Кисаме сидел на камне, задумчиво глядя в огонь. Уже стемнело, было давно за полночь, но он так и не покинул долину птичьих стай, не смог заставить себя уйти с пляжа.
Ему хотелось бросить в огонь свои воспоминания, все, что связывало его с этим местом. Устроить большой погребальный костер.
Он закрыл глаза ладонью, все, равно чувствуя подступающие слезы. Отпускать оказалось намного больнее, чем, если бы Мангетсу попросил его убить.
Островок света от костра обступили подвижные тени в масках АНБУ.
— Кисаме Хошигаки, — начал парень в маске совы. — Сдавайтесь. Вы обвиняетесь в государственной измене…
Кисаме неподвижно сидел, слушая обвинения, испытывая раздражение от того, что не может побыть наедине, со своим горем.
Раньше он сдался бы добровольно. Раньше он бы терпеливо прошел через все допросы, чтобы доказать свою невиновность, и верность деревне.
Но то было раньше.
Больше его возвращения оттуда ждать никто не будет. А с него хватит, он не готов пройти через все это еще раз.
Кисаме потянулся к самехаде, парень из АНБУ сделал выпад и неподвижно застыл: на пляже появился Ягура. Кисаме сжал челюсти. Даже если его противником будет сам Мизукаге, ему будет все равно — сегодня он убьет их всех.
Ягура замер с занесенной ногой для следующего шага, АНБУ по-прежнему не двигались, и не пытались его атаковать. Все это напоминало чертовский дерьмовый спектакль, с уродливыми, карикатурными героями.
— Эй-эй, полегче, — раздался смеющийся голос, и из тени выскользнула высокая фигура в полосатой маске. — Эти парни вполне безобидны, пока находятся под моим гендзюцу, — Кисаме заметил узор шарингана на радужке глаза незнакомца. — У меня есть к тебе предложение, — человек в маске подошел ближе.
— Я тебя слушаю, — ответил Кисаме, опуская меч.
***
Он возненавидел эту деревню с того самого дня, как увидел вихрь молний пронзающий ее сердце.
Поэтому он не мог отказать себе в удовольствии довести ее до упадка, и ослабить ее так, чтобы на арене международных отношений Киригакуре стала легкой мишенью для соседей.
Он заставит кровавый Туман за все заплатить.
***
— Тут ты ничего не поймаешь, — усмехается он, глядя, как мальчишка вытягивает на берег пустые сети. — Вся рыба отсюда давно ушла.
— Старик Ошо каждый день возвращается отсюда с уловом, — самоуверенно отвечает мальчишка, готовясь забросить сеть еще раз.
— И ты думаешь, он расскажет тебе про свои рыбные места? — насмешливо отвечает он. — Тебе надо ловить рыбу в той бухте, у баржи Жнеца. Я там вот такого сома видел, — он разводит руки в стороны, показывая внушительные размеры рыбины.
— Правда? — недоверчивый взгляд из-под светлой челки.
— Конечно, правда! — притворно возмущается он. — Эх, были бы у меня с собой сети, сразу его бы поймал! — вздыхает он. — Ну, мне пора, — он отправляется к причалу. Дело сделано, теперь можно просто наблюдать.
Мальчишка на несколько секунд завис, переваривая услышанное от местного торговца, а потом подбежал к компании детей местных рыбаков, игравших неподалеку.
— Я знаю место, где можно поймать огромную рыбу! Идемте со мной, я вам покажу!..
«Иди-иди», — думает он со злорадством. Загнать мурену в эту бухту стоило ему немалых усилий. Мечник из клана Хозуки был самым рассудительным и осторожным из всех. Ему было ради кого жить и что терять, поэтому пришлось использовать его брата как приманку.
***
Неудача с муреной позволила потом сполна отыграться в гостевом доме. Нужно было всего-то пару раз купить у Джинина крупную партию лунной воды, и тот стал считать его за «своего», его даже внезапное появление своего постоянного покупателя не удивило.
— Давай, обсудим нашу следующую сделку, — захмелевший Джинин усаживается напротив него на кухне, подливая ему саке.
Вместо ответа он активирует шаринган, и Джинин падает лицом в стол, даже не успев понять, что случилось.
***
Идея с «призраком» посетила его, когда он практиковался в использовании новой техники. Она показалась ему забавной, и он решил ее испытать на ней — Амеюри показалась ему идеальной жертвой. Вначале она даже в это поверила — ходила в храм, чтобы задобрить духов, пыталась поговорить с сестрами, чем вызывала у него приступы смеха. Он стал изводить одновременно и ее и Хозуки — напугать его младшего брата, материализовавшись ночью возле его постели, было ужасно смешно.
Но Хозуки смог как-то его раскусить, этот ушлый мечник и тут ему поддался, чем вызвал у него приступ беззвучного бешенства.
Он пришел к Амеюри в больницу, намереваясь добить ее окончательно. Мизукаге уже был полностью под его контролем, можно было больше не тянуть. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, он мог ее не опасаться.
Как оказалось, зря.
— Возможно, никакого загробного мира не существует — начал он, подходя ближе к ее постели. — Это я перемещал предметы в твоем доме, и набросился на тебя в рекане. Чтоб ты не скучала, скоро я перебью весь ваш отряд…
Она засмеялась. Громко и истерично, матрас заходил ходуном, Амеюри смеялась как безумная.
— Я сказал что-то смешное? — он встал рядом с ее кроватью, не понимая причин для веселья.
Лицо, искаженное болезнью, медицинские печати, просвечивающие сквозь одеяло. Мечник тумана?
