Дротик со свистом пролетел через всю комнату и попал в самый центр ярко-красной мишени. Женя шумно выдохнул, потер глаза, которые зудели после непрерывного шестичасового марафона написания курсовой, и положил голову на подголовник большого кресла.
«Как же все осточертело», — пронеслось в голове.
Ветер за окном взвывал, беспощадно ломал слабые после холодной и колючей зимы ветки деревьев, отрывал еле державшиеся листовки со столбов, и теперь они кружили в грязно-белом вальсе по всему району. Очередной раз бросил уставший взгляд на плакат «We can be heroes just for one day» [1], который был повешен с целью мотивировать. Теперь цветастая надпись только раздражала, жутко бесила своей слепой и наивной, как июньское солнце, уверенностью в том, что он может побыть героем один день. Жене бы хотелось побыть им один день, ну ладно, максимум несколько, но геройствовать приходилось каждый день. Будто спасательная шлюпка в холодной черной воде, он каждый раз протягивал руку помощи. Но согласитесь, тяжело пытаться спасти утопающего, который по совместительству оказывался кракеном, который вместо того, чтобы схватить протянутую ладонь и выбраться в суровый мир, тянул на самое дно, однозначно и бесповоротно отказываясь выплывать на поверхность. Ведь им было так проще. Проще, когда тебя успокаивают, смотрят так, словно хотят сказать «Я побуду сильным, чтобы ты мог побыть слабым». Проще, когда твоим глупым поступкам находят миллионы оправданий, когда на откровенное ребячество и инфантильность закрывают глаза. Проще уткнуться хлюпающим носом в так любезно подставленное плечо.
Конечно, никто даже не пытался задуматься о том, что Жене так было не проще. Что у медали героя, который так самоотверженно рвался помочь, была и обратная сторона. Сторона, за которой стояла оглушающая пустота. С которой не всегда получалось бороться. Которая своей громогласной тишиной напоминала о том, кто он без этой брони из сочувствия и понимания.
«Явно не гений, миллиардер, плейбой и филантроп», — грустно хмыкнул про себя Женя.
Всего лишь мальчик, которого лишили заботы, который теперь пытался компенсировать это проявлением неравнодушия ко всем страждущим. Только вот судя по тому, какой зависимостью от чужих проблем это оборачивалось, вместо компенсации на выходе получалась еще одна головная боль.
Ноутбук противно пиликнул, оповещая о новом сообщении. В чате группы высветилась клоунская иконка Астафьева с изображением руля какой-то, судя по всему, дорогущей тачки и руки на ней. Одногруппник скинул фотку, где препод двумя ровными столбцами от руки выписал фамилии по парам. Надо было делать гребаный проект. Гребаный, потому что в пару поставили Астафьева. Того самого придурка, у которого явно какие-то терки с буквами, потому что общается он исключительно короткими и абсолютно бессмысленными голосовыми. Бесит.
Вы: «Надо написать введение, я могу этим заняться, а ты пока найдешь тесты для соц опроса»
Gri$hKa: «В смысле?»
Так и хочется ответить ему «неси хуй на коромысле».
Шумно втянув ноздрями воздух, который из-за бесючего Гриши накалился примерно до температуры шестого круга Ада, и быстро убрав упавшую на глаза кудрявую челку, Женя пытается не злиться раньше времени и нервно крутит кольцо на большом пальце правой руки.
Приходится объяснять Грише даже такие элементарные вещи.
***
Лиловый свет заката мягко ложится на просторный подоконник. Пальцы быстро бегают по клавиатуре, где-то на фоне мурлычет Дэйв Бэйли. Брови сосредоточенно хмурятся.
Усталость уже дает о себе знать: плечи костенеют- еще бы, сидеть в одном положении несколько часов-, в голове появляются зудящие мысли о том, что если сейчас встать и свалить в закат подальше от тупого Астафьева и такого же проекта, то мир не рухнет. Потом он как-нибудь исправит незачет.
***
Сумерки медленно опускались на город, неторопливо обволакивая его жителей спокойствием и каким-то томным чувством предвкушения предстоящего вечера пятницы, который был на удивление тихим, после того, что творилось днем. Постепенно пудровость апрельского вечера, а из-за серого московского смога не всегда можно наблюдать такую ясную, ничем не запачканную небесную синеву, сменилась резким неоновым светом, исходящим от многочисленных магазинных вывесок и билбордов. Небо сменяло блёкло-розовые оттенки на безликую тьму.
В чате группы опять стали появляться сообщения:
Катя (староста): «Кто-нибудь сможет завтра после второй пары помочь со сценарием?»
Gri$hKa: «Я»
Вы: «Головка от хуя», затем Женя быстро стирает напечатанное, задержав дыхание и убрав конечности подальше от кнопки Enter.
Затем переходит в чат с Астафьевым.
Вы: «Завра после 2 пары мы проводим опрос»
Gri$hKa: «Ну, уже не «мы», а «я» видимо))))»
Первой мыслью становится «Он знает что такое запятые?», а второй «Еще одна скобочка, и я запихну его же телефон ему в задницу».
Вы: »Нет, проект делают 2 человека, а не 1»
Напротив сообщения появляются две галочки- значит, прочитал. Прочитал и ничего не ответил. Пять минут. Десять. Конечно, он продолжает игнорить.
Психанув (что значило резко убрать закинутые на стол ноги, потому что он не умел сидеть ровно и нормально), закрыл резким движением ноутбук, влез в любимые черные джинсы и белую толстовку из Чехии и быстрым шагом направился в сторону двери.
Надо было как-то отдохнуть. Сделать небольшой перерыв, потому что в таком бешеном темпе невозможно жить. Даже не жить, а выживать от ночи до ночи, когда можно будет написать Роме, спокойно и без всяких дурацких перерывов, без назойливых и тупых Астафьевых. Оказаться в таком комфортном вакууме, состоящем из вечных подколов и подкатов.
