерти Джинпачи, поймав себя на том, что молится.

Молится богу, в которого даже не верит.

***

Мангетсу вернулся с миссии рано утром. Брат был еще на учебе, но сегодня они должны закончить раньше — всю деревню щедро засыпало снегом, поэтому генинов и учеников академии отправили на снегоборьбу, расчищать дороги.

К тому же сегодня праздник, новый год. Они редко вместе праздновали, и Мангетсу был рад, что брат не окажется в праздники в одиночестве.

Обстановка в деревне его беспокоила, он видел, что дела становились все хуже и хуже. После ухода Забузы Ягура впал в неистовство, и теперь при малейшем доносе или сомнении в верности деревни, начинались аресты, а к кому-то сразу применялась высшая мера.

Нас всех тревожит происходящее, — писал в своем ответном письме Ао. — Политика Ягуры становится все жестче и нетерпимее, он будто намеренно уничтожает военную мощь Кири подобными мерами. Пока я и Мэй пытаемся разрулить ситуацию дипломатическими способами. Буду держать тебя в курсе.

«Пока»…

Мангетсу чувствовал, что с таким лидером, как Ягура, они все живут на пороховой бочке. Нужно быть вдвойне осторожнее. Может, Забуза, был не так уж и не прав?..

Он тряхнул головой, запрещая себе думать об этом. Забуза стал преступником, побег из деревни не делает ему чести. К тому же, сегодня праздник, и можно отвлечься, и подумать о более приятных вещах.

Мангетсу разложил на столе купленные сладости, солнце уже село, сейчас темнело рано. Вскоре в дом завалился раскрасневшийся от мороза Суигетсу. На штанах налипли сосульки, видимо он принимал жидкую форму, но мороз все равно успевал схватить образовавшуюся воду. Брат стянул ботинки, скинул подбитую мехом накидку, пришел на кухню, и сел у растопленной печи.

— Мы целую гору снега, собрали! — он показал рукой высоту.

— Сколько улиц расчистили? — улыбнувшись, спросил Мангетсу, набросив ему на плечи одеяло.

— Две, — брат показал на пальцах. — Но они были длиннющие! Я еще хотел в конце каждой каток залить, но мне не разрешили, — он недовольно поджал губы.

Мангетсу усмехнулся, представив торговцев, делающих сальто на льду, выйдя из-за прилавка. За окном окончательно стемнело, доносился шум, улицу заполонили люди с фонарями и факелами.

— Что там происходит? — спросил он у брата, заметив, что за воротами собрался почти весь клан.

— Не знаю, — Суигетсу пожал плечами, сунув нос в пакет со сладостями.

Мангетсу не понимал причины переполоха. Хоть он всегда сторонился соклановцев, хотел выйти на улицу, чтобы спросить, но его опередил стук в дверь.

На пороге стоял Митараи, и тяжело дышал. Он опирался на деревянный посох, было видно, что ему пришлось потрудиться, чтобы подняться самому на третий этаж.

— Мне нужен твой брат, — без приветствия начал он. Старик хотел пройти внутрь, но Мангетсу преградил ему дорогу. — Мой правнук, Химуро, пропал, — пояснил он. — Все видели, что они вместе возвращались после учебы…

Вот оно что. Мангетсу подумал, что если бы внезапно исчез Суигетсу, никто бы и пальцем лишний раз не пошевелил, и не стал бы организовывать поиски.

Тогда он даже не подозревал, насколько пророческими окажутся его мысли.

— Что вы видели? — Суигетсу вышел в коридор, и остановился рядом с Мангетсу.

— Ты же с моим правнуком в одном классе, — раздраженно отозвался Митараи. — Все видели, что вы вместе шли по улице…

— Какой еще улице? — Суигетсу удивленно вскинул брови.

Мангетсу смотрел на брата, понимая, что он сейчас откровенно издевался над стариком, возвращая ему его же вопросы. Он и сам бы повел себя точно также.

Мангетсу очень остро почувствовал, что помимо внешнего, между ними есть и духовное сходство.