Жалкое зре…
— Всех тебе не сломать! — с ненавистью процедила она, и наградила смачным плевком.
Маска стала с шипением рассыпаться, эта стерва плюнула в него кислотой или чем похуже. Если бы она попала ему в глаз… Пока она смеялась, он не заметил, как она складывала печати под одеялом.
В коридоре послышались шаги, эта дура своим хохотом разбудила сонную медсестру и охранников. Пришлось срочно убираться прочь, и оставить ее в живых.
Все равно она одной ногой в могиле.
***
Он ввалился в свое убежище, весь мокрый, правую сторону тела разнесло подчистую.
Чертов Хозуки!
«Всех тебе не сломать!»
Он вспомнил его яростный взгляд, руки водяных клонов, тянущиеся к нему со всех сторон. Что-то он в нем не разглядел, было в нем что-то особенное.
Он яростно сплюнул кровь от выбитого в драке зуба. Пусть даже он и проиграл, Хозуки все равно сдохнет!
Яд мурены сделает свое дело. Старик, из пещеры многое ему рассказал. Рассказал он, и о том, что от яда мурены избавиться невозможно, он накапливается в организме и медленно убивает.
Белый Зетсу восстановит его тело. А ему нужно просто подождать.
***
Он подождал, пока Джинпачи выйдет из кабака, как всегда пьяный, и вышел к нему навстречу из переулка между домами.
— Ку…шимару?! — удивленно проговорил он, глядя на него, вытаращив свой единственный глаз. От неожиданности он выронил на снег недавно купленные бутылки саке. — Сукин ты сын! Я знал, что ты не умер!
Он позволил ему приблизиться, а потом развернулся и побежал прочь, в сторону скованного льдом моря.
— Эй! Куда ты?! Я пойду с тобой!
Снег застилал глаза, а он все бежал и бежал веред, с каждым шагом удаляясь от города. Джинпачи продолжал его преследовать, до тех пор, пока не упал на снег без сил. Кушимару растаял, исчез в этой снежной буре.
— Кушимару! — заорал он. Ветер подхватил это имя, и понес прочь, за море.
Он звал его до тех пор, пока не осип голос, завал, пока из-за бурана стало невозможно ничего разглядеть. Джинпачи был из тех, кто думал: «я это переживу. Я готов к худшему». Но все равно лелеял маленькую надежду, и именно она в итоге и убила его, заставила замерзнуть здесь на смерть.
***
Он покидал деревню с чувством мрачного удовлетворения. Он завербовал в Акацки нового последователя, а восстановить свое положение на общественной арене и отмыться от крови Киригакуре сможет еще очень нескоро.
Он сполна насладился полученной властью. Пора двигаться дальше.
***
Ягура выпрямился в своем кресле, возникло странное чувство, будто он проснулся от долгого, затяжного сна.
Ему снилось, что он делал ужасные вещи: семейные убийства, репрессии…
Он зажмурился, и устало потер переносицу. Он не мог вспомнить ни какой сегодня день недели, ни какой сейчас год. Переутомился, наверное. Чем он занимался в последнее время?
Ягура стал перебирать разложенные на столе бумаги: приказ об аресте, смертная казнь, приказ, приказ…
Он долго смотрел в одну точку, понимая, что все, что он сотворил — не было сном. Он был не в себе, но смутно помнил незнакомца, кажется, он попытался его атаковать.
А дальше все как в тумане.
Он, опустив голову, долго смотрел на свои руки. Он уничтожил столько людей, пусть и не по своей воле. Население Кири теперь боится его и не доверяет ему.
Он был слаб, и позволил врагу собою манипулировать.
Он — ужасный лидер. Люди Киригакуре этого не заслуживают.
Он хотел провести собрание, но потом передумал. Оправдываться — это не по-мужски.
Ягура вытащил чистый лист, и написал на нем несколько строк. Поставил печать, положил его рядом со шляпой Мизукаге. Он хотел взять с собой посох, но потом передумал: пусть останется для потомков. Хотя, он поймет их желание вычеркнуть его имя из истории деревни и клана.
Он открыл окно, и, перемещаясь по крышам, направился прочь от резиденции Мизукаге.
Я сожалею, что принятые мною решения привели деревню к такому упадку. Считаю свои действия в отношении ее жителей недопустимыми и непростительными. Выбор нового управленца деревней возлагаю на действующий совет.
Прошу прощения у всех, кто пострадал от выбранного мною политического курса. И за то, что не могу сказать им об этом лично.
— Отправьте за Мей посыльного! — Ао выбежал из кабинета Мизукаге, сжимая в руке исписанный лист. — Созовите старейшин, нужно провести срочное собрание! — бойцы АНБУ появлялись и исчезали один за другим.
***
Ягура спустился к воде, это место идеально подойдет для того, чтобы зверь, запечатанный в нем, не нанес вреда деревне. Он огляделся: когда-то, шесть лет назад, здесь стоял город, а теперь часть побережья, из-за цунами ушла под воду. Тогда всем было трудно, помнится, он гордился своими навыками дипломатии, ведя переговоры между кланами.
А теперь…
Вокруг него порхали птицы, он остановился, осматриваясь вокруг. Надо же, сколько их тут. Такие беззаботные. Он отошел от берега на безопасное расстояние, и, запрокинув голову, взглянул на небо в последний раз. Птицы…
Хотелось бы ему стать одной из них, и парить под облаками, любуясь Киригакуре.
С этими мыслями он пронзил кунаем свое сердце и стал медленно погружаться в воду.
Стая поморников, с громким криком сорвалась со скал, и полетела домой, на север.