Можно будет рассказать, наконец, о своих переживаниях и вывернуть, сам того не подозревая, наизнанку собственные мысли и душу. Зайти на территорию львов [2], а это всегда было нелегко для Жени. Но почему-то с Ромой говорить о проблемах и тех вещах, которые годами давили мертвым грузом было проще, чем с кем бы то ни было. Иногда он в каком-то смысле ощущал себя Атлантом, потому что когда речь заходила о былых травмах, то становилось невыносимо тяжело держать спину и плечи ровно, правда, все это дерьмо на звездное небо никак не тянуло, скорее на топкую и беспросветную тьму, затерявшуюся на отшибе галактики. Хотелось лечь, свернуться в комочек прямо на полу и больше не вставать, пока эта выставка неудач в музее лузеров не прекратится. Вот так застыть и ждать, когда он невесомо коснется кончиками пальцев плеча и тихо, так, что только Женя услышит, скажет: «Эй, это я, все будет хорошо», когда можно будет обнять его и ощутить, как щеку колет полосатый свитер.
Вот только лежать так возможности не находилось. На помощь приходили кошачьи мордашки, которые по-хозяйски расположились на краях страниц тетрадей и учебников, повороты по часовой кольца, частое пересчитывание браслетов на руке, миллионы подкатов к Роме, будто он ходячее воплощение слова «флирт». По-другому выживать не получалось.
Точнее, получалось, но только когда рядом был Рома. Когда светло-карие глаза внимательно и уж слишком пристально смотрели на него, будто видели самые далекие уголки души. Как будто на радужке скрывались ответы на все вопросы и все то, о чем Женя умалчивал. Хотя Рома в таких случаях говорил, что у Жени просто очень фантастически красивые глаза и отвести от них взгляд невозможно, но в воздухе (часто отчего-то дребезжащим, кода они сидели так близко) чувствовалась недосказанность.
И непонятно чего хотелось больше: утопиться в ясной прозрачности Роминого взгляда, его неподдельного интереса или кинуться ему на шею, покрепче вцепиться руками за ворот свитера и попросить, чтобы он не отпускал, чтобы не позволил утонуть в море собственных проблем.
Женя вышел на улицу, и легкие сразу же наполнили запахи апреля: сладкая черемуха, свежесть, сквозившая из каждого парка, пряная трава, которая еще не успела зачахнуть от выхлопных газов и шаурмы из забегаловки за углом.
Недолго раздумывая, Женя набрал номер Ромы. Вообще-то разговаривать по телефону не было его любимым занятием, но почему-то , когда речь заходила о звонках Роме, то вопросов не возникало.
Его голос успокаивал, заставлял забыть о дневной суете . Он будто легким ручейком лился через динамики телефона. Объем легких незаметно увеличился, стало легче дышать, а Гриша Астафьев остался где-то за пределами досягаемости, и на него сейчас абсолютно все равно.
На Москву постепенно опускалась бархатная ночь, из-за фонарей звезд не было видно, но Женя знал, что где-то там, чуть выше фонарей они светят и слабо мерцают, переливаясь россыпью бриллиантов. Невольно в голову пришло странное сравнение: вот здесь внизу- проблемы. Они как машины и люди, которые снуют туда-сюда, мельтешат перед глазами и очень часто злят. А там, над фонарями светят звезды, Женя был в этом уверен. Сияют и переливаются, как те редкие, но такие радостные и счастливые, моменты из жизни, которые Женя часто прокручивал в голове перед сном.
…он едет в метро, держа под мышкой цветочный горшок с двумя суккулентами, которые только-только завезли в магазин.
…рисует вечером в компании кактуса по имени Антон и слушает песню про Арабеллу [3].
…улыбается от нового сообщения Ромы и знает, что он в этот момент тоже улыбается экрану.
…гуляет один и перестает на крохотную долю секунды чувствовать себя Атлантом.
... Рома сказал, что погода сегодня солнечная, хотя за окном барабанил дождь, и на недоуменный взгляд Жени ответил: "Потому что солнце может быть одно, и это ты". Женя тогда в ответ кинул в его лицо, больше похожее сейчас на моську довольного кота, подушкой.
Женя без остановки перебирал воспоминания и внезапно осознал, что слишком много «звезд» связано с Ромой.
Даже сейчас, когда он говорил по телефону, то понимал, что Рома хорошо его знает. Слишком хорошо, потому что знал, когда надо сделать паузу, чтобы дать Жене выговориться, когда надо глупо (на миллиметровой грани с флиртом) пошутить. Когда надо сказать такие нужные и простые слова, которые остальные почему-то никогда не говорили.
И в этот момент Женя позволил себе забыться на долю секунды. Позволяет теплому порыву ветра взъерошить кудрявые волосы, которые через мгновение будут смахивать на птичье гнездо. Позволил забыть о гребаном проекте, который сдавать через неделю.
Позволил себе немного побыть слабым, потому что Рома сейчас рядом и протягивает руку, чтобы вытащить Женю из темной пучины, кишащей кракенами.
Позволил, потому что доверяет ему.
Примечание
[1]Речь идет о строчке из песни Heroes Дэвида Боуи (1977)
[2]На географических картах пятнадцатого века в углу изображали большое безымянное пространство, на котором были начертаны три слова: Hic sunt leones (здесь обитают львы — лат.). Такие же неисследованные области есть и в душе человека. Где-то внутри нас волнуются и бурлят страсти, и об этом темном уголке нашей души можно также сказать: «Hic sunt leones».
[3]Да это песня arctic monkeys, и что вы мне сделаете, я в другом городе.