— Нашей улице, — Митараи строго посмотрел на брата. — Хватит юлить! — он стукнул посохом об пол.

— Улица общая, — ответил, Суигетсу, не смутившись. — По ней все ходят. Я не видел Химуро, и не знаю, куда он пошел, — он пожал плечами.

— Если я узнаю, что твой щенок в этом как-то замешан, — Митараи вышел из себя, — я…

— Я тебя сейчас с лестницы спущу, — спокойно ответил Мангетсу. Это были его первые слова, которые он сказал бывшему лидеру клана за последние шесть лет, с того момента, как он чуть не убил его в ту самую зиму. — Не угрожай нам, — в его голосе скользнули опасные интонации. — Ты получил ответ на свой вопрос, а теперь проваливай.

Митараи, зло, сверкнув глазами, направился прочь, нарываться на драку в его возрасте было бы глупостью. Мангетсу закрыл дверь, дождавшись, пока шаги на лестнице стихнут, спросил у брата:

— Суигетсу, где Химуро?

— Скрылся, — равнодушно ответил он. Мангетсу пристально на него смотрел, понимая, что это не окончательный ответ. После случившегося с Кошкой Суигетсу шагнул в бездну, и теперь показал миру монстров, притаившихся в ней. — Под водой, — добавил он с улыбкой, от которой у обычного человека мурашки бы побежали по коже.

— Расскажи мне, — Мангетсу сел на колени, напротив брата и взял его за руки.

Он давно приметил это место во время своих одиноких прогулок. Со скалы стекал водопад, который сразу переходил в реку с мощным течением. Он хотел показать это место брату, но потом передумал.

«Знает один — знает один, — любил говорить Мангетсу поговорку, которую часто повторяли в Ангобу вовремя его обучения. А знают два — знают двадцать два».

Тогда Суигетсу считал это заумной скукотищей, но теперь понял, что значила эта фраза. Некоторыми вещами лучше ни с кем не делиться.

Даже с братом.

Поэтому он каждый день терпеливо приходил к водопаду у туманной скалы, и проверял, сковало реку морозом или нет.

Ведь чтобы его план сработал, ему придется пройти по очень тонкому льду.

Наконец, когда дороги замело, а снегопад и не думал прекращаться, река была схвачена морозами. Водопад все еще бурлил, Суигетсу растекся по земле, приняв полужидкое состояние, проскользил до середины реки.

Лед был тонким, прижавшись к холодной поверхности ухом, он слышал, как под ним шумела вода.

— Смерть! Смерть! Смерть! — шептала ему вода через тонкий слой льда.

Суигетсу лежал на животе, слушая ее успокаивающий шепот, а потом вернулся на берег, и, полный решимости направился в академию.

Пора.

Все оказалось проще простого. Он дразнил, кривлялся, корчил рожи, «совершенно безобразные», как сказал бы Кисаме, и вскоре Химуро погнался за ним.

«Смерть! Смерть! Смерть!», — пел свою песню ветер, пока он перепрыгивал через ветки и пролезал под поваленные деревья.

«Смерть! Смерть! Смерть!» — гудел водопад за его спиной, когда он, растекшись, переместился на середину замерзшей реки. Химуро сделал также, но Суигетсу давно заметил, что ему требуется больше времени, чтобы принять жидкую форму. У него была фора — три секунды, но ему хватит и этой малости.

Река ждать не будет.

— Я отрежу тебе нос, так же, как и твоей поганой кошке! — Химуро достал кунай, собираясь исполнить свою угрозу.

Он не замечал, что лед под его ногами пошел трещинами. Вес одного Суигетсу он выдерживал — Суигетсу специально старался, есть меньше, ради этого маневра. Но вес двух мальчишек — это уже слишком.

— Смерть! Смерть! Смерть! — застонали гнущиеся от ветра деревья.

«Когда выходишь один на один — не зевай и на месте не стой», — учил его брат.

Суигетсу ничего не ответил Химуро. К чему эти разговоры?

Он пришел сюда убивать.

