Не переживай, всё идёт по сценарию.

Осеннее небо цвета пепла давило на голову и предвещало ночной ливень. Это хорошо, под дождь приятно засыпать. Монотонный звук капель, разбивающихся о подоконник, успокаивает. Но сон сегодня точно откладывается. Мирон знал, что с минуты на минуту придёт Он. За последние несколько лет Фёдоров научился определять это безошибочно. И сейчас, смирившись с предстоящим, он стоял на балконе и медленно выдыхал сигаретный дым, игнорируя мелкую дрожь в руках. В памяти вдруг неожиданной вспышкой промелькнул день, когда это случилось впервые. Воспоминание было таким детальным и чётким, будто это было вчера. Мирон невольно стал прокручивать тот вечер в мыслях. 

3 года назад.

Ночной перелёт с несколькими пересадками. Конец тура. И лишь одно желание — нормально помыться и отрубиться. Под горячими струями воды идея «заснуть прямо в ванной» казалась не такой уж и глупой. Голова абсолютно пустая, Мирон вымотан. Тур был длинным и тяжёлым, но оно того стоило. Усталость была приятной, ведь он знал: сделали на уровне, так хорошо, как только могли. Но в следующий раз будет ещё лучше. Надо найти нового бэка. Тот парень путает текст и абсолютно не вливается в коллектив. Женя тоже это заметила и сказала, что поищет кандидатов. Пока об этом больно даже думать, хочется недели две просто тупить в твиттере и вести пьяные философские беседы о бренности бытия в семнашке. Как в старые добрые. Мирон даже улыбнулся собственным мыслям, но вдруг почувствовал укол тревоги где-то под рёбрами. Сердцебиение участилось, вода из приятно согревающей превратилась в обжигающую, желудок скрутило от «бабочек». По ощущениям это было похоже на паническую атаку. Накопившийся стресс вполне мог вызвать такое. Но уже через несколько минут стало ясно — это нечто, с чем раньше сталкиваться не доводилось. Страх усиливался с каждой секундой, растекался по телу густой чёрной смолой, обволакивал сознание и каждую мысль. Дрожащей рукой Мирон выключил воду и сел, потирая глаза пальцами до ярких кругов. «Дыши, дыши, просто дыши» — крутилось в голове. Мир вокруг буквально исчез. Остался лишь Мирон наедине с животным ужасом без видимой причины. Через двадцать минут он кое-как вылез из ванны, оделся и быстрым шагом направился к входной двери, надеясь, что свежий воздух поможет прийти в себя. Краем глаза Мирон заметил что-то странное в гостиной и остановился.

На диване расслабленно сидел человек. Он был одет во всё чёрное: свободные шорты, футболка, перчатки и мантия, покрывающая голову капюшоном. Лицо скрывала чёрно-белая маска. Но больше всего взгляд приковывал неоновый оскал от уха до уха во все 32 зуба. Человек лениво скрестил руки на груди.

— Ты долго, я уж думал, утопился от страха, — голос был слегка металлическим и от этого более жутким.

Мирон будто вышел из ступора и наконец смог что-то сказать.

— Ты ещё кто? Как сюда попал? 

— Какое бескультурье, Мирон. Мы же в Петербурге. Давай заново.

Даже сидя, человек был больше и крупнее. Что у него на уме — непонятно. Надо кому-нибудь позвонить. Порчи, да. Он ближе всего, приедет быстро.

Мирон потянулся к телефону.

— Брось, даже если он приедет, не поможет. 

— Чего? — угадать его мысли было легко, слишком предсказуемо. Мирон не удивился, но спросил, чтобы выиграть время.

— Я сказал: звонить бессмысленно, ты меня отлично услышал и понял. Сядь.

— Слышь, да какого…

— Сядь, — голос стал жёстче. Тревога снова накатила, но с такой силой, что невозможно было устоять на ногах. Мирон медленно сполз по дверному косяку и сел на пол.

— Ты… кто? — всё, что получилось из себя выдавить.

— Дитя первозданного хаоса, — в словах человека слышалась усмешка, — Если серьёзно, то собирательный образ твоей больной психики — Охра, — человек слегка склонил голову, — Не смотри так, будто это — что-то неожиданное.

— Мэн, что за бред ты несёшь? Свали прямо сейчас и обойдёмся без ментов, — постепенно дышать становилось легче.

— Проверим? — Охра сел ближе и уставился на Мирона.

— Так всё, я устал, и у меня нет времени на шизофреников,— Фёдоров резко встал. Охра хмыкнул, снова откинулся на спинку дивана и щёлкнул пальцами. Тут же весь воздух будто выбили из лёгких, страх вновь разлился волной по всему телу и парализовал его за считанные секунды.