Он растекся, и быстро переместился за спину своему противнику. Тот стал поворачиваться, чтобы ударить его кунаем, но лед, с громким треском проломился раньше, не выдержав их веса. Химуро, с широко распахнутыми от ужаса глазами, стал падать в прорубь, не успев ничего предпринять.

Ведь он такой медленный.

Суигетсу уже успел раствориться, и перетечь на безопасное расстояние. В жидком состоянии его вес распределялся равномерно, и даже растрескавшийся лед его выдержал.

Крик Химуро поглотила река, бурное течение уносило его все дальше и дальше, на глубину, под лед. Суигетсу поднялся на берег, отряхнул одежду от снега.

Кошка по имени Кошка была отомщена.

***

Мангетсу смотрел на спящего брата — тот отключился, так и не дождавшись фейерверка, утомленный длинным днем.

Суигетсу тщательно подготовился и провернул убийство без посторонней помощи, повел себя как шиноби. Он очень вырос за последний год, Мангетсу видел, что он непременно его превзойдет.

То, что его брат совершил преступление — убил соклановца, Мангетсу не волновало. Он все равно им гордился.

В окно кухни осторожно постучали. Мангетсу переместился туда, опасаясь увидеть кого-то из клана с неопровержимыми доказательствами вины Суигетсу, но это был Кисаме.

— Я слышал, что в вашем клане пропал ребенок, — начал он, когда Мангетсу открыл окно, пуская на кухню его и холодный воздух.

— С Суигетсу все в порядке, — опередил его вопросы Мангетсу.

Кисаме кивнул, и они, молча, стояли рядом, не говоря друг другу ни слова. Сколько они не виделись? Месяц? Больше?

На улице хлопнула шутиха, подсвечивая комнату оранжевыми всполохами.

— Джинпачи, он… — плотина, сдерживающая поток слов, переполнилась долгим молчанием, и не выдержала. Первый залп салюта будто стал сигналом для разговора, Кисаме начал первым.

— Да, я слышал, — Мангетсу кивнул. — Тело передали клану, они никого не звали на похороны. Как и родственники Кушимару, — добавил он.

— Я тоже не смог с ними попрощаться, — Кисаме вздохнул.

Снова залп салюта, кухня наполнилась зеленоватым свечением.

— Спасибо, что все починил здесь, — решил все же поблагодарить Мангетсу, понимая, что Кисаме не обязан был этим заниматься. — Хотя я все еще злюсь на тебя, — честно добавил он.

— Справедливо, — кивнул Кисаме. — Я и сам на себя злюсь.

Снова залп салюта, по небу рассыпались красные искры. Мангетсу вспомнил, что надо разбудить брата, тот хотел посмотреть фейерверк.

Суигетсу с трудом разлепил сонные глаза, но увидев в доме Кисаме, проснулся окончательно. Они все выбрались на крышу. Салют уже заканчивался, но последние залпы будут самыми яркими.

В глазах брата сияли золотистые искры, он сидел на плечах у Кисаме, радуясь атмосфере праздника. Несмотря на все испытания, выпавшие на его долю, он все еще ребенок.

На лице Кисаме была сдержанная улыбка, сквозь которую отчетливо проступала накопившаяся усталость. Мангетсу смотрел на него, и думал, что не стоило быть с ним таким строгим. Несмотря на все свои недостатки — Кисаме хороший человек.

Ведь сегодня новый год, и впереди их ждет триста шестьдесят пять дней новых возможностей, триста шестьдесят пять чистых страниц, которые можно переписать заново.

Эмблема Кири мерцала серебристыми искрами, а потом исчезла на небосводе. Суигетсу ушел обратно в дом, а они остались стоять на крыше, думая о чем-то своем.

— С новым годом, — тихо сказал Мангетсу, прижимаясь к плечу Кисаме, беря его за руку.

— С новым годом, — ответил он, сжимая его ладонь, переплетая пальцы.

Они смотрели на небо, думая о том, что возможно, по ту сторону мира, Амеюри со своими сестрами, Джинпачи и Кушимару тоже праздновали новый год, и стояли, как они, на крыше, держась за руки.

Что они все живы.

Живы где-то кроме воспоминаний.