— Я управляю твоими эмоциями. Я управляю тобой. И пока ты всё перевариваешь, с твоего позволения, я начну.

Та ночь была длинной. Наверное, самой длинной в жизни Мирона. Он сидел на полу и захлёбывался всеми теми воспоминаниями, которые вытаскивал со дна памяти Охра. Жуткие, стыдные, тревожные — для него не было секретов, не было тёмного уголка сознания, в который он бы не залез и не вытряхнул всё содержимое на поверхность. Охра наслаждался каждым мучительным отрывком прошлого, не забывая вставлять едкие комментарии, которые иголками вонзались под кожу. Казалось бы, разве могут причинять такую боль фрагменты собственной жизни? Люди просто многое забывают, делают вид, будто некоторых вещей не происходило вовсе. Мозг имеет интересную особенность: забывать или «замыливать до терпимого» всё, что сделало им плохо. Иначе мы бы свихнулись от всего дерьма, которым напичкана человеческая жизнь. Фёдоров сделал вывод, что его мозг тоже многое «отфильтровал», даже очень многое. Но новый знакомый заставлял не просто вспоминать, он делал так, чтобы Мирон прожил момент заново, снова прочувствовал все негативные эмоции. 

— Зачем это? Ты — часть меня, в твоих же интересах, чтобы я был в порядке, — Мирон сидел на полу, закрыв глаза и оперевшись о стену. Сил не осталось почти совсем.

— Вообще не так. Я… — Охра замолчал, подбирая нужное слово, — «издеваюсь» над тобой, потому что этого в первую очередь хочешь ты. Творческая натура требует некоторых душевных мук. Писателю не о чем писать, если всё хорошо. Счастье — это скучно, тупо и тривиально. Согласен? — Охра повернулся в сторону измотанного Мирона. Тот лишь сильно зажмурился и тихо замычал.

— Я понимаю, ты не в том состоянии, чтобы думать. Постараюсь объяснить максимально просто, — Охра вдруг встал, быстрыми шагами пересёк комнату и сел на корточки прямо перед Мироном, сжавшимся и переставшим дышать. 

— Да, я всего лишь персонаж, собирательный образ. Ты меня подсознательно создал, но хватит с тебя, теперь я самостоятельный монстр.

Воздух снова хлынул в лёгкие, Мирон глубоко вздохнул и открыл глаза. Тревога отступила, в комнате он был совершенно один. Первые солнечные лучи неуверенно касались оконного стекла и пробирались внутрь. 

«Ну прямо гоголевская нечисть, сгинула, как солнце встало», — пронеслось в голове до того, как сознание отключилось после пережитого. 

Настоящее.

Первые дождевые капли застучали по подоконнику. Где-то далеко уже громыхало.  Воспоминание всё ещё занимало ум Мирона и отвлекало его от страха. В то утро впервые за долгое время был написан текст, который не остался затерянным файлом в папке на рабочем столе, как это происходило обычно. Название трека пришло само, вариантов больше не было. Так появилась «Биполярочка».

Молния, промелькнувшая в небе, вернула его в реальность. Фёдоров затушил сигарету и медленно обернулся, зная, кого увидит.

— Чем займёмся сегодня? — Охра снова сидел весь в чёрном на своём любимом месте, как и четыре года назад, — выбирай: детство, юность или постарше? По-моему, мы давно не проходились по твоему детству, а там мнооого интересного.

Мирон как всегда ощущал страх и тревогу, но слишком сильно привык к этим чувствам и уже не подавал вида. 

— Ты же нереальный, да? Всего лишь галлюцинация? — Фёдоров знал ответ, но ему было интересно, что скажет Охра.

— Смотря что считать реальным, — спокойно ответил он.

— Тебя не видят окружающие, ты столько раз появлялся, когда рядом кто-то был. Они ничего не видят, значит тебя нет.

— Ты же не видишь, как Женя переживает и гадает, что на этот раз: наш поэт с ума сходит или снова юзает? Но это не значит, что она об этом не думает. Просто ты предпочитаешь не замечать косых взглядов.

Мирон молчал.

— Глупо бояться того, чего нет, — продолжил Охра, — Но ты боишься меня, значит, я очень даже реален. Разве этого недостаточно?

— Страх можно побороть, — ответил Фёдоров. Охра металлически рассмеялся.

— Можно, но ты за четыре года так этого и не сделал. Мы оба знаем почему. Ладно, эксперимент. Представь, что я пропал. Нужна ли тебе спокойная, но бесполезная и бессмысленная жизнь? Давай честно, ты не напишешь без меня ни строчки, Мирон.

Охра не всегда появлялся так. Были периоды, когда ужасом наполнялись лишь сны. В них не было разговоров. Мирон видел жуткую тень, ощущал её присутствие. В зеркале видел руки, которые тянулись к нему из темноты. Они были без перчаток, в татуировках. Но проснувшись, Мирон никогда не мог вспомнить, что именно они изображали и как выглядели.

— Ну так что? Я не слышу ответа, — вопрос прервал мысли.

Ответить было нечего, в голову пришли собственные строчки: «И даже, если здесь пропаду, крест на горбу, бегство - табу».

— Вот именно, табу. Лишишься меня — лишишься всего, чем дорожишь: славы, денег, постепенно и друзей. А главное — смысла жизни.

Мирон стоял и молча смотрел в пол. Он знал, что Охра прав. Но признать это — отдать ему полную власть над собой и признать поражение.

— Но ты не переживай, всё идёт по сценарию, —  насмешливое прощание, перед тем, как остаться одному.

***

Впервые за все четыре года Охра почти не омрачал жизнь своим присутствием. Лишь иногда появлялся во снах пару раз в неделю. Мирон не писал ничего, но чувствовал себя отлично. Жизнь снова наполнилась смехом, пьяными разговорами и посиделками с друзьями до утра на кухне. Вчера они сидели до четырёх и, кажется, обсудили всё. Женя обняла Мирона и сказала, что он выглядит лучше, и она очень рада за него. Проводив машину такси, Фёдоров ложился спать по-настоящему счастливым впервые за долгое время.

Проснулся он ближе к вечеру от настойчивых звонков Мамая.

— Давай, поднимайся, приводи себя в порядок и тащись в бар. Тут все наши. А ещё, хочу тебя познакомить с одним моим корешом, очень интересный человек, — Мирон пытался вставить хоть слово, но не мог, — Всё, я не хочу слышать отговорки, жду тебя, залетай.

Ладно, почему бы и нет? Всё равно никаких планов. Надо возвращаться в жизнь, пока есть возможность. Мирон встал с кровати, сделал все необходимые процедуры, сварил крепкий кофе и пошёл одеваться. Чёрная футболка и такие же джинсы — классика, сегодня не хотелось что-то выдумывать. Такси долго не находилось, но спустя 20 минут вызов всё же был принят. Сидя в машине, Мирон начал чувствовать зарождающуюся тревогу. Ту самую. Отлично, неужели снова? Захотелось тут же вернуться, но было поздно. Вот она, родная семнашка. Стало немного легче, Мирон вышел из машины и привычным движением потёр тату на шее. Улыбнулся. Все страхи моментально пропали. У входа курил Мамай. 

— Ну наконец-то, звезда в здании! — улыбнулись в ответ, — пойдём. 

Мирон расслабился. Здоровался с кучей знакомых лиц и параллельно болтал с Ильёй. Вдруг тот перевёл взгляд за спину Фёдорову и подозвал кого-то рукой.

— О, вот. Миро, помнишь, я говорил? — сказал он, разворачивая Мирона, — Знакомься, это мой хороший приятель — Ваня, он же Рудбой, а это Мирон. 

Перед ними стоял высокий парень в шортах и чёрной оверсайз футболке. Светлые крашеные волосы немного торчали из под кепки, надетой наоборот. Голубые глаза светились даже в приглушённом освещении бара и с интересом изучали Мирона. Одну руку парень держал в кармане, а другую протянул вперёд. Ладонь покрывала надпись «сценарий». Мирона прошиб холодный пот. Илья говорил что-то о том, как круто было бы им вместе поработать и уже набрасывал идеи одну за другой, Фёдоров не слышал его. Он вспомнил, что изображали татуировки во снах. 

— Привет, я Ваня. Рад знакомству, — дружелюбно произнёс он.

Мирон уверенно сжал руку, ничем не выдавая, что внутри всё сжалось, и ноги едва держат его. 

— Мирон, взаимно, — он приложил все усилия, чтобы голос заучил спокойно и не дрожал.

— Так, вы пока знакомьтесь, а я за пивом, — секунда, и Ильи уже не оказалось рядом.

Он не увидел, что простой на первый взгляд парень, моментально изменился в лице: глаза дьявольски блеснули, и улыбка превратилась в такой знакомый оскал. Охра засунул руки в карманы и хищно подмигнул Мирону.

Кажется, всё действительно идёт по сценарию.